Дорога тайн

Джон Ирвинг, 2015

Впервые на русском – новая сага о памяти и судьбе от блистательного Джона Ирвинга, автора таких всемирных бестселлеров, как «Мир глазами Гарпа» и «Отель „Нью-Гэмпшир“», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва об Оуэне Мини» и «Мужчины не ее жизни». Когда Хуан Диего вырастет, он уедет в США и станет знаменитым писателем. А в мексиканском детстве судьба ведет «читателя свалки» от приюта «Дом потерянных детей» к «Дива-цирку» с его дрессированными львами и воздушными гимнастами. У Хуана Диего есть младшая сестра Лупе, и она умеет читать мысли – но только он понимает, что она говорит. «Обычно она права насчет прошлого… Будущее она читает не так точно». Ей открыты все трагедии минувшего – но она пытается предотвратить бедствие, которое еще предстоит. И вот через много лет Хуан Диего отправляется из Нью-Йорка на Филиппины, где его грезы и воспоминания наконец столкнутся с грядущим. Удивительным образом рядом с ним всегда оказывается кто-нибудь из пары таинственных красавиц, матери и дочери, встреченных им в самолете… «От первой до последней страницы этот роман пронизан добротой и верой в любовь, в искупительную силу человечности, не скованной условностями и общественными институтами» (The New York Times Book Review).

10

Никаких компромиссов

— Увидимся раньше, чем ты думаешь, — сказала Дороти Хуану Диего. — Мы закончим в Маниле, — загадочно произнесла молодая женщина.

Лупе в приступе истерики сказала Хуану Диего, что они закончат в сиротском приюте, — так и оказалось, правда не совсем. Дети свалки — монахини, как и все остальные, называли их «los niños de la basura» — перевезли свои вещи из Герреро в иезуитский приют. Жизнь в приюте отличалась от жизни на свалке, где их защищали только Ривера и Диабло. Монахини в «Потерянных детях» — вместе с братом Пепе и сеньором Эдуардо — более внимательно присматривали за Хуаном Диего и Лупе.

У Риверы разрывалось сердце оттого, что его заменили, но он был в черном списке у Эсперансы за то, что наехал на ее единственного сына, а Лупе так его и не простила за то непочиненное боковое зеркало. Лупе сказала, что она будет скучать только по Диабло и Грязно-Белому, но она будет скучать и по другим собакам в Герреро, и по собакам на свалке — даже по мертвым. С помощью Риверы или Хуана Диего Лупе и сама обычно сжигала мертвых собак на basurero. (И конечно же, и Хуану Диего, и Лупе будет не хватать Риверы — они оба будут скучать по el jefe, несмотря на то что́ Лупе говорила о нем.)

Брат Пепе был прав насчет монахинь в «Потерянных детях»: они могли еще принять детей свалки, хотя и без особого желания; это их мать Эсперанса была для монахинь головной болью. Но Эсперанса для всех была головной болью — включая доктора Гомес, ЛОР-специалиста, которая была очень милой женщиной. Не ее вина, что доктор Варгас хотел заняться с ней сексом.

Лупе понравилась доктор Гомес — даже когда доктор осматривала ее гортань, а Варгас околачивался рядом, создавая дискомфорт. У доктора Гомес была дочь возраста Лупе; отоларинголог умела разговаривать с девочками.

— Знаешь, в чем особенность утиных ног? — спросила у Лупе доктор Гомес, которую звали Марисоль.

— Утки плавают лучше, чем ходят, — ответила Лупе. — У них между пальцами сплошная пленка.

Когда Хуан Диего перевел слова Лупе, доктор Гомес ответила:

— У уток между пальцами на ногах мембрана — то есть перепонка. У тебя тоже есть перепонка, Лупе, — она называется врожденной перепонкой гортани. «Врожденная» означает, что ты родилась с ней; у тебя в гортани есть перепонка, своего рода мембрана. Это довольно редко встречается, это означает, что ты особенная, — пояснила доктор Гомес. — Такое бывает один раз на десять тысяч рождений — вот насколько ты особенная, Лупе.

Лупе пожала плечами.

— Эта моя перепонка совсем не что-то особенное, — сказала Лупе, что требовало перевода. — Я знаю вещи, которых не должна знать.

— Лупе может быть ясновидящей. Обычно она права насчет прошлого, — попытался объяснить Хуан Диего доктору Гомес. — Насчет будущего она не так точна.

— Что имеет в виду Хуан Диего? — спросила доктор Гомес доктора Варгаса.

— Не спрашивайте Варгаса — он хочет заняться с вами сексом! — закричала Лупе. — Он знает, что вы замужем, что у вас есть дети и что вы слишком стары для него — но он все равно думает о том, чтобы сделать это с вами. Варгас всегда думает о сексе с вами! — сказала Лупе.

— Расскажи мне, о чем тут речь, Хуан Диего, — попросила доктор Гомес.

Ну и черт с ним, подумал Хуан Диего и пересказал ей все — слово в слово.

— Девочка и вправду умеет читать мысли, — отметил Варгас, когда Хуан Диего закончил. — Я думал о том, как признаться вам, Марисоль, но более конфиденциально, чем так, как вышло, — если бы у меня хватило на это смелости.

— Лупе знала, что случилось с его собакой! — сказал брат Пепе Марисоль Гомес, указывая на Эдварда Боншоу. (Очевидно, что Пепе пытался сменить тему.)

— Лупе знает, что случилось почти с каждым и что каждый думает, — объяснил Хуан Диего доктору Гомес.

— Даже когда Лупе спит, она читает чужие мысли, — сказал Варгас. — Не думаю, что перепонка в гортани имеет к этому какое-то отношение, — добавил он.

— Ребенка совершенно невозможно понять, — сказала доктор Гомес. — Перепонка в гортани объясняет высоту ее голоса — ее сиплость и напряжение голосовых связок, но не то, что никто не может ее понять. Кроме тебя, — добавила доктор Гомес, обращаясь к Хуану Диего.

— Марисоль — хорошее имя, расскажи ей о нашей ущербной матери, — попросила Лупе Хуана Диего. — Скажи доктору Гомес, чтобы она проверила горло нашей матери; с ней гораздо хуже, чем со мной! — настаивала Лупе. — Скажи доктору Гомес!

Что Хуан Диего и сделал.

— С тобой все в порядке, Лупе, — кивнула доктор Гомес девочке, выслушав, что Хуан Диего рассказал об Эсперансе. — Врожденная перепонка гортани не означает ущербности — это такая особенность.

— Некоторые вещи, которые я знаю, они не очень хорошие, — сказала Лупе, но Хуан Диего оставил это непереведенным.

— Для десяти процентов детей с перепонкой характерны врожденные аномалии, — пояснила доктор Гомес доктору Варгасу, но, говоря это, она не смотрела ему в глаза.

— Объясните слово «аномалии», — потребовала Лупе.

— Лупе хочет знать, что такое аномалии, — перевел Хуан Диего.

— Отклонение от общего правила, от нормы, — сказала доктор Гомес.

— Ненормальность, — сказал доктор Варгас Лупе.

— Я не такая ненормальная, как вы! — возразила ему Лупе.

— Чувствую, что мне не нужно знать, о чем это она, — пробурчал Варгас Хуану Диего.

— Я посмотрю горло ее матери, — сказала доктор Гомес, но не Варгасу, а брату Пепе. — Мне все равно надо поговорить с матерью. Есть несколько вариантов, касающихся перепонки у Лупе…

Марисоль Гомес, красивая и молодая мать, не стала продолжать. Лупе прервала ее.

— Это моя перепонка! — заплакала девочка. — Никто не смеет прикасаться к моим ненормальностям, — сказала Лупе, гневно глядя на Варгаса.

Когда Хуан Диего повторил это дословно, доктор Гомес произнесла:

— Это как вариант. И я посмотрю горло матери, — повторила она. — Не думаю, что у нее будет перепонка, — добавила доктор Гомес.

Брат Пепе покинул кабинет доктора Варгаса, чтобы найти Эсперансу. Варгас сказал, что ему также нужно поговорить с матерью Хуана Диего о ситуации с мальчиком. Судя по рентгеновским снимкам, ногу Хуана Диего не было смысла оперировать. Она заживет в том виде, как есть: раздавленная, но с достаточным поступлением крови и вывернутая в сторону. И это навсегда. Какое-то время никаких весовых нагрузок, как выразился Варгас. Сначала инвалидное кресло, потом костыли — потом хромота. (Жизнь калеки — это наблюдать, как другие делают то, что он не может сделать, — не худший вариант для будущего писателя.)

Что касается горла Эсперансы — это была совсем другая история. У Эсперансы не было перепонки в гортани, но анализ мазка из горла дал положительный результат на гонорею. Доктор Гомес объяснила ей, что в девяноста процентах случаев поражение глотки возбудителем гонореи нельзя обнаружить — никаких симптомов нет.

Эсперанса поинтересовалась, где у нее глотка и что это такое.

— Пространство в глубине полости рта, в которое открываются носовые ходы, пищевод и трахея, — ответила доктор Гомес.

Лупе не было при этом разговоре, но брат Пепе позволил Хуану Диего присутствовать; Пепе знал, что, если Эсперанса занервничает или впадет в истерику, только Хуан Диего сможет понять ее. Но вначале Эсперанса сказала, что ей на это плевать; у нее была гонорея раньше, хотя она не знала, что у нее это в горле. «Сеньор Трипак» — так выразилась Эсперанса, пожимая плечами; было легко понять, откуда у Лупе эта манера, хотя в девочке было мало от Эсперансы, — во всяком случае, на это надеялся брат Пепе.

Конец ознакомительного фрагмента.