Дни, когда я плакала

Джоя Гоффни, 2021

«Дни, когда я плакала» – легкая, полная сюрпризов, романтическая история о том, что любовь можно встретить в самый неожиданный момент. Выбор A Junior Library Guild Gold Standard. Восемнадцатилетняя Куинн хранит свои секреты в обычном блокноте. Она заполняет его разными списками, например, «Почему нравится одноклассник Картер Беннетт» или «Ложь обо мне, в которую верят люди». Но однажды дневник исчезает, и вскоре Куинн получает анонимное сообщение с угрозой. Девушка должна выполнить все пункты из своего списка «Сделать до окончания школы», иначе ее секреты будут раскрыты. Куинн намерена вернуть блокнот любой ценой, и, кажется, Картер – единственный, кто может помочь. Но что, если парень, который нравится ей, и есть тайный недоброжелатель? Для фанатов книг «Всем парням, которых я любила» Дженни Хан, «P.S. Ты мне нравишься» Кейси Уэст, «Записная книжка Дэша и Лили» Дэвида Левитана и Рэйчел Кон и «Все радостные места» Дженнифер Нивен. «Веселый, эмоциональный роман с милыми несовершенными персонажами, которые покорят ваше сердце». – Лиара Тамани, автор All the Things We Never Knew

Глава 9

Что я знаю о своей матери

Что я знаю о своей матери

1. Она выросла в одном из бедных районов Чикаго.

2. Она не вспоминает о своем детстве.

3. Ее старший брат был ее лучшим другом и защитником.

4. У нее был учитель, который помог ей выбраться из гетто и поступить в Колумбийский университет.

5. Познакомившись с папой, она решила, что он слишком высокого о себе мнения.

6. Ее раздражает, когда мы с папой оставляем еду на тарелках.

7. Ее мама умерла от болезни сердца.

8. Мы не ездили на похороны.

9. Она не знает, где ее отец и что с ним.

10. Ее брат был убит случайной пулей из проезжающей мимо машины еще до того, как я родилась.

11. Остальные члены семьи не признают факт ее существования.

12. Мы с папой — единственная семья, что у нее осталась.

Когда я захожу на кухню, мама сидит у бара, уставившись в свой айпад с полным бокалом красного вина.

— Простите-ка. Ты где была?

— Ой, извини, мам. Я была у Одена. Я…

— Не позаботилась о том, чтобы дать мне знать, где ты, — говорит она. — Я знаю, что через несколько месяцев ты переедешь в Нью-Йорк, но пока ты здесь, я требую, чтобы уважала наши правила. А теперь садись есть. Всё остывает.

При упоминании о еде мой желудок начинает урчать. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как я последний раз нормально ела. Я хочу съесть всё.

Я сажусь за барную стойку рядом с ней, впиваясь зубами в свой запеченный с начинкой картофель из «Джейсонс Дели», и она говорит:

— Кстати говоря, о Колумбийском университете. Я сегодня получила интересный звонок.

Я замираю, мое сердце леденеет, картошка застревает в горле. Это уже случилось? Почему шантажист начал так рано?

— Ты провалила тест по истории.

Я выдыхаю, кусочки картошки падают на стойку. Я не должна чувствовать облегчение, но чувствую.

— Мама…

— Ты знаешь, что Колумбийский университет может аннулировать свое согласие на твой прием, если твой средний балл упадет до конца года?

— Да.

— Точно? Потому что ты только что завалила важный тест, — она смотрит на меня с изумлением.

— Я исправлюсь. У меня был безумный день.

— Безумный день? — она поворачивается ко мне, гнев сверкает в ее глазах. — Я уже почти готова забрать у тебя машину из-за этого телефонного звонка от мистера Грина.

Пожалуйста, сделай это.

— Он разрешает тебе пересдать этот тест завтра утром, но тебе лучше усвоить, что у тебя будет не так много шансов, подобных этому, особенно с такой темной кожей, как твоя. Ты должна стараться в два раза больше, чем все остальные.

— Я знаю.

— А ты знаешь, как усердно мне до сих пор приходится работать, чтобы люди воспринимали меня всерьез в качестве адвоката?

Я киваю.

— Тебе нужно решить, чего ты хочешь от жизни, Куинн. Выбери самое важное. Выбери квартиру. Весь этот нерешенный бардак, — она пренебрежительно машет рукой, — это роскошь, которую могут себе позволить только богатые белые мальчики. Ты не одна из них. Тебе придется быть лучше, если ты хочешь составить им конкуренцию.

Я не одна из них. И я не лучше. У меня нет шанса составить им конкуренцию. Но как мне сказать ей об этом? Как сказать, что этот тест далеко не первый из тех, что я завалила за то время, что учусь в Хейворте? И, что еще хуже, что меня не приняли в Колумбийский университет.

Когда я заканчиваю есть, она говорит:

— Иди садись за уроки, пока папа не вернулся домой.

— Он едет домой? — спрашиваю я, поднимая рюкзак и направляясь к двери, выходящей на патио. Я не видела его после инцидента с Картером. Не думаю, что вообще хочу его видеть.

— Он уже скоро будет здесь. Ты должна пойти делать уроки в свою комнату. — Это значит, что мне лучше не быть здесь, когда он приедет, потому что сегодня у них определенно намечается ссора.

— Я пойду делать уроки на улицу.

— Куинн!

Я выскакиваю на патио, но тут же просовываю голову обратно в дверь.

— Я уйду, когда он приедет.

Я сижу на подвесных качелях Хэтти, готовясь к пересдаче теста, и пишу Картеру сообщение насчет нашего завтрашнего тура в Хьюстонский университет.

На задний двор опускается ночь. В нашем районе царит тишина — совсем не как дома у Хэтти. У Хэтти ночь полна звуков — хор сов, сверчков, иногда и вой койота, и голос Хэтти, поющей мне, чтобы я засыпала. «Ничего не бойся, я с тобою рядом». Голос Хэтти, поющей мне в саду. Голос Хэтти, поющей мне, сидя на пассажирском сиденье вездехода, и уносимый ветром. Голос Хэтти, отдающийся эхом у меня в голове.

Папа обычно отвозил меня к Хэтти, когда у них с мамой намечалась ссора, но, приехав туда, я не могла думать ни о чем другом, кроме как о происходящем дома. Будут они, когда я вернусь, всё еще оба там. Я никогда не говорила об этом вслух, но Хэтти знала. Она видела это в моих глазах.

Я шла за ней на кухню, сидела за столом, пока она готовила белый рис, и рассказывала ей, как прошел мой день, обо всем вплоть до момента, когда родители начинали ссориться. Когда я доходила до этого, мои глаза наполнялись слезами, и я моргала, чтобы сдержать их и не закапать ей скатерть.

Хэтти заполняла тишину голосом: «Ничего не бойся, я с тобою рядом». Это всё, на что я когда-либо могла рассчитывать, Хэтти всегда была там. А теперь ее нет. Теперь ее дом пуст. Теперь ее разум полон воспоминаний, в которых нет меня. И всё, что у меня от нее осталось, — эти подвесные качели.

Дверь на патио распахивается. Я выныриваю из своих воспоминаний.

— Куинн? — Папа обходит шезлонги и улыбается мне. Его смуглая кожа выглядит уставшей, особенно под глазами, а борода кажется поседевшей. Он наклоняется и пытается поцеловать меня в лоб, но я отстраняюсь от него, избегая его взгляда.

Он замирает в удивлении.

— Что-то случилось? — Он произносит это обвинительным тоном, словно если что-то и случилось, то непременно по моей вине.

Я кручу головой:

— Всё отлично.

Ты заставил темнокожего парня чувствовать себя незащищенным у нас дома.

Моя кожа такая же темная, как у него, так что я не могу быть уверена, что ты не думаешь того же обо мне. Я тоже преступница?

Ты не поговорил со мной об этом, а мне это очень нужно, ведь мне кажется, что я не знаю, кто ты.

И мне кажется, что тебе нельзя доверять.

Мне кажется, что я вот-вот взорвусь, если мы и дальше будем обходить эту тему.

Он говорит:

— Тебе лучше пойти делать уроки наверх.

Я закрываю тетрадь, беру телефон и рюкзак, не глядя на него.

— По правде говоря, я собиралась к Мэтту.

— Уже немного поздновато, чтобы заявиться к ним вот так.

Я прохожу мимо него с рюкзаком на плече.

— Меня пригласили.

— Как твои родители могут об этом не знать? Как тебе вообще удалось сохранить это в тайне? — Мэтт качает головой, уставившись в экран своего «Нинтендо Свитч».

— Ну, это я умею.

Он сидит на кресле-мешке напротив меня с мокрыми волосами, в пижамных штанах, с голым торсом. Я лежу на его кровати, глядя на потолок, чтобы не пялиться на завитки волос на его обнаженной груди.

— Они разве не просили тебя показать им письмо о твоем поступлении?

— Просили. И поставили его в рамку.

— Что? — он поднимает на меня ошарашенный взгляд. — Ты сама его сделала?

— В «Ворде».

Он фыркает.

— Ух ты. Так когда ты собираешься сказать им правду?

— Я вообще не планировала когда-нибудь им об этом говорить.

Он опускает свою приставку на кресло и наклоняется ко мне.

— Как? — у него нет других слов.

— Я просто… Я скажу им, что не хочу ехать в Нью-Йорк, а потом выкручусь.

Он с хлопком соединяет ладони и подносит указательные пальцы к губам.

— Это самое безумное, что я когда-либо слышал. Зная твоих родителей…

— Я просто еще не решила, как и что. Но последнее, что мне нужно, это чтобы кто-то рассказал им, прежде чем я сама найду способ это сделать.

Он вздыхает, снова поднимая приставку. И стоит ему только произнести:

— Ну я могу сделать так, чтобы мои родители не узнали, — как в открытую дверь со стопкой сложенных полотенец входит его мама.

— Сделать так, чтобы твои родители не узнали что? — спрашивает она, переводя взгляд с меня на него и обратно с приподнятой бровью.

Я приподнимаюсь на локтях, широко открыв рот и глаза. Мэтт отрывает взгляд от экрана приставки с тем же выражением лица. Мы оба пытаемся выдумать какую-нибудь ложь, и не знаю, как Мэтту, но мне в голову не приходит ничего, кроме правды.

— Лучше ответьте мне что-нибудь, — говорит она, положив полотенца на кровать и уперев руки в бедра.

Мэтт переводит взгляд на меня.

— Это секрет, мам.

Она поджимает губы. Потом вскидывает руки и поворачивается.

— Ну ладно. Но я всё равно узнаю! — и с уверенным видом выходит из комнаты.

Мы с Мэттом переглядываемся с выражением ужаса на лицах. Мы были почти на волоске. Он беззвучно произносит одними губами: «Это небезопасно».

Я шевелю губами в ответ: «Определенно».

Он слегка приподнимает подбородок, кивая на дверь, и встает с приставкой в руке. Я слезаю с его кровати и следую за ним, и мы тут же сталкиваемся с его мамой, прижавшейся ухом к двери. Она выглядит такой же растерянной, словно застуканной на месте преступления, так только что выглядели и мы.

— Мам, что ты делаешь? — ошеломленно спрашивает Мэтт.

— Я просто принесла тебе…

Ее руки пусты.

— Принесла мне что? — спрашивает он.

Она оглядывается на темный коридор.

— Принесла тебе хорошие новости: у нас завтра на ужин стейки. Мы будем рады, если ты к нам присоединишься, Куинн.

Мэтт качает головой и обходит маму.

Конец ознакомительного фрагмента.