Триумф нежности

Джудит Макнот, 1983

Высокий смуглый аристократ с гордым испанским профилем сумел бы с ходу завоевать сердце любой женщины, но только не Кэтрин Конелли. Так считала эта независимая девушка, пока не встретилась с мужественным, загадочным Рамоном. От этого мужчины буквально исходил чувственный аромат пуэрториканских ночей, и не поддаться его обаянию было совершенно невозможно…

Глава 5

Кэти провела следующее утро в мрачных предчувствиях. Появиться у родителей с Рамоном! Над предложением руки и сердца она старалась даже не думать. Неприятностей и без того ожидалось предостаточно. А вдруг они оскорбят его? Маурин явно забыла, что Конелли не всегда были богачами. Лучше сказать — очень постаралась забыть. С родителями дело не так плохо — они вежливы… Да, пока не почуют, что пахнет жареным. А уж если они заметят, что их драгоценная дочка влюблена… Это будет похуже, чем колкости и гримасы Маурин. Кэти поежилась, представляя художественное развитие темы о проходимцах и богатых невестах.

Рамон появился ровно в половине четвертого. Кэти впустила его в квартиру с бодрой улыбкой, которая если и ввела его в заблуждение, то ненадолго. Заключив ее в объятия, он поднял ее подбородок, посмотрел в глаза и сказал с мрачным юмором:

— Кэти, мы не собираемся атаковать неприступную крепость. Мы собираемся только лишь познакомиться с твоей семьей.

Его поцелуй был нежным и утешающим, и когда он ослабил объятия, Кэти почему-то почувствовала себя увереннее, и это чувство не ослабевало, пока они не въехали через каменные ворота в загородный клуб «Форест Оакс» и не остановились около дома ее родителей.

Дом с белыми колоннами, окруженный ухоженным газоном, представлял собой величественное сооружение. К парадному подъезду вела широкая дорога. Кэти ожидала, что Рамон восхитится или хотя бы удивится, но он только небрежно скользнул по зданию взглядом, как будто видел тысячу таких, и обошел машину, чтобы помочь ей выйти. Он так ничего и не сказал, пока они не прошли половину пути по аллее, выложенной кирпичом и ведущей к массивным входным дверям. Какой-то бесенок заставил Кэти отвести в сторону взгляд, полный странной насмешки, и спросить:

— Ну, как тебе?

Она засунула руки в задние карманы джинсов и сделала еще четыре шага, прежде чем поняла, что не только не получила ответа от Рамона, но что он вообще остановился.

Повернувшись, Кэти обнаружила, что он пристально ее изучает. Его взгляд неторопливо перемещался сверху вниз, выразительно задержался на ее губах и великолепной груди, затем исследовал грациозные линии талии и бедер, пробежал по длинным стройным ногам, остановился на сандалиях и опять вернулся к лицу.

— Мне кажется, — сказал он с тихой серьезностью, — что твоя улыбка может осветить темноту, а когда ты смеешься, твой смех звучит словно музыка. А твои волосы — как тяжелый шелк, светящийся в лучах солнца.

Завороженная этим глубоким голосом, Кэти замерла, чувствуя, как ей становится жарко.

— Я думаю, что у тебя самые голубые глаза, которые я когда-либо видел, и мне нравится, что они светятся, когда ты счастлива, и темнеют от желания… ко мне, разумеется. — Озорная усмешка раздвинула его губы, когда он взглянул еще раз на ее грудь, подчеркнутую бессознательно вызывающей позой. — И мне нравится, как ты выглядишь в этих брюках. Но если ты не вытащишь руки из карманов, я утащу тебя назад в машину и тоже суну туда руки.

Кэти медленно вытащила руки, пытаясь унять дрожь, вызванную его полукомплиментом-полунасмешкой.

— Я имела в виду, — сказала она охрипшим голосом, — что ты думаешь о доме?

Он взглянул на него и тряхнул головой:

— Прямо как из «Унесенных ветром».

Кэти нажала кнопку дверного звонка.

— Кэти, дорогая! — сказала ее мать, крепко обнимая ее. — Заходи. Все уже собрались.

Она улыбнулась Рамону, стоящему рядом с Кэти, и изящно протянула ему руку, когда Кэти представила их друг другу.

— Мы рады видеть вас, мистер Гальварра, — сказала она с безупречной учтивостью.

Рамон ответил, что он счастлив быть в их доме, и Кэти, которая стояла затаив дыхание, почувствовала, как напряжение спадает. Когда мать ушла, извинившись, Кэти показала Рамону дом. Затем они оказались на прекрасной лужайке, где пили, смеялись и болтали гости ее родителей.

Кэти была уверена, что они приехали на барбекю, но в действительности это оказалось пышным приемом с коктейлями, который заканчивался ужином на тридцать человек. Рамон был единственным мужчиной, одетым в джинсы, и Кэти подумала, что он выглядит весьма экстравагантно — но великолепно! Она с веселой гордостью отметила, что она не единственная женщина, которая его оценила. Друзья ее матери откровенно восхищались высоким темноволосым мужчиной, который шел рядом с ней, когда они кочевали, здороваясь, от одной группы гостей к другой. Кэти представляла его тем друзьям своих родителей, которых знала сама, наблюдая, как Рамон покоряет женщин ослепительной улыбкой и обаянием. Этого она и ожидала. Чего она не ожидала, так это его свободы в общении с преуспевающими бизнесменами. В каком таинственном прошлом Рамон приобрел этот светский лоск и спокойную учтивость, которые поразили Кэти? Он вел себя крайне непринужденно, свободно говорил на любые темы, начиная со спорта и кончая внутренней и внешней политикой. Кэти в этом никогда не разбиралась, особенно во внешней политике, и преисполнилась к нему уважения.

— Ты прекрасно осведомлен в международной политике, — заметила она, когда они остались на какое-то время вдвоем.

Рамон уклончиво улыбнулся:

— Я умею читать, Кэти. — Сдержавшись, Кэти отвернулась, и Рамон, угадав ее невысказанный вопрос, добавил: — Этот прием такой же, как многие другие. Где бы мужчины ни собирались, они обсуждают бизнес, если они все заняты в одной области. Если же нет, то обсуждают или спорт, или политику, или международные дела. Так всюду.

Кэти не совсем была удовлетворена его ответом, но решила продолжить этот разговор в другое время.

— Кажется, я просто ревную, — заметила она позже со смехом, когда сорокалетняя матрона с двумя взрослыми дочерьми завладела Рамоном на целых десять минут.

— Почему? — удивился Рамон. — Ведь все как обычно.

И это заставило Кэти подумать, что он привык к женскому восхищению.

— Потом они потеряют ко мне всякий интерес, как только обнаружится, что я простой фермер.

К несчастью, это было во многом правдой, что и тревожило Кэти. Обнаружилось это два часа спустя.

Гости сидели в богато обставленной гостиной, наслаждаясь великолепным ужином, когда сестра Кэти спросила с другого конца длинного стола:

— Чем вы занимаетесь, мистер Гальварра?

Кэти показалось, что звон столового серебра по английскому фарфору сразу же стих и все разом прервали беседу.

— Он занимается перевозками и бакалеей, — сымпровизировала она быстрее, чем Рамон смог ответить.

— Перевозками? Какими перевозками? — настойчиво повторила Маурин.

— А какие существуют? — уклонилась от ответа Кэти, уничтожающе смотря на сестру.

— Ты сказала, бакалея? — Брови мистера Конелли взлетели вверх с явным интересом. — Оптовая торговля или розничная продажа?

— Оптовая, — поспешно вставила Кэти, не дав Рамону даже рта раскрыть.

Рамон наклонился к ней, очаровательно улыбнулся и сказал громким, беспощадным голосом:

— Помолчи, Кэти, иначе все подумают, что я не умею говорить.

— Оптовая? — задумчиво переспросил мистер Конелли. Он всегда был рад поговорить о бакалейном бизнесе. — И чем же именно — распределением или распространением?

— Нет, выращиванием, — спокойно ответил Рамон, сжимая холодную руку Кэти под столом и тем самым извиняясь за то, что говорил с ней таким тоном.

— Я полагаю, акционерное общество? — спросил отец. — И большое?

Отрезая себе нежный кусочек телятины, Рамон ответил:

— Это маленькая ферма.

— Вы хотите сказать, что вы фермер? — допрашивала Маурин таким тоном, как будто это сообщение ее лично оскорбляло. — В Миссури?

— Нет, в Пуэрто-Рико.

Марк, брат Кэти, вмешался в разговор немедленно и неудачно:

— Джейк Настерс на прошлой неделе рассказал мне, что однажды нашел в партии ананасов паука из Пуэрто-Рико, который был вот таких размеров…

Один из гостей, которого, очевидно, не интересовали пауки, прервал неуклюжий пассаж Марка, обратившись к Рамону:

— Гальварра — это испанская фамилия? Я что-то слышал о каком-то Гальварре, но не могу вспомнить.

Кэти скорее почувствовала, чем увидела напряжение Рамона.

— Это довольно редкая фамилия. А имя мое достаточно обыкновенное.

Кэти улыбкой извинилась перед Рамоном. Но потом она перехватила взгляд матери, в котором было не просто раздражение, и внутри ее все сжалось.

Дальше было еще хуже, и ко времени отъезда настроение у Кэти стало совсем мрачным. Ее родители вежливо попрощались с Рамоном у дверей, но Кэти заметила тревогу в глазах матери, когда она провожала его взглядом. Не говоря ни слова, она старалась показать Кэти и, несомненно, Рамону, что не одобряет ни его, ни их дальнейших отношений.

Когда Рамон с Кэти уезжали, семилетний сын Маурин дернул мать за юбку и громко сказал:

— Мам, этот тип что — неотесанная деревенщина? Он в джинсах приперся.

— Пожалуйста, не употребляй таких слов!

Рамон вел машину молча, погруженный в размышления.

— Не расстраивайся, это я виновата, что предложила тебе надеть джинсы. — Кэти смогла заговорить, только когда они подъехали к ее дому. — Могу поклясться, что две недели назад мама говорила о барбекю.

— Это не важно, — сказал Рамон, — одежда не влияет на сущность людей.

Кэти не поняла, что он имел в виду, говорил ли о себе или о своих обидчиках.

— Я прошу прощения за поведение Маурин, — начала она снова.

— Кэти, можно подумать, что ты в чем-то виновата. Человек не может извиняться за другого. Смешно даже пытаться.

— Я понимаю, но это моя сестра, а мои родители…

— Любят тебя, — закончил за нее Рамон. — Они хотят видеть тебя счастливой, с надежным будущим и всем тем, что оно включает. К несчастью, как большинство родителей, они уверены, что твое счастье именно в этом надежном будущем. А если оно не будет таким, то, по их мнению, ты не будешь счастлива.

Кэти была поражена, что он защищает ее родителей. Уже у себя в квартире она в недоумении всматривалась в его загадочное смуглое лицо.

— Кто ты? — спросила она. — Ты защищаешь моих родителей, хотя прекрасно знаешь, что, если я решусь поехать с тобой в Пуэрто-Рико, они сделают все, чтобы этого не случилось. Сегодня казалось, что тебя забавляли, а не поражали люди, с которыми ты познакомился. Дом моих родителей — богатый дом, а ты его едва заметил. Ты говоришь по-английски с акцентом, но твой словарный запас больше, чем у большинства людей с университетским дипломом. Так кто же ты?

Рамон положил руки на ее напряженные плечи и тихо произнес:

— Я — тот, кто хочет увезти тебя от всего, что ты знаешь, от этих людей, которые любят тебя. Я — тот, кто хочет взять тебя в странную страну, где тебе придется трудно без языка. Я — тот, кто хочет ввести тебя в дом, где он родился. Дом с четырьмя комнатами, которые чисты, но не более того. Я — тот, кто понимает, что очень эгоистично с моей стороны мечтать об этом. Но тем не менее я попытаюсь это сделать.

— Почему? — прошептала Кэти.

Он наклонил голову и теплыми губами скользнул по ее губам:

— Потому что я верю, что смогу дать тебе счастье. Больше счастья, чем ты когда-либо мечтала.

Невероятно взволнованная нежным прикосновением этих губ, Кэти все же возразила:

— Но как я могу быть счастливой, живя в убогом доме, среди чужих людей? Даже поговорить ни с кем не смогу!

— Я объясню тебе позже, — внезапно улыбнулся он. — А сейчас я надену плавки, свои собственные, а не взятые взаймы.

— Ты… ты хочешь поплавать? — запнулась Кэти, не веря.

Улыбка Рамона была совершенно недвусмысленной.

— Я хочу, чтобы на тебе было как можно меньше одежды и, главное, чтобы мы были в уединенном месте. А это возможно лишь в бассейне.

Кэти пошла в спальню, быстро скинула одежду, надела необычайно яркое желтое бикини и придирчиво посмотрела на себя в зеркало.

Это был самый откровенный наряд из всех, которые ей случалось носить: две очень узкие полосочки материи, которые подчеркивали каждый изгиб ее тела. Ей бы никогда не хватило мужества появиться в нем раньше, но сегодня это казалось возможным. Почему-то Рамон вздумал держать ее на расстоянии, но, упрямо решила Кэти, она сумеет его переубедить. Она расчесывала волосы до тех пор, пока они не заискрились, и вышла из спальни, как раз когда Рамон появился из ванной. Он переоделся в черные плавки, они так подчеркивали его великолепное тело, что у Кэти пересохло во рту.

Тем не менее его реакция была неожиданной. Темные глаза обежали ее обнаженное тело с головы до ног.

— Переоденься, — произнес он таким резким тоном, которого она никогда от него раньше не слышала. И запоздало добавил: — Пожалуйста.

— Нет! — твердо ответила Кэти. — Я не собираюсь переодеваться. С какой стати?

— Потому что я прошу тебя об этом.

— Ты не просишь, а приказываешь, и мне это не нравится.

— Теперь я прошу, — по-прежнему упорствовал Рамон. — Пожалуйста, переоденься.

Кэти бросила на него уничтожающий взгляд:

— Я надела бикини, чтобы поплавать.

— Тогда я не пойду с тобой.

Внезапно Кэти почувствовала себя вульгарной обнаженной девкой, и она обвинила Рамона в своем унижении. Кэти вернулась в спальню, сняла желтое и надела зеленое бикини.

— Спасибо, — тихо поблагодарил ее Рамон, когда она вернулась в гостиную.

Кэти была слишком зла, чтобы говорить. Она рывком открыла стеклянную дверь во внутренний дворик, прошла через ворота и спустилась к бассейну, который был почти пуст. Ведь большинство людей праздновало сейчас со своими семьями День поминовения. Кэти изящно опустилась в шезлонг, не обращая внимания на Рамона, который стоял и смотрел на нее, держа руки на бедрах.

— Ты пойдешь плавать? — спросил он.

Кэти отрицательно покачала головой, стиснув зубы.

Усевшись в кресло напротив нее, Рамон прикурил одну из тех тонких сигар, запах которых ей так нравился, и нагнулся вперед, положив руки на колени.

— Кэти, выслушай меня.

— Я не хочу тебя слушать. Мне не нравится то, что ты говоришь.

— Все равно тебе придется это сделать.

Кэти наклонилась к нему так поспешно, что ее длинные волосы рассыпались по плечам.

— За этот вечер, Рамон, ты уже второй раз говоришь, что мне надо делать, и это мне не нравится. И если раньше мне хотелось стать твоей женой — пусть я знаю, что это невозможно, — то последние двадцать минут мне этого совсем не хочется. — Она поднялась на ноги, радуясь ощущению своего превосходства — это было новое чувство в их отношениях. — Только для спасения нашего вечера, нашего последнего вечера вместе, я пойду поплавать. Я уверена — именно это ты прикажешь мне сейчас сделать.

Три широких стремительных шага — и Кэти в бассейне. Несколько секунд спустя она задела рукой Рамона, который вспенивал воду рядом. Кэти плыла очень быстро, но не удивилась, когда он легко догнал ее. И когда он прижал к себе ее сопротивляющееся, неподатливое тело, она тоже не удивилась.

— Рамон, в бассейне еще четыре человека. Отпусти меня.

— Кэти, ты не могла бы помолчать и дать мне…

— Ты приказываешь уже в третий раз! — вышла из себя Кэти. — Убирайся!

— Черт побери! — услышала она в ответ. Рамон запустил руку в ее волосы и, повернув ее голову к себе, накрыл губы Кэти грубым поцелуем.

Кэти вырвалась и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Мне это не понравилось, — сухо заметила она.

— И мне тоже, — ответил он. — Пожалуйста, выслушай меня!

— Придется! Мне некуда деться — мы посреди бассейна.

Рамон не обратил внимания на ее злой тон:

— Кэти, у меня дух захватило, когда я увидел тебя. Если ты выслушаешь, я объясню, почему мне не хотелось, чтобы ты была так одета. Вчера мужчины перешептывались: неужели я спал с их «весталкой»? Они тебя так называют.

— Как? — переспросила Кэти с отвращением в голосе.

— Весталкой. Они тебя так зовут, потому что никто из них не спал с тобой.

— Тебя это удивляет, да? — с горечью произнесла Кэти. — Ты ведь думаешь, что с такими тонкими полосочками ткани на теле можно быть только шлюхой.

— Я очень горд тобой, — тихо прервал он.

Наконец-то они доплыли до того места, где Кэти смогла встать на ноги. Она ткнулась лицом в его грудь:

— Мне не хочется разочаровывать тебя, но и обманывать тоже. Я не девственница.

Она увидела, какое сильное впечатление произвели ее слова. Подбородок у него напрягся, но заговорил он о другом:

— Пусть это прозвище произносят шутливо, но оно свидетельствует об уважении. Но если ты появишься здесь в этих ленточках — на тебя накинутся, как свора кобелей на суку во время течки.

— Мне плевать на то, что они думают! И, — мрачно предупредила Кэти, когда он попытался открыть рот, — если ты прикажешь мне не ругаться, я тебя утоплю!

Он ослабил объятия. Кэти поплыла к лестнице, выбралась из бассейна и побежала домой.

Оказавшись у себя, она хотела запереться, но одежда Рамона была здесь, поэтому она закрыла только дверь своей спальни. Через полчаса, когда она уже приняла душ и лежала в постели, постучал Рамон. Кэти очень хотелось открыть дверь и позволить Рамону обнять ее. Достаточно было одного его прикосновения, и — она отказывалась что-либо понимать в своем поведении — она таяла и готова была уступить всем его желаниям.

— Кэти, перестань глупить и открой дверь!

— Я думаю, ты сам сможешь взять свои джинсы и убраться, — холодно сказала Кэти. — А мне нужно спать. — И она выключила лампу на ночном столике.

— Кэти, ради бога, не поступай так с нами!

— Пожалуйста, не объединяй себя и меня. «Нас» нет и никогда не было, — отрезала она. И, желая причинить ему боль, добавила: — Я не знаю, почему ты хочешь жениться на мне, но хорошо знаю, почему я не могу стать твоей женой. Пожалуйста, уходи! Я на самом деле считаю, что так будет лучше для нас обоих.

После этих слов в квартире наступила полная тишина. Кэти подождала некоторое время, затем осторожно открыла дверь спальни. Рамон ушел, потушив свет и закрыв за собой дверь. Она вернулась в спальню, села в постели, облокотившись на подушки, и включила лампу.

Какой она избежала опасности! Ну, не очень серьезной — ей и в голову не приходило выйти замуж за Рамона. В его объятиях она, правда, теряла голову — это верно. Но такое в ее возрасте случается, и Кэти Конелли не исключение. Но если она была ближе к капитуляции, чем ей казалось?

Ее работа не была такой уж интересной, мужчины, которых она знала, казались поверхностными и эгоистичными. А Рамон был полной противоположностью им. Он выполнял каждый ее каприз — в зоопарке он шел туда, куда она хотела. Если она уставала, он настаивал, чтобы она села и отдохнула. Если она задерживала взгляд на пирожках или мороженом, он тут же интересовался, не проголодалась ли она или не хочет ли она пить. Если она хотела плавать — он плавал. Если она хотела танцевать — он танцевал. «И при этом обнимал меня всегда», — напомнила она себе улыбаясь. Он никогда не позволял ей нести самой даже легкую сумку. Он учтиво открывал перед ней дверь и пропускал вперед, а не позволял двери захлопываться перед ее носом, как это делали многие ее знакомые. Они, казалось, говорили: «Ты, женщина, мечтала о равноправии, вот и открывай дверь сама!»

Кэти тряхнула головой. Что же с ней происходит, если она думает выйти замуж за человека только потому, что он нес ее сумку и открывал перед ней дверь? Но в Рамоне было нечто большее, чем эти мелочи. Он был так уверен в своей мужской силе, что не боялся быть нежным.

Мысли Кэти потекли в другом направлении. Если он на самом деле простой бедный фермер, то откуда он знает, как надо вести себя в обществе, за изящно накрытым столом? С какой естественностью он использует бесчисленные столовые приборы — а ведь это целая наука! И с богатыми друзьями ее родителей он держался непринужденно, на равных. И если он собирается жениться на ней, то почему до сих пор с ней не переспал? Прошлой ночью, на софе, он хорошо понимал, что она не в состоянии отказать ему ни в чем.

«Желай меня так же сильно, как я желаю тебя», — настаивал, умолял и заклинал он ее. А когда она наконец вспыхнула, он отстранился, закрыл глаза и хладнокровно попросил ее стать его женой. Вместо того чтобы заняться с ней любовью, он сделал ей предложение! Может быть, он подумал, что она невинна? Латиноамериканцы до сих пор высоко ценят непорочность, даже теперь, в дни сексуальной свободы. Продолжает ли он хотеть брака теперь, когда он знает о ней все? Кэти в этом сомневалась, и эти сомнения заставили ее почувствовать себя униженной и взбешенной. Рамон Гальварра прекрасно знал, как довести ее до безумного желания в постели, и он знал это не из книг. Что он о себе думает? Он-то давно потерял свою невинность. Кэти опустилась на подушки. Слава богу, она решила не ехать с ним в Пуэрто-Рико! Он бы настаивал на своем главенстве в семье, во время пикника он ясно это сказал! Он надеется, что его жена будет готовить, убирать и угождать ему! Ее ждет участь многодетной домохозяйки.

Конец ознакомительного фрагмента.