Игра за линией поля

Джули Дейс, 2022

Трэвис – одно имя заставляет мой желудок скрутиться крепким морским узлом. Звезда школьной футбольной команды. Любимчик моих родителей. Желанный женский трофей. Мой первый опыт. Я искренне радовалась, что нас поделили по разным сторонам страны.Так я ещё никогда не ошибалась.Трэвис остаётся звездой, сменилось лишь место.Теперь он чертов мистер Популярность университетской футбольной команды. И мы снова должны столкнуться. Мы ходим по одним и тем же коридорам. Сидим в одной аудитории. Обедаем в одном помещении. Выполняем одинаковые работы. Отныне мы ближе, чем раньше. Кажется, я готова дышать напалмом, чтобы не мучиться, потому что он снова готов ворваться в мою жизнь и напомнить обо всех совершенных ошибках.

Глава 10. Трэвис

Жёлтое кресло, оттенок которого приближён к золотому, буквально поедает задницу мягкой обивкой. Настоящая пытка сидеть на одном месте, я никогда не славился усидчивостью. Обычно туда, куда меня садили — там уже не находили. С годами ничего не изменилось.

Этот стейк-хаус больше напоминает ресторан средневековья, нежели современный бар.

Огромные римские колонны по всему периметру вдоль зала со столиками, укрытыми белоснежными скатертями. С каждой свисает шар света и отбрасывает тени на лица присутствующих. Над головой старинный кессонный потолок, в центре которого огромных размеров люстра викторианской эпохи. Небольшое количество столов в зале обосновывается тем, что по правую сторону прячутся несколько отдельных комнат с длинными столами для компаний, но сегодня там пусто, все гости сгустились в основном зале. Я предпочитаю направиться в сторону бара, расстелившегося на левой стороне, пока кто-то не вздумал повспоминать бурную молодость, из-за которой захочу наложить на себя руки. Как стало понятно: я не из числа любителей потрепаться за бокалом игристого. Неплохо было бы найти официантку, которая весь вечер посылает улыбки.

— Мой парень будет против, мистер Дюррей, — улыбка Одри такая же настоящая, как моя вера в Христа. Я едва сдерживаю смешок, когда прохожу мимо.

Но тёплая ладошка проскальзывает в мою и заставляет остановиться.

Её глаза встречаются с моими и молят о помощи. На мгновение кажется, что мерещится, потому что Одри просит помощи у меня.

— Да, малыш? — голосок Одри надламывается до мерзкого писклявого, который девчонки применяют, когда чего-то хотят.

Малыш? Ох, я на тонкой ниточке, которая удерживает от разрыва лёгких на почве смеха. Ей точно что-то нужно.

— Не знаю, о чём ты, — мне удаётся произнести ровным тоном. Я переключаюсь на мужика, которому она пытается отказать: — Она не моя девушка.

Ладонь Одри до хруста сжимает мою, а её острой улыбкой можно резать по металлу.

— Я так шучу, мистер Дюррей, конечно, мы потанцуем.

Она резко выдёргивает руку и направляется в центр зала, мужик следует за ней, утирая пот со лба платком, который уже можно выжимать. Не знаю, что это, но ему бы обратиться к врачу с проблемой потоотделения.

Я подхватываю бокал и присаживаюсь на высокий барный стул, уперевшись пяткой в выступ внизу. То ещё загляденье и веселье. Не могу сдержаться и улыбаюсь, делая небольшие глотки шампанского. Это один из лучших вечеров, ставлю сотню.

Одри идеально вписывается в интерьер. Её плиссированное ярко-красное платье струится по изгибам фигуры, открывает руки и лопатки, но закрывает грудь и колени. Длинная лямка через шею завязана в слабый узелок, при движении развивается по ветру и легко соскользнёт по плечам, стоит потянуть. Материал гармошкой прозрачный, под ним прячется более плотный подклад ткани. Её тёмные волосы, уложенные в слабые волны, перекинуты на плечо и открывают одну сторону изящной шеи. Каждый раз, когда её глаза встречаются с моими — янтарь извергает молнии, а улыбка, которой она одаряет партнёра — фальшивая до последней капли. Мне нравится, как легко ей удаётся быть кем-то другим: кем-то до усрачки милым, потому что обычно под подлинным милым подразумевается оттяпанная до локтя рука. Но сегодня она действительно милая настолько, насколько возможно. Затишье перед бурей. Бомба замедленного действия тикает в обратном отсчёте. Я жду, когда она рванёт.

Поднимаю бокал и слабо киваю, продолжая посмеиваться. Но быстро замолкаю, видя, что мужская ладонь опустилась чуть ниже поясницы. И тогда ставлю бокал на поднос проплывающего мимо официанта.

Я, конечно, козел, но не настолько, чтобы праздник свёлся к полиции и заявлению о совращении.

Маневрирую между столиками и хлопаю по плечу того самого мистера Дюррея.

Он оборачивается и замешательство отражается на его лице.

— Я пошутил. Это моя девушка.

Глаза мужика округляются. Он бубнит какие-то извинения и отклоняется, предварительно поблагодарив Одри за танец. Упомяну, что это уже их второй танец за час. Мужику не помогут даже таблетки для потенции, если решил вспомнить лихую молодость, тем более с дочерью своего друга. В лучшем случае ему понадобится хороший травматолог, в худшем — катафалк.

Я притягиваю Одри к себе и огибаю талию, ощущая её напряжение.

— Я не останусь должной за проявленное тобой милосердие, Кросс, — шипит она. — Если помнишь, как я благодарю, то больше не захочешь видеть такое спасибо.

— Переживу, — я натягиваю широкую улыбку. — И расслабься, малыш, мы же счастливая парочка влюблённых.

— Сложно осуществить невозможное, малыш.

— Сколько раз ты думала обо мне перед сном? Сколько раз ты ласкала себя, думая обо мне?

Её брови подпрыгивают от резкой смены темы.

— Хм, если сложить всё вместе и за несколько лет, то… ни единого раза.

Я улыбаюсь, на этот раз по-настоящему.

— Я ждал, что ты так ответишь.

— Молодец.

— Ага, знаю.

Так или иначе, Одри продолжает танцевать со мной, что на деле забавляет. Не думал, что она останется рядом дольше минуты. Но она близко. Её ладонь покоится на плече, из тела исчезло напряжение, лишь задумчивое выражение лица намекает на отстранённость. Физически она близка, но разум где-то далеко от меня.

Я пробегаюсь пальцами по ткани платья и следую по открытому участку на спине, от чего Одри вздрагивает и возвращается в реальность.

Её глаза находят мои.

— Напьёмся? — предлагаю я.

— Если ты решил, что так сможешь уложить меня кровать и трахнуть, как какую-то слабоумную дурочку, то попытка безуспешная.

Уголки губ дёргаются в крошечной улыбке.

— Сам факт того, что у тебя возникает подобная мысль — это подтверждение твоего желания оказаться в моей кровати.

Я наклоняюсь и прижимаю губы к её уху.

— И почему это сразу должна быть кровать?

Одри фыркает и отступает назад, создавая дистанцию.

— На тебе свет клином не сошёлся, Трэвис, отсеки мою голову, если это произойдёт.

— Я подточу косу к твоему появлению.

Она задирает подбородок и расправляет плечи, из-за чего взгляд автоматически опускается на грудь. Впервые в жизни думаю, что закрытые платья создал дьявол, хотя он был предусмотрительным и всё-таки снизошёл до одного открытого участка.

Я провожаю взглядом открытую спину Одри. Обнажённый кусочек дразнит мужские взгляды, в основном официантов и бармена, когда она дефилирует мимо них и останавливается рядом с отцом, который тут же кладёт ладонь на её спину и с теплотой смотрит на дочь. Всегда задаюсь вопросом, как у такого миролюбивого человека выросла Одри.

Я перехватываю новый бокал и делаю большой глоток.

Этого мало.

— Пиво, — объявляю бармену, который продолжает смотреть в сторону Одри.

Я не такой тактичный, как хотелось бы, поэтому откашливаться и тем более ждать не в моём репертуаре.

— Эй! — громко окрикиваю парня.

Он подпрыгивает и находит меня. Ужас поселяется в его глазах, как будто был пойман с поличным, из-за чего неожиданно выпаливает:

— Твоя девушка?

— Мой геморрой в заднице. Пиво.

За несколько секунд в руках появляется стакан с холодной жидкостью. Я топлю в нём разочарование и ищу ту, что утолит голод, заранее зная, что останусь голодным.

Мимо проходит хороший вариант, и я не теряюсь. Я был бы полным кретином, если бы не заметил, что каждый раз её путь прокладывается в шаге от меня. И нет, это не случайности. И да, я принял предложение ещё до того, как решил выдвинуть своё.

Направляюсь за незнакомкой, ощущая на затылке ту самую красную точку прицела автомата и руша теорию о том, что Одри является моей девушкой.

Через плечо ловлю её взгляд и подмигиваю, посылая ухмылку. Одри закатывает глаза и отворачивается, продолжая разговор с компанией стариков. Забавляет сам факт того, что она посмотрела вслед. Ревность — это вишенка на торте. Конечно, он и без украшения будет вкусным, но прекрасно сойдёт за приятный бонус.

— Я Ванесса, — говорит женский голос.

Я закусываю губу и посылаю её полуулыбку.

Сегодня тебя уволят, Ванесса.

— Трэв. Где тут туалет?

Ну, конечно, я знаю, где он, но почему бы не поиграть в дурочка?

Девушка вежливо улыбается.

— Я покажу.

Мы оба понимаем игру, но так всегда интереснее, нежели прямое предложение перепихнуться в туалете.

Пара поворотов и перед глазами белоснежная дверь, она вроде врата в рай, но в тот, где царит разврат.

Я подмигиваю девчонке и дёргаю ручку.

— Спасибо за помощь.

Она кивает и делает шаг назад, прижимая поднос с груди. Её карие глаза светятся возбуждением, но мы теряем зрительную связь, когда захожу в комнатку и закрываю дверь.

На небольшом пространстве разместилось несколько кабинок, напротив которых широкая гранённая столешница с золотистыми мойками и зеркала. Вряд ли мужчинам нужно столько отражающих поверхностей, но кто я такой, чтобы судить?

Я мою руки и поправляю чёрную рубашку.

Даже если моя проводница передумала, я с удовольствием поизмываюсь над Одри, задержавшись в одиночестве.

Тихий стук в дверь заставляет улыбнуться. В одиночестве я не останусь.

Каштановые волосы, собранные в хвостик на затылке, появляются первыми.

— У тебя же нет девушки, — утвердительно произносит она, появляясь полностью.

Я быстрым взглядом окидываю стройное тело, хотя не могу отделаться от скудного чувства, подсознательно сравнивая с изгибами Одри. Белая рубашка скрывает небольшую грудь, юбка-карандаш держится на узких бёдрах. Скучно, но создано для подобного рода заведений. Стоит дополнить очками, красной помадой и карандашом в пучке из волос, как всё заиграет совсем другими красками, прямо-таки фантазии школьника-девственника.

— Я бы не просил провожать, будь это так.

— Трэв, ты можешь быть тем ещё мудаком-изменщиком, — её голос приобрёл смелые октавы, это импонирует.

Я поднимаю бровь.

— Пришла поболтать?

— Хочу расставить точки над i. Я видела, что ты танцевал с девушкой.

— И тем не менее, посылала намёки, поводила до туалета и вернулась сейчас.

— До того, как вы танцевали, — настойчиво замечает она, словно пытается убедить себя.

— Но ты тут, и ты понимаешь, что мы не пересечёмся завтра, послезавтра или через неделю.

В её глазах появляется любопытство.

— Не настаиваю на повторной встрече, но спрошу, с чего бы такая категоричность?

— Я улечу завтра и не верю в отношения на расстоянии.

— Сойдёт. Ты хотя бы имя моё запомнил?

Я остаюсь честным и жму плечами.

— А нужно?

Клянусь, девяносто девять процентов девушек уйдёт, если будешь говорить с ними в подобной манере и прямолинейно. Но она остаётся и более того, расстёгивает верхние пуговицы рубашки. Мне ещё никогда не было так просто, поэтому слегка обескуражен.

— Ванесса, — напоминает она, встав рядом и подставив руки под кран, из которого бьёт струя воды.

Девушка смачивает изгиб шеи, наблюдая за мной в отражении зеркала.

— И у меня пятнадцать минут на перерыв.

— Чертовски легко с тобой, это настораживает.

Она расставляет ладони по поверхности столешницы, оттопыривает попку и выгибает спину. Её розовые губы складываются в улыбку.

— Мы хотим друг от друга одного, зачем усложнять?

Я больше не жду. Провожу пальцами вдоль позвоночника, улавливая, как меняется её дыхание, и сую под юбку, провожу пальцами между складками и улыбаюсь.

— Такая мокрая, — хрипота в моём голосе выдаёт желание, и одной ловкой сменой положений она оказывается между мной и раковиной.

Девушка издаёт сдавленный стон и прижимается к моему набухшему члену плотнее.

— Не дразни, — отзывается она и резко разворачивается, в следующую секунду оказываясь внизу.

Её большие глаза смотрят на меня снизу вверх, указательный палец скользит по пряжке ремня.

— Ловко, — усмехаюсь я.

Она смело расстёгивает ширинку и рывком стягивает брюки.

В потемневших глазах вспыхивает пламя, в следующую секунду она огибает тонкими пальчиками затвердевший член и делает медленные, томящие движения, из-за чего шиплю.

— Черт!

Я закрываю глаза и наслаждаюсь.

По спине пробегается волна возбуждения и приливает к паху. Её розовые губки на моём члене скользят по всей длине и вновь возвращаются к основанию, на смену им приходит язык, которым она следом облизывает головку. На секунду задаюсь вопросом, каким могу быть, но уже спустя мгновение подобные мысли исчезают. До этого нет дела. Я не из той эпохи, когда, взяв за руку, объявляют о семейном положении. Секс обесценен ровным счётом так же, как брак.

Расставляю ладони по столешнице перед собой, чтобы не рухнуть и наблюдаю, как двигается макушка. То ещё зрелище, когда перед тобой смелая, а не зажатая девчонка. Я никогда не был ярым ценителем скромности.

— Так хорошо? — спрашивает она, продолжая двигать рукой.

— Не болтай.

Она кивает, и лукавая улыбка трогает её губы.

Черт меня дери, она улыбается, когда сосёт мой член!

Сдохнуть можно!

Это будут те ещё пятнадцать минут, потому что главный подарок этим вечером, как оказывается, ждёт вовсе не именинника, а меня.

Глава

11

. Трэвис

Мне не нравится эта западня.

Родители сидят напротив друг друга за обеденным столом, и надеюсь, не из-за моего вчерашнего родео в туалете. Нас не видели, по крайней мере, я так думаю. И у меня нет номера телефона партнёрши по веселью, чтобы уточнить подобный нюанс.

Я встречаю взгляд отца.

Он смотрит на меня, как будто заранее ищет поддержку, и нервно теребит манжет рубашки. Но я всё ещё не понимаю в чём, черт возьми, дело. Хотя бы понятно, что причина не во мне, потому что в таком случае ребята, хлопающие по плечу, требуется мне, а не ему. Не менее прискорбное выражение на лице мамы. Они оба выглядят поникшими. В глазах грусть и некая паника, которая ослепляет вспышкой света, стоит им переглянуться.

У меня нет желания и тем более терпения ждать у моря погоды. Я не выдерживаю молчаливую паузу.

— Что происходит?

— Сын, есть разговор, — отец переглядывается с мамой и натянуто улыбается.

Я припадаю к проёму и складываю руки на груди, позволяя им вывалить новости.

— Мы решили развестись.

Мне кажется, меня оглушает волной ультразвука так, что из ушей кровь готова биться фонтаном.

— Что ты сказал? — собственный голос кажется чужим, как будто за меня говорит эхо.

— Мы разводимся.

Ко мне возвращается способность выражать эмоции. К сожалению, они далеки от радостных ликований.

Я раздражённо фыркаю и выглядит это как плевок.

— Да вы, мать вашу, оба прикалываетесь!

Но это не грёбаный прикол, судя по их лицам.

— Послушай, иногда людям лучше разойтись, — мягко доносит мама. — Их отношения изжили себя, как, например, наши, Трэвис.

Испытывая неимоверный гнев, кипящий под кожей, с дури швыряю вазу, которая оказывается маминой любимой. Стекло разлетается на мелкие осколки, но мне нет до этого дела.

— Трэвис… — снова начинается она, но я выставляю руку вперёд, останавливая будущие аргументы, оправдания и всё последующее припасённое ими дерьмо.

— Нет, — я стискиваю зубы. — Отношения, черт возьми, не могут изжить себя! Такое невозможно. Это сраное оправдание!

Я переглядываюсь между ними, не скрывая бешенство, граничащее с ненавистью.

— Два взрослых человека не могли удержать на плаву собственный брак, прикидывались, что всё, мать вашу, шикарно! Семейка из рекламы сока, усраться можно от счастья! Да нас можно печатать на обложке Family Circle!

— Трэв… — суровый тон отца не пугает, я лишь небрежно отмахиваюсь.

— О, да мне плевать, даже не пытайся утешить или как там это называется. Давайте лучше решим, кому я теперь достанусь. Кто будет брать меня по выходным?

— Ты всё преувеличиваешь, — тихо вздыхает мама, сцепив пальцы в замок так же, как я зубы.

— А знаете, разводитесь. Насрать. Вы оба слабые, как подошва на моих кроссовках.

— Милый, мы…

— Заканчивай, я не хочу слушать ваше дерьмо. Вы не смогли или не пытались дать друг другу второй шанс. Вы не перекинете ответственность на меня. Я не буду ничего решать. Мне плевать, делайте, что хотите, я сваливаю отсюда.

Зашибенно! Просто охренительно!

В одиннадцать утра я хочу спалить родительский дом к чертям собачим, чтобы уничтожить ложь, которой накормлен и которая преобразовалась в тошноту. Через несколько часов самолёт, а я бы с удовольствием воспользовался услугами частного лайнера уже сейчас.

Я забираю привезённые вещи и покидаю стены дома, не желая слушать голоса родителей и тем более смотреть в глаза.

Поверить не могу, что не увидел разлад. Что был слеп по отношению того, что происходит прямо перед носом. Этим двоим можно выписать Оскар за лучшую игру в счастливую семейку, интерес лишь сколько вообще это длилось. Будет апогеем, если с момента моего рождения. Слова мамы о том, что отношения могут изжить себя — не переставая крутятся в голове. Это как признание в том, что вы не пытались, не искали точки соприкосновения, не обзавелись чем-то общим. Тем, что могло стать лекарством для брака и его сохранения. Забавно, как легко люди отказываются друг от друга, придумав самое банальное оправдание, типа «мы разные люди», мои, кстати, подошли с особенной изобретательностью. Дело не в том, что вы разные люди, все вокруг разные люди вопль до индивидуального отпечатка пальца, а в том, что вы не хотели или не пытались создать свой мир.

Я захожу в первый по пути бар и начинаю с тяжёлой артиллерии.

— Виски.

Либо моё мрачное настроение, либо такое же выражение лица делают своё дело. Никто не спрашивает документы.

Одним махом осушаю стакан и кручу его между пальцев, уставившись в одну точку на неопределённое количество времени, словно какой-то псих. Так или иначе, я положил огромный хрен на каждого. Удивительно, как какой-то захудалый бар с пьяницами может стать местом, где уютнее, чем в доме, в котором вырос.

Я беру ещё один стакан и меняю стул у бара на столик с диванами у окна.

— Дерьмо, так это ещё не все сюрпризы на сегодня, — не скрываю раздражение, когда напротив свою задницу усаживает знакомое лицо.

Я делаю большой глоток, желая подавиться с сдохнуть на том месте, где сижу.

Вселенная не проникается ко мне милосердием. Кажется, всё накопленное она решила вывалить именно сегодня и именно на меня.

Я впиваюсь взглядом в урода напротив. Его карие глаза тоже растерянно не бегают по обстановке. Они смотрят в мои с вызовом и издёвкой. Держу пари, молитва, чтобы кто-то из нас откинулся или под задницей разрезало землю, открывая ворота напрямую в ад, не сработала.

— Выглядишь так, будто готов кого-то убить, — с ухмылкой замечает Стив.

— Какой ты чертовски догадливый, — саркастично бросаю в ответ. — Свали на хрен, пока этим кем-то не стал ты.

— Я тут из-за тебя вообще-то.

Я хочу сделать новый глоток, но стакан так и не достигает рта. Он замирает у губ. Сколько прошло времени? Сколько я пялился в стену?

Парень напротив играет бровями.

— Они попросили Одри, но она вернётся только через час, поэтому попросила меня присмотреть за твоей задницей, глотающей крепкий алкоголь во время позднего завтрака.

Я запрокидываю голову назад и разражаюсь смехом. Он звучит фальшиво, злорадно.

— Ох, да, подожду, когда они узнают, что она заслала ко мне своего сомнительного дружка. Их маленькая любимица поменяет о себе мнение.

Стив откидывается на спинку дивана. Растянув руки по бортику, он смотрит на меня с ухмылкой, как будто что-то понял.

— А тебя это беспокоит? Переживаешь, что был у неё после тебя?

Я допиваю остаток жидкости и со звоном ставлю стакан на стол. Рука поднимается вверх, тем самым, заявляя о добавке.

Теперь нужно некоторое время, чтобы переварить то, что мог ошибиться и Одри всё же была с кем-то. Лицемерно с моей стороны, потому что сам не являюсь верным рыцарем в сияющих доспехах. Более того, меня интересует ещё кое-что, например, что он посвящён в тонкости наших взаимоотношений.

— Твой член не способен взволновать меня, — в конечном счёте, всегда можно обороняться ложью. Отчасти, меня действительно не волнует его сексуальная жизнь, она красноречива так же, как и моя.

— Но, если он будет находиться внутри Одри, ты проникнешься интересом.

— Как видишь, мне до сих пор насрать. Делай выводы.

Стив замолкает, но по его губам продолжает бегать раздражающая усмешка. У мудака отсутствует инстинкт самосохранения, а я переполнен желанием выплеснуть злость. Он мог стать хорошим вариантом для драки, лучший противник из имеющихся вокруг, но Одри души не чает в ублюдке. Я не готов выпускать пар и усугублять, жертвовать тем крошечным светом, что остался внутри неё по отношению меня. Она не приехала сама, но подумала о том, чтобы кого-то приставить. Ей не плевать, это немного радует.

— Так что, Кросс?

Я приподнимаю бровь и принимаю новый стакан с выпивкой.

— Что скажешь?

— Посвяти меня в детали вопроса, — жидкость всё ещё обжигает горло, но уже не так, как первый стакан.

Стив смотрит на меня, улыбаясь во все тридцать два белых.

— Ты с ума по ней сходишь, — он качает головой и издаёт смешок.

— Я бы не сидел тут с тобой, будь это так.

— А что бы ты делал? Сворачивал горы ради неё?

Я нехотя киваю.

— Так и есть, но получается, что мне насрать. Забирай и наслаждайся, пока не надоест.

— Без проблем, тебе-то не светит.

— Думаю, ты сам знаешь, что у меня нет проблем с сексом, как и у тебя.

Он щёлкает пальцами, как будто пришёл к какому-то выводу.

— Трахнуть какую-то малознакомую девчонку не проблема, проблема в том, что тебе этого недостаточно. Это так… выпустить пар, хотя тоже не весь. Чтобы угомонить это чувство, тебе нужна Одри. Секс — это не только физически, но и эмоционально. Ты не получаешь насыщение и остаёшься голодным. Всё будет только с ней, потому что хочешь её головой и телом. Даже не рассчитывай, что получится обмануть себя.

— Надеюсь, на сегодня все наставления, Гуру? Или ты всё ещё думаешь, что я собираюсь обсуждать с тобой жизненные трудности?

— Я бы послушал.

— Придётся обломаться, а лучше всего свалить, тем самым, облегчив мне существование.

— Не в моих интересах. Честно говоря, я тут даже не из-за просьбы Одри, а из любопытства.

Стив потирает между большим и указательным пальцами подбородок, вглядываясь в моё лицо. Я закатываю глаза и делаю глоток, чтобы хоть что-то помогло вынести его присутствие. Алкоголь отличный способ, даже если через пару часов не пустят в самолёт и придётся отсыпаться в зале ожидания.

Мой взгляд ползёт по татуировкам на его руках, а разум пытается отыскать хотя бы что-то, что привлекло Одри, потому что вопросов, что привлекло его — нет. К сожалению или счастью, я всё ещё затрудняюсь ответить, что она в нём нашла.

— Хочу понять, есть ли что-то у неё к тебе, — Стив нарушает молчание.

Как точно подмечено, вот это я тоже с удовольствием узнаю.

— С тобой и так всё понятно, хотя… — он продолжает рассуждать, не дожидаясь ответов от меня. — Мне бы понять логику, которой руководствуешься и причину, почему отказываешься.

— Клянусь, тебя озарит, когда свалишь.

Его взгляд поднимается выше и останавливается над моей головой. Уголок губ парня дёргается.

— А вот и она.

Я резко оборачиваюсь и упираюсь глазами в девушку, вышагивающую мимо столиков с такими же ценителями спиртного. Дерьмовое утро может быть не только у меня.

— Спасибо, что выручил, — Одри обнимает Стива, и он привлекает её ближе, ухмыляясь мне.

Я показываю средний палец и беззвучно говорю:

— Ешь дерьмо.

Стив игнорирует и поднимается на ноги, награждая её такой очаровательной улыбкой, что всё выпитое рвётся в обратном направлении. Никогда его не переваривал, и дело не только в их дружбе, а чём-то для меня до сих пор непонятном. Может быть, потому что между нами есть сходство, а я никогда не любил себе подобных.

Он салютует прощание и, сунув руки в карманы джинс, направляется к выходу.

— Я даже не буду спрашивать, какого хрена тут делаешь ты или подослала его, а спрошу, как нашла.

Её янтарные глаза останавливается на мне.

— Программа на твоём мобильнике, которую родители установили в четырнадцать.

И как я забыл? Стоило бы избавиться от этого жучка на хвосте.

Одри продолжает стоять, возвышаясь надо мной. Её длинные ноги обтягивают джинсы, чёрная водолазка заправлена под ремень, тем самым, подчёркивая все нужные изгибы талии и бёдер, ремешок небольшой сумки перекинут через плечо и тянется вдоль тела, создавая ямку между грудей. На несколько секунд взгляд застывает на туфлях с отрытым носком и шнуровкой по центру, после чего возвращается к лицу.

Она отводит собранные в конский хвост волосы за спину и указывает подбородком на стакан.

— И с каких пор ты пьёшь с восходом солнца?

— А с каких пор совершеннолетний мальчик должен отчитываться перед кем-то?

— Чувствуешь, чем тут пахнет?

Я иронично поднимаю бровь.

— Твоим дерьмовым чувством юмора?

— Ха-ха-ха, — искусственным смехом, протягивает Одри.

Я допиваю остатки.

— Какого черта тебе нужно? Не помню, чтобы звонил и приглашал присоединиться.

— Вчера предлагал.

Одри бесцеремонно падает на противоположный диван и одним грациозным движением кладёт ногу на ногу. Обожаю язык её тела, сейчас поза читается как закрытая. В случае чего, она готова обороняться.

— У предложения истёк срок годности.

— И? — она ставит локоть на спинку дивана и подпирает висок.

— А? — не могу удержаться, Одри как магнит для засранца внутри меня. Она вытягивает его на поверхность.

— Собрался играть со мной в гласные? — её носик морщится. Это явный признак неодобрения.

— Всяко лучше, но ещё хочется спросить, какого хрена тебе надо от меня?

— Твои родители переживают.

— Так позвони и скажи, что я в норме и счастливого пути.

— Я не уйду.

— Раз уж на то пошло, может, пойдём в туалет и трахнемся? Скрасим время и печаль чем-то приятным.

На этот раз черты её лица не искажает отвращённая гримаса. Она быстро привыкает к скверной стороне моего характера.

— Я бы съездила тебе по роже и ушла, будь другая ситуация.

— Но ситуация дерьмо, не откажешь же убитому горю парню?

— А знаешь, нет. Пошёл ты, Трэв.

Я киваю.

— Вот и отлично. Рад, что мы пришли к единогласному решению.

— Знаешь, — Одри поднимается на ноги и вновь смотрит на меня сверху вниз. — Мне сказали, почему ты психанул, и я не вижу в таком решении ничего, чтобы обозлиться на весь мир. Это решение сложное не только для тебя. Им далось намного тяжелее. Если для тебя важно, чтобы они оставались в отношениях, то будь готов видеть разбитые и несчастливые лица, которые по твоей прихоти живут вместе, в то время как у тебя своя жизнь на другой стороне страны. Ты взрослый мальчик, Трэвис, а ведёшь себя, как тот пятнадцатилетний трус.

— Поздравляю, ты запала на труса.

— И это всё, что ты можешь сказать?

— А ты ждёшь, что я изолью душу в длинном монологе?

— Слушай, в чём твоя проблема? Я до сих пор не пойму, что послужило причиной крушения поезда.

— Ты.

Глаза Одри расширяются. Дыхание учащается, и она абсолютно точно злится, но продолжает держаться. Это мне не нравится. А вот если она запустит стакан в стену — понравится. Мне нравится её вспыльчивость, тогда она настоящая.

— Шути в одного, если не умеешь общаться без сарказма.

Я поддаюсь вперёд и смотрю на неё из-подо лба.

— Не нравится быть причиной крушения поезда? Ну тогда слушай.

Я вытягиваю вперёд ноги и скрещиваю в лодыжках, кладу руки по обе стороны дивана и в упор смотрю на неё.

— Ты выбираешь всех, кроме меня. Любого существующего урода на планете. Но не меня. Зануда Остин, шлюха Стив, грёбаный Уилл, сраный Митч. Парад уродов, твою мать. Все, кроме меня. Даже Максвелл!

Её лицо застилает удивление, а вокруг нас собирается любопытная кучка пьяниц. Тащите попкорн, сейчас будет драма.

Она пинает мою ногу, и я сдерживаю улыбку. Вот это уже больше похоже на Одри.

— А ты? Ты выбрал меня? Нет, Кросс, ты трахнул меня и свалил со словами «это ничего не значит»! Чего ты ждёшь? Что я расстелюсь звёздочкой перед тобой? Буду целовать газон под твоими ногами? Или я должна ползти за тобой, как будто ты последний парень на планете? Очнись наконец, у меня есть гордость!

— Я ответил тем же. Ты не выбрала меня — я не выбрал тебя. Ещё вопросы?

— Перед тем, как очередной раз пошлю тебя, скажу: я начала встречаться с Остином после твоих слов. Можешь считать, что сам меня подтолкнул.

— Ты начала с ним до того, как что-то было со мной. Теперь улови суть: никому не нравится быть одним из. Общаешься с ним — трахнешься со мной, будь готова, что тебя тоже кинут за борт.

— Ты в своём уме?! — шипя, шепчет она. — Ты бросил меня после первого секса! Я не побежала за тобой и оказывается, в этом моя вина!

— Я не бросал. Всё изначально было понятно, и ты была согласна. Чего ты ожидала, Одри? Что в пятнадцать на всю жизнь?

— Только послушай себя! Ты хотел, чтобы это ничего не значило, и ты получил желаемое. Я не бегаю за тобой и не преследую, ты волен делать всё, что захочешь. Но ты чёртов эгоист! Ты запутался и решил, что это моя вина, что я должна разгребать твоё дерьмо!

— Я не просил.

— Тогда оставь меня в покое, не приходи ко мне!

— Не могу.

— Боже, да ты спятил! Что тебе ещё нужно?! Поскакать перед тобой на задних лапках? Или, может, мне тоже нужно отсосать тебе в туалете, чтобы ты забыл, как меня зовут?

— Хвалю за проявленную инициативу, но нет.

Одри хватается за голову и закрывает глаза. Она втягивает воздух и медленно выдыхает. Её глаза снова открываются, и я не вижу в них ничего. Плохой знак.

— Несколько минут назад ты предложил пойти и трахнуться в туалете, — сухим тоном напоминает она. — Что тебе нужно? Чего ты хочешь? Почему я?

— Мне просто нравится рушить твою жизнь. Без причины.

И-и-и-и, приз за лучшее враньё по праву достаётся мне!

У меня всегда была причина оставаться вблизи. Хочу или не хочу, но не могу держаться в стороне, это невозможно. Одри магнит для меня, вторая сторона моей медали. Тут работает принцип либо со мной, либо ни с кем. Я всегда знаю, что происходит в её жизни. А ещё я знаю, кто помог Остину расстаться с ней по переписке и сверкать пятками. Я на многое готов, чтобы всё оставалось по-моему. Вот такой я эгоистичный козёл, осудите за это, потому что не чувствую сожаление и ни капли не раскаиваюсь.

— Пошёл ты!

Она разворачивается и марширует к выходу, а я снова поднимаю руку за спиртной добавкой.

Дерьмовый день и худшее в нём то, что подкидываю дрова в пламя. Так уж вышло, что я всегда топлю корабль целиком. Есть во всём этом кое-что положительное: со дна только один путь — наверх.

— От них одни проблемы, — сипит за соседним столом мужской голос.

Я смотрю на помятое лицо и фыркаю.

— Оставь при себе своё жалкое мнение. Мне насрать. Я не тот, за чей счёт опохмелишься или добьёшь.

Мужик извергает проклятия, на которые плевать ровным счётом так же, как раньше. Я лишь надеюсь, что не стану его подобием и обещаю себе, что это последний стакан на сегодня.