Маленький чайный магазинчик в Токио

Джули Кэплин, 2020

Если вы никогда не ели на ходу свежий французский багет, пересекая площадь Трокадеро, не любовались запотевшим кувшином сангрии, сидя в кафе под старым испанским балконом, не пробовали датский бутерброд и не стояли в очереди в бруклинской пекарне, дайте возможность Джули Кэплин показать вам это. Этот романтический побег вы запомните навсегда. Рады вас приветствовать на борту. Сегодня мы совершим рейс в страну с неповторимой культурой, ослепительными небоскребами, яркими огнями и аппетитной лапшой. Приятного полета! Фиона – блогер, и она всю жизнь мечтала побывать в Японии. Поэтому, когда судьба дарит ей такую возможность, девушка не раздумывая ни секунды собирает чемодан. Ее встречает шумный, оживленный и яркий Токио. Фиона готова насладиться своим путешествием. Правда, радость длится ровно до встречи с известным фотографом Гейбом. Тем самым мужчиной, который разбил ей сердце десять лет назад. Сможет ли пара забыть обиды и сделать шаг навстречу друг другу? Ведь в жизни дается только один шанс увидеть цветение сакуры и вернуть любовь! «Неотразимо». – Филиппа Эшли «Лучшее из лучшего». – Сью Муркрофт

Глава 3

Вот он! Сквозь проливной дождь Фиона заметила окно симпатичного маленького чайного магазинчика и мерцающую в нем лампу, показавшуюся ей волшебным маяком. От радости она чуть не упала в обморок. Она смогла!

Вспомнив, как Гейб ей рассказывал, что японцы никогда не запирают двери, она вошла в дом, слегка задрожав от внезапного тепла, сбросила промокшую обувь и сунула ноги в сухие тапочки.

Харука суетливо подошла к двери, беспокойство отразилось на ее нахмуренном лице:

— Пойдемте, пойдемте… Что случилось?

— Я потеряла Гейба… — пробормотала Фиона, после пережитого она чувствовала себя как выжатый лимон, хотя в душе ликовала: несмотря на все ее страхи и то, что добиралась она действительно ужасно, но все же сама нашла дорогу назад!

Через несколько минут Фиону завернули в плед и отвели в комнату, где находились еще две женщины, сидевшие за причудливым столом, накрытым пуховым одеялом.

— Проходите, садитесь. — Харука подвела ее к одному из мягких, очень низких стульев с высокой спинкой, и она присела. Стул находился в футе от пола, но, как только ее ноги оказались под столом, она почувствовала восхитительный жар. Под одеялом было тепло, и промерзшая до костей Фиона постепенно начала отогреваться.

Она откинулась на спинку стула, слишком уставшая, чтобы хоть что-то говорить, а в это время Харука позвонила Гейбу и сообщила, что его подопечная в целости и сохранности. Очевидно, он все еще был в Сибуе и пытался ее найти. От этой мысли Фиона не могла не улыбнуться.

Постепенно она начала приходить в себя, тепло чудесного стола вернуло ее к жизни.

— Ммм… — наконец простонала она, онемение в замерзших пальцах ног начало проходить. — Как же хорошо! С Гейбом все в порядке?

— Он волновался, но… Я-то знаю, что вы разумная девушка. — Харука просияла лицом, глядя на нее. — Фиона-сан, это моя дочь Сэцуко и моя внучка Маю.

— Здравствуйте! — сказала Фиона, застенчиво кивая, она слегка нервничала из-за того, что оказалась в такой непосредственной близости от совершенно незнакомых людей. Но ей не хотелось отодвигаться от прекрасного комфорта теперь полюбившегося предмета мебели — по ее коже бегали мурашки.

— Что это такое? — спросила она, полагая, что, наверно, будет невежливо приподнять толстую, тяжелую ткань и заглянуть под нее.

— Это котацу, — объяснила Харука.

— Под ним обогреватель, — сказала Маю на безупречном английском. — У вас-то в Англии такого нет!

Фиона улыбнулась, потому что фраза прозвучала несколько хвастливо.

— Да, у нас такого нет… А вы бывали в Англии?

— Я провела там шесть месяцев в языковой школе в Винчестере, где похоронена Джейн Остин.

— Понравилось?

— Обожаю Англию! Я же могу попрактиковаться с вами в английском?

— С радостью!

— Мой отец американец. Он пилот в JAL. Японские авиалинии.

Это многое объяснило.

— Может быть, чаю? — спросила Харука, наклоняясь к центру стола, чтобы взять керамический чайник. Она налила чай в маленькие глиняные чашки и с легким поклоном их раздала. Фиона вдохнула аромат напитка и про себя улыбнулась. После жуткого приключения она чувствовала себя здесь так, словно попала в другой мир: прекрасное, уютное место, будто после шторма вас выбросило на берег.

— Зеленый чай, моя особая смесь, — сказала Харука. — Вам надо зайти в чайный магазинчик. Я там вам все покажу.

— Вам понравится, — добавила Сэцуко с легкой улыбкой. — Моя хаха^[3] — настоящий эксперт! Если только вы не кофеман…

— Кофе я, конечно, пью, но предпочитаю чай. Гейб рассказал мне, что вы, — она повернулась к Харуке, — мастер чая.

— Так и есть, — гордо сказала Сэцуко. — А в чайной есть много-много сортов чая. Их можно купить. Именно там мы проводим чайные церемонии. Обязательно приходите, — сказала Сэцуко, получив одобрение матери, которая, казалось, с легкостью понимала английский дочери.

Харука кивнула.

— Да. Конечно, вам надо прийти!

— Да, с удовольствием! — сказала Фиона, делая крошечный глоток, руками обхватив горячую фарфоровую чашку. — Ммм… Как хорошо…

Харука одобрительно кивнула и отпила из своей чашки.

— Если не считать того, как вы возвращались домой, день был хороший?

— Очень интересный, — кивнула Фиона и стала рассказывать о том, где она побывала. Удивительно, но по мере того, как уютное тепло постепенно проникало в ее озябшее тело, она обнаружила, что перестала вести себя как обычно сдержанно, а с восторгом начала рассказывать о баре-темпура и том, с каким замечательным блюдом ее познакомил Гейб.

— Он хороший человек, — заметила Харука.

— Очень хороший фотограф. В музее я видела несколько его фото. Там женщина по имени Юми.

— Тьфу! — сказала Харука, отворачиваясь от стола. Она тихонько сказала несколько фраз по-японски. Фионе не нужен был переводчик, чтобы догадаться: Юми не пользовалась популярностью у этой пожилой женщины.

— Она нехорошая женщина!

Сэцуко с упреком похлопала мать по руке, в то время как ее дочь Маю закатила глаза в точности так, как это делают все подростки.

— Окасаан^[4], не нужно такое говорить!

— Юми очень знаменита и очень красива, — вставила Маю с подростковой прямотой. — Собо^[5] она не нравится.

Харука сказала что-то еще, и Сэцуко покачала головой, слегка ее наклонив, чтобы скрыть невольную улыбку.

— А что она сказала? — спросила Фиона.

— Одну нашу фразу… — начала объяснять Сэцуко, стараясь сохранить серьезное выражение лица, хотя в ее глазах мерцали искорки смеха. — Если перевести дословно, то получится что-то в роде «Пельмени важнее цветов». Это означает, что нужно ценить практичные вещи, такие как пельмени, которые можно съесть и насытиться, а не красивые. Вроде вашей фразы «одна внешняя красота и никакого содержания».

— А Юми, — Сэцуко улыбнулась, когда Харука с энтузиазмом кивнула, — какой бы красивой она ни была, не обладает внутренним содержанием. Или, по крайней мере, моя мама так думает…

Сэцуко сказала это таким мягким тоном, что слова прозвучали совершенно не обидно.

Маю покачала головой.

— Но это противоречит другим убеждениям собо о том, что мы должны находить красоту в природе и уважать ее.

Сэцуко нахмурилась, глядя на нее, но прежде чем она успела что-либо сказать, Харука покачала головой,

— Это другое! — сказала Харука. — Ваби-саби^[6]. Ох, не знаю! Вы, молодежь, не понимаете…

— Понимаем, собо, — сказала Маю с безропотной дразнящей ноткой в голосе. Наклонилась и обняла бабушку, одновременно озорно подмигнув Фионе.

— Они просто думают, что понимают, — сказала Харука и тоже подмигнула Фионе поверх склоненной головы внучки. Фионе пришлось сделать большой глоток чая и приложить все усилия, чтобы не фыркнуть от смеха.

Сэцуко, которая видела это, возвела глаза к небу, а затем тепло улыбнулась Фионе.

— Вы все так хорошо говорите по-английски. — Фиона стремилась уладить семейный скандал, хотя, если подумать, то, возможно, ее усилий не требуется: она заметила, что между тремя поколениями так много тепла и неподдельной привязанности.

— Из-за работы мужа мы достаточно долго пробыли в Америке. Сэцуко там выросла, мы прожили там пятнадцать лет.

— Мне потребовалось много времени, чтобы научиться говорить по-японски, — призналась Сэцуко. — Я росла в Америке и хотела вписаться в нее. Я не всегда хотела придерживаться старых обычаев. Конечно, теперь, когда я стала старше, то очень рада, что моя мать поддерживает традиции, поэтому, как мне кажется, я представляю собой хороший баланс между Востоком и Западом.

— Она тоже учится на мастера приготовления чая, — объявила Харука, бросив на дочь гордый взгляд.

— Да, и это очень круто! — сказала Маю, также посылая своей матери дерзкую улыбку. — Особенно когда она так наряжается…

— Как, в кимоно? Я все думала, увижу ли я тут кого-нибудь одетого в кимоно… И очень надеялась, что увижу, — призналась Фиона. Может быть, это тепло котацу, или душевное общение с этими тремя женщинами, или блаженство снова ощутить себя в безопасности, но она чувствовала себя совершенно непринужденно.

— Сейчас японцы, как правило, надевают их только на особые мероприятия, такие как свадьбы, традиционную чайную церемонию или церемонию совершеннолетия.

— То, которое бабушка надевает на чайную церемонию, реально классное, — сказала Маю.

Харука склонила голову.

— Оно принадлежало моей собе, моей бабушке, оно из очень тяжелого шелка, богато расшитое золотыми нитями. Очень красивое.

— Мне бы так хотелось на него как-нибудь посмотреть, пока я здесь, — сказала Фиона, сразу подумав, что она могла бы написать действительно интересный пост в блоге. — А еще узнать бы, как вы их надеваете, и все различные детали.

Харука хлопнула в ладоши.

— Вы же можете сами примерить! У меня несколько… Есть одно, которое принадлежало моей двоюродной сестре. Она была высокой. Высокой в понимании японцев.

— Это было бы замечательно!

— Сейчас! — Маю хлопнула в ладоши. — Давайте прямо сейчас!

— Ой, только я еще недостаточно обсохла… — Фиона попыталась отказаться, но Харука проворно вскочила на ноги и пробралась сквозь ширмы сёдзи. Буквально несколько секунд спустя она вернулась, держа целую гору великолепной шелковой ткани, поверх которой выглядывала ее темноволосая голова с мерцающими озорством глазами.

Сэцуко вскочила и захлопала в ладоши.

— О да!

Маю подняла Фиону на ноги, хотя той было немного не по себе, она все еще шаталась и пыталась обрести равновесие, и стала пощипывать ее одежду, словно птица, решительно клюющая семечки.

— Снимайте это, — она потянула Фиону за джемпер.

Сэцуко выбрала деталь одежды из кучи, что лежала на руках у ее матери.

— Сначала нижний слой. — Она протянула белый хлопчатобумажный Т-образный кусок ткани. — Хададзюбан.

Следующее, что помнила Фиона: Маю сняла с нее джемпер, а Сэцуко заправила ее руки в широкие квадратные рукава и продела завязки в отверстия под мышками, в то время как Харука наблюдала, одобрительно покачивая головой.

Затем появилось роскошное кимоно, не такое тонкое и легкое, как казалось сначала, потому что великолепный ярко-красный шелк был подбит более плотной тканью. Следуя командам, который мягко давала Сэцуко, Фиона вытянула руки в стороны. Тщательно соблюдая церемонию, Сэцуко просунула ее руки в объемные рукава — Харука и Маю наблюдали, а Харука тихо сияла от гордости.

— Какая красота! — сказала Фиона, улучив момент, чтобы погладить замысловатую вышивку на ткани: черноголовая птица с длинной шеей, изображенная в полете — белые крылья с резными краями, черный хвост и длинные изящные ноги.

— Журавль, — сказала Харука.

— В японской культуре они символизируют удачу; в народных сказках они жили тысячу лет, — объяснила Сэцуко, разглаживая ткань на груди Фионы, затем взяв передние края халата и плотно обернув их вокруг тела девушки. — Всегда слева направо, — сказала она, туже натягивая ткань. — В обратную сторону — для мертвых.

Харука подошла к ним с широкой кремовой лентой, в которой Фиона узнала пояс, что завязывают посередине.

— Как это называется? — спросила она, касаясь кремового шелка.

— Это оби, — сказала Харука, протягивая его двумя руками своей дочери.

В кои-то веки Фиона не возражала оказаться в центре внимания, и Сэцуко с улыбкой обернула широкий объемный пояс вокруг талии девушки. После она завязала сзади большой бант, указав на маленькие жесткие стержни, вделанные в ткань для придания ему формы.

Наконец, Фиона, словно принцесса, подняла каждую ногу, чтобы Сэцуко надела ей белые носки и помогла обуться в гэта, традиционные деревянные сандалии на толстой подошве.

Маю бросилась вперед, качая головой.

— А волосы!

Встав на стул и не обращая внимания, что Харука хмуро на нее взглянула, она откинула с лица Фионы ее светлые с рыжиной волосы и, собрав их в длинную косу, сделала пучок. Затем она резким движением воткнула в волосы бамбуковый гребень, который поцарапал Фионе кожу головы, от чего она поморщилась.

— Так-то лучше. Теперь туда, — Маю спрыгнула вниз.

Три дамы отошли назад, чтобы полюбоваться картиной, а Фиона сделала несколько шагов в этих очень странных туфлях, потому что в них можно было делать лишь осторожные, крошечные движения. Хлопчатобумажный хададзюбан ощущался мягким и легким, в то время как тяжелый шелк кимоно и утягивающий оби стесняли движения. Фиона чувствовала себя будто в коконе, но это с лихвой компенсировалось теплым одобрением и восхищением на лицах трех женщин. Харука хлопнула в ладоши, ее безмятежное лицо озарилось материнской улыбкой, Сэцуко сияла от радости, а Маю кивнула, наклонив голову и сложив руки на груди, а ее губы растянулись в одобрительном выражении — так обычно делают подростки.

На столе зазвонил телефон Фионы — видеозвонок. Маю подошла, чтобы взять его и передать Фионе, но та, вздрогнув, отрицательно покачала головой.

— Нет, я потом перезвоню. — Она раскинула руки и слегка покружилась перед своими зрителями, не желая разрушать создавшуюся атмосферу. Хотя она все так же была на фут выше трех миниатюрных женщин, сейчас Фиона не ощущала себя чужой, не чувствовала, будто лишь смотрит на них со стороны.

— Хотите, я вас сфотографирую? — спросила Сэцуко.

Фиона на мгновение задумалась; на самом деле она не любила фотографироваться. Если объектив направляли в ее сторону, то она сразу вся напряглась и чувствовала себя неловко. Однако фотографии в кимоно идеально подошли бы для блога, и ей правда захотелось запечатлеть этот прекрасный момент. А еще у нее родилась идея: сфотографировать три поколения женщин вместе.

— Я принесу! — Маю вскочила, но остановилась в дверях, ожидая разрешения, и по кивку Фионы выбежала из комнаты.

Снимать захотела Маю, и она очень быстро училась — Фиона показала ей основные элементы управления зеркальной камерой, и она сразу начала изображать папарацци, отчего вскоре все в голос смеялись.

— Вот так, дорогая! Улыбнитесь мне, Фиона! Сделаем это, детка! Еще! Еще!

В компании этого восторженного подростка, которая постоянно шутила и хихикала, было так легко расслабиться, что Фиона перестала стесняться: она подумала, что после можно будет легко удалить большинство снимков. К тому же она всегда может отрезать на фотографиях себе голову, если те мучительные гримасы, с которыми ее обычно запечатлевают, будут реально ужасные.

День выдался насыщенный. Был момент, когда Фионе по-настоящему сильно захотелось домой. Ложась спать, она думала о том, как радушно приняли ее эти три женщины. Может быть, если хорошенько поразмыслить, Япония не такая уж чуждая страна… Здесь тоже любят, смеются и заботятся друг о друге — эти ценности разделяют все люди в мире.

Примечания

3

Мама (яп.).

4

Матушка (яп.).

5

Бабуля (яп.).

6

Ваби-саби — мировоззрение, которое учит находить красоту в несовершенстве.