Свадьба

Джулия Гарвуд, 1996

Закон шотландских горцев прост: лучший способ отомстить заклятому врагу – это похитить его невесту и жениться на ней самому. Жаль, что юная английская аристократка леди Бренна не знала об этом до того, как ее, похищенную на пути к нареченному, прямо на лесной поляне обвенчали с похитителем… Пусть Бренна никогда не видела человека, которому предназначалась в жены. И пусть ее новоиспеченный супруг Коннор Макаллистер – лихой красавец, способный заставить затрепетать любое женское сердце. Но как объяснить этому мужественному дикарю-горцу, что супружеское счастье – это нечто большее, чем рождение сыновей, которым предстоит продолжить гордый род Макаллистеров?..

Глава 3

Этот мужчина явно сумасшедший. Он твердо решил на ней жениться. Все ее объяснения падали в пустоту. Одному Богу известно — она испробовала все, кроме физической силы, чтобы заставить его образумиться. Бренна спорила, умоляла, молилась.

Но все было напрасно.

Тогда Бренна решила прибегнуть к средствам, которыми истинные леди не пользуются. Изо всех сил она пнула его в ногу, рассчитывая хоть таким способом заставить его внять ее доводам. Он даже не шелохнулся, зато ее собственная нога так заныла от удара, что Бренна перегнулась от боли пополам, и великану пришлось поддержать девушку, чтобы она позорно не шлепнулась на землю. К счастью, через пару минут ей удалось взять себя в руки.

Она начала все снова.

Сейчас Бренна могла гордиться собой. Ни разу не повысив голоса, она привела сотню разумных доводов, почему их брак невозможен. Но каков результат? С тем же успехом она могла выйти в чистое поле и беседовать с ветром! Этот дикарь даже ухом не повел. Она не была уверена, слышал ли он ее. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел так, будто хотел сказать: ох и надоела же ты мне! А когда она принялась перечислять ужасающие последствия его сумасшедшего поступка, он спокойно взял ее за руку и потащил к лошадям.

Во что бы то ни стало она должна выбраться из этой переделки. Пытаясь найти хоть какой-нибудь выход, Бренна, как обычно, обратилась к Богу, но ее мысли и молитвы прервал внезапным вопросом Куинлен.

— А с этими что делать? — Куинлен махнул рукой в сторону солдат-англичан.

Горец даже не счел нужным остановиться, он лишь бросил на ходу через плечо:

— Убейте их!

— Нет! — потрясенно закричала Бренна.

Ее волнение не на шутку удивило его:

— Что?

— Нет! — закричала она снова.

— А почему нет?

Боже! Что он за человек, если задает такие вопросы?

Как бы то ни было, но наконец-то он обратил на нее внимание и теперь терпеливо ожидал ее ответа, но руку по-прежнему не отпускал.

— Но они ведь беззащитны. Вы отобрали у них оружие.

— Нет. Они сами бросили его, как только увидели нас. Так объясни мне, почему они должны остаться в живых. — Голос его звучал вполне вежливо для подобных обстоятельств. — Их главная задача какая? И единственная, кстати? Их святая обязанность?

Бренна почувствовала — он начинает сердиться. Голос становился суровее с каждым вопросом, он сильнее и сильнее сжимал ее пальцы, до боли.

— Их главная задача — защищать.

Он ослабил руку.

— И кого они должны защищать? — поинтересовался он.

— В первую очередь короля. Потом барона, которому присягнули на верность…

— И… — подсказал он.

Бренна слишком поздно поняла, куда он клонит. Боже, помоги ей! Она не могла придумать, как перевести разговор на другую тему.

— Меня.

— Ну, и они защитили?

— Защитили или нет — моя забота.

— Это моя забота, — поправил он. — У этих людей нет чести. Они заслуживают смерти.

— Но не вам это решать.

— Именно мне, — возразил он. — Потому что ты будешь моей женой.

— Это вы так думаете.

— Я это знаю, — ледяным голосом заявил он. — Я не могу оставить в живых таких трусов.

— Есть еще одна причина, почему вы не можете их убить.

Боже, помоги, помоги сообразить что-нибудь!

Бренна опустила голову и уставилась в землю, пытаясь придумать что-нибудь убедительное.

— Я жду.

Она тоже ждала. Но Бог, видно, был не в настроении помогать ей.

— Вы не поймете, — прошептала она.

— Чего это я не пойму?

— Если вы убьете солдат моего отца, тогда я вряд ли смогу выйти за вас замуж.

— Как это?

Ей вдруг показалось, что он едва не расхохотался.

Она посмотрела на него, надеясь увидеть улыбку на его лице. Но ошиблась. Он смотрел хмуро и угрожающе.

— Ну да, я же сказала — вы не поймете. Если бы вы не были язычником…

— А я не язычник.

Она не поверила. Боевая раскраска — языческий ритуал.

Коннор, посчитав, что уже и так потратил слишком много времени, перевел взгляд на Куинлена, собираясь приказать ему отпустить солдат. Но не из-за ее протестов. Просто он не хотел пугать Бренну. Пусть его боятся враги, но не жена.

Однако Бренна помешала ему проявить великодушие.

— Подождите! — закричала она. — А вам так важно жениться на мне?

Он пожал плечами.

Она истолковала этот жест как подтверждение того, что да, важно.

— И вы не хотите объяснить почему?

— Мне незачем тебе что-то объяснять.

— Но может, в таком случае я объясню, что думаю? — спросила Бренна. — Тогда вам будет легче меня понять. Итак, если вы не язычник, то как вы собираетесь заставить меня выйти за вас замуж? Просто объявите родным и друзьям, что взяли себе жену? Или предстоит церемония со священником, который выслушает наши клятвы и благословит наш союз?

— Будет священник.

Она нахмурилась:

— А он на хорошем счету в церкви?

Мужчина улыбнулся. Больше он не мог справиться с собой. Ну какая подозрительная!

— Да, на хорошем.

Казалось, Бренна ухватила победу за хвост. Она наскоро помолилась, благодаря Бога за помощь, пообещала ему позже встать на колени и просить прощения за то, что она подумала, будто он не внял ее мольбам, а потом спросила:

— И как вы намерены заставить меня поклясться перед лицом Господа?

— Поклянешься.

— Да неужели?

Тут-то она его и поймала. Она даже не подозревала, насколько важно ее согласие. Коннору плевать на поведение священника или самой Бренны на церемонии. Он знал, что, когда надо, он способен нагнать страх на кого угодно, но его смущал Алек Кинкейд. Коннор и так уже расходился кое в чем с братом. А если Бренна даст Алеку понять, что она не согласна, то может произойти черт знает что. Но если Алек захочет, чтобы эта свинья Макнейр заполучил ее в жены, тогда Коннору придется выступить против брата.

Бренна с радостью заметила, как улыбка исчезла с его лица.

— Теперь, я думаю, вы поняли, — сказала она. — Я бы хотела, чтобы вы отпустили моих солдат целыми и невредимыми. Пускай они отправляются или к лэрду Макнейру, или к моему отцу.

Наивная женщина и впрямь думала, что спасает жизнь солдат. Но Коннор лучше знал, чем это может кончиться. Макнейр наверняка замучает их, прежде чем окончательно разделается с ними. И хотя ее отец, возможно, не станет пытать их, Коннор почти не сомневался, что он все равно их убьет — ведь они его обесчестили.

— А если я соглашусь на эту сделку? — спросил он, старательно сохраняя серьезный вид, но в душе смеясь над ней. — Ты примешь мое предложение? Мне нужно твое согласие.

— А это важно?

— Да, — ответил он. — Со временем сама поймешь.

— Вы ожидаете, что я дам обещание, не зная точно, на что иду?

— А ты ждешь, что я позволю двенадцати трусам остаться в живых, чтобы они отравляли воздух, которым я дышу?

Коннор нахмурился, и Бренна заволновалась, что он передумает. И решила не искушать судьбу. Она и так немало выиграла, разве нет?

Но победу праздновать рано — это Бренна знала точно.

— Я даю добровольное согласие.

— У тебя доброе сердце.

Она удивилась комплименту.

— Спасибо.

— Это не похвала, — резко перебил ее он. — Я хочу, чтобы впредь ты избавилась от подобной слабости.

Девушка потеряла дар речи. И что можно на это сказать?

Его люди были не менее странными, чем их предводитель. Когда он велел им отпустить солдат, не тронув их пальцем, они даже не пытались скрыть разочарования. Надулись как дети. Бренна изумленно уставилась на горцев, а их главарь уже тащил ее за руку к лошадям. У Куинлена хватило дерзости улыбнуться ей.

Мужчина, которому она только что дала свое согласие, молчал, пока они не отошли подальше от всех.

— Бренна!

— Да?

— Я не всегда буду таким любезным и уступчивым.

Он говорил серьезно, а ей хотелось то ли смеяться, то ли плакать. Самообладание покидало ее, и она собирала все свои силы, чтобы успокоиться. Ей нужна ясная голова, чтобы найти выход из этого кошмара.

О боже, во что она вляпалась?

Черт побери, в конце концов, не она во всем виновата. Кто решил отдать ее Макнейру? Кто нашел ей такого мужа? С рыданиями покидая родной дом и отправляясь к жениху, Бренна пригрозила что-нибудь сделать. Теперь отец наверняка решит, что она выполнила свое обещание.

— Если отец станет меня осуждать за брак с вами, вы должны ему все объяснить. Не я подстроила это. Обещайте сказать ему правду.

Он промолчал. Бренна знала, он слышал каждое ее слово — она говорила громко, а не шептала себе под нос.

— Дайте обещание, — потребовала она.

Он посадил ее на лошадь, и, хотя ей следовало поблагодарить его за заботу, она не проронила ни слова.

Бренна схватила его руку, едва он убрал ее с ее талии.

— Так вы обещаете мне? — повторила она.

— Вряд ли тебе когда-нибудь доведется увидеть свою семью. Поэтому твои переживания напрасны.

Он не сомневался в разумности высказанного довода.

А Бренна решила, что он намеренно груб с ней. Глаза ее наполнились слезами при мысли, что никогда больше она не увидит свою семью.

Она оттолкнула его руку.

— Нет, я увижу своих родных. Не можете же вы ожидать… Да куда же вы? Неужели ваша мама никогда вам не говорила, что невежливо отворачиваться и уходить, когда с вами разговаривают?

Коннор не верил своим ушам. Она его критикует? Никто никогда раньше не говорил с ним откровенно неодобрительным тоном. А чтобы женщина могла так вести себя с ним — это вообще было за пределами его понимания!

Видит бог, он не знал, как ему реагировать. Будь она мужчиной, он бы не сомневался, как поступить. Но она не мужчина. И Коннор смутился. Бренна нисколько не была похожа на знакомых дам. Большинство из них его избегали, а те, кто посмелее, вели себя с ним смирно и осторожно.

Коннор удивлялся собственной реакции на Бренну. Ему все время хотелось улыбнуться, даже когда она злилась на него. Честно говоря, таких девушек он еще не встречал. Казалось, она совсем не боится его. И хотя ее странное поведение не было ему неприятно, он понимал, что было бы ошибкой позволить ей думать, будто она имеет право вести себя с ним так вызывающе. Нельзя разрешить ей с самого первого дня быть такой дерзкой. Он ее хозяин, и она должна понять, что это значит. Ничего, она поймет, и очень скоро.

Коннор положил руку ей на бедро и заглянул в глаза:

— Ты пока ничего не понимаешь. Только поэтому я стараюсь быть с тобой терпеливым.

— А чего такого я не понимаю?

— Своего положения в моем доме. Но скоро поймешь, как высоко ты должна ценить великую честь, которую я оказал тебе, взяв в жены.

Глаза Бренны потемнели и стали фиолетово-синими. Боже, какая она хорошенькая, когда сердится!

— Я? — спросила она.

— Да, ты.

Она положила свою руку на его и стиснула. Пожатие было далеко не нежным.

— Может, тебе лучше осчастливить кого-то другого, кто в состоянии оценить столь великую честь? — предложила она.

Коннор не обратил внимания на ее слова и продолжил:

— Пока ты не научишься ценить дар, который я преподношу тебе, я хотел бы, чтобы ты высказывала свое мнение, только когда тебя просят. Я не собираюсь терпеть наглое поведение. Так что обещай.

Она отмахнулась от его слов, они нисколько ее не испугали. В конце концов, женщина может многое вынести, но для Бренны, кажется, наступил предел. Пожалуй, пора прийти в себя от этого кошмара.

— И что же, я не вправе высказывать свое мнение? — поинтересовалась она.

— Нет, в присутствии сопровождающих меня людей не можешь, — уточнил он. — Но наедине — пожалуйста, если захочешь.

— Я хочу домой.

— Это невозможно.

Она тяжело вздохнула.

Отправиться домой — значит, встретиться с отцом. И пока кто-нибудь не расскажет ему правду о случившемся, честно говоря, она бы не хотела его увидеть.

— Хорошо, я пообещаю это тебе, но лишь после того, как ты пообещаешь мне объяснить все моему отцу.

— Я никогда не стану тебе подчиняться.

— А я никогда — тебе.

Он пропустил мимо ушей ее полное ярости обещание.

— Однако из-за того, что ты так боишься меня и своего будущего, я решил сделать одно исключение. Если я когда-нибудь увижу твоего отца, так и быть, я все ему объясню.

Но Бренне захотелось кое-что уточнить.

— Но только не рассказывай ему о моих детских предложениях. Я, конечно, была ребенком, но отец все равно не сможет этого понять.

— Хорошо.

Лицо ее осветилось улыбкой.

— Спасибо.

Он намеренно задержал взгляд на ее руке — испытывая чувство благодарности, сама того не замечая, Бренна гладила его руку.

Он не смог удержаться, чтобы не поддразнить ее:

— Не очень благоразумно с твоей стороны демонстрировать свою любовь ко мне на глазах солдат-англичан.

Она тут же отдернула руку.

— Ничего подобного! Ничего я не демонстрирую!

— Ну нет уж, что было, то было.

Он всегда любил оставить за собой последнее слово.

Она успела заметить улыбку на его лице в тот момент, когда он собрался отойти от нее.

Интересное у него чувство юмора. Неужели все обитатели Горной Шотландии такие же чудные, как этот? Бренна искренне надеялась, что нет. Как же ей жить среди них?

Боже! Похоже, она уже размышляет о будущей жизни с этим дикарем! Что с ней творится? Вместо того чтобы думать, как от него вырваться, она мечтает с ним поладить!

Бренна нахмурила брови. Она была в замешательстве. С одной стороны, она чувствовала облегчение и искреннюю благодарность за то, что он пообещал поговорить с отцом, но в то же время она сомневалась, сдержит ли он свое слово.

Только одним можно объяснить ее странное поведение, решила Бренна, — наверняка она сошла с ума.

«Он, видимо, запугал меня, как и Беатрис», — подумала она.

О господи, Беатрис!.. Она совсем забыла о служанке. Бедняжка, должно быть, до сих пор дрожит от страха где-нибудь в кустах.

Бренна слезла с лошади и побежала к солдатам отца. Они стояли и молча нацепляли на себя оружие. Никто не осмелился взглянуть на нее, никто не отозвался, когда она их окликнула. Бренна подошла ближе.

Куинлен заступил ей дорогу. Он не касался ее, он просто стоял на пути, и она не могла сделать вперед ни шагу. Другие горцы тоже подались вперед, образовав заслон между нею и людьми ее отца.

Со стороны это выглядело так, будто они собираются защищать ее от ее же собственного эскорта. Какая нелепость, подумала Бренна. Дело в другом — они просто неотесанные грубияны, эти дикари.

— Я хочу поговорить с солдатами своего отца.

Куинлен покачал головой:

— Вашему хозяину это не понравится.

Нет, он ей не хозяин, она англичанка. Но Бренна понимала: если она начнет спорить, то никогда не получит того, что хочет. Ей нужно найти подход к этим дикарям, а не злить их.

— Вряд ли ваш хозяин будет против. Мне нужна всего одна минута. Обещаю.

Нехотя Куинлен уступил. Он отошел, заложил руки за спину и сказал:

— Можно говорить с ними отсюда.

Времени терять было нельзя.

— Гарольд, не забудь, пожалуйста, о Беатрис. Она прячется где-то у ручья. Я буду благодарна, если ты заберешь ее домой.

Не глядя на хозяйку, Гарольд кивнул.

— И скажи родителям, пусть не беспокоятся.

Гарольд что-то промямлил, она не расслышала что и хотела подойти поближе, но Куинлен вытянул перед ней руки, удерживая на прежнем месте. Она хмуро взглянула на горца, давая понять, что думает о его неучтивом поведении, а потом снова обратилась к Гарольду.

— Что ты сказал? Повтори громче, — попросила она.

Наконец солдат осмелился взглянуть на нее:

— Теперь ваш отец начнет войну, вот что я сказал.

Бренна похолодела.

— Нет, он не должен начинать из-за меня войну. Заставь его понять это, Гарольд. Объясни ему.

Бренна умолкла, услышав в своем голосе панику. Потом глубоко вдохнула и прошептала:

— Я не хочу, чтобы кто-то дрался из-за меня. Скажи отцу, что я сама хотела этого брака. Сама попросила горца приехать за мной.

— Но вы собирались выйти замуж за Макнейра? — изумился сбитый с толку Гарольд.

— Нет, нет, я никогда не хотела выходить замуж за Макнейра. Я хотела…

Боже милостивый, в таком возбуждении Бренна не могла вспомнить имя лэрда…

— Я хотела… — Она в панике посмотрела на Куинлена. — Как зовут вашего лэрда? — прошептала она.

— Коннор Макалистер.

— Макалистер! — крикнула она. — Я хотела выйти замуж за Макалистера! Пожалуйста, напомни отцу, он встречался с моим будущим мужем давно, очень давно.

— Пора идти, миледи, — окликнул Куинлен.

Он обратил внимание, что Коннор наблюдает за ними с края поляны. Похоже, лэрду не нравилась сцена, которая здесь происходила.

— Еще одна, последняя просьба! — взмолилась она и, не давая Куинлену возразить, продолжала: — Гарольд, скажи отцу, чтобы он не приезжал за мной. И пусть он отпразднует мою…

— Вашу — что, миледи?

Слова застряли у нее в горле.

— Мою… радость. Мое счастье.

Она побежала к своей лошади и уже вскочила в седло, когда Коннор подъехал к ней. Он сидел на огромном черном жеребце, не менее свирепом на вид, чем хозяин.

Она допустила ошибку, посмотрев на Коннора. Под его грозным взглядом Бренна уронила поводья. Она быстро опустила голову, делая вид, будто пытается поудобнее сесть в седле, и тем самым не позволяя ему догадаться о своих истинных чувствах в данный момент.

Коннору не понравилось, что на него не обращают внимания. Она действительно хочет заставить его поверить, будто пытается защитить его от отцовского гнева? Эта мысль была ему оскорбительна и смешна.

Он подъехал на своем жеребце так близко, что его нога прижалась к ноге Бренны. А потом он потребовал от нее полного внимания к себе — взял ее за подбородок и заставил посмотреть прямо в лицо.

— Почему?

Она знала, о чем он спрашивает, и не притворялась, что не понимает вопроса.

— Потому что война означает смерть, — ответила она.

Он пожал плечами.

— Да, для некоторых мужчин, — согласился он.

— Даже если один мужчина погибнет, уже много, — объяснила она. — Я не хочу стать причиной резни. У отца большая армия, и если он явится за мной, это будет просто ужасно. Он захочет сам возглавить войско, а я не могу не беспокоиться, что вы можете…

— Я могу что?

— Убить его.

Коннор остался доволен ответом.

Бренна поняла, что хитрость ее удалась. Она заметила его гордость и самонадеянность и решила использовать оба недостатка в своих интересах, дав ему понять, что неколебимо верит в его искусство на поле боя. Бесспорно, он в превосходной физической форме. Коннор Макалистер моложе отца, мощнее, сильнее. Но отец мог выиграть числом солдат. Произошло бы дикое побоище, и, вполне возможно, Коннор Макалистер в этом бою закончил бы свои дни.

А зачем она солгала Гарольду? Видит бог, она и сама не знает. Бренна вздохнула. Да, как только отцу передадут ее слова, он впадет в ярость. Он даже не попытается усомниться, подумать как следует и понять, что она никак не могла спланировать подобный трюк. Не хватило бы ни смелости, ни времени.

Значит, отец наверняка обвинит во всем ее и отвернется, откажется от нее как от дочери. Зато он останется жив. И будет ненавидеть ее. Но никто не умрет.

— Я понимаю, — сказала Бренна, — мои собственные желания не имеют никакого значения. Но должна сообщить, лэрд Макнейр посылает мне навстречу своих людей. Я уверена, они убьют многих ваших. Они могут появиться здесь в любой момент.

— Нет. Никто из людей Макнейра не появится.

Голос Коннора звучал уверенно. Спорить с ним трудно, очень трудно. Бренна настолько устала и так затосковала по дому, что едва сдерживала слезы.

Но жалеть себя у нее не было времени.

Через минуту они покинули поляну. Во все время долгого пути никто не заговаривал с Бренной до позднего вечера. Она ехала на своей Джилли между двумя воинами с каменными лицами, даже не смотревшими на нее. Ее покладистой кобыле тоже не нравилась близость посторонних. Она фыркала и то и дело вздергивала голову.

Коннор так далеко ускакал вперед, что его уже не было видно.

Конечно, беседа могла бы скрасить тягостное путешествие, но ни у кого не обнаруживалось намерения развлекать Бренну. Понаблюдав за спутниками, девушка заметила, что они напряженно вглядываются в гущу леса, и поняла, насколько велика опасность со стороны врагов.

В конце концов Бренна призналась себе, что бдительность ее стражей действовала на нее успокаивающе. Сама она мысленно возносила молитвы к небесам, прося за бедные потерянные души, без сомнения, обреченные на пребывание в аду. Но если честно, Бренна сомневалась, пойдут ли ее молитвы дикарям на пользу, и продолжала молиться только потому, что таковы были правила, которым наставляла ее мать.

Она уже устала сидеть в седле, кобыла Джилли выбилась из сил. Понятно, что она терпит испытания во искупление своих грехов, но за что страдает бедное животное? Дорога пошла круто вверх по холму, лошадь, не привыкшая к таким трудным условиям, едва переставляла ноги.

Бренна не знала, кого попросить остановиться. Конечно, ее выбор пал бы на Коннора, но его рядом не было. Она собралась громко позвать его, но передумала — он далеко и не услышит.

И потом, кричать сейчас было бы слишком опасно — ведь они на территории врага.

Бренна вдруг поймала себя на странной мысли: а есть ли у Коннора друзья?

Поразмышляв немного, она решила — вряд ли. И в этом виноват только он один. У Коннора Макалистера есть что-то общее с раненым медведем.

Это сравнение вызвало у Бренны улыбку. Но она тут же вспомнила про бедняжку Джилли и решила поделиться своим беспокойством с Куинленом. Она легонько тронула его за рукав.

Куинлен вздрогнул, будто от укола, отдернул руку и хмуро посмотрел на нее. Прежде чем она успела прошептать ему о том, что ее тревожило, он приложил палец к губам, призывая ее молчать. Тогда, не произнося ни слова, Бренна показала ему на Джилли.

Воин и сам был не слепой. Он видел, какая у нее взмыленная и замученная лошадь.

Но казалось, Куинлен не придал значения беспокойству Бренны, он пустил своего коня в галоп и унесся вперед. Девушка смотрела вслед всаднику, пока тот не исчез за деревьями.

Едва Куинлен оставил свою позицию, другой воин немедленно занял его место.

Они продолжали свой путь. Бренна выбивалась из сил. Она надеялась, что Куинлен поехал к Коннору, чтобы прислать его к ней, но оба исчезли будто навек. Она закрыла глаза и минуту-другую не открывала их, а когда вновь подняла ресницы, увидела Коннора. Он ехал рядом.

Не говоря ни слова, Коннор пересадил ее на своего коня. От усталости у нее не было сил оттолкнуть дикаря, и, засыпая, Бренна успела подумать — ни в коем случае нельзя прижиматься к нему или опираться на него…

Но все вышло по-другому. Во сне она еще немного поерзала, устраиваясь поудобнее, потом обхватила Коннора за шею и прильнула к его груди. От него исходило живое тепло, оно перетекало в нее, согревая сильнее дюжины толстых шерстяных одеял. Это было просто удивительное ощущение.

Бренна разбудила в Конноре страсть. Он видел перед собой ее нежный полуоткрытый рот, чувствовал теплое дыхание на щеке.

Очнувшись от короткого сна, Бренна обнаружила, что сидит, тесно прижавшись к Коннору. Возмущение боролось в ней с чувством смятения. Слава богу, она вспомнила про Джилли, и это помогло ей справиться со смущением. Сколько еще протянет лошадь и не упадет?

Бренна попыталась оттолкнуться от Коннора и потребовать остановиться, пока ее лошадь не повредила себе что-нибудь, но он решительно обнял ее рукой за талию и заставил оставаться в прежней позе.

Она ущипнула его, желая привлечь к себе внимание, но в ответ Коннор крепче стиснул ее, приказывая молчать и сидеть тихо, и Бренна не сомневалась, что если бы заглянула ему в лицо, то увидела бы, что он хмурится. Чего еще можно от него ждать?

Однако Бренна ошибалась. Коннор улыбался, ему нравилась ее смелость. Он понимал, что пугает девушку. Он видел по ее глазам — Бренна нервничает. Но все равно осмелилась ущипнуть его! Какая противоречивая женщина! Если она боится его, то почему пытается спровоцировать? Он обязательно ее спросит, когда голова освободится от мыслей про дела поважнее.

Бренна уже собралась заорать как сумасшедшая, но вовремя спохватилась и тем самым спаслась от позора, потому что именно в этот момент Коннор наконец велел всем остановиться на ночевку. Бренна так обрадовалась, что забыла отругать его за то, что он замучил бедняжку Джилли. Теперь изнеженной кобыле понадобится неделя, не меньше, чтобы прийти в себя.

Он спешился первым, повернулся к ней, желая помочь спуститься на землю, и как раз вовремя — она уже скатывалась сама, и он поймал ее на лету.

— Вы ездите без седел?

— Никто из нас ими не пользуется.

Бренна старательно обошла Коннора и побежала к Джилли. Каждый шаг отдавался такой сильной болью во всем теле, что девушка готова была кричать. А каково Джилли? Она заметила, что ее лошадь расседлана, и была благодарна тому, кто постарался прийти на помощь бедному животному.

Коннор не позволил ей самой заняться Джилли, поручив это Оуэну, воину со шрамом на лице и с улыбкой, которая сейчас казалась ей чуть ли не очаровательной.

Бренна извела его указаниями, что делать с кобылой, потом долго благодарила за помощь, а когда он повел Джилли под густую крону деревьев, провожала свою любимицу взглядом, как обеспокоенная мамаша.

Лошадь подчинялась, а это, Бренна знала, не к добру. Верно, Джилли задумала что-то недоброе. Ей уже не раз удавалось увиливать от скребка, и Бренна крикнула, предупредив Оуэна о вредном нраве Джилли. Потом пошла искать свои вещи.

Узкую долину, выбранную Коннором для отдыха, со всех сторон окружал густой лес. Земля и деревья были по-весеннему окрашены в коричневато-зеленые тона, среди которых кое-где были заметны вкрапления лиловых цветов, недавно проснувшихся от зимней спячки. Мощные золотисто-зеленые ветви аркой нависали над головой. Потоки угасающего света пробивались сквозь деревья, но они позволяли заметить лишь тропу, ведущую к озеру, которое, как объяснил Куинлен, лежало с южной стороны поляны.

Бренне захотелось уединиться и привести себя в порядок.

Через десять минут Коннор решил, что она достаточно времени провела в одиночестве, и отправился к ней. Он застал ее стоящей на коленях перед мешком с вещами. Она копалась в них, бормоча что-то себе под нос. Вокруг в беспорядке была разбросана одежда.

Бренна не отдавала себе отчета в том, что делает. В голове у нее сидела одна-единственная мысль: как ей отсюда выбраться? Слава богу, у нее еще есть время, чтобы что-то придумать. И она придумает, непременно.

Коннор навис над ней, ожидая, когда она обратит на него внимание.

Но через несколько минут ему надоело, и он подал ей вышитое полотенце:

— Может, ты его ищешь?

— Да, спасибо, — рассеянно ответила Бренна. — Наверное, я только что уронила его, иначе сразу нашла бы. Я вообще-то очень наблюдательная.

Коннор не стал спорить. Полотенце, впрочем, как и голубую ленту, он подобрал еще у ручья. Ленту он не отдал, решив оставить ее у себя как напоминание или доказательство того, что у него теперь есть жена. А то, не дай бог, еще забудет об этом.

— Умойся, Бренна, у тебя весь рот в краске.

Она с такой поспешностью выпрямилась, что чуть не опрокинулась назад.

— Я не крашусь. — Она пришла в ужас от его замечания. Только женщины, путь которых устремлен в ад, способны на языческие поступки.

— Да это моя краска.

— Но как она могла… А, вспомнила, ты хитростью заставил меня сказать: «Женись на мне», — а потом поцеловал без разрешения.

— Да, — согласился Коннор, хотя то прикосновение к ее губам едва ли он мог назвать поцелуем. Так, что-то символическое, ритуальное, не более того. — Давай поторапливайся, священник ждет нас.

Бренна не могла поверить своим ушам. Она проворно вскочила на ноги.

— Прямо сейчас? Священник ждет нас сейчас? А чего ради он ждет?

Коннор смутился — она вела себя так, будто начисто забыла обо всем случившемся.

— Да чтобы покончить с нашим делом.

Казалось, она по-прежнему его не понимает.

— Каким делом?

— Ну не могла же ты так быстро забыть? — раздраженно проговорил он. — Мы женимся. Мы с тобой женимся. Вспомнила?

— Как, сейчас? Ты хочешь жениться на мне прямо сейчас?

Она запустила пальцы в волосы, потом заломила руки. Боже милостивый, она поняла, что кричит на него, но остановиться не могла. Коннор смотрел на нее холодно и спокойно. Наверное, он выжил из ума, не унималась она, если считает, что она может выйти за него замуж прямо сейчас.

— А чего ты ожидала?

Бренна была настолько потрясена, что не сразу нашлась с ответом:

— Я? Ну хотя бы что ты дашь мне время!

— Время для чего?

«Да чтобы вырваться из этого кошмара!» — хотелось крикнуть ей.

— Время, чтобы ты… э-э… привез меня к себе домой. Да, именно этого я ожидала. Мне нужно время, чтобы подготовиться к свадьбе.

— Ну значит, я уберег тебя от лишних волнений. Потом сама будешь благодарить меня.

— И время, чтобы ты образумился! — выпалила Бренна.

— А я прекрасно понимаю, что делаю.

Внезапно Бренна почувствовала легкое головокружение и поняла, что впервые в жизни готова упасть в обморок. Она повернулась, пошла к самому краю озера и села на берегу. Закрыв глаза, она пыталась что-то придумать, а мир кружился вокруг нее.

Да, нужно срочно что-то придумать. Хоть что-нибудь. Ее охватила такая дикая паника, что разум больше не подчинялся ей.

Она должна пойти поздороваться со священником. Да, она обязательно поздоровается с ним. И поговорит. Она скажет, как счастлива разделить с ним ужин. Что ночью надо хорошенько отдохнуть, выспаться, а утром он может выдать ее замуж хоть за медведя. Она будет настаивать, умолять подождать месяц, или два, или десять, ведь святость брака — серьезное дело, в конце концов; ну а если Коннор и тогда не поймет своей ошибки, что ж, она начнет готовить подвенечное платье.

Но Коннор быстро вышел из терпения. Что она сейчас-то делает? Видит бог, мужчина способен ждать долго, но ее сопротивление начинает надоедать. Он решил, что пора все дела и саму Бренну брать в свои руки. Он взял у нее полотенце, намочил в озере, опустился перед Бренной на корточки и, прежде чем она вскочила, взял сильной рукой за подбородок и стал тереть ей лицо.

Он вовсе не был ласковым. Лицо Бренны пылало, когда Коннор закончил эту процедуру; правда, он не понял, отчего оно горело огнем — оттого, что он слишком грубо обращался с нежной девичьей кожей, или Бренна просто покраснела от смущения.

— Давай скорее, — велел он, потом поднял ее на ноги и поволок за собой.

— Теперь я все поняла. Я уже труп, да? Я умерла от страха, увидев тебя, а теперь в аду страдаю за свои грехи. О господи, неужели я была такая плохая? А?

Коннор не обращал внимания на ее тирады, изо всех сил стараясь скрыть улыбку.

Боже, она такая чувствительная! Но не плачет. А если расплачется во время церемонии, священник решит, что ее принудили к браку. Разумеется, принудили, но ему не хотелось, чтобы отец Синклер узнал об этом. И еще одно — Коннор не выносил женских слез. Он начинал нервничать, и, если бы ему представился выбор, он предпочел бы злую жену, а не плаксивую.

Но у Бренны не было настроения плакать. Напротив, она сейчас с удовольствием убила бы кого-нибудь. И в первую очередь Коннора. Какой же грех обрек ее на подобный брак? Что совершила она в своей жизни такого, чтобы оказаться столь сурово наказанной?

Ее свадьба… На уроках шитья Бренна мечтала, как это будет происходить. Вот она стоит в красивом подвенечном платье в отцовской церкви, окруженная родными и друзьями… А что ждет ее теперь? Горстка неотесанных солдат и священник, который вряд ли успел завершить обучение — уж слишком он молод. Только гордость удерживала Бренну от яростной сцены.

Она шла рядом с Коннором к священнику под пристальными взглядами синелицых воинов. Остановившись возле святого отца, она приподняла подол и присела в вежливом реверансе.

— Что же, приступим? — немного нервно посмотрев на Коннора, спросил священник.

— Прямо сейчас? — вскрикнула Бренна.

Коннор шумно вздохнул:

— Ты перестанешь твердить одно и то же?

— А почему не сейчас? — поинтересовался сконфуженный священник. Он снова обратил свой взгляд на Коннора и неодобрительно нахмурил брови. — Должен сказать вам, лэрд, мне не доставляет удовольствия видеть вас в боевой раскраске во время совершения таинства. Мне предстоит дать отчет вышестоящим лицам. А также Алеку Кинкейду. Что же мне им сказать?

— Говорите что хотите, святой отец. Мой брат, по крайней мере, все поймет.

Священник кивнул:

— Очень хорошо. Миледи, вы явились сюда по собственной воле? Вы согласны выйти замуж за лэрда Коннора Макалистера?

Пока Бренна обдумывала ответ, все пристально наблюдали за ней. Она дала слово, помоги ей Господь, и солдаты отца живы, а значит, Коннор выполнил свою часть сделки. Теперь ее очередь.

Священника вовсе не обеспокоило смущение невесты. Он привык к тому, что невесты всегда нервничают. Несмотря на то что он был посвящен в сан совсем недавно, он успел сочетать браком уже немало пар и прекрасно знал — ничего другого ждать не приходится.

— Священник ждет ответа, Бренна, — напомнил Коннор с угрозой в голосе.

— Да, девушка, он ждет! — выпалил Куинлен, желая подбодрить и успокоить невесту.

В конце концов Бренна решила подчиниться неизбежному.

— Да, отец мой, конечно. Но…

— Вы должны четко отвечать на вопрос, миледи. Церковь требует, чтобы я услышал ваше согласие выйти замуж за Коннора Макалистера по своей воле.

— Что, сейчас?

— Бренна, клянусь, если я снова услышу этот вопрос… — начал было Коннор.

Бренну охватила паника, но она решила осуществить свой маленький план, который только что придумала.

— Отец мой, мы ведь еще как следует не знакомы. Я даже не знаю вашего имени. А сперва стоит узнать, правда? Я думала, мы вечером все вместе поужинаем. Узнаем получше друг друга, потом вы как следует отдохнете, а завтра мы пойдем в вашу церковь, а если у вас еще нет церкви — поищем какую-нибудь другую. Потом вы меня подготовите к этому радостному таинству. И я… — Вдруг Бренна осеклась. — Боевая раскраска, отец мой? Вы ведь так сказали? Значит, Коннор Макалистер нанес боевую раскраску по случаю бракосочетания со мной?

Она не собиралась кричать на священника. Но ее терпение окончательно иссякло. Больше она не могла вынести. Ей стало все равно, кто жив, кто мертв. Пусть даже ей самой предстоит умереть. Самое важное для нее сейчас — его боевая раскраска.

Она обратила свой гнев на Коннора. Глаза Бренны наполнились слезами ярости.

— Не хочу!

Священник открыл рот. Он еще никогда не слышал, чтобы кто-то позволил себе таким тоном говорить с лэрдом Макалистером. Ну разве что Алек Кинкейд. Тот разговаривал с ним как хотел. И вот теперь эта хрупкая женщина отваживается так открыто выступить против. Поразительно смело с ее стороны! Вряд ли кому доведется стать свидетелем подобной сцены. Надо запомнить каждое слово, каждую деталь, чтобы потом рассказать эту историю друзьям.

Коннор собирался именем Бога унять будущую супругу, но перед слезами он не мог устоять. Почему его боевая раскраска так подействовала на нее, он не знал. Но то, что именно она разволновала Бренну, было очевидно. Коннор понимал: никакая церемония не удастся, если он не сумеет уломать эту женщину.

Боже, ну и штучка!

— Бренна, не поднимай на меня голос, — спокойно попросил он.

Если в его голосе и слышалась угроза, то едва заметная.

— Нельзя с таким лицом стоять перед святым отцом и перед Богом!

Она тоже говорила с угрозой, и более явной, чем он. Коннор самому себе не желал признаться, но на него произвел впечатление ее тон.

— Я хочу поскорее завершить дело.

Она вырвалась от него и скрестила руки на груди.

— Мы подождем.

— Если ты думаешь…

— Я ни о чем больше не прошу тебя.

К черту все! Кажется, она сейчас расплачется. Неужели эта женщина не понимает, что должна стать его женой? Что ей оказывают честь, а не объявляют смертный приговор? Но похоже, невеста и впрямь этого не понимала. Что ж, кому-то из них надо проявить благоразумие, и он решил взять на себя эту задачу.

— Моя боевая раскраска действительно так важна для тебя?

Бренна не могла поверить, что такой вопрос вообще можно задавать.

Каждому известно, что бракосочетание — это таинство и явиться на него в боевой раскраске — значит, нанести оскорбление Богу, церкви, священнику и ей, невесте.

— Да, для меня это очень важно.

— Тогда ладно. Но я подчиняюсь твоему требованию в последний раз. — Немного помедлив, Коннор остановил пристальный взгляд на своих соратниках и дождался, пока все они не закивали в знак согласия. Только тогда он снова повернулся к своей строптивой невесте: — Я вполне ясно выразился?

— Да, ясно. Я это очень ценю.

Бренну внезапно охватило желание расхохотаться, но она сумела сохранить серьезное лицо, наблюдая, как Коннор, ворча что-то себе под нос, направляется к озеру. Она позволила себе улыбнуться, когда он вошел под сень деревьев. В первый раз за очень долгое время она не испытывала страха за свое будущее. Впрочем, Бренна тут же напомнила себе, что должна держаться осторожнее, пока не обретет способность мыслить более трезво. Но судя по тому, что Коннор начинает понемногу уступать, он не такой уж безнадежный дикарь. Конечно, это еще не повод, чтобы выйти за него замуж, но… она уже решилась связать с этим мужчиной всю свою жизнь. В общем-то она всегда была способна на отчаянные поступки. Вот и теперь она сделает все, что сможет, ей достаточно ухватиться даже за тонкую ниточку надежды.

Она стояла с улыбкой на лице, пока не вспомнила о синелицых язычниках, сопровождавших жениха.

Прежде чем повернуться к ним, она негодующе нахмурилась:

— Вы знали, что вам предстоит присутствовать на бракосочетании?

Ничего больше ей не пришлось добавлять. Куинлен и все остальные склонились перед ней в поклоне и тут же поспешили вдогонку за своим лэрдом.

Они не сопротивлялись, как Коннор, а просто подчинились ей. Бренна не смела в это поверить и пошла за ними, только чтобы убедиться, не передумают ли они в последний миг. Они все выстроились на берегу, о чем-то переговариваясь друг с другом.

Она глубоко задумалась и не сразу сообразила, что, перед тем как войти в воду, мужчинам надо раздеться. Признаться, она была слишком поглощена торжеством своей маленькой победы.

Первыми на землю полетели ремни. Бренна замерла и закрыла глаза, но недостаточно быстро, потому как успела увидеть голые мужские задницы, прежде чем они исчезли в озере.

Раздался взрыв хохота. Бренна ничуть не смутилась, хотя не сомневалась, что ее присутствие всеми замечено и смеялись сейчас над ней.

Сзади к ней подошел священник:

— Мы еще не познакомились как следует, миледи. Меня зовут отец Кевин Синклер. Сын Ангуса Синклера из Недерхиллса.

— Рада познакомиться с вами, святой отец. Я — Бренна. Мой отец — барон Хейнсуорт. Я, правда, сомневаюсь, что вы о нем слышали. Я из Англии.

— Я уже догадался.

— Видимо, по одежде и разговору, да?

— Именно так, — с улыбкой подтвердил он.

И эта улыбка, и даже его провинциальный акцент показались Бренне в эту минуту необыкновенно милыми. Священник излучал такую удивительную доброту, что впервые за долгое время на сердце у нее потеплело.

— Я должен сделать вам комплимент, леди Бренна. Для начинающей вы замечательно владеете нашим языком.

— Но я, отец мой, изучала гэльский несколько лет.

Заикаясь, он принялся извиняться:

— О, простите меня! Я намеревался похвалить вас, а не обидеть.

— Я ничуть не обиделась, просто удивилась, — поспешила она успокоить отца Синклера.

Он снова улыбнулся:

— А вы знаете, что вы смешиваете языки, когда сердитесь?

— Понятия не имела. Когда вы успели заметить?

— Да когда вы разозлились на боевую раскраску. Я тоже рассердился, но не настолько. И когда набросились на Коннора… Должен сказать, это произвело на меня впечатление. И на него тоже, готов поручиться. Не думаю, что кто-то раньше осмеливался говорить с ним настолько страстно и яростно. Это надо было видеть, уверяю вас.

— Конечно, мне не стоило так вести себя, это недостойно леди, я понимаю, но я не совладала с собой. Я виновата, святой отец. Если бы у нас было время, я бы попросила вас исповедать меня перед святым таинством брака.

— Я был бы счастлив найти для вас время, миледи.

— А есть поблизости церковь?

— Даже несколько. Но мы можем соблюсти все необходимые правила и вне пределов храма, если на исповеди не будем видеть лица друг друга. Это возможно и здесь.

Священник, готовясь принимать исповедь, уже надевал епитрахиль. Украшенная кисточками длинная полоска ткани легла ему на плечи. Когда они подошли к поляне, отец Синклер заправил свободные концы епитрахили за веревочный пояс, которым была подпоясана его коричневая сутана, и стал озираться в поисках подходящего места.

Наконец он заметил толстый пень, уселся на него и велел девушке встать рядом на колени.

Бренна склонила голову и закрыла глаза. Он устремил свой взор вдаль, через поляну, размашисто перекрестил ее и разрешил начать.

Она быстро перечислила свои проступки. Кажется, не забыла ни одного. Закончив, Бренна принялась задавать вопросы отцу Синклеру, желая оттянуть неизбежное.

— А это грех, что я страшусь будущего? Я ведь совсем не знаю Коннора. Он пугает меня, отец мой. Или я совсем глупая?

Священник ни за что не признался бы, что Коннор и его самого пугает. Он не мог сказать всей правды не потому, что стыдился ее: подобное чувство, как ему было известно, Коннор внушал многим. Но он считал своим долгом утешить девушку, а не испугать ее.

— Я тоже не слишком хорошо его знаю. Но я слышал о нем достаточно и могу сказать, что характер у него не из легких. Дональд Макалистер, его отец, умер, когда Коннор был очень юн. Его воспитанием и обучением занимался Алек Кинкейд, и с тех пор эти двое считают себя братьями.

— Я уверена, мне понравится его брат, — прошептала Бренна, надеясь, что с Божьей помощью именно так и случится.

Священник, правда, думал иначе. Он скорее предположил бы, что девушка придет в ужас при первой же встрече с Кинкейдом, но, господи помилуй, лучше ей сейчас не знать об этом. Поэтому он постарался быть осторожнее в выражениях.

— Я никогда не чувствовал необходимости следить за своими словами в его присутствии или на всякий случай держаться от него подальше. Прожитые годы научили Кинкейда выслушать, прежде чем действовать. По крайней мере мне так рассказывали. И меня он не пугает так…

— Как Коннор?

— Послушайте, дочь моя, не пытайтесь за меня договаривать. Я наблюдал, как самые разные люди относятся к Коннору, и понял, что с ним надо быть поосторожнее. Не забывайте, что Господь всегда следит за вами. Нам порой трудно понять его волю, это не в нашей власти.

Если все это отец Синклер говорил для ее успокоения, почему Бренне так хотелось плакать?

— Я буду совершенно одинока, отец мой, — прошептала она.

— Одинока? Нет, Господь никогда не оставит тебя. Да и я буду поблизости. Я служу у лэрда Кинкейда с тех пор, как его духовник умер три месяца назад. Так что, если я вам понадоблюсь, вы всегда можете послать за мной, миледи.

От слов отца Синклера Бренне стало немного легче, и она поспешила заверить его, что с удовольствием примет его дружбу и рада будет воспользоваться его советами.

Коннор и его люди, удалившись на небольшое расстояние, пристально наблюдали за ними. В ожидании предстоящего необыкновенного события Куинлен ходил взад-вперед, а Коннор с сердитым лицом стоял возле дерева, скрестив руки на груди.

— Похоже, они не скоро закончат, — заметил Куинлен. — Неплохо бы поесть, а? Трудный был денек.

— Нет, будем ждать, сколько бы ни понадобилось времени. Видит бог, мое терпение на исходе. Ну не может же человек иметь столько грехов? И черт побери, не так уж долго она прожила на свете.

— А не исповедуется ли она в некоторых твоих грехах? — ухмыльнулся Куинлен. — Если я прав, то нам придется ждать не меньше месяца.

Довольный своей шуткой, он громко расхохотался. На лице отца Синклера выразилось неодобрение.

— Лэрд, а нет ли у вашей дамы сердца задней мысли? — предположил Оуэн. — Может, она специально тянет время?

Куинлен закатил глаза к небу.

— Да, конечно, тянет!

Через несколько минут Синклер закончил. Он уже готов был дать Бренне полное отпущение грехов, когда она удержала его.

— Могу я задать вам последний вопрос? — Она сцепила перед собой руки, ожидая ответа.

Синклер заметил ее волнение и поспешил успокоить:

— У тебя столько времени, сколько тебе требуется. Я не спешу.

— Они наблюдают за нами, да? Я, конечно, зажмурилась, как вы велели, но я чувствую, что Коннор недоволен. Я права?

— Ну почему? Он почти не обращает на нас внимания, — уклончиво ответил священник.

Бренна облегченно выдохнула:

— Я буду стараться делать все как можно лучше. Я решила быть хорошей женой. Спасибо, отец мой, за ваши наставления. Я благодарна вам за время, которое вы мне уделили. Вот теперь я закончила.

Отец Синклер снова засунул концы епитрахили за пояс и наконец поднялся. Он повернулся к Бренне, желая помочь ей встать, но зря беспокоился. Коннор уже оказался рядом с невестой и одним рывком поставил ее на ноги.

— А лэрд не хотел бы исповедаться в своих грехах?

— Нет!

Его ответ прозвучал так резко, что отец Синклер вздрогнул и почел за благо отойти подальше, якобы торопясь поздороваться с другими.

Коннору было плевать, резко он ответил или нет. Он не спускал глаз с Бренны, ожидая, когда она на него посмотрит. Он решил, что пора внушить ей большее уважение к себе, и, видит бог, он так бы и сделал, если бы вдруг Бренна не уставилась на него с выражением глубокого удивления на лице.

— Коннор, а ты вовсе не такой уж некрасивый.

— А мне обязательно это знать?

— Да нет, не обязательно, но я просто захотела тебе сказать. Ну ладно, не важно, красивый ты или нет, я все равно выхожу за тебя замуж. А если я обещаю, то слово всегда держу. Но я хочу, чтобы и ты мне кое-что пообещал.

— Нет.

Ее глаза округлились от неожиданности.

— Но ты даже не знаешь, о чем я собиралась попросить. Как ты можешь говорить «нет»?

— Священник ждет.

Бренна заставила себя набраться терпения, потому что вопрос, который она собиралась ему задать, сейчас был для нее важнее всего.

— Как только священник благословит наш союз, ты объяснишь мне, почему решил жениться именно на мне?

Коннор не нашел ничего дурного в ее вопросе, хотя ему показалось странным, почему ее это интересует.

— Хорошо, — согласился он. — А ты и дальше собираешься оставаться такой упрямой?

— А разве я упрямая? Что-то я этого за собой не замечала.

На всякий случай она поспешила сменить тему разговора, прежде чем он еще что-нибудь выскажет по ее поводу.

— Спасибо, что ты разрешил мне исповедаться отцу Синклеру. Мы оба благодарны тебе за терпение.

Коннор удивился ее благодарности.

— Наши священники — самые уважаемые люди в Горной Шотландии. Я бы не осмелился прервать его, даже если бы захотел.

Она заметила, что отец Синклер машет им, и взяла Коннора за руку.

— Святой отец хотел бы начать. Ты готов? Должна признаться, я очень волнуюсь, — добавила шепотом Бренна.

— Зря, сейчас начнем — и сразу успокоишься.

— Правда? — спросила она, думая, как ей отважиться на такой подвиг.

— Конечно, потому что поймешь в конце концов, что со мной лучше. Ни одна женщина в здравом уме не захотела бы выйти замуж за эту свинью Макнейра.

Он говорил так уверенно, что она решила поверить, к тому же у нее не было другого выбора. Бренна хотела бы сама ощутить подобную уверенность, у нее даже возникло желание прислониться к нему и позаимствовать часть его силы. Но она удержалась, подумав, что тем самым проявит перед ним свою слабость, а этого она не хотела. Нет-нет, она просто волнуется. Вот и все.

Как только Бренна заметила, что все смотрят на нее, она заставила себя улыбнуться и расправила плечи.

— Надеюсь, я не перепутаю слова клятвы. У меня не было времени подумать, что сказать тебе, и я…

— Нет, больше мы не можем ждать. Ты все сделаешь как надо.

— Но я…

Услышав волнение в ее голосе, Коннор решил ее подбодрить:

— Все кончится так быстро, что ты не успеешь оглянуться.

Бренна догадалась, что он имел в виду церемонию, и не стала его поправлять. Она, конечно, беспокоилась, что напутает что-нибудь в клятве, но знала: нужные слова, так или иначе, она скажет. Ее больше волновало будущее. Все так бесповоротно! Она совсем не знает Коннора. Хотя, напомнила она себе, Макнейра тоже. Разве будущее с ним беспокоило бы ее меньше?

Бренна уставилась перед собой и с минуту стояла неподвижно, снова и снова пытаясь представить себе возможные последствия того, на что собиралась пойти.

Наконец она решилась во всем положиться на милость Божью.

— Теперь пути назад нет, Коннор Макалистер.

Он кивнул, услышав убежденность в голосе Бренны и поняв, что она приняла окончательное решение.

— Действительно нет.

Она шагала впереди Коннора, высоко подняв голову, всем своим видом выказывая желание пойти до конца.

— Вот видишь, все очень просто.

Да, было бы просто, если бы желаемое совпадало с действительным. Он вообразил, что она наконец вняла доводам разума и намерена подчиниться ему.

Но Коннор даже не подозревал, насколько он ошибался.