Ночь с убийцей

Диана Билык, 2020

Он пришел меня убить. И спасти. Он жестокий и безумный. Любовник. У него нет имени. У меня нет ничего, кроме его слов. Я не помню его, не знаю, но тело, вопреки всему, отзывается. Каждый раз доказывает, что я ошибаюсь. Я хочу сбежать, укрыться от власти безумца, что называет своей женой, только бы не запутаться в его сетях. Не полюбить его…

Глава 9. Тэкэра

— Осмотреть, — тише добавил мужчина, когда я замерла от приказа. Его голос подрагивал бархатной нотой, пугающей до остановки дыхания. Я не выдержу его прикосновения — лучше умереть.

— Дочь не спит, — попыталась я воспротивиться.

Голос предательски хрипел, ужас застилал глаза и забивал грудь. Меня качало, будто крошечную лодочку в бушующем океане. Пришлось прикрыть веки и глубоко вдохнуть, чтобы не выключиться и не подвергнуть опасности дочь.

Что он с ней сделает, если я буду без сознания? Страшно представить.

— Пожалуйста, — губы сами шевелились, — дай немного отдохнуть. Прошу тебя… Я выполню, что захочешь, но дай немного времени.

Я осторожно всмотрелась в полутьму комнаты и нашарила высокую фигуру рядом. Поток воздуха бросил в лицо запах его густого дыхания с легким ароматом табака, отчего по коже пошли мурашки. Захотелось себя ударить, чтобы отрезвить. Он убийца! Враг!

Справляясь с эмоциями, глубоко вдохнула.

Почему-то аромат исходящий от мужчины был жутко знакомым, приятным даже. Я захлебнулась волной новых необъяснимых эмоций. Все тело сковало, скрутило, и изо рта вылетел тихий стон.

В бездне черных глаз врага можно было утонуть. Мужчина не двигался и не нападал, просто нависал и будто поглощал собой воздух. На смолянистых прядях волос переливался свет из окна, забираясь мягкими лучами луны по вискам и угасая где-то позади, на затылке.

Я не понимала, как себя вести с мужчиной, который присвоил меня себе, да и не осознавала до конца правду. Все еще мечтала проснуться. От пережитого трясло все тело, и по горлу разливалась кислота. Ужасно хотелось пить, но я не смела сказать или попросить. Боялась, что это взбесит изверга, и он меня тронет иначе.

Дрожала и не понимала, что делать дальше.

Знала одно: от людской злобы нет спасения, можно лишь переждать ярость, а потом зализать раны, чтобы никто не видел. Я столько раз обжигалась на доверии, что больше не хочу. Лучше притворюсь покладистой, а, когда убийца уснет, расслабится, потеряет бдительность, сбегу.

Не верю я, что кто-то меня или нас преследует. Никого в моем доме не было! Этот жуткий мужчина обманывает в своих интересах. Заметает следы, чтобы о его преступлении никто не узнал.

Нет погони и опасности, в которой мужчина убеждает меня. Единственная опасность сейчас рядом — он сам. Тот, кто желает ломать меня и издеваться, а я…

Хочу побыть одна.

Выплакать слезы, что стоят под горлом, очистить тело от усталости и запаха грязи, уставиться в потресканый потолок и лежать до утра в надежде, что тело остынет, перестанет гореть от невыносимой страсти, и я никогда больше не увижу это страшное лицо. Дерзко красивое, со шрамами, высеченное, будто из камня, с такой мощной харизмой, что у меня от одного взгляда на мужчину тряслись поджилки и пульсировало между ног.

Он словно заколдовал меня черными глазами. Меня будто невидимой нитью к нему тянуло.

Преступник сказал, что я похожа на его любимую. Только это сдерживает клинок, только это позволяет мне жить.

Тонкое лезвие, что касалось моей кожи, и схожесть с той, другой, девушкой — мой залог. Шанс.

Вот бы стащить необычный ножик и осмелиться перерезать горло врагу.

Меня пробило другой мыслью, как током в двести двадцать.

А если утром убийца поймет, что я не та, кого он ищет? Убьет ведь! Задушит, на кусочки порежет и прикопает в лесу.

Я спрятала испуганные глаза за ресницами и немного повернула плечо. Малышка больно вцепилась тонкими пальцами за грудь, отчего я ахнула и подобралась.

Снова столкнулась с черной бездной глаз.

Мужчина ждал, а я искала варианты, как избежать неизбежное.

Чтобы расслабиться и успокоиться, покачала хныкающую Дару, заглянула в широко распахнутые глазки и запела севшим голосом:

— Ты спи, а я спою тебе,

Как хорошо там на небе,

Как нас с тобою серый кот

В санках на месяц увезёт,

В санках на месяц увезёт,

В санках на месяц увезёт.

Краем глаза заметила, как сверкнул огонёк. Дьявольски алый отблеск в глазах мужчины. Между пальцев он сжимал сигарету. Втянув воздух так, что огонёк разгорелся сильнее, убрал зажигалку в карман и выпрямился. Его внимание окутывало меня удушающим одеялом, окружало кружевной вязью дыма, проникало в ноздри тонким ароматом дорогих сигарет. Запах пробуждал странные ощущения в груди, будоражил и учащал пульс, заставлял сдерживать дыхание и прятать эмоции.

Они не мои!

Я знала, что чудовище ни на мгновение не выпускает меня из виду, разглядывает и ждёт. Неужели дал время отдохнуть? Но при этом и не подумал выйти из комнаты. Присел на подоконник и, выдыхая дым в распахнутую форточку, косился на меня.

Выжидает, как хищник. Не отступит.

И приказ не заставил себя ждать:

— Ребёнок спит. Раздевайся.

— Не. Хо-чу, — сказала я четко, стрельнув в него ненавистью, и отвернулась. Переложила Дару поудобней, укрыла ее и сама закрутилась в одеяло. Сжала губы до боли, чтобы мужчина не услышал предательское возбужденное дыхание.

Сначала в ушах стучала гулкая тишина, а потом мир перевернулся вверх ногами. Гад взвалил меня на плечо и куда-то понёс! Я колотила ногами, пыталась вырваться, но не кричала, чтобы не разбудить Дару, а потом неожиданно обрела свободу…

Секунда свободного падения, и несильный, но чувствительный удар в бок.

Бросил меня?

Выбралась из одеяла и тут же сощурилась от стрельнувшего в глаза яркого света.

Пока моргала, пытаясь привыкнуть, услышала треск рвущейся ткани, и по коже заскользили сухие теплые руки.

Я ловила чужие пальцы, отбивала ладони, ерзала и вертелась ужом, но бесполезно.

— Ты ещё не забыла, Тэкэра, — раздирая на мне одежду, легко преодолевая моё сопротивление, проговорил мужчина, — как меня возбуждает твоё неповиновение? Дразнишь?

Он вжался в меня, а я затихла. Задышала часто-часто. Грудь толкалась вверх и касалась каменной груди урода. И я слышала, как гудит-стучит под ребрами черное сердце.

Бедром ощутила напряжённую мужскую плоть и, не долго думая, дернула ногой со всей дури и едва не завыла от боли, пронзившей колено. Так тебе, мерзавец! Жаль, что лишь раз попала, после чего оказалась скрученная сильными руками, придавлена к постели еще сильней. От напора захрустели кости.

— Ши-и-ин! (с японского «умри» — примечание автора) — прошипел в лицо мужчина, вмял меня в кровать и сжал руками горло.

Я выгнулась, засучила ногами, пытаясь снова его ударить, но была скована, будто на меня рухнула гранитная плита.

Пальцы вмиг похолодели, я со всех сил вцепилась в клетчатую рубашку. Мягкая ткань заскрипела, и слабость заставила меня отпустить. Руки упали вниз, как плети.

Он давил и обжигал черным взглядом.

Воздух медленно утекал из легких, словно в крепких мужских пальцах сито, куда просачивается моя жизнь.

Одна.

Две.

Попытки вдохнуть.

Мир потускнел, стал мутным, будто комнату накрыли молочным стеклом.

Не получалось ни дернуться, ни закричать.

Назад дороги нет. Но, честно, я бы повторила все снова. И ударила бы коленом так, чтобы мудак сдох с первого тычка.

У… блю… до…

В голове загудело, ребра затрещали, а тело пробрало сотрясающей дрожью.

Чернота обступила со всех сторон, закутала, будто крыло хищной птицы, и выплюнула меня на свет.

Я лежала на лугу, в высокой траве, и ждала, пока тяжелое дождевое небо упадет и раздавит. Время тикало, уплывало черными тучами на север. Качалось на красной луне, а я не могла сделать вдох. Открывала рот и теряла рассудок, потому что вместо воздуха в горло, казалось, влетает стекло.

С трудом получилось перевернуться. Рука сама потянулась к груди, и я услышала, как мое сердце отбивает последние удары под ребрами.

Еще чуть-чуть.

Еще миг.

Еще секунда.

— Эк… эк… эк.

Я поискала взглядом источник звука и напоролась на что-то небольшое впереди, запутанное в колючках чертополоха.

Подтянулась, коснулась пальцами грубой ткани, но от недостатка воздуха согнулась и едва не рухнула в грязь.

Раскрыла дрожащую руку и присмотрелась.

Это была кукла. Мотаная из темно-горчичной ткани. Живая кукла с глазами из янтарного стекла.

Она болтала тряпичными ручками и выдавала странные звуки:

— Эк…

Это было противно, до мерзости и горечи. Мне захотелось ее убить, чтобы она заткнулась.

Теряя последние силы, я сдавила мотанку в кулаке и закричала без голоса.

В лицо брызнула кровь.

Ледяная.

И я открыла глаза.