Трёхглазая рыба минога

Диана Конде

Подростки Рома и Майя живут по разные стороны реки, а по сути – в двух разных государствах. Границу просто так не перейти, опасную реку не переплыть, но когда тебе пятнадцать, так хочется поговорить с кем-то, кто понимает. А ещё в таком возрасте ты остро видишь, что правильно, а что – нет, и точно знаешь, как это исправить. В один день Рома становится единственным свидетелем того, как Майю похищают, и отправляется на ту сторону на её поиски.

4

— И матери родной ничего не говорит! — Жанна Андреевна громко шептала за дверью, периодически переходя на визг и не догадываясь, что Майя подслушивает.

— Жанна Андреевна, я правда не знаю, что произошло. — Хорошо врёт, точно актриса мелодрамы.

— Твой этаж был.

— Понятия не имею, что она на нём делала.

— Она здесь живёт и может ходить где хочет. — Это отец. Она опять не услышала, как он подошёл. Майя любила угадывать людей по шагам, и обычно ей хватало дня-двух, чтобы научиться узнавать постояльцев, чего уж говорить про мать и персонал отеля. Братки и партнёры отца звучали все одинаково: широкие, тяжёлые шаги, как те, что Майя слышала сегодня утром, а вот отец ступал бесшумно, словно сливаясь с другими звуками отеля и всегда появлялся там, где его не ждали.

Все трое столпились у двери. Мать, конечно же, прилетела через минуту и стала виться у номера словно комар. Майя успела запереться в ванной и теперь тихо рыдала от страха, оперевшись спиной на дверь. Ссора в номере вообще не помогала ей успокоиться, поэтому на вопрос отца «Что случилось?» она могла только икать в ответ.

— Мне кто-нибудь объяснит, что произошло? — Голос отца, как всегда, был сух и спокоен.

— Я уро-о-од, — икала Майя. Мать снова торопливо что-то зашептала. Рита переминалась с ноги на ногу.

Непонятно, кто из женщин был напуган больше, но отец чувствовал себя в этом звенящем облаке страха словно рыба в воде.

— Ты, — это маме, — в холле никого, заезд через час. Со стойки опять исчезли все брошюры. Разберись.

Что-то в его тоне подсказало Майе, что они сегодня уже успели поссориться. Из-за неё?

В комнате воцарилась тишина. Майя задержала дыхание, чтобы перестать икать, и представила, как отец смотрит своим взглядом сначала на мать, потом на Риту. Как Рита хлопает ресницами, как мать опускает глаза, что-то шепча себе под нос, наверняка ругательства. Родители никогда не ссорились при Майе, но она могла расслышать отголоски битв в красноречивом молчании отца и в визгливых интонациях матери, когда она отчитывала горничных.

Её торопливые удаляющиеся шаги ни с чем не спутаешь. Мать ничего не ответила отцу и проиграла этот бой, а значит, сегодня достанется кому-то из персонала.

Майя чуть слышно выдохнула. С уходом матери из номера исчез этот напряжённый звон. Отец с Ритой начали негромко переговариваться, наверное, рассматривали ковёр и осколки.

— Вадим Сергеич, сюда с прошлой недели никто не заселялся, я девятого числа тут убиралась и всё закрыла. Не знаю, что произошло, я на этаже была.

— Ну да. — Отец ответил очень нейтрально, чтобы не обидеть Риту, но Майя знала, что он не поверил. — Как закончишь этаж, убери тут всё.

— Но Жанна Андреевна сказала…

— Задержишься на пару часов. Или спешишь куда? — Зашуршала бумага. Деньги? Майя прижалась ухом к двери в ванную. — Плесень сможешь вывести?

— У нас отбеливатель в прачечной есть, им можно. — Снова шуршание бумажек.

— Вот и славно. Потом зайдёшь ко мне в кабинет.

Отец постучал костяшками пальцев по двери, по дереву резко царапнул перстень. Майя отшатнулась. Когда он успел подойти?

— Кончай реветь. Если всё так плохо, вызову тебе машину, поедешь в больницу. Если нет, умойся и выходи. Даю тебе, — тонко звякнул металлический ремешок на часах, — двадцать минут, а потом ломаем дверь.

Майя икнула. Она сидела в полной темноте, чтобы не видеть своё отражение в зеркале. На ощупь она добралась до раковины и включила холодную воду. Ноздри слиплись от крови, до зубов было не дотронуться, так они болели. И было странное чувство, что в итоге она осталась в дураках. Но Рита же так её умоляла.

От дверцы шкафа отвалилось зеркало, пол был залит кровью, номер был непригоден для въезда как минимум сегодня, работа встала часа на два — мать могла уволить и за меньшее. И от неё всё равно бы влетело, поэтому Майя нашла логичным взять вину на себя. А ещё ей понравилось это ощущение маленькой власти над Ритой: теперь у них был общий секрет, и, конечно же, она Риту не выдаст. Но ведь может. Отец точно догадался, в чём дело, ну и ладно. На самом деле Майя была не виновата: не решаясь оставить вещи в прачечной, за которой неустанно следила мать, она развесила мокрую одежду в незанятом номере. Откуда ей знать, что плесень нарастёт за несколько дней?

Она думала, что неделю назад ей повезло — но её маленькая невинная тайна вдруг обернулась столькими неудачами сразу, которые наваливались одна на другую, и в итоге всё закончилось здесь — в тёмной ванной. Или ещё не закончилось?

Помимо школы Майе разрешалось ходить только на дополнительные занятия по химии и биологии к Софье Марковне. Которая позвонила на прошлой неделе и сказала, что отменяет все уроки на ближайшие дни. На вопрос «Почему?» она сухо ответила: «Уезжаю к племянникам». Ага, конечно. Майе было далеко до способностей отца, но она безошибочно распознавала фразу «Не твоё дело», как бы она ни звучала.

Говорить про отмену занятий родителям, конечно же, не стоило. Надавали бы ещё больше работы. В прошлом году в сентябре Майя бросила модельную школу, отказалась от курсов английского и перестала ходить на гимнастику, поэтому отец решил, что раз у неё так много свободного времени, то она может и поработать на благо семьи. И шляться не будет где попало. Матери удалось уговорить Майю не бросать уроки у Софьи Марковны — своей бывшей учительницы, поэтому по вторникам, четвергам и пятницам у Майи было целых два часа вне школы и отеля. Значит, всё это время, пока Софья Марковна «гостит у племянников», Майя наконец-то может побыть одна.

В тот день ей повезло. На стойке регистрации никого не было, и когда тренькнул телефон, Майя оказалась ближе всех.

«Ага, да, спасибо», — одним ухом Майя прислушивалась к звукам отеля: не раздадутся ли шаги матери, не подкрадётся ли отец.

Мимо прошла Рита с ворохом белых полотенец и скорчила гримасу: видимо, мать опять бушует в прачечной. Майя улыбнулась уголками рта, хотя внутри ей хотелось орать от восторга: сегодня урока с Софьей Марковной не будет, как и всю следующую неделю, а может, и больше, и родители об этом не знают. И не узнают.

Ошалев от внезапной свободы, она едва доработала свою смену, накинула любимую зелёную куртку прямо на форму горничной и вырвалась на улицу, зайдя к себе в комнату только для того, чтобы захватить плеер.

Куда пойти? Можно заглянуть к Лизе. Они были родственницами, какими-то троюродными сёстрами, и только поэтому родители разрешали им общаться.

Можно спрятаться на пустыре и там поохотиться на кузнечиков. Можно пройтись по аллее и нарвать цветущих каштановых «свечек». Или взять Коко и пойти гулять за город. А можно…

Что её дёрнуло спуститься к реке? Туда нельзя было ходить, это все знали. Ещё и плеер утопила. Лучше б сама утопилась.

Вода из-под крана была холодной, но приятной, в отличие от воды в реке. У двери в ванную что-то зашуршало. Кто это? Из-за шума воды она не услышала шагов.

Майя тихо подошла к двери и включила свет. На полу перед дверью лежала фотография со свадьбы родителей. За дверью негромко щёлкнул переключатель радио, пару секунд шуршали помехи, а потом полилась спокойная музыка, кто-то меланхолично наигрывал на фортепиано.

— Нас с твоим отцом в ночь до свадьбы положили в разных комнатах, в квартире его родителей. Ночью я проснулась и пошла в туалет. И врезалась прямо лицом в раскрытую дверь. — Майя ушам своим не верила. Мать всегда говорила «твой отец», точно так же как «твоя собака», как будто это Майя его выбирала, но в этот раз она впервые говорила о нём… с нежностью? И что-то в этой фразе было неправдой, но Майя не могла понять что.

Майя подняла фотографию с пола и начала рассматривать. Папа — серьёзный и нарядный, крепко держит маму за локоть. Между бровями уже просматриваются морщины, но очки он то ли ещё не носит, то ли снял для фотографии. Мама неловко улыбается, одними уголками рта, как будто у неё тоже брекеты. Платье ей явно большевато, нелепо торчат плечики, волосы, такие же белые, как у Майи, завиты в мелкие кудри. Рядом с мамой стоят бабушка с дедушкой, низенькие и кругленькие.

— Посмотри на мой нос, — мама хихикнула. Майя подошла ближе к лампе и развернула фотографию. Нос как нос, а вот глаза как будто были слишком близко. И тени как-то странно падают. — У меня переносица опухла так, что я её видела без зеркала. Твой отец всё шутил, что Жанну украли, а ему ведьму в день свадьбы подсунули. До сих пор иногда так шутит. И глаза пришлось красить несколько раз, я так плакала, что синяки будут видны, что вся тушь смывалась.

Майя взглянула на себя в зеркало. Нос вроде как скривился на одну сторону, или он всегда такой был? Переносица на месте, и фингалов нет, но губа разбита. Майя вытерла кровь в уголках рта тыльной стороной ладони. Концерт для фортепиано закончился, и заиграл бодрый марш. Майя почувствовала себя увереннее. Может, мать уже успела на кого-то наорать и теперь успокоилась?

— Мама, — Майя тихо открыла дверь и выглянула, прикрывая лицо рукой, — только не ругайся. В больницу мне не надо, мне надо к стоматологу.

Мать стояла напротив двери в ванную, зажав в руках радио с Ритиной тележки, и задумчиво крутила ручку громкости.

— А где Рита? Тележка в коридоре, этаж пустой. — Громче, тише, громче, тише, марш то взлетал вверх, то затухал. Майя поморщилась.

— Папа попросил её зайти к нему в кабинет. — Майя отвела руку от лица, надеясь, что мать не будет слишком бурно реагировать.

— Он что? — Мать резко выключила радио. В воздухе снова повис этот звон, как будто кто-то дёрнул натянутую верёвку. Даже не взглянув на Майю, мать вылетела из номера и, со стуком поставив радио на тележку в коридоре, быстро поцокала каблуками по лестнице, не вызывая лифта. Что она такого сказала?

Где-то вдалеке раздался гром, а потом Майю снова облепила тишина. Она опять всё испортила.