Любовь и дружба в 6 "Ю"

Диана Лапшина (2024)

Диана Лапшина — талантливый писатель и художник. Книги с ее иллюстрациями становились лауреатами множества премий, в том числе престижной премии «Образ книги», а ее авторская книга «Новогодняя сказка» попала в шортлист премии им. Корнея Чуковского. Повести и рассказы Дианы Лапшиной рассказывают о детях, подростках, об их родителях, проблемах и трудностях и помогают пережить порой не простую пору взросления. В книге «Любовь и дружба в 6 “Ю”» Диана Лапшина рассказывает о проблемах, которые знакомы каждому: как сохранить дружбу, когда твой лучший друг вдруг влюбился в новенькую? Как новенькой адаптироваться в новой школе? Как не стать предателем? И что важнее: любовь или дружба? Талантливые рисунки Марии Спеховой познакомят вас поближе с героями этой повести. Для среднего школьного возраста.

Ты ничего не путаешь?

Я решил, что, когда Митька вернется, пусть почувствует себя виноватым. А я его накажу. Отсяду, и пусть сидит всю математику один. Даже очень хорошо, что сейчас математика — Митька в ней не силен и весь урок нет-нет, да и заглянет ко мне в тетрадь. А мне разве для друга жалко? Для друга совсем не жалко. А для такого, как Митька, который променял меня на какую-то Долгоногую — жалко.

И я принял твердое решение сесть куда-нибудь в другое место. Но, как нарочно, все парты оказались заняты. Я и не замечал раньше, как много народу учится в нашем классе.

Сначала я выбирал, к кому пересесть, но всякий раз выходило, что парты заняты, и вот, наконец, дошло до девчонок. Я сел к Алексеевой, но она заверещала так, словно я не за парту к ней сел, а живого паука ей за шиворот посадил. На эти крики прибежала Киселева и выгнала меня со своего места. Тогда я сел за соседнюю парту — к Петелькиной, но Петелькина сидела вместе с Хвостовой, и они дружно сбросили меня со стула.

Так я переходил от парты к парте пока наконец, не оказался в конце класса. Там стояла пустая старая парта, за которую иногда садились приглашенные родители или комиссия — посмотреть, как идет урок.

Я достал учебники, тетрадь, разложил карандаши, линейку и стал ждать звонка. Митька все не появлялся.

«Наверное, валяется в ногах у Долгоногой», — мстительно подумал я. Интересно, что он подумает, увидев, что я пересел. Но Митька ничего не сказал. Он даже не обратил внимания! Ну и друг…

И вот прозвенел звонок и в класс вошла математичка Ольга Дмитриевна. Она, конечно, сразу заметила, что я сижу не на месте, но ничего не сказала, а только поздоровалась со всеми и произнесла:

— Сегодня попрошу вас вести себя максимально собранно.

И только она это сказала, как дверь открылась и вошел директор. Все вскочили (и я тоже), он кивнул и махнул рукой — садитесь, мол, и пошел прямо ко мне!

Ребята завертели головами и захихикали. Только Митька посмотрел на меня печальными глазами и покрутил пальцем у виска, как бы говоря: «Ну и дурак ты, Пустельков. И куда тебя понесло». А я, вместо того, чтобы вести себя «максимально собранно», как и посоветовала Ольга Дмитриевна, сделал наоборот — развалился за партой и показал Митьке язык.

— Это еще что такое?! — взревел директор. Он решил, что я показываю язык ему, представляете?!

— Хорошенькие дела, Ольга Дмитриевна! — сурово сказал он. — Хорошенькую дисциплину вы тут развели, ничего не скажешь. Ну, что ж, приступайте к уроку.

И сел рядом со мной. Ольга Дмитриевна посмотрела на меня своим самым сердитым взглядом и сказала:

— Открываем тетрадь и проверяем домашнее задание.

Я с готовностью схватил тетрадку, распахнул ее и понял, что несчастья только начались.

— Ну, что же ты? — шепотом спросил директор. — Открывай.

Я вспотел. Тетрадь по математике я дал еще перед первым уроком Кирееву списать домашку, и забыл забрать обратно. А это была тетрадь по русскому языку, а вовсе не по математике.

Но я тут же вспомнил, что папа всегда говорит: «Главное — быть уверенным!» И уверенно раскрыл тетрадь.

— Это не та, — сказал директор, — ты ошибся. Это русский язык.

Я набрал побольше воздуху в легкие и сказал:

— Правильно, русский. Ольга Дмитриевна задала нам домашку по русскому.

Директор удивленно посмотрел на ме-ня.

— А ты ничего не путаешь?

— Нет, — уверенно ответил я, — она часто так делает.

— Часто?! — спросил директор.

— Постоянно! — ответил я. — Помогает другим учителям, чтобы мы получше усваивали программу.

— Однако, — сказал директор.

— Мы очень любим Ольгу Дмитриевну, — прошептал я директору, — она прекрасный учитель. Она очень строгая, но справедливая. Честно-честно.

Ольга Дмитриевна стояла у доски и тревожно смотрела на нас с директором, но делать нам замечание не решалась. Все же я шептался не с обычным учеником, а с ее главным начальником!

— А как твоя фамилия? — спросил директор и вынул крохотную записную книжку и золотую ручку.

И тут я сделал огромную, непоправимую ошибку! До сих пор удивляюсь, зачем. Может, это была месть сразу всем.

— Бочкин, — сказал я.

— Бочкин, — записал директор, — очень хорошо, Бочкин. Ну, занимайся.

И он встал из-за парты и медленно пошел между партами к выходу. Ольга Дмитриевна сделала к нему шаг, но он махнул рукой, мол, ничего-ничего, не отвлекайтесь, и вышел из класса.

Урок прошел так быстро, что я и оглянуться не успел. Сначала мы решали задачу, потом Ольга Дмитриевна объясняла новую тему, а потом мы снова решали задачу, но уже самостоятельно. Под конец урока к доске вызвали Бочкина. Он обреченно выполз из-за парты, взял мел и ужасно медленно записал сначала условие, а потом начал решать. И все никак у него не выходило. Ребята заскучали и стали перешептываться, по классу полетели записки и бумажные шарики, а Митька все стоял у доски и никак не мог справиться с задачей. Она была про ворон, которые прилетели и расселись на крыше. Одна часть села перед трубой, другая — за ней, и надо было посчитать, какая часть во сколько больше. Задача была простая, но с хитростью. Чтобы ее решить, много ума не надо, но нужно внимательно прочесть условие, а Бочкин никогда не отличался вниманием.

Я давно все решил и теперь смотрел в спину бывшего друга и думал, что вот сейчас-то я и получу удовольствие, наблюдая за его страданиями, но удовольствие никак не наступало, и даже наоборот — мне стало ужасно его жаль. Я и сам не заметил, как губы мои вытянулись трубочкой и начали шептать подсказку.

Митька уловил шепот, но никак не мог разобрать, что ему шепчут. Ольга Дмитриевна проверяла тетрадки ребят, сидевших ближе всего к ней, и не замечала моих подсказок. Тогда я стал шептать громче — чтобы Митька точно услышал. Но он лишь топтался у доски и как ученый попугай вертел головой, пытаясь уловить спасительные слова.

Я отчаялся. Я подсказывал все громче, пока не вышел из себя и не рассердился.

И тогда я крикнул, а не шепнул.

Я крикнул: «Ну и тупица!»

И как на зло именно это Бочкин расслышал очень хорошо. Он развернулся ко мне лицом — оно пылало и шло пятнами и сказал: «Ах так?! Ну погоди, сейчас урок закончится, и я тебе врежу!»

Не этого я хотел. Но, как показывает жизнь, иногда хочешь одного, а получаешь совсем другое.