Беседы с регрессологом. Том 2

Диана Орлан, 2022

Первая часть книги включает личный опыт психолога, регрессолога, гипнолога Дианы Орлан при обучении ведению регрессий в Институте Майкла Ньютона в США. Во второй части приводятся записи интересных клиентских регрессий – трансовых путешествий по памяти людей, ощущающих и видящих себя в других своих жизнях. Привычные и необычные описания быта, нравов, культуры разных исторических эпох и местностей на планете Земля приведены практически дословно, с незначительными авторскими изменениями. Все цитируемые клиенты дали регрессологу разрешение на использование материалов своих регрессионных сессий в текстовом и аудиоформате.

Часть II. Истории прошлых жизней

Глава 1. Гиперборея

Регрессантка впервые проходит регрессию и погружается в ситуацию, где обсуждается угроза наводнения. Иперхоп, мужчина, которым она себя чувствует в этом воплощении, предлагает построить особую замкнутую систему — капсулу, в которой жители города могли бы спастись от потенциальной угрозы наводнения. Технология строительства капсулы и продолжительность жизни Иперхопа в 150 лет вызывает дополнительные вопросы. Отвечая на них, регрессантка с удивлением предполагает, что это пространство Гипербореи, находящееся на территории суши примерно в районе современного Северного Ледовитого океана. На вопрос, какой сейчас год, отвечает: «Семь тысяч восемьсот пятидесятый». Итак, что она видит?

— Я вижу мальчика 9 лет. Это я. Он сидит и играет, что-то перебирает, взрослые разговаривают. Двое мужчин, один из которых — мой отец.

— Попробуй вникнуть в суть обсуждения, их взаимодействия.

— Это, похоже, продолжение дела отца. Он этим горел, чувствовал эту угрозу, это наводнение, предупреждал своих. Он, видимо, учёный.

— Хорошо. Когда обсуждали угрозу наводнения, отца уже не было?

— Не было, я не вижу его смерть, но как будто он недолго ещё был.

— А если переместиться в ту обособленную систему, то вода вас не тронет? Насколько там безопасно, если будет наводнение?

— Вода потом сойдёт, и мы сможем выйти из этой капсулы. Капсула не плавающая, под землёй скорее.

— А воздуха хватит?

— Вот я и рассчитывал.

— Ты поэтому Ноев ковчег вспомнила? Наводнение?

— Да, и про выживание.

— Давай переместимся вперёд, когда он эту речь уже выдал. Как реагирует публика?

— В результате я даже не про публику, я строю этот ковчег.

— Расскажи про строительство. Подробно.

— С одной стороны, это под землёй, в камнях. Каменистая почва, как скалы, дно выдолблено. А с другой стороны, если отдалиться и посмотреть в разрезе, то это, как газовый баллончик, по форме, такое внутри это помещение, только оно больше.

— Кто строит, сколько нужно было сил и ресурсов, чтобы всё это выстроить?

— Там вообще технология непонятная. Ни тракторов, ничего. Как будто какой-то преобразователь материи для того, чтобы выдолбить само помещение. Пещера там была изначально. Но как бы сделать гладкими внутри стен подпоры, это какой-то не очень большой прибор, который, как в сказке, вот так его — раз, и камни деваются…

— Куда деваются камни?

— Они на молекулы разбиваются, и их больше нет.

— То есть тяжёлый физический труд там не применяется?

— Нет.

— Про прибор расскажи. Какой он?

— У него, как в пылесосе, такая часть, как лопатка.

— Как ты его включаешь?

— Как будто есть отдельно не провод, а какая-то часть, которая генерит энергию каким-то образом, а этой лопаткой я прикасаюсь и, как масло, собираю породу.

— Ты горную породу собираешь? А в какой момент она рассыпается на молекулы?

— Я его раз, собрала, провела, и они исчезли.

— Получается, ты любую форму можешь придать камню?

— Да.

— И какую ты придаёшь? Для капсулы что тебе нужно?

— Это овал, как шарик, надутый, продолговатый сильно. А потом эту капсулу таким материалом обложили. То есть этот материал не как ткань, а как пластилин наложили, и он как будто прорезиненный.

— А вы куда клали? Сверху на камень?

— Да, он раз, и накладочка, сверху монолитный.

— То есть капсула сейчас защищена. Как тебе кажется, от воды она спасёт?

— Да, через этот материал с одной стороны может воздух проникать. Вода под него не может проходить. И эта форма давление может держать.

— Что ещё там есть?

— Сектор для растений. Он большой.

— А для животных?

— А для животных как будто нет.

— А для людей как всё обустроено?

— Это комнаты, в каждой комнате кровать. Там ничего лишнего, там кровати.

— Из какого материала?

— Как стены, такие прорезиненные. Такие же.

— Давай про еду узнаем. Что там едят люди?

— Растения как раз.

— А какие?

— Растения есть, как лианы, и это стручки.

— А надо их как-то термически обрабатывать или нет?

— Эти стручки — нет, но есть что-то типа злаковых ещё. Их варят, как кашу. Эти люди очень мало едят.

— Одному человеку сколько нужно еды?

— Из этого стручка какие-то горошинки. Они круглые, на горох не очень похожи. Штуки по три и столовая ложка каши.

— Хорошо. А каша готовилась на каком-то огне? Найди источник.

— Горшочек, вари. Огня нет.

— А что за горшочек?

— Не знаю. Он вроде визуально на металл похож, но не металл. Он похож на мультиварку сегодняшнюю, только она больше, потому что больше людей.

— Только в мультиварке понятен источник энергии. А здесь?

— А нету.

— Давай сделаем ещё один скачок во времени и посмотрим, приходят ли сложные времена. Пока всё это строилось про запас. Пришло ли время, когда всё это пригодилось? Перемещайся вперёд. Раз, два, три.

— При моей жизни это не пригодилось. И я вижу эту капсулу заброшенную. Вижу себя старого.

— А где ты, когда ты стар?

— Сейчас вижу: пришёл в капсулу, в это строение.

— Сколько тебе уже лет примерно?

— 150 приходит.

— Зачем ты пришёл туда?

— Как будто это дело моей жизни, а оно не пригодилось. Это зря. И такое разочарование в этом.

— Но не случилось самого страшного, ты ведь работал на перспективу. То есть сожалению внутри места нет. Что ещё внутри? Нырни туда на мгновение. Как ты прожил жизнь, доволен ли в целом?

— Эту капсулу забросили, и она стоит обшарпанная. И внутри… я печально смотрю на своё детище, и мне его жаль.

— А как тебя зовут? Имя скажи.

— Такой набор букв. Это очень похоже — Иперхоп.

— Я так и буду к тебе обращаться. Расскажи, пожалуйста, ты, ваш народ — кто вы?

— Я не знаю, кто мы.

— Расскажи про свою землю. Мы знаем про твой город, но мы не знаем, что это за земля. У неё есть название?

— Это Гиперборея.

— У вас какое-нибудь летоисчисление есть?

— Есть летоисчисление.

— И сейчас какой год, когда тебе около 150 лет?

— Приходит 7850-й.

— Иперхоп, к тебе обращается девушка из более позднего времени, из XXI века. Ты её знаешь, это другая часть тебя, другое воплощение. Из XXI века она тебя не видит. Скажи, пожалуйста, что случилось с Гипербореей?

— Когда я умер, она была.

— А дальше?

— Я не знаю.

— Хорошо. Покажи нам свою смерть. Переместись туда, где ты доживаешь последние дни жизни. Выходи из тела Иперхопа, смотри со стороны. Расскажи, как он умер.

— Лежал.

— А где?

— Он умер дома. Один, но кто-то рядом был, один человек, женщина. Как будто помогала ему по хозяйству.

— Давай посмотрим, что делали с телом в те времена. Какой-то обряд или обычай был?

— Они его забрали, омыли, переодели. Это, как крематорий, но огня не было там.

— А что там было?

— Опять же какая-то капсула, которой раз, и нет. Он будто разбирается, умели разбирать на молекулы.

— Хорошо.

— Ой, мне так хорошо!

— Попрощайся с тем опытом, с тем телом. За всё большое спасибо, и твоя душа будет взлетать. Поднимись, пожалуйста. Мы дальше не пойдём, там Мир душ. Просто отделись от тела и взлетай. Если почувствуешь, на какой местности находишься, в какой точке Земли, скажи мне.

— Это на севере. Я как будто вижу карту. Это ещё севернее, чем наш север, как будто там суша была.

— На современной карте мира где это? Северный Ледовитый океан?

— Да, и там была суша.

— А климат какой?

— Там тепло… Воронеж, Ростов… И городов много.

Глава 2. Римский воин

Регрессантка погружается в жизнь воина в Древнем Риме, которого ещё подростком забрали из деревни обучаться военному делу. Он видит и военное, и мирное время. Воевать — дело всей его жизни. Подробности военного быта и отношение к бою приведены в отрывке из регрессии.

По возвращении регрессантка анализирует увиденное, сравнивая изображения Цезаря с тем, что приходило в регрессии, и находит сходство в одеянии военного лидера.

— Тот, кто отдаёт приказ, на коне.

— Как ты понимаешь, что он что-то передаёт? Как он доносит это до тебя?

— Если он будет кричать, там же много людей, он это делает ещё какими-то движениями, так показывает. У него даже здесь защита. Вот это (кулак вверх) означает «Стоять!». Согнутая рука под прямым углом. Если вперёд — это «Идти!». Он что-то показывает, выше, и есть определённый человек, который тоже говорит, что делать. Не все же могут это увидеть.

— То есть его указание передаётся дальше?

— Да, это не все, конечно, повторяют, но есть какой-то человек, который передаёт. Но это так всё слаженно.

— Хорошо. Сейчас какое у тебя указание, что ты должен делать?

— Сейчас надо замереть.

— Расскажи про воина, про себя. Зачем ты здесь?

— Это мой долг. Мой долг защищать, сражаться, быть там, где все. Ощущение такое, что я винтик в целом. Такое единение, когда вместе и за что-то… даже не суть важно, за что. Просто сражаться и выполнять долг. Это единственное, что важно для этого человека.

— Хорошо. Сколько тебе сейчас примерно лет?

— 21−23.

— И ты давно воин?

— С 15 лет. Цифры просто приходят, и я их озвучиваю.

— Есть ли дорогие тебе люди вне этого войска?

— Нет. В памяти есть то, что ходили и забирали из деревень. Да, я уже там.

— Откуда тебя забирали?

— Какая-то деревня. Это не город, конечно. Надо было идти до этого города, где я сейчас, о чём мы говорили двое-трое суток.

— Были ли люди, у которых надо было спрашивать разрешение, чтобы тебя забрать?

— Там не спрашивают разрешения. Это просто, как побор такой. С определённого возраста, с 9 до 15 лет, детей, мальчиков, забирали. Просто приезжали. Так всегда, это правило такое.

— Родители у тебя есть?

— Они были, да.

— Ты с ними уже не общаешься?

— Нет. Мы живём там, куда нас забирают. Когда кто-то приходит из той деревни, можно спросить. Но чтобы туда отпустили, такого нет.

— Давай переместимся в самый важный момент твоей жизни. Раз, два, три.

— Самый важный момент — празднование какой-то победы. И я вижу образ Цезаря. Или не Цезаря. Первое, что пришло. Лицо такое самодовольное, и он даже не идёт, его проносят. Солдаты на щитах. У него венок золотой, листья.

— Эта победа для тебя тоже важна?

— Конечно. Моя жизнь в этом во всём. Важно, потому что я понимаю, что я обычный солдат. А Цезарь для меня, как небожитель. И я стою. Его проносят рядом. Я не могу рассмотреть его, я понимаю, что это совсем другая жизнь, другой человек, мне интересно.

— Сколько ему лет сейчас?

— Он где-то средних лет. У него более дорогое обмундирование. Если у меня просто железная защита на груди, то у него там типа узоров. Одежда из более дорогой кожи, моя из более грубой кожи, тёмно-коричневой, а у него более мягкая, это видно. И поверх что-то такое с красным, красный цвет.

— Ты плечо показываешь.

— Там это железное, но там есть ещё и красного цвета типа плаща, сверху накинуто, красно-белое. Сандалии на ремешке.

— Как ты относишься к вашей победе? Какие чувства испытываешь?

— Там уже привыкаешь к этим победам. Цезарь с таким лицом интересным, снисходительным. Полноват.

— Запомни лицо, пожалуйста. Может быть, потом узнаешь. Посмотри, что вы, обычные воины, будете делать дальше.

— Пить будем, гулять.

— Как отдыхают воины? Как они празднуют?

— О, это вообще не имеет значения, как гулять. Лишь бы снять этот страх. Я ощущаю страх. Его нет, когда ты на поле. Конечно, понимаешь, что ты здесь ради победы. Когда потом уже расслабляешься, понимаешь, что выиграл, и вот это ощущение расслабления, это очень помогает, когда ты выпиваешь что-то.

— Что ты сейчас пьёшь?

— Если сравнить с тем, что я могу в этой жизни пить, то это очень разбавленное вино. Причём оно несладкое, кисловатое даже. Отвратительное качество. Но оно такое хмельное!

— А из чего ты пьёшь?

— Какая-то пиала. Что-то среднее между пиалой и кружкой, но без того, за что берутся.

— У вас еда там есть какая-то?

— Да, но очень простая, типа каши. Что-то среднее между перловкой и пшённой кашей. Какая-то она такая по консистенции.

— Пойдём в последний момент жизни. Расскажи, как ты умер, что с телом произошло. Сколько лет?

— Около 60. Да, от старости, а там раны были ещё.

— А где тело? В помещении?

— Это как каморка, хибарка такая, даже не каморка, это как маленькое отделение. Если заходишь, это где-то два метра в длину и в ширину полтора, циновка и лежит тело.

— Кто-то рядом есть?

— Это как дом для старых воинов, которые отошли от дел. Там очень много таких одиноких. Как в нашем понимании дом престарелых. И там есть те, кто ухаживает, типа рабынь, которые воду принесут.

— Какой обряд был с телом произведён? Что тогда делали с умершими?

— Странно, они обмывают его, но тряпочкой… не в ванне. А тряпочкой.

— Те самые, кто служит, рабыни?

— Да, у них одежда длинная, тёмная, и на голове тоже такое… согбенные ходят.

— Они обмыли тело. Что дальше?

— Я знаю, что их сжигают, причём так делают… не костёр, а складывают. Вот так и вот так [показывает слои]. И наверху. И снизу поджигают. Снизу такие, как ветки. Такое ощущение, что у них для этого есть какое-то место специальное.

— Потом что-то с прахом будут делать?

— Нет.

— Хорошо, попрощайся с остатками тела и с тем местом. Спасибо за этот опыт жизни. И пусть душа поднимается и вылетает над этим местом, взлетай, душа знает эту дорогу. Легче стало?

— Замечательно. Внизу очень красивая местность, где он жил. Солнце, зелень, очень много запахов, много солнца.

— Почувствуй запахи, силу природы, напитайся.

— Даже кожа пахнет, доспехи…

— Есть у тебя сейчас догадки или интуитивное знание, где это было?

— Это не был Рим, это был какой-то город недалеко от Рима. Я не знаю, как он называется.

Глава 3. Балканский лучник

По просьбе регрессантки проведена регрессия в память её рода. Один из предков, лучник, подробно показывает свою жизнь (предположительно Балканы, IX век) и борьбу с врагами, вооружёнными ятаганами. Целясь в завоевателей своей земли, лучник ощущает их тёмную энергию и, по сути, стреляет не в людей, а в сущности, которые видит как тёмный туманный сгусток. В конце регрессии предок рассказывает регрессантке часть её родословной, до сих пор неизвестной ей. Финальная часть регрессии не приводится в данном отрывке в силу упоминания фамилий членов рода и очень личной информации, предназначенной для регрессантки.

— Вижу людей в тюрбанах.

— Это те, от кого нужно защищаться?

— Тюрбаны врагов. Они ползут по склону, и их очень много. И я на коне, вместе с моими братьями, роднёй. Я пытаюсь оборонять дорогу.

— А дорога какая?

— Горная дорога. Подступ к тем местам, где они живут. И вижу, что много в горах жилищ и замки пристроены к скалам. И они на этой узкой тропе со мной, с лошадьми, сыплются камни. И они должны отражать набеги этих людей в тюрбанах. У них какая-то полосатая одежда, продольные полоски.

— А лица видны?

— Нет, одни бороды вижу, просто тюрбаны заслоняют. Но они разные. В тёмной одежде есть, и всё это… но это, наверное, сейчас одежда как-то изменилась, потемнела, но их много, и внизу стоят ещё полчища и конники, но конники не могут забраться по скале наверх.

— Их много. А вас много?

— Нет, нас немного.

— Сколько примерно вас, мужчин?

— Человек 25.

— Есть у вас шанс победить?

— Да.

— За счёт чего будете усиливаться?

— Должна помощь прийти.

— Есть ли у вас какое-то оружие?

— Да, конечно.

— Какое?

— Очень длинные кинжалы. И луки.

— Как выглядит лук?

— Лук из полированного дерева с инкрустацией, каждая стрела очень красивая и дорогая. Но их не жалко, потому что они попадают туда, куда надо, и каждая стрела заряжена какой-то энергией защиты. Эта стрела пронзает не только одного человека, но и всё, что с ним связано, с этой чужеземной агрессией.

— Как изготавливалась эта стрела? Тяжело смотреть?

— Да, меня это не касается.

— Не пойдём. Вернёмся туда, где они обороняются. Материал наконечника?

— Бронзовый.

— А сама стрела из чего сделана?

— Из коричневого полированного дерева, перо такое плотное, и она не двойная, а конкретно крепление.

Конец ознакомительного фрагмента.