Не говори, что любишь – 1

Диана Фад, 2023

Мне она не нужна. Богатая чудачка, которая мешает мне. Моя жизнь подчинена правилам и спорту, мне нет дела до ее влюбленности. Она красива, интересна, я ее хочу, но сделаю все, чтобы она была как можно дальше от меня. Если у меня это получится, так как я не железный.

Глава 10. Никита

На следующий день осознаю, что я олень. Подрываюсь с утра, еще до того, как зазвонил будильник, и направляюсь в ванную. Мать застает меня за бритьем и недоуменно смотрит, как вожу тупой бритвой по своему лицу.

— Ты куда в такую рань?

— В универ, — оглядываюсь на нее, чувствуя на языке пену для бритья.

— Так сегодня воскресенье, — удивленно говорит она, и я понимаю, что совсем потерялся с этим переездом. Значит, универ и тренировка отменяются. И что вскочил? Спал бы до обеда. Но делать нечего, раз встал, теперь не усну. Добриваю морду и иду на кухню.

— Значит, мы с тобой сейчас идем на море, — говорю матери, принимая от нее большую кружку с крепким черным чаем, и бухаю туда три ложки с горкой сахара. Люблю крепкий горячий чай или сироп, как называет его мать. Кофе в доме не держим, матери нельзя, а мне все равно, нет и нет.

— Идем, — улыбается мать, и я чувствую, как грудь стискивает, сердце куда-то проваливается.

— Ты это, собирайся, — отворачиваюсь, бутерброд в рот пичкаю, через ком в горле проталкиваю.

— Кашу чтобы доел, — говорит мать и встает, направляется в свою комнату. Слушаю ее и осознаю, как ем, только когда дно тарелки вижу. Рисовая каша с изюмом и медом вприкуску бутерброд с колбасой. Даже не заметил вкуса. Хватаю еще два яйца, и мою тарелки с кружкой. Мать уже готова, сидит на пуфике в прихожей. Быстро натягиваю плавки с шортами и майку.

Выходим на улицу, воздух запахами в нос бьет — цветами какими-то, эвкалиптом, можжевельником. Вдыхаю полной грудью, наслаждаюсь. Медленно проходим по подземному переходу под железной дорогой и, вот он, пляж. Когда встал вопрос о переезде, однозначно было одно условие — близость к морю. Ценник, конечно, зашкаливал, но неожиданно помог Попов. Кто-то у него из друзей уехал в Америку и неизвестно, когда вернется, так что нам хата досталась на халяву — плати коммуналку и цветы поливай. Уже заодно это я был Попову обязан по гроб жизни. Иначе все мои накопления ушли бы на съем жилья.

Мать идет на удивление бодро, будто и не было вчерашней слабости, но я-то знаю, что это временно. Надо будет, и на коляске буду возить, на руках донесу. Она все, что у меня есть. Отца я не знаю. Сколько ни спрашивал мать на эту тему, она отмахивалась, ну, и я отстал со временем. Сделал вывод для себя, что залетный сокол был в командировке, вот и случилось, а признаться матери стыдно. Искать отца одно время пытался, но мать строго сказала: «Нет». Так и оставил эти попытки.

— Вчера поздно пришел? Я не слышала, — отрывает мать меня от мыслей.

— Да не особо поздно, в час где-то.

— Как прошла вечеринка?

— Да какая там вечеринка, посидели в ресторане, хинкали поели, да по домам, — отмахнулся я, вспоминая вчерашнее. Почему-то первым вспомнил деньги на дорожке, которые мне швырнула эта мажориха. Не отпустило, значит, задела она меня за живое.

— Я после обеда ненадолго отлучусь, — говорю матери, усаживая ее на большой камень на пляже. Воздух пахнет соленой водой и почти взрывается в легких своей насыщенностью. С моря дует легкий бриз, волны с шумом рушатся на берег. Сейчас, в утреннем свете, море серое, будто тень. Это днем, когда выглянет солнце, оно станет голубым, а сейчас неопределенного цвета. Вдыхаю полной грудью, скидываю футболку и кроссовки.

— Куда ты днем? — спрашивает мать, поднимая футболку с серо-белой гальки. Бросил, не думая.

— Мотоцикл приехал, — улыбаюсь в ответ, а мать хмурится.

— Снова гонять будешь, — ворчит.

— Ага, — смеюсь я и с разбегу, отталкиваясь ногами, в два прыжка запрыгиваю в море. Проплыв пару метров, выныриваю, отфыркиваясь. Теплое как парное молоко.

— Не холодное? — кричит мать с берега.

— Отличное! — отвечаю и разрезаю руками воду, уплываю вперед, далеко от берега. Устаю, когда уже не вижу мать на берегу, да и сам берег вдалеке. Ложусь на спину, смотрю на облака, наслаждаясь тишиной и успокаивающим плавным качанием на волнах. Так бы и лежал вечность, но знаю, мать волноваться будет, что долго нет, а ей нельзя.

Мать уже стоит на берегу, вглядываясь в море, ждет. Выхожу, встряхиваюсь, как собака. Она полотенце мне подает. На шею его вешаю и стою, закрыв глаза, подставляя тело первым лучам солнца.

— Какое море здесь, совсем другое и дышится так легко, — говорит мать.

Я киваю, соглашаясь.

— Тебе нравится здесь? — спрашиваю, открывая глаза.

— А тебе? — смотрит с тревогой.

— Нравится, — улыбаюсь в ответ, и она успокаивается. Не хочу, чтобы чувствовала себя виноватой, будто из-за нее я все бросил и теперь маюсь здесь. — Не переживай, мне здесь будет хорошо.

— Ты уверен? Из-за меня ты покинул друзей, привычный круг, дом.

— Ко всему привыкаешь, — отвечаю философски. — Да и все основное я взял с собой: тебя, своего «коня» и пара друзей у меня здесь есть.

— Надеюсь.

— Пройдемся немного по набережной? — предлагаю ей, подхватывая покрывало, которое она разложила на камнях.

— Попробуем, — смеется весело, и я радуюсь, как ребенок, что получил игрушку на Новый год. Может, этот климат поможет, и дотянем до операции? Надежда тонким светом загорается внутри и гаснет через полчаса неспешной прогулки. Мать останавливается, губы синие, дышит с трудом.

— Домой? — вглядываюсь в нее тревожно. Кивает и опирается на руку. Обратно почти ползем, останавливаясь каждые десять метров. Дома сразу ложится, принимая лекарство, одышка постепенно проходит, бледность и синева с губ почти исчезает.

Я сижу с ней рядом на кровати, матч смотрю, тактику примечаю, удары фиксирую, даже рука правая иногда дергается. Мать тихо смеется, когда замечает.

— Иди уже за своим «конем», мне лучше.

— Точно? — отрываю взгляд от матча.

— Точно, — кивает. — Иди, только не гоняй, волноваться буду. Обещаешь?

— Обещаю, — говорю твердо и встаю. Пора ехать в порт, получать свой груз. Наконец-то я при транспорте буду, а то, сколько можно на чужих тачках ездить. Даже руки зачесались, как захотелось ручку газа сжать.

— Иди, — торопит мать. — Вижу, не терпится тебе.

Вскакиваю, в щеку ее целую и иду в свою комнату. Затем в душ, смыть соль после моря, и в порт. После душа натягиваю темные джинсы, серую водолазку и достаю из шкафа свою куртку. Мягкая кожа приятно скрипит в руках, пальцы нащупывают защитные вставки на животе, руках и спине. Куртка крутая, купил тогда еще, после чемпионата. Отвалил кучу евро, но если бы не болезнь матери, то это была почти еще одна сбывшаяся мечта после машины и мотоцикла. Была у меня еще «черепаха» (1), но я ее не особо любил, что я ребенок, что ли.

Конец ознакомительного фрагмента.