Наказание без преступления

Диёра Нарбаева

Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» очень сильно повлиял на молодого студента университета информационных технологий – Романа Кострова. Настолько сильно, что в мысли его невольно закрался один вопрос: «А смог бы я убить?». С этого момента и начинаются его приключения…

Глава I

Роман даже не заметил, как уснул. Свесив голову на грудь, в таком положении он проспал до самого утра, пока некоторые товарищи, вышедшие в столовую, с громким хохотом его не разбудили. По утрам Костров всегда всех дичился, а проснувшись от такого гама пребывал в жутком настроении.

— Вот ботаник, а! — расталкивая неподвижного «ботаника», гоготали друзья и знакомые.

Тот же, нахмурившись, нервно повёл плечом, как бы требуя прекратить эти глупые тычки, и, забрав книгу, поспешно удалился в комнату.

— Эй, Ромка, ты где был? — спросил сосед по комнате, стоило другу войти.

Казалось бы, ещё чуть-чуть, и Рома начнёт дико закатывать глаза от всего, что его раздражает. А хуже, чем назойливые вопросы по утрам — нет ничего. Остановившись на секунду, Костров взглянул на Павла, который брился перед зеркалом, и, не выдержав этого зрелища, отвернулся. Он вообще не мог смотреть, как Паша бреется, потому что выглядело это примерно так: сжимая бритву своими большими ручищами, парень, весь в пене, резко и порывисто водил лезвием по щекам. Всё дело в том, что Пашка совершенно не боялся крови, а вот Рома — напротив. Сам по себе Павел был очень приятный и добродушный человек. Даже наивный от части. Тёмные глаза его всегда горели интересом и неутомимой энергией, он за всё готов был схватиться, но, впрочем, запал проходил весьма быстро и вот — Паша уже увлёкся чем-то новым. Рома же был консерватором по натуре: если заинтересовался чем-то, то изучит дело досконально, доведёт его до конца и только тогда, возможно, возьмётся за что-нибудь новое. Взгляд его, в отличие от друга, был спокойным и рассудительным, даже каким-то мудрёно-задумчивым, из-за чего энергичный друг смеялся, а порой и раздражался.

— Я читал, — коротко ответил Роман, усаживаясь на свою кровать.

— Ночью? Ну ты даёшь! Снова «Преступление и наказание»?

Костров кивнул.

— Что же там такого интересного-то, а? — спросил Паша, кажется, больше для себя, потому что не дав ответить собеседнику, затараторил дальше: — Ладно. Собирайся скорее! В университет же опаздываем, — и, смыв пену с щёк, взглянул на всё ещё несобранного друга.

— Я на первую не иду.

— Это ещё почему?

— Дела есть. И вообще — не твоего ума дело! — ухмыльнулся тот, пряча книгу в тумбочку.

Рома очень спешил. Быстрым шагом преодолевая расстояние за расстоянием, он поглядывал на часы и шептал что-то вроде: «Только бы не опоздать». Казалось бы, куда может так спешить молодой человек, если не на учёбу? Конечно же, к девушке! Снова взгляд метнулся на циферблат, после чего он вздохнул спокойно — успел. Вот уже показались девятиэтажные дома, во двор которых он зашёл. Остановившись напротив подъезда, из которого должна выйти его девушка, Костров вытащил телефон, чтобы ей позвонить, но… ему очень не хотелось портить сюрприз. Она ведь не знала о его приходе сегодня. Оглянувшись, на скамейке неподалёку Роман заметил двух старушек — одну из них он хорошо знал, потому что не раз, когда ждал свою девушку, подсаживался к ней и болтал.

— Утро доброе, Виктория Викторовна! — воскликнул он, подходя. — И вам здравствуйте, — добавил юноша, обратясь к незнакомой женщине.

— Здравствуй, Ромочка, — с каким-то особенным выражением произнесла Виктория Викторовна и улыбнулась. — Что, за Машей пришёл?

— Да. Она не ушла ещё?

— Нет ещё, дома торчит.

— Тем лучше, — улыбнулся Костров. — Ну, как у вас дела? Как здоровье?

В семье Ромы было много людей старшего поколения, поэтому с детства ему приходилось искать к ним определённый подход. Уж если хочешь поладить со старым человеком — обратись к Ромычу, он поможет! — это была негласная истина для всех в университете. В общем-то, этому искусству «избегания конфликтов а-ля „Отцы и дети“ Тургенева», молодое поколение Костровых усвоило очень хорошо. Они знали, где нужно поддакнуть лишний раз, а где смолчать и добро улыбнуться.

— Хорошие у тебя дети, Лера! — говорили матери Ромы многочисленные бабушки и дедушки. — Такие воспитанные!

Впрочем, мнение это складывалось не только у них.

— Рома? — вдруг услышал довольно высокий голосок парень.

Он обернулся и широко улыбнулся, словно растаял. Перед ним, всего в десяти шагах, стояла Мария — его любимая девушка. Стройная и славная, она глядела на него своими удивлёнными синими глазами. Впрочем, скоро взгляд её сменился, а пухлые губы растянулись в нежнейшей улыбке. Именно такой видел её влюблённый юноша. Особенно нравились ему её курчавые светлые волосы, которые слегка подбрасывал ветер.

— Доброе утро, — улыбнулась Маша бабушкам, а затем, взяв своего молодого человека под руку, побрела подальше от них. — Не ожидала я тебя увидеть здесь сегодня! К тому же так рано.

— Пришёл специально, чтобы проводить тебя до университета.

— Мне приятно, — она кокетливо улыбнулась. — Но у тебя что же, занятий сегодня нет?

— Есть. Я просто решил пару прогулять, — невинно пожал плечами Рома.

— Ай-ай-ай! — со смешливым укором посмотрела на него девушка. — Чего ради прогуливаем?

— Ради тебя, красавица! — неожиданно воскликнул он. — Ни одной пары больше не пропущу, мамой клянусь!

Маша расхохоталась. Её особенно позабавил кавказский акцент молодого человека, а лёгкое причмокивание губами в конце так вовсе ввергло в безудержный хохот. А Рома так и раззадорился! Теперь в ход пошли самые разные шуточки, порой он даже пускался в пляс, как видно, чтобы ещё больше рассмешить девушку, но тут же брал себя в руки, замечая заинтересованные взгляды прохожих. Смущаясь, Костров чуть розовел и чесал в затылке, отчего спутница его, в порыве нежности, легонько трепала его по волосам.

Проводив Машу до университета, Рома снова уставился на часы. До конца пары ещё целый час. Что же делать? Возвращаться в общежитие совсем не хотелось, возможно, стоит прогуляться? Правильно! Чего сидеть в четырёх стенах? Сунув руки в карманы брюк, парень не спеша побрёл по знакомой улице. «Нужно в продуктовый зайти, — подумалось Кострову, и перед глазами замаячил образ пустого небольшого холодильника в комнате. — Пашка всё проел!». И, завернув к самому близкому от университета магазину, Рома даже не думал о том, какие масштабы примет его безобидный прогул.

Зайдя в магазин, Роман почти сразу натолкнулся на одного человека, который поверг его в нешуточный ужас. То был Дмитрий Семёнович — учитель физики в университете. Всем известен вредный нрав этого человека, то ли от того, что возраст его был уже преклонный, то ли он смолоду был таким. Сглотнув, Рома попятился назад, но было поздно.

— Так-так, студент Костров, — протянул Дмитрий Семёнович своим скрипучим голосом. — Прогуливаем учёбу, а?

— Н-нет, что вы, — пролепетал Рома. У него даже язык от страха онемел. — Я просто… заболел.

— Заболел, значит? — выгнул кустистую бровь мужчина. — И что вы делаете в магазине?

— Я у мамы пока живу… с сестрой, — непонятно зачем лгал студент, почёсывая руки. — Тут недалеко. Вот пришёл сюда за… лекарствами.

Старик помолчал, и пока он внимательно оглядывал побледневшего юношу, тот чуть ли не шепнул сиплым голосом: «Горло болит». Но физик криво усмехнулся:

— Тогда должен вас огорчить — здесь лекарств нет. Это вам не аптека. И, раз уж вы живёте здесь поблизости, то должны бы это знать.

И тут Костров понял, что заврался. Он лишь поджал губы и сильнее зачесал руки.

— Да… спасибо. У меня просто… э-э-э… голова болит, — и, решив, что «пора делать ноги», пробормотал, отступая назад: — Я лучше домой пойду, Дмитрий Семёнович. До свидания.

— Да, конечно. До свидания, Костров, — закряхтел от смеха старик.

«Сходил в магазин!» — с досадой подумал юноша. Но почему возникла такая реакция, задаётся вопросом читатель? Дело в том, что Дмитрия Семёновича недолюбливал весь университет. В каждой группе есть такие любители прогулять пару, а те, кто попадался в этот момент на глаза Дмитрию Семёновичу, очень скоро либо скатывались на «двойки», либо вовсе вылетали из университета. Среди учителей физик был на самом почётном месте, потому как он старше всех, а из-за своего не очень дружелюбного характера этот старик притеснял всех, кто моложе его даже лет на пять. К сожалению, директор не мог с ним совладать, а потому очень прислушивался к мнению преподавателя, который никак не желал уходить на пенсию. Вот почему Романа словно водой холодной облили, он с ужасом думал о том, что вскоре может лишиться профессии. К тому же, Кострова съедал стыд. Вот зачем ему нужно было говорить какую-то бессвязную чепуху? Прибежав в общежитие, парень бросился к себе в комнату, и лицом упал на кровать.

— Что за чёрт меня дёрнул зайти в этот магазин? И почему именно Дмитрий Семёнович? Ох, не жить мне теперь, не жить! Что же делать? — бубнил он.

— Рома?

В комнату, прихрамывая на одну ногу, осторожно вошла консьержка — Марья Петровна. Костров поднял голову, поглядел на её озадаченное лицо и перевернулся на спину. Кровать жалобно заскрипела.

— Ты заболел, что ли?

— Да… приболел что-то, — рассеяно отвечал Рома.

— Погоди-ка, я сейчас за градусником сбегаю, — сказала старушка и, довольно резво для своего возраста, но хромая ещё больше, вышла из комнаты. То время, пока её не было, Роме показалось раем. Тишина, никого рядом нет, никто не бубнит и не учит уроки. Эти звуки раздражали, ведь очень часто хотелось посидеть одному и в полной тишине.

Прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, перекручивая в голове сцену в магазине, Костров вдруг заметил, что ему действительно становится дурно.

— Вот, милок, держи, — вернувшись с ртутным градусником, «прокудахтала» Марья Петровна.

Парень засунул его подмышку и прикрыл глаза. В затылке стало неприятно стучать, а где-то во лбу давило противной болью. Словно сам мозг пытался вырваться из своей «костяной коробки». Рома даже не заметил, как старушка снова вышла из комнаты и вернулась на сей раз с кружкой горячего чая и конфетами.

— Ну, сколько там у тебя? — спросила она, попутно расставляя всё на прикроватной тумбочке.

— Температура нормальная, — глухо ответил Костров, глядя на показание градусника.

— Ну, ты всё равно чайку попей. Мало ли что! Может, поднимется сейчас…

Она помолчала, задумалась, но буквально через минуту вдруг вся оживилась и заговорила:

— Ко мне внучка должна прийти двоюродная. Медсестра она. Попрошу, чтобы тебя осмотрела.

— Марья Петровна, можно спросить? — когда старушка кивнула, он продолжил с мягкой улыбкой: — Почему вы так заботитесь обо мне?

Она тяжело вздохнула:

— Да понимаешь, у меня ни детей, ни внуков. Только Шурочка вот, да я и её-то вижу очень редко. Вот… А заботиться о ком-то порой так хочется! А ты парень хороший, я это уж поняла давно, да и помогал ты мне много. От чего ж мне тебе не помочь?

Роману вдруг стало жаль её. Глядя на эту одинокую, сгорбившуюся женщину с поредевшими седыми волосами, сердце его невольно сжалось. Почесав в затылке, словно в раздумьях, он произнёс короткое, но очень доброе:

— Спасибо.

Марья Петровна вся заулыбалась, смущённо махнула рукой и на дряблых щеках её показался румянец. И не нужно никаких дорогих подарков старым людям, им нужно одно — внимание. Доброго слова порой достаточно, чтобы наши милые бабушки и дедушки почувствовали себя прекрасно.

— Тю! — засмеялась женщина. — Ну, ты погоди, вот сейчас Шурочка придёт и осмотрит тебя! А ты отдыхай, отдыхай пока…

Рома снова положил голову на подушку и прикрыл глаза. В затылке всё ещё стучало, да и самочувствие было паршивое. Парень надеялся вздремнуть, но стоило ему уснуть, как Марья Петровна вернулась вновь. Теперь уже не одна: рядом с ней стояла молодая девушка с удивительно рыжим цветом волос. Такого Кострову видеть ещё не приходилось: яркий, насыщенный, от него даже как-то тепло становилось, что удивительно. Длинная чёлка закрывала правый глаз. Тонкие руки были как-то неловко сцеплены впереди, а чуть сутулая фигурка вызывала ощущение… хрупкости? Да, это определение явно подходило — казалось, коснёшься её слишком грубо и неосторожно, она так и рассыплется на мелкие кусочки.

— Рома, вот, моя внучка — Шурочка, — сказала Марья Петровна. — Шурочка, это Рома, больной наш. Мне вас оставить?

— Мне бы руки помыть, — довольно тихо сказала девушка.

— Идём, я провожу.

Скоро Шура вернулась, но уже одна. Рукава свитера были закатаны по локоть, в бледных пальцах она сжимала всё тот же градусник. Подставив стул к кровати больного, уваленный грязной одеждой, она лишь слегка поморщилась. Сев, девушка деловито осмотрела горло юноши, язык, прощупала пульс, а затем измерила температуру.

— Температура в норме, — сказала она, сдувая чёлку, чтобы лучше видеть.

И только сейчас, вглядевшись в её лицо, Рома заметил, что обычно скрытый чёлкой глаз её зелёный, тогда как другой — светло-карий. Никогда он не видел такого явлению у людей вживую!

— У вас гетерохромия? — спросил Костров.

Это было первое что он сказал с тех пор, как вошла Шура.

— Да, — она смутилась и чуть тряхнула головой, чтобы чёлка вновь упала на глаз. — Увлекаетесь биологией?

— Немного, — пожал плечами Рома. — Сейчас больше интересуют точные науки, но в школе и дня без биологии прожить не мог.

— Ясно. Что конкретно вас беспокоит? — с какой-то важностью отрезала девушка.

— Голова болит.

— У вас были какие-нибудь расстройства в последнее время?

— Были. И не раз, — усмехнулся Рома. — И наверняка ещё будут. Как и хорошие моменты, в принципе.

— Не надо так говорить.

— Вы суеверны?

— Вовсе нет. Научно доказано, что плохие мысли могут ухудшать самочувствие человека. Нужно мыслить позитивно.

— Позитивно? Если, как вы говорите, мыслить только позитивно, то многое можно упустить или не исправить. А всё просто потому, что ты сидишь и думаешь: «Вот-вот всё будет хорошо! Нужно только подождать!».

— А я и не говорю мыслить только позитивно. Просто отметать такие мысли, как: «Я неудачник», «Я урод» или «Сейчас всё хорошо, но завтра непременно будет плохо» — она мельком взглянула в лицо пациенту. — Советую прислушаться. Любая наша мысль влияет на работу организма. И что будет с организмом, если думать только о плохом? Да и вообще, на жизнь это влияет… Нужно видеть позитив, — она тяжело вздохнула, видя, как приподнимается одна бровь юноши, и как скептически он складывает губы в полу ухмылку. — Мало того, что вы — скептик, так ещё и очень впечатлительный и мнительный человек. По вам сразу видно.

— Что за пропаганда? — рассмеялся Рома. — Вы предлагаете мне стать позитивным человеком. А что делать, если я пессимист? И я вовсе не мнительный!

— А, так значит, с остальным вы согласны? — усмехнулась Шура. — Поверьте, я общаюсь с множеством людей каждый день и вижу, как пессимистов, так и оптимистов. И знаете, что? Пессимисты гораздо медленнее выздоравливают.

Костров поджал губы.

— Вам уже лучше, кажется?

Юноша задумался, прислушиваясь к собственным ощущениям. Головная боль действительно притупилась. Однако он не хотел так сдаваться и, состроив гримасу великого мученника, вновь опустился на подушку.

— Нет, мне всё так же плохо, — солгал он.

— Вот как, значит? — улыбнулась девушка. — Ладно, пойду к бабе Маше.

Совершенно неожиданно для Ромы, она встала и, поправив свитер на худых плечах, двинулась к двери.

— Эй, куда вы? — поднялся «больной». — Даже лекарства не посоветуете?

— А что, есть лекарство от «воспаления хитрости»?

— «Воспаления хитрости»? — возмутился Костров. — Да я реально плохо себя чувствую!

— В таком случае — положите голову на подушку и замолчите, — строго отрезала Шура, и, после секундного молчания, добавила со сдержанной улыбкой: — Должно полегчать.

Рому словно холодной водой окатили. Он сразу замолчал и с интересом поглядел вслед этой, казалось бы, хрупкой и беззащитной девушки. Сначала ему казалось, что она не способна за себя постоять, но последние две реплики здорово удивили его: в них особенно сильно чувствовался характер.