Транквилизатор. Комикс ушедшего лета

Дмитрий Алексеевич Варламов

Россия, как она есть. Та, что далеко за МКАДом. Здесь свои законы и порядки, принципы и философия. Ее жители – провинциалы – не лишены чести и совести, но тесные рамки возможного и манящие перспективы желаемого толкают их на разные поступки. Начавшие свою взрослую жизнь подростки испытывают удачу на благосклонность, а себя на прочность, пытаясь найти новые ответы на старые вопросы в контексте времени и места. Каждый делает свой выбор. Каждый ощутит его последствия. Книга содержит нецензурную брань.

Кадр второй: город засыпает…

Их и без того угасающий разговор прервал человек, спешно шедший со стороны вокзала. Услышав голоса, он остановился и пригляделся, даже пригнулся, чтобы ускользнуть от фонаря, бившего в глаза, и зычным басом окликнул:

— О—йо́й! Тимон, ты что ль?

И, не дожидаясь ответа, подошел. Среднего роста коротко почти под ноль стриженный, крепкий, лет двадцати с небольшим на вид, он был одет в легкую кожаную куртку, спортивные штаны и кипенно—белые кроссовки.

— Вы чего тут? — спросил парень, с любопытством разглядывая друзей, — пиво что ль пьете? Дай—ка я тоже глотну, — он взял бутылку. — Можно что ль? — спросил для вида, а сам меж тем уже опустошил треть.

— Ты откуда? — поинтересовался Стас, глядя на заметно запыхавшегося знакомого, жадно глотавшего алкоголь.

— Тоже на электричку пришёл, — затараторил было парень, возвращая бутылку, но тут же осёкся, ища что—то глазами на скамье, — а где на зуб чего? Сухарей каких иль хамсы. Чего просто так пиво глушить? Возьмите, у кого деньги есть? Стас, возьми чего.

Шевчук остался неподвижен. Пришелец продолжал тараторить:

— Пришел я, короче, на вокзал, понял что ль, а мне Санёк шумит: «проблемы, говорит, выручай». Вот, я к нему и подорвался.

— Какие у него проблемы? — спросил Шаламов.

— Да черт его знает! Схлестнулся опять с кем—нибудь в Клетке. По синей косячит, а Вадим, выручай. Есть что ль у вас деньги, машину взять? А ты когда приехал—то? — обратился он к Тимофею, — даже не позвонил.

Парень отчеканивал вопрос один за другим, переключаясь с рассказа на диалог, а с диалога на комментарии.

— Время не нашел, — ответил Тимофей, — я с поезда на свадьбу, даже домой не заезжал.

— На свадьбу? — подхватил Вадим. — А чего без меня?

— Ну, так не на свою же, — улыбнулся Шаламов, — все вопросы к жениху.

— Андрюха ж тебя приглашал, — вставил Шевчук.

— Да я забыл когда, — отмахнулся тот, — ладно, не суть. Деньги—то у вас есть что ль? Давай мотор возьмем. Поехали со мной, поможете там по ситуации.

— Поехали, посмотрим, какие там «проблемы».

— Ну, а мне не по пути, — отрезал Шевчук, протягивая несколько купюр. — Вот вам на колеса.

Двое парней сели в вишневую приподнятую под спорт «девятку» и исчезли с привокзальной улицы. Станислав, нехотя, поднялся, бросил в урну опустевшее пиво и направился к бетонной глыбе здания вокзала. Зажигалка, харкнув искрами, подпалила последнюю сигарету. Он представил себе недовольный шепот, которым его встретят прародители, услышав скрип калитки и не ровный шаг, душный зной сенокоса, на который завтра его, наверняка, потащат, и через силу сглотнул тоскливую оскомину. Летняя ночь была свежа и девственна, хотелось усадить её за столик в уютном углу и занять интересным рассказом, ведь рассказывать Стас любил.

— Братиш, — окликнул его кто—то из темноты.

Из—за ларька, покачиваясь, вышел незнакомец.

— Братиш, — буркнул он заплетавшимся языком, — угости огнивом…

— Ну, а ты меня сигареткой, земляк, — ответил Шевчук, протягивая зажигалку, — а то последнюю закурил, а путь—то мой не близок.

— Без б, — заявил тот, сунув Стасу пачку дорогого курева.

— С такими папиросами да без огня?

Незнакомец ничего не ответил, пытался попасть сигаретой в пламя.

— Возьми не в службу огня, — закурив, наконец, выдохнул он дымом с перегаром и протянул Станиславу несколько купюр, выронив при этом гораздо больше, — ну, и пивка…

— Тебя как звать—то? — уточнил Шевчук, предчувствуя аттракцион невиданной щедрости.

— Семён!

— С вахты что ль примчал, Семён?

— Угу—м.

— Не гожо́, Семён, такому достойному тузу, как ты, пить пиво у ларька, — залепил Стас, пожимая ему руку. — Сейчас я пригоню карету!

Громкоговоритель на вокзальной площади объявил о прибытии полуночного электропоезда, но Шевчук его уже не слышал. Он со своим новым знакомым спешил в центральный бар города.

________________________________________________________________________

Парня, чьим затылком сейчас «любовался» Шаламов, звали Вадим Андропов. Родом он был из того же пригородного поселка, благодарю чему они и были знакомы. Коренастый светло—русый парень с прямым высоким лбом, холодными серо—голубыми глазами и маленьким не раз сломанным носом, мощные скулы сопрягались в остром подбородке. Ему было около двадцати, в армии он не служил благодаря уголовному сроку, пропадал и восстанавливался в местном ПТУ на популярную в этом городе профессию сварщика, несколько лет занимался боксом. Он был сиротой, мать его умерла, когда ему не было и семи, а отца он знал плохо. Его воспитывала бабушка, фактически заменившая ему родителей. Не имея постоянного достатка, он, тем не менее, всегда был при деньгах, об источнике происхождения которых распространяться не следовало.

Вадим попросил водителя включить музыку громче, и старая магнитола забила по ушам приземистым хриплым шансоном. Андропов выпрашивал разрешения закурить в машине, хозяин был категорически против, но отрицательного ответа Вадиму было не достаточно. В таком «веселом» положении таксист свернул во дворик двухэтажного небольшого, в два подъезда, дома. Задумав срезать «крюк», он оказался в не знакомом ему месте и безуспешно пытался осветить ветви акации, скрывавшей дорогу. Водитель поднял ручник и вышел из машины. В свете фар было видно, как он проверяет, нет ли в колкой темноте растительности металлических штырей или заградительного бетонного блока. В этот момент Вадим ухватил лежавший на торпеде мобильный телефон, отключил и кинул в открытое окно, ближе к стволу дерева, в заросшую травой клумбу. Дальше, не теряя времени, открыв бардачок, вытащил пачку небрежно сложенных купюр и сунул её в карман. Увидев возвращающегося таксиста, задымил.

— Я ж тебя просил не курить.

— Да ладно тебе! Я окно открыл, проветришь потом.

Поехали молча.

__________________________________________________________________

— Гарсон! — вскинул Шевчук руку, чтобы привлечь внимание бармена. — Вискаря плесни нам!

Он протиснул своего новоявленного друга через толпу молодежи к стойке. Клубное освещение давало больше света, нежели два столба на привокзальной улице, и здесь Станислав лучше осмотрел своего спонсора. Семён был в тонкой кожаной куртке поверх цветастой легкой рубахи на выпуск, светлых узких джинсах и хулиганке на коротко стриженной белобрысой голове. Он был загорел, жилист и сух, как осина, но крепок. Чувствовалась в нем работяжья сила, поспевшая на деревенских харчах, но и неотесанная простота его резала глаза. На вид ему было тридцать с небольшим, но, думается, что тяжелый физический труд и вредные привычки сильно накидывали лет. Он неловко бросил на стол крупную купюру, сверкнув позолоченным браслетом часов, и близоруко осмотрелся вокруг.

— Мож, присядем? — предложил Семён.

Было видно, что он привык к посиделкам на кухне, а не к барной толкотне. Музыка гремела, приглушая речь, а стробоскопы били по глазам. Далее за баром был не большой танцпол, а сзади располагались столы. За один из них Шевчук и усадил приятеля, по—хозяйски забрав сдачу у бармена. Станислав ударил бокалом виски о стакан своего спутника и красноречиво прокричал:

— Ну что, Сеня! Достойному человеку достойный досуг. Выпей со мной!

Но не успели они пригубить, как над ними нависло три фигуры.

— Это наш столик! — заявила пухленькая девушка, угрюмой тучкой заслонив свет танцпола, а её подруги, — стройная брюнетка и маленькая, что полевая мышь, шатенка, — закивав, указали на несколько полупустых фужеров коктейля, которые парни даже не заметили.

— Так и есть! — согласился Шевчук, элегантно отодвинувшись по мягкому дивану глубже к стене, — но мы идем в комплекте.

Он жестом пригласил девушек присесть, рассчитывая, естественно, на ту, что стройнее. Дамы насторожились, но Тучка, недолго думая, плюхнулась к Станиславу, подавая пример приятельницам.

__________________________________________________________________

Через считанные минуты «девятка» остановилась в спальном микрорайоне частных дворов. Весь город состоял из деревенских построек и двух—, трех—, в лучшем случае, девятиэтажек советского периода. За хлипким забором тявкала собака, в окнах горел свет. Вадим несколько раз свистнул, убедившись, что калитка надежно заперта. Тимофей, стрельнув у него сигарету, закурил. Спустя секунды перед ними появился среднего роста моложавый худой темно—русый паренёк лет шестнадцати. Его звали Александр Нигматулин.

— Опа—це́! — улыбнулся Вадим. — Вот, о ком писали все газеты!

Ударили по рукам.

— Что у тебя приключилось—то? — интересовался, здороваясь, Тимофей.

— Что—что! — осмотрел он гостей. — Ушата́ли меня!

— Кто?! — шутливо искривил голос Андропов. — Кто этот… хулиган?! Покажи его нам!

— «Хулиган», — сопел, повторяя за другом, Нигматулин, — есть что ль у вас курить?

— Ни сигарет у тебя, ни жизни мирной, — разгонял Вадим.

— А у кого она щас мирная?

— Так как получилось—то? — спрашивал Тимофей.

— Бухали, короче, с одними васьками, с деревни они какой—то к нам в Клетку заехали.

— С какой деревни?

Александр на секунду задумался.

— Да фиг его знает, за Большевиком… что там есть?

— Октябрьское? — предположил Тимофей.

— Да! Точно! Оттуда. Тебя они, кстати, знают, — кивнул на Вадима подросток.

— Кто это?

— Этот… Гриша Медведь.

— Медведев? Так ты с ним схлестнулся? — Андропов округлил глаза.

— Нееет, — хохотнул Нигматулин. — Там «рама» такая.

— Вот, вот. Ты бы здесь уже не стоял.

— Он—то за мир топил, — продолжал свой рассказ Александр, — а вот с ним люди…

— Сколько вас было—то? — вновь перебил его Вадим.

— Их трое, и я с пацанчиком, не знаешь ты его.

— А кто такие? Как звать—то их?

— Ну, вот я и говорю, — вспоминал Александр, — один — Миша… Шляпин или Шаляпин, фиг его пойми. Второй — Трал.

— Тралов что ль? — воскликнул Андропов. — Лёня?

— Да, походу. Напоролись и давай буро́бить. Бычьё сельское. Вообще на пустом месте.

— Ну да, ну да, — бормотал Вадим, — они там, в этом поселке, такие. Синячьё.

— Не, этот—то — Медведь — нормальный вроде тип.

— Да чё «нормальный»? Он в моменте видит, что их больше, да и поздоровее они, вот и преподнёс себя, как мирового. В уши вам нассал. Знаю я его, с сестрой его встречался. Целочка она, конечно, та еще, — улыбнулся он, отвлекшись на секунду, — так он меня каждый день грузил: смотри, Вадим, за Малу́ю голову сниму, — пробасил парень, на свой манер имитируя голос описываемого.

— Ну, черт его знает…

— А на чем они сюда приехали? — спросил молчавший до этого Тимофей. — На чем уедут? Где останутся?

— Да на попутке какой—то. У них в Я́сенках кенты хату снимают, там они и заночуют.

— Ну и пойдем туда! — выпалил Вадим. — Размотаем их!

— Не втроем же, — замялся Нигматулин. — Человек пять еще подтянуть.

— Сколько?! — усмехнулся Андропов. — Какие пятеро?! Они там бухие победу свою празднуют. Биту возьми. А ты такси набери, — кивнул он Шаламову.

— Лишние уши, — ответил тот, — лишний язык.

Недолго поразмыслив, все согласились, и компания направилась к месту пешком.

— Сколько человек квартиру снимают? — уточнял Тимофей.

— Двое, вроде.

— Значит, всего пятеро…

— Да насрать, сколько их! — горланил Вадим. — Положим всех! А мы щас, прикинь, Санёк, бамбилу нагрели.

— В натуре?

— Ну, да! — Андропов достал из кармана комок купюр. — И мобила еще у падика схоронена, забрать нужно будет.

__________________________________________________________________

Семён развлекал Мышку рассказами о несчастных случаях на стройке, перебирая градации её эмоции шока. И громкая музыка, казалось, была лишь оправданием для того, чтобы кричать ей в лицо. Впрочем, та была не против. Шевчук же метал остроумными тостами, подливая дамам с каждым бокалом все больше виски в колу.

— Вспомнила, где я тебя видела! — воскликнула бойкая Тучка.

Она сидела рядом, грудью вжимая Станислава в спинку дивана каждый раз, когда поворачивалась.

— Ты в ДК выступал на майских.

Стройняшка села с краю, из—за чего Стасу приходилось перекидываться через стол, чтобы донести до нее свое красноречие. Ведь донести он его хотел именно до нее.

— Да, — подтвердил Шевчук, подмигивая брюнетке, — меня часто приглашают.

— На гитаре играешь?

— Я много на чем играю, — улыбнулся он. — Этому миру ужасно не хватает поэзии, не находите?

— И ты, значит, несешь её в массы?

— По мере своих скромных сил, — ответил Стас. — Человеку надобно хлеба и зрелищ. Я вижу вокруг себя сытых людей, но кто насытит их жажду прекрасного? Ведь это тоже потребность. Потребность, которую следует удовлетворять. И лучше делать это со вкусом, культурно и изысканно, а не этой низкопробной попсятиной.

— Ну, ты задвинул! — присвистнул Семён.

— Выпьем за это! — подытожил Шевчук, поднимая бокал.

Но едва глотнув, он ощутил, как по его ноге в известном направлении весьма недвусмысленно скользнула женская рука.

— Может, это, — чуть не поперхнувшись, подскочил Стас, — потанцуем? Что скажите, девчонки?

Тучка и Стройняшка согласились. Шевчук, приобняв, вывел спутниц на танцпол и принялся без грамма стеснения лапать брюнетку в танце, но как только он терял свою бдительность, будто чудом в его руках оказывались внушительные бедра её пышной подруги. «Нужно перекурить», — подумалось ему. Станислав вышел в туалет, ополоснул порозовевшее лицо, закурил, глядя на табличку «не курить», и хотел уже было возвращаться, как в мужскую уборную вошла Тучка. Она втолкнула парня в одну из кабинок и, сев на крышку унитаза, начала расстегивать ему джинсы. Тот от неожиданности потерялся.

— Ты себе не представляешь, — заявила она, — только сегодня брекеты сняла. Страсть как охота отсосать кому—нибудь.

Стас судорожно соображал. С одной стороны, он ничуть не был против стать этим «кем—нибудь», но определенно рассчитывал поучаствовать в чем—то подобном в компании Стройняшки. С другой стороны, отказ в такой ситуации ее, наверняка, обидит, после чего она уйдет сама и прихватит с собой подружек. Положение было патовым, а девушка меж тем справилась с ремнем и принялась за пуговицу.

— Яяя не могу! — остановил её Шевчук.

Тучка подняла на него недоумевающий взгляд.

— Почему?

— Я… — гей, — залепил вдруг Станислав, сам еще себе не веря.

— Что?

Она поднялась.

— Что—что, — прибавил Стас уверенности в голосе. — Удивлена?

— Есть немного.

— Ну, а ты думала, мы как единороги что ль? Все о нас говорят, но никто нас не видел. — Стас развел руками, зачехлив свое достоинство. — Вот он — я, обычный человек, — курю, пью, танцую. Только не с теми. Так что спасибо за предложение, но я, пожалуй, откажусь. Только это, — он застыл в дверях на выходе, — сама понимаешь, давай между нами.

Гордый этим внезапно выдуманным маневром, Шевчук ринулся на танцпол выискивать Стройняшку.

__________________________________________________________________

Через некоторое время друзья подошли к девятиэтажному дому в восточном микрорайоне города. Припоминая рассказ обидчиков, Александр зашел в нужный подъезд и, поднявшись на нужный этаж, шепотом заговорил:

— Кажется здесь.

— Стучи.

— И что сказать? — замялся Александр. — Зашке́рятся же.

— А если так? — Тимофей безостановочно и настойчиво забарабанил в дверь, громко завопив вдобавок: — открывай, сосед, горим!

Неспешная поступь в помещении обернулась суетливой возней, щелкнули сувальды, и, как только в темный подъезд прыснула струйка квартирного света, Шаламов, дернул дверь настежь, а Вадим, со всего размаха сунув в грудь открывшему ногой, ворвался внутрь. Следом зашли Тимофей и Александр. Слева — желтые двери санузла и ванной, справа свисающий лист обоев. В квартире нестерпимо несло сигаретным дымом и крепким алкоголем, в комнате, куда Нигматулин зашкибот волочил жильца, хрипел шансоном старый центр. Там Вадим уже избивал второго арендатора. Шаламов, убедившись, что в квартире больше никого нет, закрыл входную дверь и зашел в зал. В узкой комнате стоял раскладной не плохого дизайна диван уже разбитый временем, столик с небрежно разложенной закуской, переполненной пепельницей и покосившаяся тумбочка, с потолка свисала грушевидная шестидесятиватка, освещавшая желтоватым светом этот бардак. Под дверью, выводившей на балкон, валялся свернувшийся личинкой парень, которого, нависнув над ним, охаживал битой Вадим.

— Хорош! — одернул его Тимофей.

— Чё «хорош»! — взревел тот, в гневе искривив губы, уставившись на Шаламова глазами, заплывшими пьяной злой пеленой.

— Хорош, я сказал! — остановил он так же Александра, неумело пинавшего вжавшегося в проем меж диваном и стеной жильца.

Казалось, будто он больше злился из—за того, что не выходит сделать тому больнее, чем есть. Только сейчас, при освещении, Тимофей разглядел последствия инцидента на лице Нигматулина: багровеющую гематому под глазом и запекшуюся кровь в светлых, почти белых волосах на виске.

— Хорош, — тем не менее повторил он, — па́лево разводим.

Тот, которого избивал Александр, выглядел вменяемым. Шаламов присел на корточки и похлопал его по спине.

— Встань! Говорить будем.

Не сразу, но все—таки ему удалось добиться желаемого. Когда жертва нападения несмело села на диван, Тимофей спросил:

— Как зовут?

Вопросы приходилось повторять несколько раз, но арендатор все же сообщил, что—то похожее на «серёга».

— Хорошо, Серёга, — Шаламов старался выглядеть дружелюбно на фоне своих спутников, разыгрывая всем известный прием. — Медведев, Тралов, Шаляпин — знаешь таких?

Несчастный замямлил что—то про «пацаны, не бейте», чем спровоцировал обратную реакцию Вадима и Александра, да так, что Тимофею пришлось их вновь удерживать.

— Где друзья твои? — продолжил он после. — Нам с ними очень нужно поговорить.

— Ууушли.

— Когда?

— Днём, днём ушли.

— Ночевать они здесь будут?

— Ннне знаю, — замотал головой Сергей, так что с разбитого носа кровь брызгами разлетелась по полу.

На вид ему было около тридцати. Опухшее бардовое лицо, мясистые, поломанные уши, лопнувшие губы. Он сидел в потянутом сером свитере, извалтуженных в чем—то штанах, рваных носках. Его вид не вызывал ничего, кроме брезгливой жалости. Шаламов оглядел своих, и, казалось, это ощущение разделили все. Он приподнялся, вытянул из дешевой пачки на столе сигарету, закурил и подытожил:

— Ждать тут без толку, может, они тёлок каких выцепили и прут.

— Ну да, — согласился Нигматулин.

— Слышь что ль, чёрт грязный! — вспенился Вадим, ткнув в грудь недругу битой. — Передай свиноте своей, найдем — уроем.

__________________________________________________________________

Далее все пошло, как по маслу. Тучка, насупившись, села с краю и принялась, уткнувшись в телефон, вкидывать алкоголь, как не в себя. Шевчук, незаметно наглаживая ножки её подруге, пошёптывал ей на ухо всякую влажную ересь, а Семён расчехлял портмоне, что банкомат. Доведя компанию до нужной кондиции, Станислав уже планировал девалютизировать второго пилота себе на такси и умчать со Стройняшкой восвояси, как вдруг произошло следующее. Пока Стас, пользуясь минутой уединения, вжимал брюнетку в угол дивана, вырывая страстные поцелуи один за другим, в неожиданно образовавшейся тишине, какая бывает после внезапно оборвавшегося трека, сидевшая у барной стойки Тучка, что, видимо, стала свидетелем интимной близости меж Семёном и Мышкой, влив в себя очередную рюмку водки, выдала:

— Юль, да чего ты с ним сосёшься?! Друган его — гомик! И этот, небось, из этих!

На танцполе повисла гробовая тишь, в которой взревел Семён:

— Че—го?!

Он одернул девушку за руку и замахнулся для пощечины, но не успела карающая длань опуститься на обидчицу, как её перехватил какой—то доброхот.

— Тёлку не тронь!

Семён последовал совету, обрушив свой удар на защитника. Тот влетел прямо в бар, разбив витрину с алкоголем, после чего в потасовку ввязался уже персонал. Стройняшка ринулась спасать подругу, Стаса пихнули охранники, что пролетели мимо и кинулись разнимать дерущихся. Завязалась не шуточная свара, кто—то упал прямо на стол, чуть было не разбив в дребезги едва початую бутылку джина, что чудом успел спасти Шевчук. Он, округлив глаза, окинул взглядом хаос, что моментально воцарился в баре и, с прискорбием осознавая, что его планам не суждено сбыться, сунул бутыль себе за пазуху и побрел к выходу. Вечер был безнадежно испорчен.

__________________________________________________________________

Трое вышли из подъезда, побрели вдоль трассы, по которой редко проезжали машины, в основном, такси. Микрорайон, куда они поднялись, располагался на возвышенности по отношению к другой части города, и отсюда открывался просторный вид на него. Провинция спала мёртвым сном, убаюканная далёким шумом поездов. Расплывчатые пятна фонарей рябили в бетонном массиве этажек и переулках частных кварталов.

–… таких чертей, — нравоучительно наставлял Вадим, — нужно жестко наказывать. Они, кроме силы, ничего не понимают, как скот, — сравнил он, — а если попустишь, добро за слабость примут и в следующий раз не только палец в рот засунут. Либо ты, либо тебя…

Тимофей шел молча, не в силах поддерживать разговор. Угасавший хмель тлел в голове мигренью, хотелось спать, от сигаретного дыма уже тошнило, но табак заглушал чувство голода, поэтому он курил. Курил и слушал бахвальства спутников, яро обсуждавших, кто и как одолел не сопротивлявшихся бедняг; о том, что таксист, которого они ограбили, никогда их не сможет найти и что—либо доказать; о том, как лучше и «по понятиям» поступить с обидчиками Александра, и что стоило бы, пока есть деньги, навестить знакомых подруг, с которыми не так давно виделись Вадим и Нигматулин. Шаламов, выпустив нить пустого разговора, окунулся в череду собственных мыслей, репетируя в голове диалог с замом кафедры ВУЗа, встреча с которым должна была состояться на неделе. Конкурс на бюджет был высок, и он продумывал свои аргументы, пытался спрогнозировать ответы и сочинял контраргументы на них. В процессе Тимофей и не заметил, как они с Андроповым, миновав дом товарища, шли уже вдвоем по накатанной проселочной одноколейке вдоль железнодорожного полотна на высокой насыпи гравия. Слева за не большой, но густой чащобой, на востоке уже светлело небо. Ранние птицы будили утреннюю тишину трелями, а воздух отдавал легкой свежестью. Вадим откровенничал:

–… я это всё с детства прохавал, понял что ль, когда в «шестёрке»⁶ учился. Мы с типо́м одним, Артурчиком, вместе держались. Сучья школа, — рассказывал он, — старшаки́ каждый день трясли, понял что ль, на бабло разводили, на слабину проверяли. Где—то как—то прогнулся — в шныри. Если бы один был, тяжко пришлось. Поэтому братвы, Тимон, всегда держись.

Он серьезно взглянул на спутника. Шаламов почувствовал это и, вернувшись к действительности, посмотрел на Андропова.

— Один не вывезешь, Тимон, — повторил парень вновь, — а братва всегда покрепит. Вот. — Вадим вынул из глубокого кармана кожанки пачку купюр. — У себя схоронишь пока.

Тимофей, без лишних эмоций, принял предложенное и, пожав на прощание руку, двинул к дому. Как раз здесь их пути расходились. Он побрел вдоль ж/д полотна, к перрону, вниз от которого к деревенскому частоколу вела тропка. Вадим проводил его взглядом и собирался уже срезать, пройдя меж укутанных утренним туманом озер, расположившихся в предгорье холма, на который взбирался другой конец поселка, как вдруг ему позвонили.

— Алё—малё.

— Подходи, Вадим, — коротко ответил голос, — делами займемся.

Андропов поморщился, понимая, что выспаться ему так и не удастся.

Примечания

6

Шестёрка — рег. сленг. школа №6