Покалеченная весна

Дмитрий Алексеевич Кучеренко, 2022

Перелистывая книгу, по которой сняли фильм, мы подсознательно рисуем в воображении действующих лиц. В "Трёх мушкетёрах" , Д'Артаньян, естественно, Михаил Боярский. Вот мы уже видим как он гонится за гвардейцами, придерживая рукой широкополую шляпу. Маргарита Терехова самозабвенно отыгрывает: "Ах если бы я стреляла в вас… Я стреляла в лошадь". Как не отметить в этом списке и Шерлока Холмса? Он непременно разговаривает неподражаемым голосом Василия Ливанова. Эти актеры сыграют ещё немало ролей, но дадим шанс и ушедшим от нас кумирам. Они смогут предстать перед нами в любом своём воплощении, как, например, Дмитрий Марьянов. Он представлен в подростковом возрасте, когда он блистательно играл в фильме "Выше радуги". Наталье Гундаревой 18, а Олегу Янковскому 25 лет. Андрей Краско, напротив, в более зрелом возрасте. Перевернув последнюю страницу, вы ощутите послевкусие хорошего, советского фильма.

Глава 2

Пришло время. Кирилов подкинул веток в тлеющий костёр и повесил над ним котелок с водой.

— Подъём, доблесть и мужество отечества. Саня, опять слюни пускаешь?

— А что я им сделаю?

— Вставайте быстрей. Чай почти вскипел. Не успеем до рассвета к окопам немецким, — подгонял Пётр.

Бойцы поднимались. Ещё раз проверяли амуницию и боезапас. Маскхалаты и оружие надеты. Быстро чаю и вперёд.

— Доходим до наших окопов, а дальше, как всегда, на пузе. Всё хорошенько подтяните, чтобы не болталось. Магазины с гранатами тарахтеть не должны.

— Не впервой, товарищ старший лейтенант, — ответил Алексей.

Командир подошёл и похлопал его по карманам.

— А почему тогда у тебя всё звякает, будто мелочи в насыпал. Точно, на паперти стоял.

— Я гаечки подбираю, если найду. Так-то, я на тракторе работал. Мелких гаек не сыскать, вот по привычке и складываю, — оправдывался боец.

— Выбросить всё лишнее. Сейчас пойдём и танк тебе у немцев добудем. На нём пахать интересней.

— Мне тогда отдельную нефтебазу надо. Он жрёт, как скотина, — улыбнулся Алексей.

— Глянь на него. Он ещё харчами перебирает, — с сарказмом заметил дядя Миша.

— Всё. Успокоились. За мной.

Командир повёл свою группу в неизвестность. К линии нашей обороны шли между пехотинцами. Солдаты сидели около костров. Кто–то чай пил, кто–то делал самокрутку и делился табачком с товарищами.

— Снова разведку послали, — послышался разговор в стороне, — и эти в одну сторону пойдут. Последнее время, мало кто возвращается.

— Вот. А ты ноешь. Хреново тебе в окопе. Среди своих находишься. Когда вместе и помирать не страшно, а эти в самое пекло пойдут, чтобы ты потом знал в какую сторону стрелять, а не по воронам как обычно делаешь.

— А, что я?

— Да то. Из окопа не высовываешься. Палишь не знамо куда, только патроны портишь.

— Кому же охота дырку в башке?

— Толку от тебя ноль. Вот я о чём.

Группа шла, не обращая внимания на болтовню.

— Всё. На брюхо, — Пётр взглянул в обветренное лицо пехотинца, который потдерживал колючую проволоку штыком трёхлинейки и кивнул в сторону немцев, — погнали. Я впереди. Алексей замыкающий.

Разведчики поочерёдно растворяясь в темноте. Через минуту ничто уже не напоминало о них. В небо с обеих сторон, то и дело, взлетали осветительные ракеты и с недовольным треском падали вниз.

Дошли до немецкой колючки. Кирилов приподнял её двумя, заранее подготовленными палочками и прополз, давая рукой команду действовать аккуратней, замыкающий опустил проволоку и прикрыл убранные подпорки травой, не оставляя за собой следов.

Темноту рассёк прожектор. Замерли. Луч шарил по округе, выискивая кого — то. Совсем рядом слышалась немецкая речь.

— Всполошились. Вашу мать. Лишь бы собак не пустили, — подумал старший лейтенант.

Лежали, не дыша, уткнувшись лицом в землю, чтобы не отсвечивало. Среди прошлогодней, высохшей травы, маскхалаты отлично выручали. Затаившийся боец даже на кочку не похож. Десять минут мучительного ожидания. Вроде не заметили.

Снова прожектор. Полосонул пулемёт. Пули с диким визгом резали воздух, входили в грунт почти вплотную. Трассера слепили, мелькая прямо перед носом. Вот и конец. Даже не перешли. И снова тишина.

Что это? Просто дали очередь, на всякий случай. Группа вжалась ещё сильней. Тридцать минут слушали, как немцы разговаривают между собой.

Темнота постепенно начинала рассеиваться. Уже можно было различить очертания деревьев вдали. Командир роты приподнялся на руках и огляделся. Голосов противника не было слышно. От сердца отлегло. Не заметили. Он обернулся, остальные солдаты подползли к Тимченко, который не поднимал голову. Николай скрестил ладони, показывая знак, что Михаил убит. Думать было некогда. Быстро, вчетвером взяли товарища под руки и как можно сильнее пригибаясь, побежали по бурьяну к лесу. Вот они спасительные деревья. Можно остановиться и осмотреться.

— Что с ним? Наглухо?

— Всё. Не дождётся жинка дядю Мишу, — Пётр смотрел на человека, который обучил его всем военным премудростям. Не таким, как на курсах, а реальным, применяемым на практике. Быстро. Неожиданно. Был и нет. Понятно, что все там будем, но как то, по-другому человек предполагает конец жизни.

— Твою ж мать, — с болью в голосе матерился Николай, — дядька хороший был. Закопаем, никто не узнает, что лежит здесь человек, который родину спасал.

— Да. Всем памятники не поставишь. Дальше от фронта уйдём, там и определимся. Не должно быть немцев вот здесь. Для обороны не удобно, — Кирилов указал место на карте, достав её из планшета.

Михаила Тимченко положили на плащ-палатку и пошли дальше.

Двигались осторожно. Оглядываясь и прислушиваясь.

— Прав был старый вояка. Можно их поступки предугадать, — Пётр остановил отряд, — давайте в разные стороны. Осмотреться надо.

Дозорные разбежались. Командир остался наедине со своим наставником. Ещё раз взглянул в лицо товарища, убрал с него листву и веточки, которые насыпались во время перехода, отряхнул маскхалат.

— Ничего, дядь Миш. Мы им от тебя привет передадим, — сложил Тимченко руки на груди, как положено и накрыл краями плащ-палатки, на которой он лежал.

— Нет никого вокруг, — доложил Николай.

Группа рассредоточилась в поиске подходящего места для могилы. Хотелось не просто спрятать, а провести, по возможности, человеческие похороны, соблюдя почести, но не выдать всех.

— Вот здесь будет не плохо, — предложил Савостин, — тут холмик. Верхний слой аккуратно снимем, потом им же и накроем. Общий ландшафт не изменится и сухо, светло. Дяде Мише понравится.

— Добро. Искать больше некогда. Саша, Николай, в дозор. У нас задача перенести на карту оборонительные позиции у ближайшей деревни и возможные минные поля рассмотреть, — распорядился Пётр.

Подняли дёрн, аккуратно разрезая его на куски ножом. Затем Алексей начал откидывать землю. Чуть углубившись, он остановился и встал.

— Это непросто холмик. Могила это. Лежит кто-то шинелью накрытый.

— Глянь чей. Чуть разгреби аккуратно.

Шинель прогнила и по ней нельзя, было разобрать принадлежность. Пришлось немного открыть

— Немец это. Вон крест железный на груди. Я такие в Сталинграде видел, — сказал боец отряхивая руки.

— Постой. Дай посмотрю, — старлей подошёл, — да, нет. Георгий.

— Не понял.

— Крест, говорю, георгиевский. Наш. Наверное, с империалистической войны остался. Чуть в сторону копни, рядом положим. Вот так всю землю покрывают. Плечом к плечу. Тут если глубже зарыться, то на следующего солдата наткнёшься, с наполеоновского похода. По сути, каждые сто лет по этим местам, несколько раз войска проходят, с боями. Всегда одним маршрутом, сначала на восток наступают, а потом наши их на запад, домой гонят.

— Товарищ командир, а почему они на нас постоянно кидаются? — задал философский вопрос Алексей.

— Боятся, наверное. Думают, что мы на них нападать собираемся.

— Как это?

— Каждый человек судит о поступках людей по себе. Как бы он в такой ситуации поступил, — попытался объяснить Пётр.

— Вы опять, какими-то словами заумными разговариваете. По-человечески объясните, чтобы я понял.

— Смотри, запираются на все засовы, обычно те, кто сам больше всех наворовал. Или в семье тот больше всех ревнует, кто сам бы не прочь, на лево сходить.

— А война причём? — Не унимался Алексей.

Да притом, что страна наша огромная и богатая, при всей бедности населения. Любой европеец, обладая такими ресурсами, уже давно бы весь мир захватил. Вот они постоянно и ждут, что мы так поступим.

— Вот. Теперь понял. Дурная голова — ногам покоя не даёт.

— Да-да, — согласился Кириллов — сами себе придумывают, а потом, к нам бегут биться, хотя им никто и слова не сказал.

— Что в германии народу так много? Наверное, страна тоже не маленькая?

— Не сказать что бы прямо большая. Они же не сами. Каждый раз вся Европа в кучу собирается.

— Охренеть. Ничего и сейчас вломим. Долго кашлять будут.

— А нам деваться некуда. Как деды наши делали — так и мы будем, — улыбнувшись, сказал Кирилов.

— Крест поставим или звезду из чего вырежем?

— Ничего ставить не будем. Нельзя, чтобы могилу свежую нашли. А надо бы сделать. Дядя Миша крещёный был и крестик носил.

Савостин и второй брат Дубов вернулись из дозора. Пётр заканчивал маскировку.

— Помянуть бы надо.

— Не время сейчас. Назад вернёмся и помянем как люди. Идите все сюда, покажу вам и в двух словах обрисую цель нашей вылазки, — Кирилов достал карту из планшета — вот здесь деревня, примерно в десяти километрах на юго-запад. Нужно приблизиться на расстояние видимости из бинокля. Всё осмотреть и расположение огневых точек запомнить. Я потом на карту перенесу. Ещё один момент. Здесь, по тылам с инспекцией и новыми распоряжениями, курсирует какой-то, новый военный инженер. Умный и хитрый, зараза. Если заметим что-то подобное сопровождению, то надо будет доложить, а они там пусть разбираются. Главное нам не засветится, а то и помянуть дядю Мишу некому будет. Сейчас на марш. Ближе к точке назначения, привал и по одному в дозор. До темноты общее наблюдение, а на следующий день записывать весь распорядок дня противника, кто куда, во сколько уходит. Немцы народ педантичный, у них каждый день друг на друга похож. Это нам в помощь. Глядишь, и до Берлина дойдём.

Конец ознакомительного фрагмента.