Операция МРГ

Дмитрий Витальевич Виноградов, 2004

Фантастический роман расскажет о прошлом. О том, как наши современники оказались в самом разгаре Октябрьского переворота и приняли участие в штурме Зимнего. Встреча с известными историческими персонажами. Ленин. Совершенно новый взгляд на историю. Роман печатается в авторской редакции с сохранением орфографии и пунктуации. Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Колеса — хорошая вещь

Самый полезный транспорт в России — это поезда. Они мчатся словно кони, наперекор шпалам и хунхузам, сквозь туман и гравий, через километры и гекалитры. Железнодорожники, эти славные дети бригадного подряда, эти ударники и сподвижники, они словно привязывают своими рельсами города и веси, деревни и проселки городского типа. Каждый в нашей стране если не ездил, то слышал, если не слышал, то видел, а если и не видел и не слышал, а просто попал под несущийся как самолет локомотив, имеет, или имел, представление что такое поезд. Это товарищи, не просто кусок железа, который ездит благодаря тяге, это колеса. Именно несколько могучих колес, проворачиваясь вокруг себя, зудя но без устали, тянут на себе весь состав. Составом может быть что угодно, колесам без разницы что вести. Уголь или сахар, яйца или арбузы, мужиков или баранов, симфонический оркестр или хор, автомобили или рояли, одним словом все что угодно. И самое главное, что бы не было на пути партизан. Кто такие партизаны знают все, от телепузиков и латышских стрелков, до ветеранов сцены и чемпионов стендовой стрельбы. Партизаны это те, кто не любит спать дома, предпочитая дыру в земле утепленную мхом, квартире утепленной валенками. И иногда, по праздникам, они могут ломать рельсы, пускать поезда под откос, веселясь и топоча.

Елизавета Антиповна, груженая электротеракоком, струей кабарги, купленной у вокзального торгаша и сумкой с пирогами, пробиралась сквозь людской поток. Люди же как нарочно, норовили подкинуть ей под ноги свои баулы или пустить собаку, встать спиной по ходу ее движения и даже чихнуть ей в лицо. Однако русская женщина на такие мелочи не разменивается, и мамуля своим корпусом, словно крейсер раздвигает глиссера и ялики, своими ногами, словно Гулливер по гномам, а на брызги изо рта как спринтер на бонакву. Вагон номер десять, как и положено стоит четко между двадцать пятым и семнадцатым. Стюардесса в красной панамке от термитов, с задраенной до второго подбородка синей рубахе и погонах, принимает посылки и бандероли.

— Это десятый? — не доверяя бирке на окне и глазам, спрашивает Елизавета Антиповна у рядом стоящего человека.

Однако тот молчит.

— Десятый, — раздается голос Анатоля, — вот цифры — один и ноль.

Молодой рациоизобретатель с мольбертом и канистрой встал рядом с ней.

— Зайдешь в номер, — мама положила багаж на пол, — занимай нижние места.

— А если нас станут выгонять? — уточнил Толик.

— Пенсионера не выгонят, — мама набрала полную грудь воздуха.

— Но я же не пенсионер? — требовал ясности Толян.

— Ты инвалид, — пошутила мама, — а это еще хуже.

Предъявив билеты, паспорта и канистру, семейка заскочила по трапу в вагон, пронеслась по коридору грохоча и сшибая. Закинув багаж на полки, дуэт развалился на нижних ярусах, закрыл глаза и замер. Через секунду Анатоль подскочил и выключил свет. Однако через две секунды, дверь отлетела как грымза.

— Это двенадцатое купе? — раздался зычный голос.

— Нет, — Анатоль оторвал голову.

— Пятнадцатое? — продолжал спрашивать чудак.

— Молодой человек, — не вытерпела мама, — на двери все написано, читайте.

— А вы куда едете? — настаивал товарищ.

— Куда надо, — маман лег на спину и сложил руки на животе, — закройте дверь…дует.

— А у вас верхние места свободны? — как ни в чем не бывало, уточнил мужчинка.

— Да что же это такое, — Елизавета Антиповна присела на край, — я больной человек. У вас билет есть? Посмотрите в нем, там все написано!

— Дело в том, что я не на свой поезд пришел, — стал объяснять пришелец, — на свой я вчера опоздал.

— Да что же вы нам это объясняете, — всплеснула руками мама, — у нас билеты и мы не опоздали. Идите…

— Куда, куда вы меня послали? — мужчина вошел в купе, — я же по-хорошему спрашиваю.

— Я говорю идите к проводнику, — Елизавета Антиповна снова завалилась на кровать.

— Ладно, — мужик захлопнул дверь и сел на пятки Толяна, — немного посижу и пойду.

Анатоль рванул ноги под себя. В тишине воцарившейся внутри помещения стало слышно, как зло сопит Елизавета Антиповна. Анатоль лежал как разведчик, ни писка ни шороха. Мужчина зашелестел бумагой и тоже умолк. Мама раскрыла глаза, скосила их в сторону. Человек сидел и внимательно разглядывал газету.

— Чушь, — вздохнул он, — пишут всякую ахинею. Слышишь?

Товарищ стал тормошить за коленку Анатоля.

— Как можно убежать из Крестов? Там стены пол метра. Только если охрана помогла. Явно…

Продолжить диспут ему не удалось. Дверь открылась, представив на суд женщину. Средних лет, то есть до климакса время еще есть, с большим бюстом колыхающимся под футболкой, коренастых ногах не лишенных изыска, она спокойно поставила чемодан на пол.

— Здравствуйте.

— Ложитесь пожалуйста наверх, — предложил ей мужчина, — внизу больные лежат.

— Оба? — женщина уставилась на свой билет.

— Думаю да,… вы до конца едите?

Мама и Анатоль лежали и внимательно слушали диалог. Мужчина назвался профессором Абалкиным Иосифом Ильичем. Женщина сказала, что фамилия знакома. Мужчина предложил сесть за столик и отметить знакомство. Женщина согласилась, но позже.

— Ваши билеты, — раздвинув дверь нарисовался проводник, — двадцать рублей за постельное белье и одеяло.

Получив требуемое, проводник напомнил профессору, что бы он имел ввиду возможность появления нормального пассажира.

— Да здесь такие душевные люди, — ответил ей Иосиф Ильич, — в тесноте да не в обиде. Вон и молодой человек пододвинется.

Мама скосила рот. Анатолий не выдержал.

— Извините, с какой стати?

— Я пододвинусь, — удивила всех женщина, — не люблю в поездах спать. Один раз ехала все вещи пропали.

Когда проводница вышла, Ильич сияюще посмотрел вокруг.

— Не курите? — спросил он даму.

— Бывает.

Когда новые знакомые вышли, Елизавета Антиповна, расстегнула кофту, еще раз проверили пришитый к бюстгальтеру кошелек. Анатолий сунул руку в трусы, там тоже все было на месте.

— Проститутка, — мама покачала головой, — и ворюга.

— Почему проститутка? — приподнялся Анатоль.

— Потому что специальность во время не получила, — Елизавета Антиповна поправила выбившуюся прядь, — потому что не хотят работать и платить налоги.

— Да… а спят спокойно, — пошутил Толик.

— Они то спят, а пенсионеры с голоду вымирают, — сказала мамуля, но вспомнив Исидора Павловича, добавила, — нормальные пенсионеры.

Дверь отворилась, запустив парочку. Вместе с ними просочился дым. Мама затрепетала ноздрями принюхиваясь. Анатоль не принюхивался, он смотрел не женщину и гадал, сколько она может стоить. Сколько разные подонки, ради своей похоти готовы выложить ей, что бы потрогать громадные сиськи. Лично он бы может, если бы вдруг ради интереса, то рублей семьдесят. Дороже не стоит, лучше в туалете проонанировать, совершенно бесплатно. Отняв от восьмисот рублей, подшитых в трусы семьдесят, Толик в принципе допускал возможность близкого знакомства. А после того как принесли белье, и Нинэль стала заправлять над ним свою кровать, такая возможность уже стала неизбежной. Поезд дернулся своим железным телом, Иосиф Ильич едва не потерял равновесие, но удержался, обняв даму за стан.

— Может ради знакомства? — предложил профессор, обращаясь ко всем, не выпуская талии, — по сто грамм, а?

— Мы с сыном не пьем, — Елизавета Антиповна оторвала глаза от чайнворда о собаках.

— Даже чая? — рука перешла на плечи.

Анатолий почувствовал волны жгучей ревности. Сто рублей — решил он для себя, или даже сто пятнадцать.

— Чай будем, — согласилась мама, — Анатолий достань два пирога.

Перестук колес — это самый романтичный звук путешествия на поезде. Они стучат своими ребрышками по рельсам, прессуя время и расстояние, отсекая случайные ноги и дробя камни. Туктукающий звук описан в песнях и прозе. О нем сложены саги и постулаты. Под эту музыку, нормальные люди танцуют, не нормальные спят, полунормальные спят после того как натанцевались. И только Анатолий и мама давят пироги с курагой, глядя на курицу, салями, дыню и коньяк с тремя звездами на борту. Профессор и Нинэль уже два раза чокнулись, поздравили маму с наступившим веком, и выпили за кинематограф.

— А пока пока по камушкам, — затянула проститутка сытым и веселым голосом.

Анатоль тайком от мамы, как бы между делом, отрезал кусок колбасы, положив на ее место четвертинку пирога. Профессор поставил перед ним стакан с алкоголем, толкнув в руку и указав глазами.

— Толик не сметь! — Елизавета Антиповна промолчала о колбасе, но выпивку в поезде за столом с ворами и проститутками, она игнорировать не могла.

— Для сугрева то, — профессор блеснул глазами в ее сторону, — позвольте сыну.

— И так жарко, — женщина напомнила, что на дворе стоит лето.

Не отрывая пунцовых глаз, мамульчик следила за руками сына, как кот за фантиком.

— А вы художник? — вдруг спросила Нинэль Толика.

— Нет, — удивился тот.

— Да, — пнула его ногой под столом мама.

— Понятно, — женщина налила себе еще грамм двадцать, — натюрморты получаются?

— Получаются, — ответила за Толю мама, и перевела разговор в другое русло, — а вы кем работаете?

— Секретарем, — женщина промокнула ротик скатертью.

— Это очень ответственно, — профессор налил еще два стакана, — на брудершафт?

— Ох вы какой, — беря стакан, проворковала Нинуля, — здесь же дети.

Мама посмотрела на нее как кобра на зайца. Толик слегка покраснел.

— За детей! — перехватившись руками произнес Иосиф Ильич.

Подождав пока жидкость перельется из стакана в Нинулин рот, профессор впился в нее как пиявка. Рука проникла под футболку и легла на грудь.

— Безобразие, — прошептала Елизавета Антиповна.

— А может вы нас срисуете? — вдруг предложил Иосиф.

— Нет, нет, нет, — запротестовала Нина, — меня не надо.

— Толян, — профессор уставился мутным взором в лицо художника, — дама не уверена, что ты хорошо рисуешь.

— Он не в форме, — мама закончила жевать, — если хотите идите в вагон ресторан, мы будем отдыхать.

— Да мы сейчас тоже спать ляжем, — профессор положил руку на колено Нинэль, — так ведь Нинок?

— Безобразие, — мама посмотрела на сына, — прошу освободить кровать.

Обнявшись, пара вышла перекурить. Мама с силой ударила подушку с боку, один раз снизу. Сын снял брюки и юркнул под одеяло.

— Обратно полетим самолетом, — решила мама, выключая свет.

Сон так и не успел прийти, как двери снова открылись. Нинэль и Иосиф просочились в номер. Укрытый по глаза, Анатолий смотрел, как он стали раздеваться. Нинэль сняла футболку, и в тот же момент к ее груди приник профессор.

— Торопыжка, — погладила его по голове Нина, и стала опускаться по его телу в низ.

Засунув голову под его рубаху, она стала целовать. Толян не верил своим глазам. Он даже развернулся удобнее, что бы видеть происходящее.

— Это переходит все границы, — Елизавета Антиповна вскочила как ужаленная, — устроили из вагона публичный дом.

— Пошли ко мне, — женщина стала карабкаться на верхнюю полку, наступив на живот Толика.

Елизавета Антиповна подбежала к обители проводников. Отворив без стука дверь, она ошалело уставилась на голый зад. Мужчина восточного типа, повернул голову.

— Занято.

— Вы из какого купе? — спросила проводница, слегка сдвинув ноги.

— Безобразие, — Елизавета Антиповна хлопнула дверью.

За окном мелькали столбы и деревья. Неподалеку струилась река. Одинокий баркас бороздил отмели, ища косяки с рыбой и раками. Разрушенные дома, ржавеющие останки комбайнов, оставались позади, словно приговор. Елизавета Антиповна, концентрировала в себе силы. Решение уехать в Венецию, пришло в голову сразу, как только они с сыном решили найти бесценные произведения. Мечта ездить в магазины на шлюпках, не давала ей покоя все годы с момента наводнения, пережитого в детстве. Осталось только продать картины, которые лежат в укромном месте, купить домик на берегу канала. Нанять гондо…гонда, — запнулись мысли, — мужчину с веслом. Развить галлюцинации ей не удалось, появилась проводница.

— Мужа встретила, — улыбнулась она, — даже дверь не успела закрыть.

— А если бы ребенок зашел? — возмутилась Елизавета Антиповна, — что бы он подумал?

— Чей ребенок? — проводница оглянулась по сторонам.

— Да какая разница чей,… может быть Ваш. Может он тоже, как и муженек случайно объявится. А тут Вы не известно чем занимаетесь.

— Ну, так получилось, что ж теперь. Неужели у Вас таких порывов не было.

— Держите свое либидо в руках.

Выяснив все отношения, но забыв о своих вопросах, Елизавета Антиповна уже было рванула дверь, но вдруг ее словно ударило током. Поправив голову, расправив кофту, подтянув чулки, она чинно растопырила купе. Картина которую дама застала, впечаталась в ее мозгу на долгие годы оставшейся жизни. Ее сын, ее кровинушка, словно собака, лакал между ног Нинэль, сама же Нинэль играла на флейте Иосифа Ильича. Иосиф Ильич стоял и читал газету сосредоточенно. Когда дверь открылась, он кивком головы поприветствовал мамулю и продолжил чтение. Сын маму не поприветствовал ни как. Нинэль слегка стонала, но ни одной головы из рук не выпускала, и на появление старушки отреагировала своеобразно — обхватив ногами тело сына.

— А ну-ка…, — не зная, что сказать дальше крикнула Антиповна, — хватит.

Сын, услышав знакомые позывные, решил оторваться. Однако Мюнхгаузену было гораздо легче, выдернуть себя за волосы из болота, чем Анатолю вырваться на свободу из чрева Нинэль.

— Отдай сына, — с этим криком, мама стала разгибать парализованные похотью ноги девицы.

— Ваш чай, — проводница, решив загладить вину, с улыбкой открыла дверь.

Ее рот отворился гораздо шире.

— Ну вы блин даете, — калитка с треском закрылась.

— Это не я! — крикнула мама стене.