23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

Дмитрий Витер

«23 рассказа» – это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные – но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера – ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!

23 процента

Один из конкурсных «грелочных» рассказов. Это неправдоподобная история о неведомом апокалипсисе. Но важнее физики для меня чувства, которые раздирают семью, словно силы гравитации.

***

— А вот и я! — закричал с порога папа.

Когда он уходил в середине дня, Ромка уже заподозрил неладное. Уж слишком неубедительны были все эти «проверю генераторы», «заменю лампы», «не задавай глупых вопросов». Так и есть.

Ирка выскочила из детской, как метеорит, захлопала в ладоши и закружилась по прихожей, пока папа, пятясь, проходил в дверь, медленно втаскивая за собой пушистую елку, всю усыпанную снежными хлопьями. Квартира сразу наполнилась дурманящим запахом хвои. Комья снега падали на пол, превращаясь в грязные лужи, и Ромка пошел в ванную за тряпкой.

Мама сидела в кухне за чистым столом: ни тарелки, ни чашки, ни стакана. Просто смотрела куда-то мимо сына, в черный квадрат окна. Она сидела в такой позе с самого обеда, когда папа пошел «по делам», а на самом деле — за елкой.

— Мам, папа пришел, — сказал Ромка.

Мама кивнула головой.

Ромка вернулся в прихожую, присел на корточки и тщательно вытер лужи. Отец сильно топал ногами, отряхивая снег с ботинок, порождая новую сырость. Ирка норовила потрогать елку, уколола палец о зеленые иглы и тут же разревелась, но мысль о близости Нового года не давала ей долго грустить.

— Ромка, чего застыл! Ты ж большой уже! Давай, помогай втащить красавицу в комнату. Ну-ка!

Ромка кинул в угол мокрую тряпку, ухватил елку за смоляной ствол поближе к основанию и помог отцу внести ее в центр большой комнаты.

— Настя! — крикнул папа на всю квартиру. — Где у нас тренога?

— На антресолях, — ответила мама из кухни после паузы. Ее голос напомнил Ромке столбики цифр, которые висели над его кроватью — такие же ровные и равнодушные. Простые факты. Продукты — в холодильнике. Пепел — в мусоросборнике. Тренога — на антресолях. Ни больше, ни меньше.

— Так, Ром, быстро тащи сюда треногу! — скомандовал папа. — А то я себе уже все пальцы исколол, пока дотащил. В следующий раз будешь помогать.

Ромка метнулся в кухню, искоса бросив взгляд на неподвижную маму, схватил табуретку, подтащил к антресолям и взобрался на нее. Створки распахнулись, окатив его запахом ненужных вещей. Его детские лыжи. Резиновые сапоги. Теннисные ракетки. Гамак. Солнцезащитные очки.

— Ну, чего ты там копаешься? — нетерпеливо крикнул из комнаты отец.

— Пап, а игрушки доставать будем? — спросил Ромка, глядя на картонные коробки с мятыми углами, стоящие возле треноги.

— Конечно! Ну, а кто у нас будет наряжать елку? — молодцевато протрубил отец.

— Я!!! Я!!! — заверещала Ирка. — Только, чур, я буду вешать игрушки внизу, потому что я еще маленькая.

— Ничего себе маленькая! Двенадцать лет! — пожурил ее папа.

Ромка внес в комнату треногу и поставил ее в центр комнаты.

— Шесть, — сказал он. — Папа, Ирке всего еще шесть. Это мне двенадцать. Считай по-старому.

— Вот заладил! Двенадцать, двенадцать! — перекривил его папа, и Ирка захохотала. — Совершеннолетний уже, а туда же, в малыши записался.

— Ма-лыш, ма-лыш, ма-лыш! — Ирка запрыгала на одной ноге, показывая пальцами на брата.

Ромка вздохнул и помог отцу вставить елку в треногу. Папа затянул болты, отошел и полюбовался на результат.

— Ну-ка, Ром, посмотри, не криво стоит?

— Нет, не криво.

Елка действительно стояла гордо и прямо — посреди комнаты, распространяя вокруг новогодний удушливый запах. Ромка знал, что если прищуриться, то можно увидеть в ворсинках ковра пожелтевшие еловые иголки от прошлого Нового года — сколько бы он ни пылесосил ковер, они всегда оставались. И каждый раз их становилось больше и больше.

— А теперь — и-и-игрушки! — скомандовал папа.

— И-и-и-игрушки!!! — завопила Ирка и стремглав полетела в прихожую. Вскочив на табуретку, она попыталась добраться до антресолей, но роста ей не хватало.

— Давай я, — сказал Ромка. Ирка покорно уступила брату место на табуретке и с благоговением смотрела, как из недр антресолей появляются заветные картонные коробки.

Каждая была скрупулезно подписана. «Шары». «Гирлянды». «Мишура». «Сказочные персонажи». «Разное».

— Я первой повешу шарик! — заявила Ирка. Едва дождавшись, пока папа разрежет ножницами липкую ленту, она быстро сунула руки в коробку, достала наугад синий шар и закружилась с ним вокруг елки, ускоряясь все быстрее и быстрее.

— Новый год к нам мчится! Скоро все случится! — фальшиво завопила она старенькую мелодию. Ромка нахмурился — когда мама слышала эту песню, то начинала плакать.

У Ирки закружилась голова, и она остановилась.

— Дай нитку! — попросила она.

Ромка достал из коробки с гирляндами моток ниток и привязал шарик. Ирка изловчилась и повесила игрушку на густо усеянную иголками нижнюю ветку. Шарик покачался, словно взбесившийся маятник Фуко, и остановился.

— Молодчина! — похвалил ее отец. — Начало положено.

Ромке послышалось, что из кухни донесся всхлип.

— Пап, я пойду проверю, как мама, — сказал он.

Отец рассеянно кивнул, разматывая запутавшиеся гирлянды.

Ромка пришел в кухню и сел на стул.

— Мам, — тихо сказал он. — Пойдешь наряжать?

Она не ответила, но Ромка увидел, как задвигались под кожей ее скулы. Он положил руку на стол, коснувшись пальцами маминого локтя.

— Мам, — повторил он. — Ты как?

— Все хорошо, — ровным голосом сказала она, снова напомнив Ромке про столбики чисел, висящие на стене в его комнате. — Все хорошо. Не забудь почистить зубы.

***

На часах было почти десять вечера, когда Ирка утомилась настолько, что сон пересилил ее желание уж на этот раз точно застукать Деда Мороза с поличным. По ее замыслу, он появлялся из мусоросжигателя — он больше всего походил на закопченные трубы из книжек.

Папа вызвался ей почитать на ночь. Из Иркиной комнаты доносился его уверенный бас — кажется, они читали «Маленького принца».

Ромка с мамой сидели на диване в большой комнате и смотрели на елку. Пышную. Пахнущую хвоей и праздниками. Тщательно украшенную рядами шаров, шишек, щелкунчиков, солдатиков, пересеченную гирляндами, обсыпанную мишурой. Отличная. Новогодняя. Фантастическая. Не хватало только мандаринов. По какой-то причине ни в кладовых, ни в генераторах биосинтеза их не было. Ирка даже не знала такого слова, а для Ромки без мандаринов праздник был не праздник.

Ромка сжал в ладони холодные пальцы матери. Они напоминали ему сосульки внутри продуктовых холодильников.

— Мам… — тихонько позвал он. — А мы утром подарки будем друг другу дарить? Как раньше?

Вместо ответа мама погладила его по голове. Потом встала и вышла в спальню.

Ромка тоже пошел к себе. Разделся. Выключил свет. Лег в постель и стал водить пальцами по столбику чисел.

Триста шестьдесят пять…

Триста шестьдесят пять…

Триста шестьдесят пять…

Глаза слипались, из большой комнаты надсадно тянуло хвоей, а в голове, как отпечаток на сетчатке после долгого смотрения на лампочку, раз за разом повторялось, как Ирка кружится вокруг елки с синим шариком в руке. Круг… Триста шестьдесят пять… Еще круг… Триста шестьдесят пять…

Ромка поставил палец не еле различимый в темноте столбик и повел пальцем сверху вниз. Бумага была плотной, скатавшейся от многократных прикосновений. Ромка не видел чисел, но знал, что они там были. С того самого дня, как они оказались тут. Триста шестьдесят пять… Ирка смеется, кружится, триста шестьдесят пять, кружится…

Двести восемьдесят один.

Ромке было девять, когда всё случилось. Ирке — три. Поэтому он помнил, а она — нет. Поэтому она радовалась Новому году. А он — нет.

Двести шестнадцать…

Сто шестьдесят шесть…

Сто двадцать восемь…

Все быстрее и быстрее кружилась Ирка в темноте, все меньше и меньше становились цифры, все ниже опускался палец по столбику чисел.

Ноготь зацепился за шероховатость истертого листа, и бумага с оглушительным треском порвалась.

Ромка открыл глаза. Он включил ночной свет и увидел, что лист оторвался как раз на сегодняшней точке спирали. Тридцать четыре бывших дня в году.

Шлепая босыми ногами, он прошел мимо елки в спальню родителей. Мама спала одна, свернувшись на левой стороне кровати, обхватив колени, — прямо как его сестренка. Папа обнаружился в комнате Ирки. Он сопел, прихрапывая, откинувшись в кресле у ее кровати. Книжка сползла с его колен на пол. Ирка спала, широко раскинув руки, чему-то улыбаясь во сне. Ночник отбрасывал на ее лице причудливые тени.

Она радовалась Новому году. Гребаному. Новому. Году.

Ромка выбежал в большую комнату и, не раздумывая, налетел на елку, вложив в удар всю массу своего худенького тела. Зеленые иглы вонзились в него, как колючая проволока. Елка покачнулась, прошла невидимую точку невозврата и рухнула на пол.

— Получай! На! Вот тебе! — кричал Ромка сам не свой, прыгая по лежащему противнику босыми ногами, не чувствуя, как в стопы врезаются осколки разбившихся игрушек. — Ненавижу тебя! Ненавижу Деда Мороза! И папу!

Храп в Иркиной комнате прекратился. Папа зашевелился там, как темный косматый медведь. Он шел сюда. Шел, чтобы увидеть, что Ромка натворил.

Ромка выбежал в прихожую, повернул ключ и выскочил наружу, под мигающий белый свет фосфоресцирующих ламп.

Холодный бетон обжигал ноги, а Ромка бежал.

Мимо запечатанных дверей других квартир. Мимо холодильных камер, таких больших, что когда-то маленький Ромка умудрился там потеряться и чуть не замерз насмерть. Мимо генераторов биосинтеза растений, возле которых все было усыпано еловыми иглами — иссохшими, желтыми, а еще свежими, зелеными. Мимо камер для сжигания мусора, отходов и человеческих тел. Мимо забытого кем-то трехколесного велосипеда. Мимо библиотеки, откуда папа принес «Маленького принца».

Темный косматый медведь сзади догонял. Он шумел, топал ногами, звал. Звал Ромку по имени.

Ромка думал, что сейчас он споткнется. Грохнется о бетонный пол, как поверженная елка. И если в падении он ударится головой достаточно сильно, то ему не нужно будет больше повторять цифры в столбике. Сто двадцать восемь. Девяносто восемь. Семьдесят шесть. Пятьдесят восемь. Сорок пять. Тридцать четыре.

Тридцать четыре. Сегодня было как раз тридцать четыре.

Он просто остановился, словно врезался в разверзнувшееся гравитационное поле, уперся руками в колени и тяжело задышал. Только сейчас он почувствовал, как болят его изрезанные осколками и немеющие от холодного бетона ноги.

Папа нагнал его и чуть не врезался.

— Ромка! — закричал он. — Сынок!

Он оторвал его от пола, прижал к себе, и запах был сразу всем — домом, пижамой, большой комнатой, елкой. Новогодней елкой.

Папа нес его домой на руках. Ромка смотрел в потолок и смотрел, как плывут вверху белые трубки ламп.

В квартире было тихо. Ни мама, ни Ирка не проснулись от ночного переполоха.

Папа зажег свет на кухне, усадил Ромку на стул, осторожно вынул из ран мелкие разноцветные осколки, обработал ранки перекисью. Раздобыл на антресолях шерстяные носки и натянул Ромке на ноги. Перенес его в комнату, перешагнув по дороге через лежащую навзничь елку. Уложил в кровать.

Ромка лежал в темноте, чувствуя, как колышется от дуновения вентиляции оторванный кусок бумаги на стене.

— Пап… — тихо сказал он.

— Что?

— А ты где снег взял?

Папа шумно задышал в темноте. Все-таки он запыхался, пока нес Ромку на руках. Худенький, но уже не пушинка.

— В морозильной камере, — ответил он.

— Это ты хорошо придумал. Ирке понравилось.

Они помолчали.

— Пап…

— Что?

— Мне страшно.

В наступившей тишине ничего не было слышно. Словно папа нырнул в прорубь в прежнюю январскую стужу, задержав дыхание.

— Мне тоже, — наконец ответил он.

— Сколько будет длиться следующий год? — спросил Ромка. Хотя и прекрасно знал ответ. Просто он хотел, чтобы отец сам сказал это вслух.

— Как всегда, на двадцать три процента короче предыдущего. Двадцать шесть.

— А потом?

— Двадцать.

— А потом?

— Спи давай.

Ромка заворочался, чувствуя, как теплеют его ноги. Запах елки в большой комнате больше не казался ему удушающим. И даже мандаринов не хотелось.

— Пап? — он все еще говорил шепотом.

— Ну что?

— А что мы подарим Ирке на Новый год?

Папа молчал.

— Я видел трехколесный велик возле библиотеки, — сказал Ромка. — Ты туда сейчас не ходи. Утром скажем, что Дед Мороз оставил там подарок. Пусть сама найдет.

— Ты хороший брат.

— Пап?

— Ты будешь спать, укротитель несчастных елок?

— А что случится, когда все кончится?

Папа снова помолчал, потом достал из кармана носовой платок и шумно высморкался.

— Все кончится, — ответил он.

— Но пока еще не кончилось?

— Пока нет.

— Хорошо, — сказал Ромка, повернулся на бок и закрыл глаза.

Сквозь сон он слышал бряцание и звон в большой комнате — отец ставил елку обратно.

***

Ромке снова снилось, как Ирка бежит вокруг елки с голубым шариком в руке. Все быстрее и быстрее. Все ближе и ближе к зеленым протуберанцам ветвей. Каждый новый круг на двадцать три процента короче предыдущего. Съеживающейся спиралью в гравитационном поле.

Триста шестьдесят пять. Двести восемьдесят один. Двести шестнадцать…

***

— Папа, папа, смотри, что Дед Мороз натворил! — кричала Ирка, немилосердно разбивая Ромкин сон, как елочную игрушку.

Ромка потянулся, включил свет на дневной режим. Спустил ноги с кровати и поморщился — порезы ныли, но сам виноват. Нечего было закатывать истерику, как маленький.

Ромка вышел в большую комнату. Папа, и правда, привел все в порядок, но игрушек явно стало меньше. В ковре еще сверкали осколки.

Мама включила пылесос и деловито собирала их в черный пакет. Она шмыгнула носом и улыбнулась Ромке.

— Папа, Дед Мороз, что, разбил наши игрушки? — недоуменно протянула Ирка, показывая на поредевшую елку.

— Нет! — возразил папа. У него были красные глаза, словно он совсем не спал этой ночью. Убирал осколки. Или плакал. Или то и другое. — Просто он отнес елочные игрушки другим детям.

— А где другие дети? А мне можно с ними поиграть?

— Э… Зайчонок… Поиграй с Ромкой. Кстати, мне кажется, Дед Мороз оставил тебе кое-что возле библиотеки.

И папа едва заметно подмигнул сыну.

— Ура! — закричала Ирка. — Новый год наступил!

— Новый год наступил, — повторил папа.

— Новый год наступил, — повторила мама. Она уже закончила пылесосить, и осколков было совсем не видно. — Смотри, что я нашла под диваном.

И она протянула Ирке синий шарик с короткой оторванной ниткой.

— Кажется, Дед Мороз решил вернуть его тебе. Потому что он тебе очень нравится, — сказала мама.

Ирка схватила шарик, и Ромка помог ей повесить его на ветку.

— Пап, а когда следующий Новый год? — спросила Ирка, оборачиваясь.

— Скоро, малышка.

— А когда скоро?

Ромка быстро прикинул. Тридцать четыре дня минус двадцать три процента. Двадцать шесть с хвостиком.

— Совсем скоро, — ответил папа.

— Ура!!! — завопила Ирка. — Я снова стану на год старше быстрее, чем за месяц.

— Хватит астрономии! — заявила мама. — Пойдем смотреть, что подарил Дед Мороз.

Они надели тапочки и вышли из квартиры, не закрывая за собой дверь.