Сорок третий номер…

Дмитрий Герасимов, 2010

С какого-то момента известную журналистку Киру Голоту начинают преследовать страшные, фантасмагорические события, которым она не может найти объяснения. В их городе, в кинотеатре рядом с домом Киры демонстрируется фильм со странным названием «Сорок третий номер…» Со слов очевидцев, героиня этого фильма якобы сходит с экрана и убивает реальных людей – зрителей, которые попали в кинотеатр. Главный редактор газеты, в которой работает Кира, предлагает ей провести журналистское расследование этих происшествий. Кира берется за дело. Она ещё не знает: чтобы докопаться до истины, нужно вернуться на 25 лет назад. Все началось тогда, в восьмидесятых, с истории одного смертника…

Глава первая

Карелия, Петрозаводск, июль 2000 года

— Вставай, милая… День рождения проспишь!

Кира сладко потянулась в постели. С того самого дня, как ей исполнилось двадцать, она мечтала просыпаться вот так, от поцелуя любимого, от его жаркого и сладкого шепота, от теплых и смелых рук. Она мечтала о настоящей любви и настоящей семье, как и всякая девочка — милая, романтичная, доверчивая и невинная.

И сейчас, когда ей уже двадцать шесть, когда она, можно сказать, уже пожилая женщина… ну, ладно, не пожилая — зрелая… когда в ящике стола скопилась куча исписанных ею ежегодных органайзеров (осязаемое напоминание о ворохе лет)… кстати, не мешало бы их выбросить к чертовой матери!.. когда тонкая, как перышко, земная ось, прочертив во Вселенной очередной бестолковый круг, оставила на ее прекрасном лбу вертикальную морщинку… а, ведь, действительно, оставила!.. аккурат между бровями… про Вселенную — хорошо, надо будет записать и вставить в какой-нибудь лирический очерк… так вот, о чем, бишь?.. А! Когда очередной день рождения падает в ладошку не долгожданным детским подарком, а пожелтевшим календарным листком… тоже неплохо, надо записать… вот именно тогда у нее все это появилось! И любимый мужчина, ставший недавно ее законным мужем, и отец, которого она ждала всю жизнь, — словом, настоящая, взаправдашняя, обожаемая семья!

Кира опять потянулась.

— Ко-оля, — капризно позвала она, — поцелуй еще…

Он склонился над ней, коснулся губами ее подбородка, щеки, легонько куснул мочку уха, провел влажным, горячим языком по шее и пощекотал в ямочке над ключицей. Кира зажмурилась, обхватила его шею руками и притянула к себе. Он, как был — в брюках, в рубашке с галстуком, — упал в ее объятья, обнял сам, провел руками вниз по спине, задрал на ней ночнушку и… шлепнул ладонью по попе:

— Это добром не кончится! Мы оба опоздаем на работу!

— А я думала, мне прямо с утра полагается подарок, — хитро улыбнулась Кира.

— Тебя ждет подарок. И не один. — Николай поцеловал ее в губы. — Просыпайся, любимая.

Он встал, поправил галстук, подмигнул жене и вышел из комнаты.

Кира еще с полминуты нежилась в постели, потом поискала ногами на полу тапочки и, не найдя, пошлепала босиком в ванную.

Пустив воду, она встала перед зеркалом, натянув на спине ночнушку, чтобы та походила на вечернее облегающее платье, потом наклонилась и внимательно рассмотрела в отражении свое лицо. Нет, она определенно была хороша даже в свои двадцать шесть! Темные волнистые волосы, чудесная мраморная кожа, большие восхитительные глаза… ей все говорят, какие у нее красивые глаза!.. тонкий нос… может быть, чуть-чуть длинноват… хотя, в общем, ничего… очень редкий контур губ… эта дура Людка из отдела писем сказала, что он похож на татуаж!.. маленький подбородок… очень мило! И фигурка — хоть куда! Аппетитная, как говорит Колька. Только грудь небольшая… У Ангелины, редактора отдела новостей, пятый размер, и она этим необычайно гордится. Но пятый, все-таки, перебор. И когда Кира об этом прямо сказала Ангелине, та презрительно фыркнула: «А прыщики надо прижигать зеленкой!» Тоже дура…

Кира подмигнула своему отражению:

— С днем рождения, красавица!

Она, действительно, была недурна собой. И лицо, и фигура ей достались в наследство от матери. Портрет этой красивой женщины, сфотографированной много лет назад в светлом домотканом платье и с черной накидкой на плечах, стоит сейчас в гостиной на телевизоре. Все отмечают их поразительное сходство. Если бы не старомодное платье — вылитая Кира глядит печально со снимка!

Она тщательно почистила зубы, приняла душ, накинула, не вытираясь, на тело мягкий махровый халат и выскочила из ванной.

— Мне был обещан подарок! И не один!

В квартире было тихо.

— Эй! Все ушли, что ли? — Кира надула губки. — Вот тебе, девушка, и… — Она зашла в гостиную и ахнула: вся комната утопала в цветах. Ее любимые алые розы стояли в вазах повсюду: на подоконнике, на столе, на полу, на полке секретера. А те букеты, которым не хватило ни графина, ни даже кастрюли, были рассыпаны на паркете наподобие ковровой дорожки, сотканной из спелых бутонов и листьев.

— Колька! — Она подпрыгнула на месте, хлопнув в ладоши. — Ты — чудо!

Он, действительно, не был похож ни на одного из знакомых ей мужчин. Невысокого роста, худощавый, с жидкими волосами, зачесанными набок с идеально ровным пробором, невыразительными и даже тусклыми глазами, Николай не притягивал к себе женские взгляды. Но стоило начать разговор, как девушки находили в нем умного, приятного собеседника, начитанного и образованного, прекрасно воспитанного человека, с прекрасными манерами и чудесной, по-детски непосредственной улыбкой.

Он появился в ее жизни ничем не примечательным февральским днем — пришел в редакцию и долго топтался перед дверью кабинета. Кира входила, выходила, правила верстку, вычитывала материал, разговаривала по телефону, а он все стоял в коридоре, застенчиво переминаясь с ноги на ногу и прижимая к груди папочку из кожзаменителя.

Наконец она не выдержала:

— Вы ко мне?

Он испуганно помотал головой, мол, нет, я по другому делу, а потом виновато вздохнул:

— К вам…

В папочке оказалась целая стопка рукописных страниц.

— Что это? — нахмурилась Кира.

— Стихи…

Девушка возвела глаза к потолку: еще один графоман!

— Вряд ли смогу вам помочь. Наше издание — не литературное. Оно печатает публицистику, — заученно и монотонно объяснила она. — Кроме того, я не редактор и, тем более, не издатель. Я не работаю с авторскими материалами.

— Эти стихи — для вас… — Молодой человек покраснел и отвел глаза. — Можете сразу в корзину… Не читая.

После такого анонса Кира уже не могла не прочитать. Хотя бы пару страниц. Просто из любопытства. Не каждый же день тебе дарят ворох стихов!

Она раскрыла папочку перед сном и… не смогла оторваться до утра. Только обнаружив, что спать ей осталось от силы три часа, она охнула, отложила стихи в сторону и выключила торшер.

Весь следующий день она бродила по редакции сама не своя. Сделала себе кофе, прибралась на рабочем столе, чего не случалось уже почти год, поклацала на компьютере, опять заварила кофе, рассеянно полистала подшивку газет, снова пошла делать кофе и обнаружила, что не выпила предыдущий.

Молодой человек не шел у нее из головы. И дело, скорее всего, было не в том, что стихи оказались на редкость хороши, а в том, что Кира понятия не имела, что способна пробудить в ком-то такие чувства! Страсть для поэзии не редкость. Но содержимое скромной папочки не было похоже ни на вспышку желания, ни на взрыв пубертатных эмоций. Это был яркий монолог — тонкий, искренний и чистый. Перед Кирой возник современный Вертер, но не прыщавый подросток с горящим взором, а яркий, умный и, видимо, сильный мужчина.

Через пару дней она уже жалела, что не попросила его оставить номер телефона. Ведь сейчас можно было бы позвонить и сказать… а что, собственно, сказать?.. что он ее заинтересовал?.. что она почему-то думает о нем?.. Нет, конечно… Глупость какая-то… Ну, просто позвонить и сказать, что прочитала рукопись, что очень недурно… очень даже недурно… Или нет… Сказать, что готова порекомендовать его вирши знакомому редактору одного толстого журнала… редакторше… ага, фиг два!.. Та еще решит, что это ей посвящено!.. Нет, ничего не сказать… просто — позвонить… Абсурд! В любом случае, телефона нет, звонить некуда. Сам придет, никуда не денется. А если не придет?.. Если и впрямь решит, что она выбросила стихи в корзину, не читая, — что тогда?

Когда терзания Киры достигли точки кипения или, как говорят, «белого ключа», молодой человек появился снова.

Он ждал ее перед кабинетом, улыбаясь своей непосредственной, детской улыбкой и теребя в руках листок бумаги. У девушки дрогнуло сердце. Пришел! К своему изумлению, она вдруг почувствовала, что начинает злиться. Легок на помине! Не прошло и полгода! Ее переполняла обида обманутой невесты, которой жених назначил свидание в пять, а явился в десять минут шестого.

— Что принесли на этот раз? — спросила она насмешливо, кивая на листок. — Прозу?

— Нет, я…

— Рановато! Я еще стихи не осилила! — Киру несло. — Не помню, куда засунула вашу папку. У вас нет другой? Жаль. Буду искать. Приходите через год!

Он кивнул, еще раз виновато улыбнулся и побрел по коридору на выход.

— Эй, вы! — Кира поняла, что злится на саму себя. — Как хоть вас зовут?

— Николай. — Он остановился.

— Так что у вас сегодня с собой, Николай?

— Вот… — он повертел листком. — Билеты.

— Лотерейные? — Сердце Киры пело и ликовало, но она продолжала ерничать.

— Почти, — улыбнулся Николай. — В планетарий.

— Куда-а? — Девушка застыла от изумления.

— Понимаете… — Он быстрым шагом вернулся и ткнул пальцем в билеты. — Только сегодня в половине шестого можно увидеть…

— Луну?

— Созвездие Киры… — Он опять обезоруживающе улыбнулся. — Это бывает раз в десять лет…

И она пошла в планетарий. В конце концов, нет ничего плохого в том, чтобы взглянуть на созвездие, названное твоим именем, а потом забыть о нем на последующие десять лет.

С Николаем было не просто интересно — завораживающе! Он рассказывал ей про небесные светила и про земные пятна. Про Тунгусский метеорит и тайну Бермудского треугольника. Про сады Семирамиды и Вавилонскую катастрофу. Потом почему-то — про сибирских каторжан и рукописи Шнеерсона. Кира удивлялась не только его эрудиции, но и поразительной способности увлекать. Он умел рассказывать захватывающе и волнующе даже о вещах, казалось бы, тривиальных и простых. Впервые Кира устыдилась, что так мало знает.

— Из вас получился бы блестящий журналист, — сказала она задумчиво. — Не думали о том, чтобы сменить поприще?

— Не хочу составлять вам конкуренцию, — иронично, но вежливо ответил он.

— А кем вы работаете? — Девушка была заинтригована.

Оказалось, что Николай — философ по образованию — вот уже много лет трудится агентом по продаже недвижимости.

— Забавно, — сказала Кира, хотя и сама не могла объяснить, что же в этом, в сущности, забавного.

Они поужинали в уютном ресторанчике на углу Кирова и Германа Титова. День заканчивался чудесно. Немножко кружилась голова от легкого вина и милой, негромкой музыки, и девушка чувствовала, что потихоньку влюбляется в этого щуплого, странного, но такого необыкновенного мужчину. А когда он вдруг неожиданно встал, попросил у тапера место за инструментом и сыграл для Киры что-то совершенно волшебное… кажется, это был Берлиоз… впрочем, какая разница?.. она окончательно потеряла голову.

Никогда в жизни она не оказывалась в постели с мужчиной после первого же совместно проведенного вечера! А тут даже сама не поняла, как это все… Он проводил ее до дома… Они целовались в парадном, как восьмиклассники… А потом каким-то чудесным образом он оказался в ее квартире… И не просто в квартире, а в спальне. Они прошли на цыпочках, чтобы не разбудить отца, а когда остались наедине, то набросились друг на друга, словно изголодавшиеся хищники.

Николай оказался ко всему и хорошим любовником. Он был ненасытен. Кира тонула в его нежности и страсти. Он то утихал, медленно и томно целуя ее грудь, облизывая и покусывая упругие соски, то принимался наращивать темп. Девушка сжимала в объятиях его голову, кусала пальцы, кричала и ахала, окончательно позабыв и о том, что за стеной в соседней комнате спит отец, и о том, на каком она свете…

Под утро Кира была совсем без сил. Она чувствовала себя побежденной, поверженной и бесконечно счастливой. Николаю за короткий срок удалось то, чего иные поклонники добивались месяцами или даже годами: он влюбил ее в себя.

Но главное, чем он поразил воображение Киры, — это своей готовностью к безрассудным, сумасшедшим и по-настоящему красивым поступкам. Комната в цветах — еще что! Ранней весной, когда они только начали встречаться, Колька забрался к ней в окно редакции в самый разгар рабочего дня по обледеневшему карнизу. Кира готовила в номер большой материал про чиновников-мздоимцев, и нервничала, объясняя ответственному секретарю, что, подверстанная на четвертой полосе под колонкой для собаководов, эта статья не «выстрелит», останется незамеченной, как вдруг створка окна с грохотом распахнулась, и на подоконник сел огромный плюшевый заяц. От неожиданности все, кто находился в комнате, потеряли дар речи. И только когда из-за заячьих ушей выглянуло улыбающееся лицо Николая, редакторская взорвалась смехом и аплодисментами.

В мае (помнится, была суббота) за пять минут до полуночи в дверь позвонили. Кира открыла и с испугом посторонилась, пропуская двух грузчиков, тащивших в квартиру ящик, величиной с двухкамерный холодильник.

— Это вам, — буркнул один из них. — Распишитесь.

Полночи девушка распаковывала посылку. В ящике оказалась коробка поменьше. В ней — другая. В другой — третья. В третьей — еще одна. Когда Кира уже почти выбилась из сил, а прихожая и коридор были завалены картоном и оберточной бумагой, в ее ладони оказалась совсем маленькая бархатная коробочка. Открыв крышку, девушка обнаружила изящное колечко с сапфиром и записку: «Будешь моей женой? Жду ответа за дверью».

Николай и в самом деле просидел все это время на коврике перед квартирой Киры. Когда та распахнула дверь и бросилась ему в объятья, их брак стал решенным делом.

А месяц назад прямо в ЗАГС Киру… принесли рикши. Коля где-то раздобыл настоящее ландо с ручками и нанял здоровенных носильщиков. Они прибыли к дому невесты в перьях и балахонах. Николай договорился с администратором театра, и подобный маскарад оказался возможным.

Словом, Кира встретила настоящего принца — немножко сумасшедшего, но отважного и безумно влюбленного.

Она стояла в гостиной, опьянев от счастья и глупо улыбаясь, когда где-то в недрах ее сумочки заиграла мелодия Green leaves. Еще надо было найти ее, эту треклятую сумку! Кира двинулась на звук и увидела в коридоре отца. Тот стоял, хитро подбоченясь и что-то пряча за спиной.

— Папка! — Она кинулась ему на шею, словно отец появился не из своей комнаты, а из дальней командировки.

— С днем рождения, дочка! — Он улыбнулся в усы. — Ну, иди, возьми трубку. Всем хочется тебя поздравить. А я подожду.

— Ни в коем случае! — Кира замотала головой. — Никому не позволю тебя опередить!

— Ну тогда — поздравляю. — Он неловко вынул из-за спины сверток, вручил дочке и смущенно кашлянул: — Это мой тебе подарок…

— Милый папка! — Девушка расцеловала его в лоб, щеки и нос.

— Ну, ты посмотри, что там, — по-детски интригуя, попросил он. — Может, тебе не понравится…

В свертке оказался свитер из ангорки.

— Какое чудо! — восхитилась Кира.

— Правда нравится? — ревниво поинтересовался отец.

— Еще бы! — девушка улыбнулась. — Вдвойне спасибо за то, что даришь его в июле. Готовь сани летом!

Тот довольно хмыкнул:

— Я старался. И уверен, что он тебе очень пойдет.

— Он будет согревать меня в любую непогоду, — заверила Кира. — Теплом твоего сердца.

Отец был растроган.

— Ну иди, принимай поздравления, — сказал он, утирая рукавом глаза. — Ишь, неугомонные…

В сумочке продолжал надрываться заунывный Green leaves.

— Я сейчас, папка. — Девушка бросилась на кухню. — Только отвечу.

Звонил выпускающий редактор.

— Спишь, что ли? — хмуро поинтересовался он. — Давай, дуй на работу. Главный тебя ищет повсюду.

«Спасибо за теплые поздравления!» — мысленно воскликнула Кира, а вслух сказала:

— Здороваться надо, Пал Григорьич.

— Придешь — поздороваемся, — мрачно пообещал тот и положил трубку.

Она вышла в коридор с сумкой и телефоном и развела руками:

— Надо бежать. И в день рождения нет поблажек! А где Колька?

— С полчаса, как ушел, — ответил отец. — Обещал вернуться пораньше. — Он подмигнул. — С сюрпризом!

Кира счастливо рассмеялась:

— Вон, мой сюрприз! Вся гостиная в цветах! Видел, папка?

Тот покачал головой:

— Хороший муж у тебя, девочка. Держись за него.

— А я и держусь…

Чтобы добраться до редакции, Кире нужно было проехать всего две остановки на троллейбусе, и поэтому она всегда опаздывала на работу.

Газета «Петрозаводск Daily», несмотря на название, выходила три раза в неделю, но пользовалась бешеной популярностью у горожан. Это издание уже давно снискало уважение и у власть предержащих, и у простых смертных, и раскупалось мгновенно, едва только тираж попадал на витрины киосков. Возможно, поэтому работать в «пэдэ», как упрощенно именовали газету, было и почетно и выгодно.

Кира была на хорошем счету. Ее имя знали, а репортажи и очерки, выходившие из-под ее пера, читали вслух и на кухнях, и в институтах. Каждый выпускающий редактор боролся за ее материал, потому что знал, что от этого зависит успех номера.

Тем более странно, что Пал Григорьич сегодня с утра не в духе. Он начал не с обычного: «Дай что-нибудь на полполосы, кисонька…», а с грубости. И Кира на него обиделась.

Она пришла в газету девятнадцатилетней девчонкой-второкурсницей и за семь неполных лет проделала путь от стажера до обозревателя. Ее гонорарам завидовали даже бывалые журналисты. Один точный и хлесткий материал мог принести ей месячный доход, а крохотная «информашка» или комментарий, добытые из немыслимых, но верных источников, — высоченный рейтинг.

Год назад Кира смогла себе позволить купить трехкомнатную квартиру недалеко от центра и, наконец, выбралась из тесной комнатушки в коммуналке, которую в свое время получила от государства как сирота. Тогда у нее еще не было отца…

Едва она переступила порог редакции, ее поймал за локоть спецкор отдела спорта Айвар Ляомяэ — высокий, красивый мужчина, бывший чемпион Карелии по гребле на байдарках и каноэ, мечта многих дам из незамужнего коллектива «Петрозаводск Daily».

— С днем рождения, красотка! — Он чмокнул ее в щеку. — Я забыл: тебе уже восемнадцать?

Хоть Кира и считала, что двадцать шесть — это много, но все же не настолько, чтобы кокетничать своим возрастом.

— Скоро тридцать! — смело сказала она и чмокнула Айвара в ответ.

— А-я-яй, — сокрушенно покачал головой тот, — когда же я успел прозевать твое совершеннолетие? Знал бы — давно клинья подбил.

— Поздно, — улыбнулась девушка и сунула ему под нос безымянный палец с кольцом.

— Я знаю, — сказал Айвар. — Многие девушки носят кольцо с той же целью, что и баллончик с перечным газом — мужиков отпугивать! — И он хохотнул.

— Планерка была? — спросила Кира.

— Давно. Главный рвет и мечет. Но я ему намекнул, что у тебя день рождения и ты можешь вообще не прийти.

— А он?

Айвар затрясся в беззвучном смехе:

— А он говорит: ой, как не вовремя! Представляешь? Ты родилась некстати!

Они дошли до конца коридора, и Кира, поплевав через плечо, распахнула дверь приемной главреда.

— Ну, тебе — славно пообщаться, — хихикнул Айвар и, развернувшись, пошагал обратно, напевая строчку из песни Высоцкого: — А мне туда не надо…

Юсси Вильевич Тукс — плотно сбитый коротышка лет сорока пяти с живыми, колючими глазками и отвисшей нижней губой — занимал пост главного редактора со дня основания «Петрозаводск Daily». Он был необычайно подвижен, редко сидел на одном месте, даже во время редколлегии, и имел скверную привычку в разговоре постоянно переспрашивать собеседника, повторяя за ним последнюю фразу. Человека неискушенного такой риторический фокус раздражал. Работников редакции, напротив, забавляла манера начальника вести диалог, и они охотно пародировали ее в кулуарах.

— Юсси Вильевич! Миленький!.. — Кира, едва переступив порог, моляще сложила руки. — Не ругайте меня, непутевую!

— Не ругайте меня непутевую? — Редактор хлопнул по столу пухлой ладошкой. — Вас не ругать надобно, а пороть! Ну почему, ответьте мне, почему вас нет именно тогда, когда мы схватили за хвост сенсацию?

— Сенсацию? — посерьезнела Кира.

— Вы видели Пал Григорьича? — Коротышка вскочил с кресла, бросился к шкафу, вынул из него большую керамическую кружку с сердечками и витиеватой надписью «Красотка Сью», подержал ее в руке и сунул обратно. — Он так надеялся, что вы подверстаете что-нибудь в его выпуск.

— Вот оно что, — улыбнулась Кира и посмотрела на часы. — Еще успею загнать ему информашку про новые правила таможенного регулирования.

— Про новые правила таможенного регулирования? — Юсси Вильевич нахмурился. — Я бы на вашем месте не веселился. У меня уже была мысль поручить расследование Завадской.

— Завадская своей глуповатой прямолинейностью отпугнет источники, запутается в трех соснах и завалит материал, — дерзко ответила Кира. — И вы это знаете!

— И вы это знаете? — Тукс подскочил и сел перед ней на стол. — Я это знаю! Но что прикажете делать?

— Поручить расследование мне, — простодушно улыбнулась девушка. — Я ведь уже здесь.

— Я ведь уже здесь? — Редактор спрыгнул со стола и опять подбежал к шкафу. — А новость, может быть, уже тю-тю, кто-нибудь перехватил и теперь варит в большой кастрюле эксклюзив.

— Что-то горячее? — полюбопытствовала Кира. — Не томите, Юсси Вильевич.

— Не томите, Юсси Вильевич? — Тукс все-таки вынул кружку из шкафа и теперь раздумывал, что с ней делать. — Сядьте же!

Девушка послушно опустилась на стул.

Редактор, наконец вспомнив, протянул «Красотку Сью» Кире:

— С днем рождения!

Та прыснула со смеху:

— Ой, спасибо, милый Юсси Вильевич!

— Это от меня лично, — пояснил он важно. — А сотрудники вам еще подарят корпоративный подарок.

— Я это учту, — прикрывая рот рукой, сказала Кира. — А что же с вашей, то есть, нашей сенсацией?

Тукс плюхнулся в кресло, придвинулся вплотную к столу и торжественно произнес:

— Сегодня ночью на Парковой улице произошло самоубийство. Мужчина выпал из окна на глазах у любовницы.

— Тю… — цинично присвистнула Кира. — Тоже мне, сенсация.

— Не спешите, — редактор погрозил пальцем. — Это пусть другие издания думают, что тю… Информашками отстреляются все. А мне нужно хорошее, обстоятельное журналистское расследование, понимаете?

— Нет, — честно призналась Кира.

Юсси Вильевич поискал на столе и выудил блокнот из-под стопки бумаг.

— Я здесь кое-что сопоставил, — пробормотал он, слюнявя пальцы и листая страницы. — Три дня назад был похожий случай. И тоже при свидетеле.

— Волна суицида накрывает город! — с усмешкой предложила Кира возможный заголовок. — Или нет, лучше: репортаж с подоконника!

— Репортаж с подоконника? — Редактор нашел, наконец, нужную страничку в блокноте. — Не паясничайте, а послушайте. Я записал с ленты короткие сообщения агентств об этих двух происшествиях. И, знаете, что интересно: и там и там есть упоминание об одной мелочи, на которую никто до сих пор не обратил внимания.

— А именно?

— Обе жертвы незадолго до смерти были в кино. — Тукс торжествующе откинулся на спинку кресла. — Представьте себе: они смотрели один и тот же фильм в одном и том же кинотеатре и, судя по времени, на одном и том же сеансе! Только в разные дни. Каково?

— Забавно, — кивнула Кира.

— Забавно? — воскликнул редактор. — Это потрясающе! Два незнакомых человека посмотрели фильм, сразу пошли домой и свели счеты с жизнью. Здесь пахнет чем-то очень горелым. Может быть, скандальным. Печенкой чую, а вы знаете, что печенка меня никогда не подводила.

— Может, совпадение? — предположила девушка. — Или просто они оба были очень чувствительными людьми. Посмотрели мелодраму, прослезились, и — в петлю… То есть, на подоконник.

— Может, и совпадение, — задумчиво покачал головой Тукс. — Но есть еще одна странность: ни у одного из погибших не было ни малейших причин быть обиженными на судьбу. У обоих — семьи, любовницы, хорошая работа… Я уже проверил по ЦАБу.

— В Центральном адресном бюро знают про любовниц? — подмигнула Кира.

Юсси Вильевич достал платок и громко высморкался.

— ЦАБ — это Целиковский Альберт Борисович, деточка, — прогнусавил он. — Мой однокашник и большой проныра. Но это, к сожалению, все, что ему удалось узнать по нашему делу. Теперь слово за вами. Что скажете?

— Думаю, с чего начать, — пожала плечами Кира.

— Думаю, с чего начать? — Тукс вскочил с кресла. — Берите ноги в руки и дуйте на место происшествия. Мне еще вас учить? Поговорите с оперативниками, только тонко, как вы умеете. Привлеките этого вашего… друга. У него наверняка уже есть какая-то информация.

Кира помрачнела. О, нет, только не это! О Викторе она больше слышать ничего не хотела.

Они расстались полгода назад, когда у нее появился Николай, и с тех пор отставленный любовник не давал ей покоя: звонил, угрожал, слал оскорбительные эсэмэски, даже шпионил! Благо, профессия позволяла.

Виктор Кошкин был рядовым опером службы криминальной милиции УВД Петрозаводска. И, справедливости ради, нужно сказать — скверным опером. В свои тридцать три года он все еще носил погоны старшего лейтенанта. Начальство махнуло на него рукой, а коллеги посмеивались. У старлея-неудачника не получалось, как говорили, «ни плана, ни кармана». Следователи отказывались работать с его делами. «Где состав? Где доказуха? — кричали они на него. — Очередной «висяк» на шею!»

«Кошмарить» коммерсантов он тоже не умел. «Какой от тебя прок, — пеняли ему товарищи по службе, — если не можешь наладить «бизнес» на своей территории?»

Одним словом, неудачник. Правда, как мужчина он был ничего…

Он завоевывал Киру полтора года. А познакомились они прямо в городском управлении внутренних дел, куда журналистка приехала на брифинг.

— Возьмите у меня, девушка… — он схватил ее за локоть в коридоре у самого выхода и скверно подмигнул, — …интервью.

Она высвободила руку и презрительно усмехнулась:

— Рылом не вышел, герой…

Насчет «рыла» — это, конечно, со зла. Он был очень даже ничего себе. Высокий, широкоплечий… правда, с уже прорисовывающимся брюшком над ремнем… но, все равно, еще довольно спортивного сложения… голубоглазый, светловолосый. И, главное — ямочка на подбородке! Кира почему-то обожала, когда у мужчины имелась такая ямочка. Ей казалось, что это непременное свидетельство волевых качеств и одновременно детской наивности.

— А телефончик мой не запишете? — ничуть не смущаясь, спросил нахальный старлей.

— Я его и так знаю. — Кира сбежала по крыльцу и нырнула в редакционную машину. — Ноль два!

— Хорошо, — кивнул он. — До встречи. Я дерзких люблю.

Она показала ему из окна средний палец.

Блицкриг не получился, и Виктор перешел на осадное положение. Каждый вечер в конце рабочего дня он подъезжал к редакции на служебном автомобиле с включенными сигнальными огнями и воющей сиреной. С таким «эскортом» Кира отправлялась домой. Она ехала в свою коммуналку на другой конец города, а за ней по пятам следовала тревожная светомузыка, отпугивая прохожих и праздных зевак.

Он караулил ее везде: в подъезде, на улице. Он ездил с ней на репортажи, иногда откровенно мешая работе.

Служащий одной фармацевтической фирмы попросил журналистку о встрече, чтобы рассказать о контрафактных лекарствах, заполонивших аптеки города. Он ждал ее в парке, в самой глубине притихшей аллеи, соблюдая конспирацию, потому что рисковал не только должностью, но и головой. А Кира прибыла в сопровождении ревущей сине-белой машины, подъехавшей прямо к скамейке с застывшим на ней от ужаса фармацевтом.

Чтобы положить конец навязчивому сервису, девушка согласилась поужинать с неугомонным старлеем. Он привел ее в какую-то забегаловку, где группа подростков ломалась в танце под орущую музыку, очень быстро напился и принялся стращать бармена, размахивая удостоверением, чтобы тот не брал с него ни копейки. Кире едва удалось погасить назревающий скандал.

После того запоминающегося вечера они не виделись месяц. А потом Виктор возник опять. В воскресенье, в шесть утра, он заявился к ней домой с цветами. И она не смогла его прогнать до самого вечера.

Их роман закрутился как-то незаметно. Словно это был и не роман вовсе, а само собой разумеющийся финал. Он приучил ее к себе, к своему присутствию, нелепым и подчас грубоватым шуткам, полуночным звонкам, к своей ребяческой запальчивости и сумасшедшей ревности, к своему голосу и запаху. Она привыкла к нему. Поэтому, когда произнесла «люблю», то даже не удивилась: все было правильно, естественно и закономерно.

Они занимались любовью везде: у нее дома, у него в машине, даже в кабинете редакции на столе. Желание охватывало их внезапно и не всегда в подходящих местах. Виктор был чудесным любовником, и Кира чувствовала себя с ним хорошо и комфортно. А еще ей необычайно нравилось, что она всегда под надежной защитой. Защищать, правда, было особо не от кого, но сам факт, что рядом находится сильный мужчина, готовый броситься хоть тигру в пасть, был ей приятен.

Виктор нередко помогал Кире и в работе. Он узнавал для нее подробности того или иного уголовного дела, раскрывал секреты мошенников, известные лишь немногим посвященным, «пробивал» информацию по интересующим ее фигурантам журналистских расследований.

И только одно обстоятельство омрачало их отношения: Виктор был женат. Кира узнала об этом поздно, когда роман уже закрутился вовсю, и попыталась прекратить его. Она стала избегать встреч, не отвечала на телефонные звонки. Ей было тяжело. Вдвойне — оттого, что Виктор уже прочно вошел в ее жизнь, сделался тем, без чего казалось невозможным существование. Любовь это была или, все-таки, привычка — не важно. Судить о таких вещах можно только тогда, когда стихает боль, когда становится послушным разум.

Кира крепилась долго, иногда боялась, что не выдержит, отдергивала руку от телефона, но окончательно сдалась после того, как он приехал к ней ночью, упал на колени и, обхватив руками, разрыдался:

— Я не могу без тебя…

Роман вспыхнул с новой силой. Виктор не оставил семью и теперь разрывался между двумя домами. Кира смирилась с ролью любовницы, «второй жены», забыла даже о том, что всегда мечтала быть единственной, обожаемой, неповторимой, мечтала просыпаться от поцелуя и жаркого шепота любимого мужчины. Она обреченно шла по дороге в никуда. И, казалось, этой дороге нет конца…

Но прошлой зимой она вдруг поняла, что чувства угасают. Ничего экстраординарного не произошло. Не было жарких объяснений или подлых предательств, не было разочарований и обид. Просто в одно прекрасное утро Кира, проснувшись, осознала, что свободна. Она продолжала встречаться с Виктором, но — «по инерции», без страсти и душевных переживаний. Он стал «вещью» вроде мобильного телефона, который она машинально каждый день клала в сумочку и о котором не вспоминала «от звонка до звонка».

Все изменилось с появлением Николая. Жизнь заиграла новыми красками, обрела смысл и значимость. И Кира впервые почувствовала себя так, как рисовала в мечтах — единственной, любимой и желанной.

Она сразу призналась во всем Виктору. Тот выслушал ее спокойно, не произнес ни слова, потушил о стол сигарету и пропал на два дня. Утром третьего для Киры начался ад.

— Я убью этого заморыша! — заорал в трубку Виктор. — Выслежу и прикончу.

— Зачем же его? — стараясь говорить спокойно, возразила девушка. — Убей меня.

— Обоих убью!

Потом он пришел к ней домой. Трезвонил в дверь, стараясь унять противную дрожь в руках.

— Киры нет дома, — холодно объявил отец, загораживая дверной проем.

— А этот ее… поэт доморощенный? Он здесь?

— Послушай, Витя, — Кирин папа вздохнул. — Возьми себя в руки. Будь мужчиной.

Тот попытался его оттолкнуть и пройти в квартиру.

— Пусти, папаша! Все это добром не кончится.

— Верно говоришь, — согласился отец. — Если не уйдешь — добром не кончится.

Виктор, подумав, плюнул и ушел. Но вскоре предпринял еще одну попытку выяснить отношения с Кирой и ее «поэтом». Однажды он прислал эсэмэску: «Выйди во двор, поговорим на прощание. Я уезжаю в Чечню…» Кира немедленно вышла и тут же пожалела об этом.

— У меня предписание на обыск в твоей квартире, — дергая щекой, сказал Виктор. — Сейчас мои ребята найдут у тебя странный порошок белого цвета, и ты отправишься в тюрьму! Свадьба отменяется!

— Так ты не едешь в Чечню? — насмешливо спросила та. — Кишка тонка?

— Замолчи!

Но Киру уже нельзя было остановить. Ее трясло как в лихорадке, глаза горели.

— Как я только повелась на твое лживое сообщение! Ты же трус! Тебя хватит только на то, чтобы, спрятав в штанах табельный пистолетик, угрожать расправой женщине! Интересно, что бы ты делал, не будь на тебе погон?

Виктор влепил ей пощечину и в тот же миг словно протрезвел.

— Прости меня, Кира! Прости меня! Я сам не знаю, что творю! Просто я люблю тебя! Слышишь?

Она медленно провела рукой по пылающей щеке и тихо сказала:

— Есть предписание — иди, обыскивай. Нет — пошел вон!

И он пошел вон…

Сейчас вспоминать обо всем этом было неприятно, и Кира поморщилась.

— Я знаю, что вы расстались с этим вашим милиционером, — кивнул Юсси Вильевич. — Но все же позвоните ему, дорогая. Для работы нужно… Помните, как раньше говорили: общественные интересы выше личных.

— Хорошо, — вздохнула та. — Я подумаю. Дайте мне адрес места происшествия.

Тукс поспешно вырвал листок из блокнота и положил перед ней:

— Вот, Парковая улица, дом шесть…

Выйдя на улицу, Кира поймала такси. Дорога займет не более пятнадцати минут, и за эту четверть часа ей предстоит пересилить себя, переломать, растереть свою гордость, как плевок на ладони, и, достав из сумочки мобильник, набрать на нем десять цифр… кстати, их еще надо вспомнить, ведь абонент с именем Vitjusha уже давно удален…

Мысль о том, что она может не вспомнить номер Виктора, почему-то принесла ей облегчение. Действительно, не обязана же она помнить наизусть телефоны всех оперов Петрозаводска! Кроме того, Виктор, вполне вероятно, и помочь не сможет. Нужно выходить на начальника службы криминальной милиции и на замначальника милиции общественной безопасности. Разговорить их как следует, и дело в шляпе! А еще лучше — пообщаться с участковым и с местным УРом. А еще…

В сумочке взорвался Green leaves. Кира вздрогнула, пошарила рукой между косметичкой, связкой ключей, органайзером и диктофоном, достала мобильник и открыла рот: на дисплее беспардонным ответом на все ее переживания и сомнения мигало Vitjusha.

— С днем рождения, Кира… — голос Виктора дрожал. Вероятно, он волновался и поэтому частил скороговоркой: — Я желаю тебе здоровья, успехов в работе и… быть счастливой.

— Спасибо, — она облегченно вздохнула. Виктор, оказывается, помнил про ее праздник. Какая удача, что Vitjusha чудом остался в телефоне! — Знаешь, не хотела тебя тревожить… Мне, кажется, нужна твоя помощь. Мы можем встретиться прямо сейчас? На Парковой…

Он секунду помедлил и сказал:

— Буду там через двадцать минут.

Прибыв на место, Кира расплатилась с шофером, вышла из авто и огляделась. Одинаковые белые девятиэтажки, натыканные вдоль тротуара, напоминали нижнюю челюсть людоеда из мультика про Микки-Мауса. Она без труда отыскала шестой «зуб», зашла во двор и едва не угодила под колеса поливальной машины.

— Осторожнее, дамочка! — Старичок с аккуратной бородкой укоризненно покачал головой в окне первого этажа. — Этак еще один труп убирать придется!

— А первый был чей? — беззаботно спросила Кира. — Такой же дурехи, как и я?

Старичку явно понравилась ладная девушка в короткой юбке и белоснежном топике, поэтому он охотно продолжил беседу, облокотившись на подоконник:

— Рыбаков Лешка с третьего этажа выпал.

— С третьего — и насмерть? — усомнилась Кира.

— Всяко бывает, — философски заметил старик. — И с тротуара зашибиться можно, и в ванне утонуть.

Девушка кивнула, соглашаясь, что, действительно, плохо знает жизнь.

— Но здесь вы, похоже, правы, — продолжал ее собеседник в окне. — С третьего он бы только ноги сломал.

— А так — что-то еще? — осторожно спросила Кира.

— А так у него еще и пуля в башке.

Запиликал мобильник.

— Ты где? — поинтересовался Виктор.

— Во дворе шестого дома. — Кира вежливо поклонилась старичку и двинулась вдоль тротуара. — Здесь еще площадка…

— Я знаю.

Ей почему-то казалось, что он должен был измениться за полгода. Например, осунуться. Или полысеть. Но Виктор выглядел, как прежде. Даже, кажется, похорошел. Взгляд стал мягче, а глаза — синее. Голубая тенниска новая, такой у него не было. А джинсы старые, он их обычно надевал, когда предстояло много двигаться — ходить пешком по городу или даже бегать.

— Превосходно выглядишь, — Виктор ее опередил. — Какими судьбами в этих краях?

— Присядем? — предложила Кира.

Они пересекли двор и расположились на разноцветной скамейке под молодым кленом.

— Знаешь, что здесь произошло минувшей ночью? — спросила она.

Виктор грустно усмехнулся:

— Я догадался, по какому делу нужен тебе, когда ты назвала адрес.

— Значит, это ваша головная боль?

— Только оперативная поддержка, — он махнул рукой. — А занимается прокуратура.

— Прокуратура? Самоубийством? — Кира приподняла бровь.

Виктор сложил руки на груди и насмешливо покачал головой:

— О-е-ей! А то ты не знаешь, что убийством.

— Дедок с первого этажа доложил, но я не поверила.

— Отчего же?

Кира достала из сумочки блокнотный лист.

— Сам посуди, — сказала она. — Скромный инженер, семья, ребенок, долгов нет, увлечений и пагубных пристрастий — тоже, если не считать любовницы…

— А любовница — это увлечение или пагубное пристрастие? — перебил Виктор.

— И то и другое, — сухо ответила Кира. — Так вот, вопрос: кто и за что может убить такого? Да еще не в потасовке, не в семейном скандале, а ночью, из пистолета в голову! Прям, заказуха какая-то.

Виктор фыркнул.

— И откуда вы, журналисты, так быстро все разнюхиваете? И про семью, и про детей, и даже про любовницу…

— Сам знаешь, — улыбнулась Кира. — Это наш хлебушек насущный. А тебе к моему знанию есть что добавить?

— Пожалуй, нет. Путаная история. В одном ты права: убивать не за что. С другой стороны, девчонка-свидетель, та самая пагубная страсть покойного, утверждает, что видела женщину…

— Женщину? — заинтересовалась Кира. — Где?

— На месте убийства. А незадолго до этого ее же — возле кинотеатра «Каскад». А еще раньше — в самом кинотеатре.

— То есть, таинственная женщина следовала за ними до самого дома? — уточнила Кира.

— Выходит, что так, — кивнул Виктор.

— А перед этим смотрела кино?

— Похоже, что не она смотрела, а они… На нее.

Кира округлила глаза.

— Это как?

Виктор рассмеялся.

— С этого места просто чушь начинается. Мистика. То ли девчонке что-то померещилось на фоне пережитого шока, то ли она всегда была тронутой. По ее мнению, незнакомка в белом платье с черной накидкой преследовала их… сойдя с экрана.

— Это бывает, — улыбнулась Кира. — Помню, когда впервые посмотрела «Кошмар на улице Вязов», Фредди Крюгер преследовал меня повсюду. Даже в ванную стучался.

Виктор посмотрел на часы.

— Мне пора, детка. Сожалею, что разочаровал тебя.

— Не разочаровал, — тихо сказала Кира.

Они посмотрели друг на друга, и оба неловко отвели глаза.

— Слушай! — она преувеличенно бодро тряхнула головой. — А можно побеседовать с этой… любовницей? Где она сейчас?

Виктор пожал плечами.

— В прокуратуре. Ее допрашивает следователь.

— Отвезешь меня?

Он замялся.

— Не думаю, что прокурор будет в восторге.

— У меня есть аккредитация, — подмигнула Кира. — Поехали, Витюша…

Здание городской прокуратуры издалека напоминало дворец бракосочетаний, потому что уже давно, по замыслу какого-то остряка, было выкрашено в кричащий розовый цвет.

Виктор аккуратно проехал между запаркованными авто, утыкавшими с обеих сторон тротуары, и подкатил к шлагбауму.

— Только очень недолго, девочка, — предупредил он Киру. — Через полчаса мне нужно быть в управлении.

— Ты меня только заведи в кабинет, — попросила та, — и можешь ехать по своим делам.

Они миновали дежурного, поднялись на второй этаж и двинулись по бесконечному коридору, застеленному аляповатым и местами пузырящимся линолеумом. Виктор не удержался и взял Киру за руку. Та немного стушевалась, но руку не убрала. Они шли по прокурорским анфиладам, мимо многочисленных запертых и полуоткрытых дверей, как два старшеклассника, опаздывающих с перемены на урок географии, но ни капельки не обеспокоенных этим обстоятельством.

— Я очень хорошо запомнила эту женщину! — донеслось до них из распахнутой настежь двери в самом конце коридора. — И готова составить словесный портрет.

— Мы до этого дойдем, — пообещал мужской голос. — А пока еще раз постарайтесь вспомнить точно, слово в слово, сказанное ею…

Молодой следователь с узким, непропорциональным лицом, обрамленным рыжеватыми бакенбардами, недоуменно поднял голову, когда Виктор с Кирой возникли на пороге.

— Мы только на пару минут, — одними губами показал опер, подталкивая свою спутницу к стулу у самой стены. — Мешать не будем.

Допрашиваемая — худенькая девушка с короткой аккуратной стрижкой, в красной, уже не модной блузке — была так поглощена и взволнована беседой, что даже не обернулась на вошедших.

Следователь укоризненно покачал головой, мол, сотрудникам милиции надо своими делами заниматься, а тебе, Кошкин, тем паче, и снова обратился к свидетельнице.

— Значит, давайте еще раз, — он ободряюще кивнул. — Женщина, одетая в длинное белое платье с черной накидкой на плечах, встретилась вам, когда вы — что?

— Когда мы проходили через скверик, который сразу за кинотеатром, — подавшись вперед, ответила девушка.

— Итак, вы проходили через скверик, — благосклонно продирижировал ручкой следователь, — как вдруг…

— Как вдруг Леша…

— Алексей Рыбаков.

— Как вдруг Алексей Рыбаков остановился и говорит: «Это она!» У меня, прям, мурашки по телу побежали… — Девушка схватила со стола стакан с водой и громко сделала глоток.

— Кто — она? — терпеливо уточнил следователь.

— Она! Та женщина, которая в кино говорила, мол, твой номер — сорок три, мол, тебе смерть в затылок дышит!

— Давайте, я скажу, а вы меня поправите, если не так. — Молодой человек откинулся на стуле. — Значит, Алексей Рыбаков, проходя с вами вместе по скверу примерно в полвторого ночи, заметил женщину, необычайно похожую на ту, что вы несколько минут назад видели на экране в кино, правильно?

— Правильно.

— Эта женщина к вам подошла, — продолжал следователь, — и сказала…

— Она не подходила, — поправила девушка. — Она как бы вышла из темноты…

— Значит, она как бы вышла из темноты и сказала…

— Все то же самое, — пожала плечами свидетельница, — что и в кино.

— А именно?

— А именно: твой номер — сорок три, говорит, и смерть, мол, уже дышит тебе в затылок! — девушка начинала терять терпение. — Я вам три раза это рассказывала!

Кира за ее спиной, не удержавшись, громко чихнула.

— Вот, значит, правильно! — удовлетворенно констатировала девушка, обернулась на мгновение, потом — снова, и вдруг, поменявшись в лице, выскочила из-за стола:

— Это она! Она!

Следователь от неожиданности выронил ручку.

— Кто — она? — пробормотал он.

Кира заморгала. Виктор открыл рот.

— Она! Та женщина в сквере! — У свидетельницы дергались губы, а глаза вылезали из орбит.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Девушка собралась с силами и выдохнула Кире в лицо:

— Убийца!