Rock-n-roll в крови

Дмитрий Каннуников, 2014

В книге собраны стихи и песни, написанные Дмитрием Каннуниковым в разные годы. Содержит нецензурную брань.

Обелиски

Их имена не внесут в обелиски

Они же за правду шли воевать.

В канцелярии бога приготовлены списки

Кому завтра: жить, а кому умирать.

Пахнет озоном степь перед боем,

Отчётливо видно шапки вершин.

Вчера ещё пили и"жгли"в эшелоне.

Сегодня ты перед жизнью один.

И горько, и больно, и хочется плакать,

И злость в твою душу вползает змеёй.

Он был твоим другом, погиб на закате,

И тело его ты засыпал землёй.

Но бой продолжается, требует совесть,

Ты видишь, ребята примкнули штыки.

Хотелось романа, написана повесть,

И жизни минуты считают часы.

Опять в «штыковую», ёкнуло сердце,

Ощерился рот в грозном крике"ура".

Немного свободы, бескрайняя вечность,

И на обелиске лишь имена.

Война

Страшное месиво

из водки и песен,

Горечь взрывов,

на стёртых губах.

Смесь улыбок,

и злобных взглядов,

Ртов, раскрытых,

в крике «Ура!»

Чёрный ворон,

над выжженным полем,

Над мясорубкой войны,

здесь похоронено

самое лучшее:

Письма домой, из дома и сны.

Страшное месиво

зим, лет и вёсен,

Стёрлись из памятей

наших мечты,

А кто не дошёл,

тот место нашёл

В братской могиле

родной стороны.

Сапоги месили

и грязь, и глину,

И чернозём, и болотную тину.

Жрали траву

лагерей и тюрем,

Баланду солдат,

деревенскую тюрю.

Сны приходили,

и уходили

Всё об одном,

что кого-то убили.

Так зачем же вы

в сны пустили —

Вечные взрывы

кровь и могилы.

Шествуя дальше,

по грязному месиву

Смерть летела,

служа свою мессу,

И раздавались,

с твердыни небесной

Песни ушедших,

умерших песни.

Блокадный блюз

Стоял рояль

в центре блокадного города,

Цвела сирень,

но пахло почему-то порохом.

Раздавались взрывы

и давили на перепонки.

И птицы не пели,

если пели, то совсем не громко.

А рояль стоял,

таращась разбитой крышкой,

Улыбаясь клавишами,

как будто негр зубами.

Хозяин его —

был убит вчера под Москвою,

А хозяйка лежит

с помертвевшими губами.

Рассечён осколками

и из дыр рояля

Торчат во все стороны струны,

звучавшие раньше гордо.

И хотя здесь весна,

но на нём никто не играет.

Лишь близкие взрывы

уродуют карту города.

Мимо шёл старик —

музыкант с футляром под мышкой.

В этом чёрном футляре

лежала старая скрипка.

Он увидел рояль,

подошёл и погладил клавиши,

А они отозвались болью

и радостным скрипом.

Пробежали пальцы

по белым и чёрным накладкам

И запели струны,

предчувствуя новые беды.

Так родился блюз,

вскормленный блокадным городом,

Наевшись мякины

вперемешку с чёрным хлебом.

Зазвучали ноты,

сливаясь в безликую музыку.

Этот блюз зазвучал

по-весеннему очень громко.

И… ощерились улицы

чёрными провалами окон,

Громко стукнулась о камни мостовой

пустая котомка.

Он хотел отдать

последнюю честь солдатам,

Которые держат город

в не привыкших к оружию пальцах.

И понёс по улицам

ветер мелодию эту,

Станет она

вечным как он скитальцем.

И рождались слова

неуверенные, не в рифму,

И сплетались с пылью,

и копотью близких взрывов.

Вдруг присел старик на асфальт

и схватился за сердце,

Посмотрел на небо,

и улыбнулся криво.

И повисла в воздухе

чёрной печалью нота.

Эту песню и музыку

разве теперь забудешь.

Отзвук этого блюза

до сих пор жив на этих улицах.

Иногда его слышат

ныне живущие люди.