Чёртова дюжина

Дмитрий Кириллов, 2022

Готов ли ты к путешествию, дорогой читатель? К путешествию по извилистой дороге, где тебя ждут удивительные встречи с созданиями, часто – странными, а иногда – страшными. Крылатые вампиры и отважные пьяницы-супергерои, коварные шаманы и тропические приматы, лесные духи и жуткие пауки. Плюс два кота в придачу, обыкновенные, но совершенно невероятные. Готов? Тогда – в путь! В книгу «Чёртова дюжина» вошли 13 рассказов. И в каждом странное соседствует с обыкновенным, а простое – со сложным.

Злая, добрая и шутница

— А я вот… больше наши, русские, сериалы люблю! — с вызовом произнесла Генриетта Ильинична, гордо выпрямив спину, много лет мучимую жестоким радикулитом. — Чтоб про наших людей, чтоб всё понятно. Чтоб без развратов всяких там заморских! Наши, родные.

— Да ты у нас, дорогуша, патриотка… — хихикнула Роксолана Владленовна, встряхнув кудрявой шевелюрой, некогда огненно-рыжей. Но уловив в движении густых чёрных бровей подруги признаки надвигающейся бури, торопливо добавила: — Да я и сама такая, всё наше люблю, а не заморское! Хотя, конечно, иногда хочется на жизнь заморскую поглядеть. На пальмы, пляжи, дворцы. — Роксолана театрально закатила свои зелёные, с хитрым бесёнком в глубине, глаза. — На красивых мужчин. Загорелых, мускулистых… Ах!

— Не спорьте, девочки, — примирительно проворковала Матрёна Егоровна своим бархатистым контральто. — На вкус и цвет, как говорится… Каждому — своё. Вы лучше поглядите, вечер какой!

Вечер был расчудесным. В палисаднике благоухала буйно цветущая вишня. Лёгкий тёплый ветерок отгонял первых несмелых майских комаров. Три старушки, три верные подруги, сидели на лавочке у подъезда. Помимо сериалов, подружки успели обсудить цены в магазинах, неизменно растущие. Политиков, неизменно ворующих. А также дюжину других, не менее интересных, вопросов и тем. Пора было, кажется, и расходиться. Но, хотя Матрёну Егоровну ждали дома внуки, Генриетту Ильиничну — ленивый и голодный муж, а Роксолану Владленов-ну — три кота, старушки продолжали сидеть на скамейке как приклеенные.

— Ну, девчонки, похулиганим? — подмигнула некогда рыжая Роксолана подругам и принялась разминать кисти рук, словно фокусник перед выступлением.

— А похулиганим! Почему бы и нет? — энергично кивнула Матрёна Егоровна, и её полное румяное лицо озарила добродушная улыбка.

Генриетта же, напротив, сделала прекислую мину, ворча что-то про мужа, который даже пельмени в микроволновке сам себе разогреть не может. При этом тоже энергично разминала руки. Палец за пальцем.

Когда коллективная разминка закончилась, Роксолана Владленовна негромко произнесла, обращаясь к подругам:

— Ну, кто сегодня начинает? Кто первая колдует, злая, добрая или Шутница?

Старушки много лет состояли в колдовском ордене ЦФО на правах потомственных ведьм. Причём каждая имела своего рода особый рабочий почерк, напрямую связанный с характером колдуньи. Генриетта — классическая злая, или чёрная. Матрёна — добрая. Роксолана сочетала в себе черты обеих, любила дурить «клиентам» головы и устраивать различные каверзы. В колдовском сообществе Владленовну называли Шутницей.

— Как пойдёт, сестрица, как пойдёт… — проговорила Генриетта Ильинична, зорко вглядываясь в дымчатые весенние сумерки чёрными глазами, странно сочетающимися с седыми, почти белыми волосами. — О! Полная боевая готовность! Кто-то едет.

И правда, к подъезду, тихо шурша толстыми шинами, подъехал джип «Гранд Чероки». Немилосердно смяв маленькую вишню, автомобиль заехал передними колёсами прямиком на газон. Из припаркованного таким образом джипа вылез, подтягивая на ходу сползающие с упитанного зада джинсы, невысокий субъект. Проходя мимо сидящих на скамейке старушек, незнакомец выронил ключи, громко и грязно выругался.

— Мой клиент, — тихонько прошептала Роксолана Владленовна. — Будем учить матершинника.

Когда хозяин джипа нагнулся, чтобы подобрать ключи, джинсы с треском разошлись на его внушительной «пятой точке».

Субъект, даже не распрямляясь, разразился такой длинной нецензурной тирадой, что старушки невольно поёжились.

— Что же вы так некрасиво ругаетесь, молодой человек, — с мягким укором проговорила Матрёна Егоровна. — Порвались штаны — не беда. Я рядом тут живу. Хотите, зашью вам брюки.

— Да пошла ты, старая ведьма! — грубо отмахнулся хозяин джипа и, прикрывая ладонью дырку на штанах, поднялся по ступенькам подъезда и принялся набирать код на домофоне.

— Не только твой клиент, Владленовна, но и мой, — сквозь зубы проговорила Генриетта Ильинична, буравя широкую спину субъекта недобрым взглядом. — Это он к Катьке Хрупцовой приехал, не иначе. В девяносто восьмую квартиру.

— Что за Катька? — поинтересовалась Роксолана.

— Да та ещё… — неприязненно поёжилась Генриетта. — Клейма негде ставить. Не учится, не работает. Зато — глазки, губки. Ноги от ушей да дойки — ни в какой бюстгальтер не влазят. Модель, одним словом.

Домофон долго и назойливо пиликал, но никто так и не отозвался.

— Дома, что ли, нет, — процедил автомобилист сквозь зубы. — Вот коза! Договаривались ведь. Ладно, хрен с тобой. Тёлок в городе много.

И, громко сплюнув, хозяин джипа вразвалку пошёл к своему «железному коню».

— Только ты не очень его, ладно? — сказала Матрёна Егоровна. — Молодой ещё, глупый. Может, ещё изменится.

— Никто на этом свете не меняется, дорогая моя, — проговорила Генриетта, не сводя с парня, который уже успел сесть в машину, напряжённого взгляда. — Ничего с ним не случится с этим откормышем, не волнуйся.

Джип медленно съехал с газона, оставляя глубокие следы протекторов на помятой траве, и покатил к выезду со двора. Машина уже скрылась из виду, когда внезапно с улицы раздался скрип шин и душераздирающий грохот.

— Столб? — по-кошачьи жмурясь, спросила Роксолана Владленовна. — Как банально…

Но Генриетта будто и внимания не обратила на очередную «шпильку» подруги.

— Что там такое на улице, Виталик? — спросила старушка у проходящего мимо парня, студента, снимающего комнату на втором этаже.

— Добрый вечер! — вежливо поздоровался Виталий со всеми. — Да джип в столб врезался. Честно говоря, даже не понятно почему. Видно, водитель пьяный.

— Ох уж эти мне пьяные за рулём! — заохала Роксолана, слегка прикрыв глаза.

— Цел водитель-то, Виталь? — взволнованно спросила Матрёна Егоровна.

— Да, живой, — ответил студент. — Бегал вокруг машины и орал дико. Его, наверное, во всём квартале слышно было. Всё какую-то тёлку проклинал или козу. Я не разобрал.

— Из деревни, наверное, — без тени улыбки на худом, смугловатом лице сказала Генриетта Ильинична. — Фермер.

Парень засмеялся и уже готов был уйти, когда вдруг вспомнил:

— Ой, да! Что ещё спросить хотел: вы тут щенка во дворе не видели? Белый такой, с чёрными пятнами. Томом зовут. Соседка моя, Люська, потеряла. Плакала очень. Жалко…

— Нет, не видели, сынок, — покачала головой Матрёна Егоровна. — Найдётся щенок, найдётся. Побегает да вернётся.

— Не знаю. Они с матерью весь день щенка искали, да так и не нашли. Ну, будем надеяться на лучшее, — ответил студент и поспешил домой.

Матрёна Егоровна достала из кармана вязаной безразмерной розовой кофты щепотку сероватого, похожего на табак порошка и маленький пузырёк. Положив порошок на ладонь, добрая ведьма капнула на него каплю прозрачной жидкости из пузырька. Струйка синеватого, терпко пахнущего дыма заструилась вверх. А на ладони вместо странного порошка осталось несколько крошечных, как песчинки, угольков.

Прошло несколько минут.

— Может, ещё раз попробуешь? — спросила подругу Роксолана Владленовна.

В кустах неподалёку раздалось явственное шуршание.

— Тихо! — подняла палец к тонким, строгим губам Генриетта Ильинична. — Я что-то слышала.

Шуршание повторилось. Через секунду-другую из кустов на асфальт выкатился маленький чёрно-белый клубок.

— Том, Том, Томушка… — позвала Матрёна Егоровна. — Иди сюда!

Щенок, чумазый и весь в репьях, подкатился к ногам старушки, обутым в уютные синие с серебряным узором тапочки. Матрёна Егоровна осторожно взяла потеряшку на руки.

— Томушка… — добродушно ворковала добрая ведьма. — Намаялся, бедняжка?

Дверь подъезда распахнулась. Показались светловолосая девочка лет десяти и высокая женщина в очках. Несмотря на сгущающиеся сумерки, было видно, что глаза у девочки распухли от слёз.

— Мама, я понимаю, что уже поздно. Но я всё равно буду искать, — тихо, но твёрдо проговорила Люся. — Ты же меня бы не бросила! Вот и я Тома не брошу.

— Девочка Люся, не твоё сокровище? — окликнула Люську Роксолана.

— Ой, мама… — девочка слегка пошатнулась. От счастья у неё даже голова закружилась. — Томка!!! — звонко вскрикнула Люся и со всех ног бросилась к скамейке. Взяв из рук Матрёны Егоровны щенка, девочка крепко прижала его к груди. Поблагодарив добрых старушек, Люся с мамой отправились домой. Злая, добрая и Шутница остались сидеть на лавочке, на своём своеобразном посту.

— Вот, девочки! — сияя от удовольствия, будто медный самовар, сказала Матрёна Егоровна, победоносно поглядев на подруг. — Теперь вы понимаете, почему я выбрала сторону добра?

— Ну, дорогая моя! — немедленно отозвалась Генриетта Ильинична. — Твоя сторона добра потому и возможна, что существует моя сторона, противоположная. Хотя… Скажем, наказывая подлецов, зло ли я совершаю?

— Без моей стороны тоже никак, — вставила свои «пять копеек» неугомонная Роксолана Владленовна. — Как же без бесшабашного веселья-то? Со скуки помрёшь с вашими суровой справедливостью да доброй правильностью!

— Да уж, — тут же парировала Генриетта Ильинична, дабы подруга не слишком задавалась. — С тобой скорее со смеху помрёшь!

— Девочки, девочки… — затараторила вдруг Матрёна Егоровна. — Кто-то идёт!

На сей раз это была девушка. Полная, невысокая. С добрым, чуть печальным лицом.

— Здравствуйте! Какой вечер, правда?

— Вечер прекрасный, — отозвалась Генриетта Ильинична и, чуть подвинувшись, предложила: — Присаживайся, Соня.

— Правда, Сонечка, посиди с нами! — поддержала подружку Матрёна Егоровна. — Расскажи, как твои дела.

— Ну как могут быть мои дела? — грустновато улыбнулась девушка, присаживаясь на скамейку между двумя пожилыми ведьмами. — По-прежнему учусь заочно на педагогическом, работаю.

— Доброе дело — педагогический, — весомо и авторитетно молвила Генриетта Ильинична. — Из тебя отличная учительница получится! Начальная школа?

— Да, буду с малышами работать. Люблю я их.

— А с личным как? — осторожно спросила Матрёна Егоровна.

— Да, с личным как, расскажи, расскажи! — энергично подхватила Роксолана Владленовна и тут же получила незаметный, но очень болезненный тычок локтем от сидящей рядом Генриетты.

— Да ну вас, зануды старые! — прошипела сквозь зубы зеленоглазая ведьма, потирая ушибленный бок. — Ничего уж и спросить нельзя!

— Да никак с личным! — просто, безо всякого стеснения сказала Соня. — Не нравлюсь я парням. Им нравятся совсем другие.

— Ну да, — кивнула Генриетта. — Типа Катьки этой, из девяносто восьмой, да? Да дураки парни эти, вот что я тебе скажу! А ты ещё встретишь своего принца, вот… Ты меня слушай, Соня! Встретишь, точно!

Матрёна и Роксолана дружно закивали, подтверждая слова подруги.

— Обещаете? — улыбнулась девушка. — Тогда — ладно.

— Нехорошо смеяться над старыми женщинами, — нарочито скрипуче проговорила Роксолана Владленовна.

— Что вы! — замахала руками Соня. — Я не над вами совсем смеюсь! Я над собой скорей.

— А над собой — тем более не надо, — сказала Генриетта. — Спешишь уже?

— Да, мне ещё учить на завтра нужно кучу всего, — ответила девушка, порываясь встать.

— А ты подожди, — властно сказала Генриетта Ильинична, взяв девушку за руку. — Подожди.

Послышались шаги. Молодой худощавый парень в очках, держа в одной руке коробку с тортом, а в другой — цветы, приближался к подъезду. Поднявшись по ступенькам, он нажал на домофоне те же кнопки, что и упитанный хозяин джипа: «девять» и «восемь». Раздалось пиликанье.

— Аллё! — ответил недовольный голос.

— Катя, здравствуй, это Никита.

— Какой ещё Никита? — недовольства в голосе заметно прибавилось. — Никит — вагон.

Катя была права. Носить имя Никита для парня, рождённого в конце девяностых в обычном русском городе, значило практически не носить никакого. Худощавый очкарик вздохнул. Когда он оканчивал школу, в классе из десяти парней трое — были Никитами, ещё трое — Данилами. Остальным же повезло, они носили менее популярные имена.

— Ну… Мы с тобой по интернету переписывались, — робко пытался объяснить молодой человек. — Потом в кафе были ещё.

— А, этот… — в голосе зазвучало ещё и разочарование.

— Ты меня приглашала, Кать.

— А… Ну да. Но, понимаешь, тут такое дело. Короче, я не могу сегодня.

— Может, тогда на выходных.

— И на выходных — тоже. Слушай, занята я, короче. Давай, пока.

— Пока.

Молодой человек медленно спустился с крыльца. На его бледном лице бродила тень смятения. Казалось, парню очень хочется громко закричать, выругаться, но он не мог. Мешало присутствие Сони и трёх старух, сидящих в рядок на лавочке.

— Действуй, ну! — прошипела Генриетта, покосившись на Роксолану.

— Не командуй. Без тебя знаю, — ответила Шутница и щёлкнула пальцами.

Парень, взяв ненужные уже букет и торт в одну руку, полез другой в карман. Достав платок, он принялся вытирать пот со лба, не глядя под ноги. Споткнувшись об невесть откуда взявшийся на дороге камень, парень пошатнулся. Некоторое время он отчаянно размахивал руками, пытаясь сохранить равновесие. И ему это почти удалось, когда зеленоглазая ведьма щёлкнула пальцами второй раз. Бедняга рухнул на землю, угодив одним локтем прямиком в злосчастный торт.

— Ой, мамочки! — вскрикнула Соня. Вскочив со скамейки, она подбежала к лежащему на земле незнакомцу. — Вы целы? — взволнованно спросила девушка, помогая ему подняться. — Ничего себе не сломали?

— Не сломал, — проворчал парень, поднимаясь на ноги. — Раздавил только. Торт. — И невольно расплылся в простодушной, детской улыбке.

— Ой! — всплеснула руками Соня. — Да вы пиджак весь перепачкали и рубашку.

— А, ерунда! — ответил парень. — В темноте не видно.

— Какая же ерунда? — не согласилась девушка. — Никакая даже не ерунда! Вы такой красивый были в этом костюме, с цветами… А теперь — весь в торте. Пойдёмте, я застираю. Это недолго. А пока вещи сохнут, чаю попьём. Пойдёмте? Родители дома, но они у меня добрые и очень гостеприимные. Пойдёмте?

— Да неудобно как-то… — пробубнил молодой человек, критически оглядывая свою одежду.

— Вот это и правда — ерунда! — заявила Соня и, крепко взяв незнакомца за руку, повлекла за собой.

— Да, ладно, ладно… — усмехнулся парень. — Иду я уже сам, иду! — И, взглянув на чуть помятый букет роз, с поклоном протянул его девушке. — А это тогда — вам! Кстати, Никита.

— Кстати — Софья, — рассмеялась Соня.

И, взявшись за руки, молодые люди поспешили туда, где ждал горячий чай, а также — родители… Хоть и гостеприимные, но очень удивлённые.

— Так чья сторона, говорите, самая важная, а? — подбоченясь, изрекла Роксолана Владленовна, нарочито высокомерно взглянув на своих подруг. — Так чья, говорите?

Миновал год. На Землю снова пришла колдовская ночь, именуемая от седых веков Вальпургиевой. Три старые многоопытные ведьмы, оседлав метлы, летели сквозь звёздный мрак, спеша на шабаш. Лысая гора далека, долог путь. Следом за своими почтенными подругами, стараясь не отстать, летела четвёртая ведьма, совсем молодая.

— Слышь, Матрёна! — прокричала сквозь свист ветра Генриетта. — Бери-ка ты Софью себе в ученицы. Она прирождённая добрая ведьма.

— Возьму, с удовольствием! — отозвалась Матрёна Егоровна.

— Пусть учится! — весело крикнула Роксолана и демонически расхохоталась. Её седые с рыжиной волосы развевались на ветру, а глаза горели зелёным огнём. — Умение колдовать ей на кухне ой как пригодится! Мужа-то, Никитку, откармливать надо, а то вон какой худенький.

А ночь Вальпургиева, цвета давленой черники, всё больше и больше входила в свои права. На небосклоне звёзд — не счесть. Да таких ярких, что казалось — вот-вот, и тьма отступит. Но тьма не отступала, а напротив, топила в себе, словно в бездонном омуте, горы и долины, деревья и дома. Мир исчезал, остались лишь звёзды, рогатый полумесяц да четыре ведьмы, несущиеся на мётлах по небесам. Туда, где масляно поблёскивала во тьме каменной плешью Лысая гора.