Планшет

Дмитрий Ломов (2015)

В этой книге — детство, отрочество и юность мальчика из СССР. Истории, рассказанные в книге, случились на самом деле. Каждая из них раскрывается через историю предметов, которые главный герой хранил, как детские сокровища, в офицерском планшете времён Великой Отечественной войны. Содержит нецензурную брань.

ХАЙЕР

— Вы мне дали ключ от шкафчика в женской раздевалке.

— Ой! Извините, сослепу не разглядела.

А ведь была, была возможность зайти в бассейн через женскую раздевалку.

Эти фотки я делал для пропуска в бассейн «Саратов» году в 90-м.

Отращивать хайер я стал почти сразу после армии. Достичь нужной длины волос удалось через год. Секс, портвейн и рок-н-ролл — не сказать что заклинание, но рецепт был опробован на девушках неоднократно. Рецепт работал.

В бассейне длинные волосы очень мешали, но такие мелочи не останавливали. Ну, а как по-твоему должна выглядеть начинающая рок-звезда?

Ах, да. Джинсы еще.

Вот, эти вот джинсы советского производства собственноручно «варил» в растворе хлорки. Нереально круто вышло.

А гитара…

***

Мою первую гитару иначе, как дровами не назовёшь. Струны над грифом у неё были натянуты так высоко, что зажимая аккорды, я сдирал пальцы в кровь. Гриф у старой гитары не регулировался.

Мама несколько месяцев смотрела на моё упорство, на гриф, залитый кровью, и не выдержала — достала заначку. Бюджетная гитара стоила двадцать пять рублей, почти четвёртая часть маминой зарплаты. Серьёзная сумма. Поэтому выбирал я гитару очень тщательно.

В магазин «Культтовары», который находился в том же доме, что и кассы Аэрофлота, на ул. Вавилова, мы пошли с мамой вместе.

— Можно вон ту посмотреть? — спросил я продавца и мне тут же сняли гитару с витрины. Через минуту я понял, что гитара не строит и попросил другую. Продавец улыбнулась и без слов достала с полки следующий инструмент, но и его оказалось невозможно настроить.

— Извините, есть гитары, кроме тех, которые вы мне показали?

— Есть, только за ними на склад нужно идти.

— Я подожду.

Я выбирал гитару полтора часа, мама не выдержала и ушла домой — маме стало неловко за мою дотошность. Уход мамы я даже не заметил, мне было важно получить инструмент, на котором можно было играть. И продавец это поняла и не стала хамить подростку. И большое ей за это спасибо — та гитара продержалась у меня пятнадцать лет и проблем со строем у неё ни разу не возникало.

Та двадцатипятирублёвая гитара была со мной везде, даже в поездке на Байкал. Я настолько привык к её безотказности и выносливости, что однажды решил переделать её в двенадцати струнную. И переделал. И несколько месяцев наслаждался необычным новым глубоким звучанием старого инструмента, но однажды ночью меня разбудил страшный грохот — не выдержал бридж (струнодержатель). Сила натяжения двенадцати струн была такой, что бридж вырвало с частью верхней деки. Так я остался без гитары.

***

— «Хемус» из-под прилавка за сто двадцать рублей будешь брать? — друг Серёга стоял в дверях моей квартиры и ждал ответа, — Белая, как пароход!

«Из-под прилавка» — это выражение родом из советских времён тотального дефицита. Когда я говорю своим детям о том, что в моём детстве не было пепси, они меня недоверчиво переспрашивают: Как это?!

И ведь не было не только пепси, не было почти ничего в советских магазинах. А за тем, что в магазинах было, выстраивались огромные очереди. Чтобы купить холодильник или телевизор, нужно было записаться в очередь и раз в месяц приходить на перекличку отмечаться. Опоздал на перекличку и тебя из очереди вычёркивали. И всё по новой. Месяцами… за обычным холодильником… тысячи людей… по всей стране… Безумие.

Продавцы наживались на дефиците так: часть товара не пускалась в свободную продажу, а распределялась по знакомым и знакомым знакомых. Это называлось «достать по блату» и стоило дороже официального ценника, установленного советской торговлей. Иногда переплата доходила до ста процентов от номинальной стоимости. Но чаще не переваливала четвертака сверху. Двадцать пять рублей. Фиолетовая купюра с изображением Ильича. На лицевой стороне банкноты, мелкими буковками было написано — банковские билеты обеспечиваются золотом, драгоценными камнями и прочими активами государственного банка.

За спекуляцию в УК РСФСР была статья, но продавцов-спекулянтов уголовная статья не останавливала — слишком велик был соблазн.

— Чего мне продавцу говорить, берёшь «Хемус»?

— Сто двадцать?..

— Да.

— Пусть откладывает.

— Я погнал, — выдохнул Серёга и убежал. А я стал думать, где взять сотню. Двадцать рублей у меня были.

— Я давно хотела избавиться от этого полированного гроба, — и мама кивнула на трёхстворчатый шкаф, — Надеюсь, за сто рублей его возьмут.

Взяли шкаф за восемьдесят, и мама снова добавила недостающую сумму: Как-нибудь перебьёмся. К тому времени я уже давно подрабатывал санитаром в Третьей советской больнице и мы перебились. Новая гитара стоила того.

Через год новая гитара перестала строить на третьем ладу. Пришлось срочно продавать её бывшему однокласснику.

Боре Гаврилюку было решительно всё равно, фальшивит гитара или нет.

— Да пофиг, — сказал Боря и достал из кармана сотню.

***

Так, вот, джинсы.

Как-то перелезал через забор, и джинсы лопнули по шву на заду. Хорошо, что до дома было недалеко — добежал, зашил. Но вскоре хлорка стала брать своё, и штаны начали расползаться в самых неожиданных местах.

Зашивал снова и снова, потом плюнул — придумал делать заплатки из разноцветной ткани.

— Перестань носить эти обноски! — нервничала тётушка, — соседи говорят, что ты, гей!

Уверен, соседи выражались несколько иначе и гораздо грубее.

В ответ на слова тётушки я только смеялся и вшивал в джинсы очередную заплатку. Мама благоразумно молчала. Но однажды не выдержала и пообещала сохранить портки, чтобы показывать их моим детям. Угроза не подействовала.

Дырявые джинсы с заплатками в 1989 году… Таких штанов в городе не было больше ни у кого!

НА ЭТОМ МЕСТЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ФОТКА ДРАНЫХ ШТАНОВ. НО ТАКОЙ ФОТКИ НЕТ. ВЕРЬ ТАК.

Да что там штаны! Тех, кто ходил по городу в шортах, можно было по пальцам пересчитать. А в деревнях…

***

— Вам морду когда-нибудь били?

— Что-о-о-о?!

— Вам когда-нибудь били морду просто так?..

Директор элеватора смотрел на группку студентов воинственно рассредоточившихся по его небольшому кабинету и решительно не понимал, что происходит. А ничего и не происходило. Все, что могло произойти, случилось еще вчера.

***

Закончив смену на элеваторе, девчонки отправились в душ и когда уже румяные выходили на улицу, нарвались на местных пацанов. Не нарваться было невозможно — пацаны все это время подглядывали в плохо закрашенные белой краской окна и от того, что они в этих окнах увидели, пребывали в сильной ажиотации.

Распаренные городские барышни манили незнакомыми ароматами…

— А поехали на речку, на лодках кататься? — предложили местные пацаны.

— А не пошли бы вы! — смущенно ответили городские барышни.

Нехитрое ухаживание могло бы продолжаться и дальше, но на пути эротических фантазий местных неожиданно встал студент Лёха. Точнее, Лёха шел и встал в этом месте совершенно случайно. Лёха был филолог и в очках. Становиться защитником не планировал. А пришлось.

Пока Лёху били, Ксюша прорвала окружение и с криком «наших бьют!» влетела в общагу.

Мы повыскакивали в окна первого этажа, за минуту добежали до бани, но кроме качественно побитого Лёхи, который напрасно пытался приладить к себе разбитые очки, никого не застали.

А ведь все так хорошо начиналось…

***

Деревня Дергачи прислала разнарядку в Саратовский университет, с просьбой выделить им в помощь рабочую силу на две недели.

Поезд остановился на станции глухой ночью:

— Это точно Дергачи?

— Прыгайте быстрее, — поторопил проводник, — Через минуту тронемся и тогда точно будут не Дергачи, а следующая остановка через три часа.

И мы посыпались из вагона на разбитый асфальт деревенского перрона. Здание станции выглядело не лучше, но мы надеялись, что утром все будет иначе. Когда рассвело, стало понятно — иначе не будет.

Конец ознакомительного фрагмента.