Древняя история всех без исключения этносов априори изобилует множеством спорных моментов, не предназначенных для полемических баталий, но исторические события, рассматриваемые в данном исследовании, являются необходимым инструментом для раскрытия сущности и действия закономерностей этногенеза, что в свою очередь позволяет, например, серьёзным политикам поставить эти закономерности себе в услужение, предвосхищая с их помощью события как ближайшего, так и отдалённого будущего.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
I. О некоторых закономерностях этногенеза
1. Независящий от нашего сознания процесс взросления народов
Любые, значительные и не очень, события текущей политической (военно-политической, хозяйственно-политической, этнополитической и т. д. и т. п.) истории, трактуемые современными политологами с восхитительной лёгкостью и исчерпывающей аргументированностью, тем не менее, в большинстве своём, анализируются недостаточно глубоко. Почему? Да в силу непонимания (а, следовательно, и отрицания) таких важных закономерностей общественного развития как закономерности этногенеза.
Возьму на себя смелость заметить, что способность к диалектическому мышлению свойственна очень немногим аналитикам, пусть даже все они и изучали в былые времена преимущества этого метода исследования перед остальными. И, даже будучи знакомы с известным суждением великого Гегеля о том, что ИСТИНА — НИЧТО БЕЗ ВСЕГО ПУТИ, ПРИВЕДШЕГО К НЕЙ («не результат есть действительное целое, а результат вместе со своим становлением» [8, с.2]), они часто не задумываются над тем, что за этим суждением стоит. Проникнуть же в первозданную сущность исторических (если речь идёт о далёком прошлом) и политических (если речь идёт о ближайшем прошлом, настоящем и будущем) процессов можно только через понимание закономерностей этногенеза. Только тогда проницательный исследователь получит возможность сделать сравнительно верные выводы и прийти к неложным обобщениям. Это особенно важно, когда мы говорим об этносоциальном развитии, где без знания общих закономерностей этого развития, равно приложимых к каждому отдельно взятому народу, невозможно понять сущность взаимодействия различных этносов между собой (как и взаимодействие внутренних составляющих каждого этноса) на фоне конкретных технологических достижений человечества. В этом смысле огромное спасибо мы должны сказать выдающемуся учёному-этнологу Л. Н. Гумилёву, открывшему всеобщие закономерности взросления народов. Он создал теорию, позволяющую думающему исследователю-этнологу заполнить лакуны в истории древних этносов, в значительной степени предвосхитить те или иные события в процессе развития современных народов, аргументировано объяснить сущность событий, разворачивающихся в данный момент, на данной территории, в среде данного народа. Без знания закономерностей этногенеза, без осознания того, что события, связанные с тем или иным этносом сегодня — всего лишь малая часть протяжённого во времени и в рамках определённого географического пространства процесса, невозможно уяснить, почему происходят именно эти события, и почему они развиваются именно так, а не иначе.
Я уже сейчас акцентирую внимание возможного читателя на том, что этногенез — это естественный процесс взросления различных народов. Этот процесс начинается со своеобразного момента зачатия, последующего рождения, младенчества, детства, отрочества, юности, возмужания, зрелости, старения, одряхления и, наконец, умирания каждого народа. Этот процесс во все времена протекает под знаком неких общих и неизменных закономерностей. Сегодня этот процесс ничем не отличается от такого же, но происходившего тысячу, две тысячи, или пять тысяч лет тому назад. Меняется только фон, на котором этот процесс протекает. Сегодня таким фоном является постиндустриальное информационное общество. То есть, меняется лишь «сумма технологий». Всё остальное — неизменно. И так же, как нельзя упрекать дерево в том, что оно растёт, занимая всё большее пространство, невозможно упрекать, а тем более обвинять, этнос в том, что он развивается, взрослеет и, становясь больше, стремится освоить новые ресурсы, новую территорию. Таким образом, я ещё раз хочу подчеркнуть, что этногенез — это процесс развития живого природного организма, каковым и является каждый в отдельности взятый народ.
Ни один из когда-либо появившихся на свет этносов не вечен. Зародившись в какой-то момент, любой этнос проходит сквозь перипетии уготованной ему судьбы и, как любой живой организм, умирает (или гибнет, если не доживёт до естественной старости). Л. Н. Гумилёв, изучивший жизнь огромного количества этносов, существовавших в разные эпохи, пришел к выводу, что максимальный возраст этноса, благополучно дожившего до своей естественной кончины в результате старости, — 1200—1500 лет. Любому, кто, так или иначе, знаком со всемирной историей, с этим трудно не согласиться.
Увы, взаимодействие народов, наряду смирным, знает бессчётное число жесточайших войн, в ходе которых совершается немало бессмысленных преступлений на этнической почве. Извечное и ужасающее противоречие состоит в том, что оправдать эти преступления с точки зрения человеческой морали или уголовного права невозможно, а парадоксальная истина есть то, что, как справедливо утверждает Л. Н. Гумилёв, любые этнические процессы не могут быть, в целом, связаны с категориями вины или невиновности того или иного народах [11 с.240]. Остаётся утешать себя тем, что за жестокими столкновениями этносов, также нередко, следуют периоды их мирного взаимодействия на очередной стадии взросления. И в том и в другом случае каждый этнос обретает новые качества вместе с окружающими его соседями. Будем всегда помнить, что и то и другое — и война, и мир — в руках Господа.
Чем бы мне ещё хотелось предварить дальнейшие рассуждения: попросить читателя избегать болезненных комплексов по поводу конкретных фактов или событий, которые в моём изложении могут показаться не совсем адекватными его собственным представлениям. Комплексов же таких существует немало, и все они связаны с процессом взросления (развития) этноса. Любого этноса, даже такого, который давно пережил свой пассионарный подъём. Возьмём, например, такие вечные занозы этнического сознания, как комплекс нарочитого удревнения национальной истории и комплекс ареала обитания.
2. Комплекс удревнения собственной истории
Этот комплекс выражается в перенесении признаков более поздних общественных формаций в патриархальные времена: старейшины родов объявляются феодалами, частный способ землевладения объявляется превалирующим и т. д. Данный комплекс вызывается чувством подсознательного неприятия того факта, что какие-то другие этносы по уровню социально-политического развития могут опережать твой собственный. Этот комплекс — всё тот же признак этнического роста. И чем стремительнее взросление этноса, тем явственнее проступает этот признак. Таким образом, момент бурного роста провоцирует появление этого комплекса, а затем уже сам этот комплекс вызывает стремление этноса к росту, а, следовательно, и к действительному, а не надуманному обретению новых черт, характерных для более зрелых народов. Комплекс этот, возникающий на определённом этапе взросления этноса, а именно, на завершающей стадии формирования государственности, естественен, продуктивен и… безоснователен. Часто его не в состоянии избежать даже наиболее передовые и образованные представители того или иного молодого этноса. В то же время надо хорошо осознавать, что у молодого здорового этноса, как у всякого молодого здорового организма, есть свои бесспорные преимущества, которыми не обладает этнос более старый и, нередко, больной. Потому что, если молодой этнос научится преодолевать те препятствия, которые возникают на его пути, и избежит, благодаря мудрости своих лидеров, тех катастрофических сдвигов, которые могут затормозить или вовсе прервать его развитие, то он обеспечит себе длительную и полноценную жизнь на столетия и столетия. И уже ему самому придётся «наблюдать» на протяжении 800—1000 лет (которые он, будучи весьма общественно развитым, при благоприятных условиях проживёт) умирание более зрелых, окончательно одряхлевших этносов. Тех, которые некогда были его сильными и энергичными соседями, в прошлом стоящими на более высокой ступени общественного развития. А также быть свидетелем появления на свет этносов-младенцев. Тех, которые придут на смену ему самому.
3. Комплекс ареала обитания
Теперь позволю себе сделать несколько замечаний по поводу комплекса ареала обитания. Все этносы (особенно переживающие пассионарный подъём) находятся в состоянии непрерывного движения. Это движение непосредственно связано с взрослением этноса и предполагает освоение этносом новых территорий. (Также и одряхление этноса связано с утратой им каких-то территорий.) Освоение это может осуществляться в различных формах, и я называю этот процесс территориально-хозяйственной экспансией. Без такой формы движения, как территориально-хозяйственная экспансия, немыслимо нормальное развитие этноса. Бездвижный, ни на что не реагирующий этнос — это этнос-изолят, этнос-реликт, этнос-персистент. Он подобен живому, часто вполне здоровому семени, которое, тем не менее, не может развиваться, и не развивается, пока не будут созданы соответствующие условия. Но начало роста знаменует и стремление этноса к освоению новых хозяйственных пространств, а это, в свою очередь, есть свидетельство его здоровья и силы. И комплексовать по поводу того, что твой этнос, живший на весьма ограниченном пространстве в далёкие исторические времена, затем освоил (в том числе и с помощью оружия) новую территорию, доказывать, что это не так, и что твой родной этнос миролюбиво проживал на ныне освоенном пространстве вечно — по меньшей мере, некорректно, тем более в свете современных научных знаний. Все без исключения развивающиеся, взрослеющие этносы расширяли, по мере сил, ареал своего обитания. Эта пульсация, по существу, непрерывна. Молодые этносы теснят старые. Старые — дряхлеют, теряют занимаемые ими пространства и умирают, успев, нередко, дать потомство в виде новых этнических образований, которые, в свою очередь, взрослеют, развиваются и вновь начинают теснить своих постаревших соседей. В этом непрерывном взаимодействии этносы и рождаются, и умирают. Без этого существование этносов вообще немыслимо. Таким образом, факт территориально-хозяйственной экспансии — естественный и неотъемлемый признак здорового, молодого развивающегося этноса, способного бороться за своё существование. Кому-то эти мысли могут показаться негуманными и даже кощунственными. Но таковыми они могут показаться только человеку, живущему в мире ложных представлений о процессе развития этнических общностей, как о процессе, не имеющем отношения к развитию живой природы.
4. Роль сознательного в этногенезе
И всё же, сегодня роль сознательного в этногенезе как будто значительно важнее, чем когда бы то ни было. Во-первых, потому, что понимание закономерностей этногенеза позволяет предвидеть последствия этого процесса на определённых его этапах и, следовательно, во-вторых, регулировать, насколько это возможно, его ход, избегая наиболее ужасающих сценариев. Хотелось бы, чтобы такое понимание было присуще каждому этническому лидеру. Увы, практика редко оправдывает подобные надежды.
До последнего времени, то есть, до появления науки об этногенезе, писаная история, предоставляющая нам многочисленные факты из жизни народов в разные времена и в разных географических условиях, почти никогда не удосуживалась в калейдоскопе инициируемых человеком событий обнаружить в себе некие закономерности, по которым развивается вся остальная природа. Почему? Думается, что именно в момент, когда появилось первое описание человеком определённого события, появилось и ощущение надприродности человека. Человек абстрагировал себя от природы, оставаясь на самом деле, её неотъемлемой частью. И только сейчас, когда человек основательно разбил свой лоб о непреодолимую стену космического пространства, осознал всю свою слабость и, наконец, полную зависимость от природы, он заметил, что законы развития человеческих сообществ суть те же, что и законы развития любого другого вида животного и растительного мира. Исходя из этого, можно ли согласиться с Л. Н. Гумилёвым, когда он не связывает процесс социально-экономического развития с процессом этногенеза, говорит, что этногенез не зависит от уровня развития производительных сил и не связан с общественно-экономическими отношениями? Он утверждает, что «пассионарные подъёмы и спады не влияют на социальное развитие человечества, если понимать под этим смену общественно-экономических формаций» [11, с.288]. Здесь он совершает ту же ошибку, что и множество его оппонентов, которых он критикует, — только с противоположным знаком. И если они низводили биологическую компоненту в общем процессе развития человечества до ничтожно малой величины и возвеличивали социальную составляющую этого процесса, которую отделяли от явлений природы, то он делает всё наоборот. Он низводит социальные процессы с пьедестала, отделяя их от процесса естественного развития этносов, то есть исключает социальную составляющую из череды природных явлений и фактически представляет её также чем-то надприродным. На самом же деле, любые социальные процессы совершенно естественны и являются частью общеприродных процессов развития. Это обычные элементы естественного развития этносов, органически вплетённые в ткань этногенеза и активно влияющие на его ход. Таким образом, уровень развития (естественного взросления) этносов напрямую зависит от уровня усваиваемых и усвоенных этносом хозяйственных отношений. Поэтому я смею утверждать, что пассионарные подъёмы (и спады) связаны с социально-хозяйственной деятельностью этносов, а, в случае благоприятного этноразвития, целиком и полностью зависят от этой деятельности. Вне природы, сотворённой Господом, никто и ничто не существует; всё, и даже то, что находится за пределами нашего понимания — БОЖИЙ МИР, в канву которого вплетена нескончаемая совокупность процессов и явлений, а те, которые связаны с человеком и человечеством, а значит с любым этносом, не более и не менее, чем те, которые связаны с какой-нибудь полевой ромашкой (да простят меня возгордившиеся дети рода человеческого). Этногенез немыслим без его социальной составляющей. Без этой составляющей нет фактора развития этноса вообще. Отделять же одно от другого можно только с методологической целью, используя анализ частей как метод исследования целого.
5. Единая модель взросления народов
Процессы развития самых различных этносов идентичны, как бы далеко во времени и пространстве эти этносы не находились друг от друга. Наряду со множеством частных особенностей такого развития, существует фундаментальная, единая для всех этносов, последовательность этих процессов, повторяющих единые черты и фазы этого развития из раза в раз в любое время и на любой почве.
«…В их основе лежит только одна модель этногенеза, проявляющаяся в последовательности фаз» [9, с.29] — подчёркивает Л. Н. Гумилёв.
В конечном счёте, модель эта есть не что иное, как процесс естественного взросления этноса. Достаточно описать ряд таких процессов, наобум извлечённых из потока времени, чтобы это понять.
И снова повторю слова Л. Н. Гумилёва: «все этносы оригинальны и неповторимы, хотя процессы этногенеза по характеру и направлению сходны» [11, с.325]
6. О последовательности этапов этнического взросления
Каждый отдельный народ, как и каждый отдельный человек, рождается, развивается и умирает по единому Богом установленному закону. И так же, как отдельный человек, каждый народ, подчиняясь общим закономерностям взросления, может отличаться от другого темпами этого взросления, полнотой развития, а, следовательно, и сроками своего существования на едином гео-этно-историческом поле. Естественно, что народы различаются и особенностями своей духовной и материальной культуры. Есть народы долгожители, есть народы, гибнущие, едва народившись, есть народы, исчезающие в период своего расцвета. И так же, как и у отдельных людей, у народов для подобных последствий есть множество причин. Как совершенно справедливо замечает Л. Н. Гумилёв, «лишь счастливые этносы доживают до естественного конца. В истории мы постоянно наблюдаем обрывы этногенезов в самых ранних возрастах» [11, с.385].
Но как ни один человек не может повлиять на последовательность фаз своего развития, так ни один народ не может повлиять на последовательность фаз своего, то есть, зрелость поставить впереди детства, или старость впереди отрочества. Причём одна и та же фаза может быть по длительности различной у разных народов. Так «детство» одного народа может длиться дольше «детства» другого народа и т. д. Это в значительной степени зависит от географической среды, в которой проживает этнос и вытекающей отсюда степени взаимодействия данного народа с окружающими его этносами. Мы знаем многие народы, которые, не имея возможности взаимодействия с другими народами, вплоть до настоящего времени находились (а иные до сих пор находятся) в состоянии «детства». И только при соприкосновении с другой средой, с другими более зрелыми народами, высекалась та искра, которая вызывала пожар страстей, приводящий к смене общественных отношений и переходу в следующую, более зрелую фазу развития. Например, переходу этноса из состояния, в котором превалируют родоплеменные отношения, в состояние, где господство обретают отношения государственные, где общинное управление сменяется какой-либо формой государственного правления, где институты, регламентирующие жизнь родовой общины, заменяются институтами государства. Когда отдельный рядовой член этноса, избавляясь от пут родовой зависимости с помощью нарождающегося государства с его иерархическим, сословным делением, попадает, увы, в иную зависимость — личную (в разных вариациях) — и на жизнь своего общества, своего этноса, влияет теперь сугубо опосредованно.
7. От детства к зрелости
Хотелось бы заметить, что уровень возможностей интеллектуального развития человека, его потенциальных способностей, не зависит напрямую от среды, из которой он происходит и где он даже некоторое время в несознательном возрасте мог жить. Известно, что младенцы, родившиеся в человеческих сообществах, находящихся на самом примитивном уровне развития (жители амазонской сельвы, африканских тропических лесов, аборигены Австралии) и изъятые из этой среды в результате усыновления (удочерения) некоторыми учёными-исследователями, становились затем людьми выдающихся научных, предпринимательских, художественных способностей, и, нередко, превосходили многих и многих в той среде обитания, которую принято называть цивилизованным миром, и частью которой они, по воле провидения, вынуждены были стать. Эти примеры говорят о колоссальнейшем потенциале, всегда сокрытом в недрах даже самого примитивного человеческого сообщества, и только ждущем своего часа (иногда тысячелетиями), когда могучая энергия начинает выплёскиваться из этих самых недр, производя удивительную по своему размаху работу, разрушающую старые догмы и созидающую новые принципы отношений. Увы, это период, когда за чистотой и честностью помыслов стоят пот, кровь и грязь конкретных событий, а также ложь якобы во имя осуществления этих честных помыслов. И, увы, так было всегда.
Ломка вековых традиций всегда была сильнейшим ударом по психике всей массы индивидуумов, представляющих какой-либо народ, и вызывала острейшую реакцию, приводящую к поляризации общества и к почти всегда следующей за этим кровавой борьбе сторонников нового типа отношений со сторонниками старого типа отношений.
В данном случае читатель должен помнить, что я говорю о том периоде взросления этноса, когда он переходит из состояния детства в состояние зрелости, то есть, о периоде, когда родоплеменные отношения сменяются отношениями раннегосударственными.
В процессе перехода к главенству новых общественных отношений над старыми (а старые, в принципе, всегда сохраняются в обществе в виде народных традиций и обычаев, но уже лишённых практической действенности, то есть, лишённых силы закона, обязательного для выполнения всеми членами данного общества), несмотря на буйное многообразие этносов, каждый из которых неподражаемо индивидуален, можно проследить единую для всех народов неизменную похожесть этого процесса. Я говорю о естественном законе периодичного деления живого организма, каковым является в данном случае каждый отдельный этнос, чаще всего на две составляющие, с тем чтобы из противостояния этих двух частей выковалось новое единое целое — более зрелое общество, приспособленное к изменившимся условиям. Этот закон пронизывает всю природу, в том числе и её биосоциальные формы. Содержание этого процесса для этносов состоит в том, что новый, более высокий уровень производительных сил приводит этнос через определённое время к смене производственных отношений, а затем и к изменению всей совокупности общественных отношений, что связано с качественным и количественным ростом потребительских запросов большинства людей, составляющих данный этнос. Внешне это выглядит поначалу как защита от внешней территориально-хозяйственной (военно-хозяйственной) экспансии (то есть от различных форм колонизации более развитым этносом) и продолжается как собственная территориальная (военно-хозяйственная) экспансия против других, поначалу соседних, народов (лучшая форма защиты своих потребительских интересов — нападение). При этом этнос всегда, через сложную внутриэтническую борьбу, выделяет лидера, осознающего насущную необходимость объединения родов, родственных племён в единое целое на новой формационной основе для решения задач внутреннего и внешнего развития этого будущего целого (можно сказать: задач внутренней и внешней политики). Лидер появляется, как правило, из числа племенной (родовой) знати, из числа военных вождей племён и, в той или иной степени, формирует вокруг себя группу сподвижников, разделяющих его взгляды и подчиняющихся его авторитету. И тот же этнос, в ходе той же внутриэтнической борьбы на пороге преобразований, выделяет из своей среды многочисленную группу противников нововведений, ревнителей патриархальных законов в их неизменности, активно противодействующих лидеру нововведений вплоть до вооружённых форм этого сопротивления. Вооружённую борьбу, в этом случае, можно считать правилом.
Часто, толчком, пробуждающим, а затем и побуждающим этнос к бурному саморазвитию, является предшествующая этому всплеску колонизация (эксплуатация) данного этноса более развитым этносом. В том или ином виде она, в данном контексте, имеет место всегда. Колонизация эта может протекать в самых различных формах, но в итоге, этнос, подвергнутый колонизации, всё более и более активно усваивает новые, привнесённые колонизаторами, формы производственных отношений; молодые представители местной национальной элиты (и не только они) воспринимают и усваивают новую сумму знаний, необходимых для регулирования жизни в условиях новых общественных отношений, после чего начинается процесс отторжения колонизаторов, как элемента препятствующего саморазвитию зависимого этноса. Причём, практически всегда, процесс отторжения чуждого этноса носит форму вооружённой борьбы и, если позволяют условия, перерастает во внешнюю военную экспансию. И даже если реальные условия не позволяют осуществить эту экспансию, то тенденция к таковой существует всегда.
Нередко катализатором, а то и лидером партии нововведений выступает пришелец, или группа пришельцев — представителей другого этноса, несколько ранее разбуженного пассионарным импульсом. Это могут быть и те же колонизаторы, адаптировавшиеся к подчинённой ими этнической среде. Но, в любом случае, почва для инициирования процесса перехода этноса из одного состояния в другое должна быть уже подготовлена соответствующим уровнем развития производительных сил, насущно требующих смены общественных отношений, что единственно и может решить проблему удовлетворения резко возросших потребностей взрослеющего этноса.
В конечном счёте, как бы долго не тянулся процесс смены родоплеменных отношений государственными отношениями, конфликт разрешался исключительно вооружённым путём, методом насилия. Причём, каковыми бы ни были успехи сторонников патриархальных отношений, они, в итоге, всегда терпели поражение, ибо закон, данный нам Господом, непреоборим. Этим всегда заканчивался известный нам период военной демократии и, собственно, начинался период развития государства. Учреждались институты власти и строились столицы, формировался чиновничий аппарат и издавались новые законы, отторгающие значительную часть старых, мешающих строительству государства. То есть, неписаное право племенного обычая (обычное право) заменялось писаным правом государства. Кстати, поражение сторонников родоплеменных отношений связано также и с тем, что, опираясь на родовые обычаи и не желая, или не решаясь их нарушать, они не позволяли, в отличие от своих противников, применения нетрадиционных способов достижения цели, дабы не скомпрометировать себя в глазах сородичей. Их же оппоненты в выборе средств борьбы не позволяли себе и грана щепетильности, преступая любые, даже самые священные, нормы старины. Те же из защитников древних родоплеменных установлений, кто, всё же, решался под лозунгом борьбы с врагами-соплеменниками нарушать эти нормы, невольно помогали своим оппонентам в установлении новых отношений.
В связи с последними замечаниями, приведу различные примеры, показывающие, что период военной демократии — это всегда период военной экспансии со стороны взрослеющего этноса, нуждающегося в значительных материальных ресурсах для поддержания своего бурного роста. Этому периоду всегда сопутствуют попытки территориальных захватов, нападения на ближайших, а затем и на дальних соседей с целью завладения их ресурсами и т. д. и т.п., так как бурный рост этноса немыслим без такого же бурного роста его экономического потенциала и связанного с ним политического и военного могущества. В зависимости от месторазвития этноса, формы и масштабы этой экспансии могут быть различны, но содержание всегда одно и то же.
Взглянем на процессы становления различных этносов, отметив, при этом, то общее, что эти процессы объединяет. Постараемся быть предельно краткими.
Древнееврейское общество
Обратимся к библейским древностям. Так, патриархальное древнееврейское общество, в котором безраздельно господствовали родоплеменные отношения, под гнётом обстоятельств было вынуждено отдать себя под опеку египетских фараонов. К этому моменту древние евреи представляли собой племена кочевников-скотоводов, привязанных к определённому ландшафту. Таким образом, формой колонизации этих племён значительно более развитым египетским обществом стало расселение их на части специально отведённой для этого египетской территории. Несомненно, что за 400 лет жизни в Египте подавляющая часть древнееврейского этноса вынуждена была кочевой образ жизни сменить на оседлый и усвоить множество черт древнеегипетского общества, в том числе и новые формы общественных отношений. Этносу пришлось вобрать в себя (прежде всего на уровне собственной элиты) совокупность передовых для того времени знаний и, к моменту исхода из Египта, быть уже совсем не тем народом, который во времена Иосифа откочевал в египетские пределы из-за сильнейшей засухи, бескормицы для скота и голода. При этом лидер порывающих с рабством древних евреев, Моисей, с младенчества воспитывался при дворе фараона как египтянин и получил, по тогдашним меркам, блестящее образование. Определённое «образование», пусть и не столь блестящее (учителем была сама жизнь), получили, надо полагать, и некоторые другие лидеры древнееврейского народа. Таким образом, рост самосознания, шедший параллельно с усилением гнёта со стороны египтян, привёл к восстанию и исходу евреев из Египта. По Библии хорошо видно, что процесс этот имел значительную протяжённость во времени. Исход, в конечном счёте, закономерно и по необходимости трансформировался в своеобразную внешнюю военную экспансию. В результате целого ряда войн с окружавшими их народами древние евреи обрели землю, обещанную им Господом, на которой и создали своё государство.
Но этому предшествовало «знакомство» древних евреев с другой закономерностью этногенеза — расколом этноса на противоборствующие стороны на этапе, связанном с пассионарным подъёмом. Переход древнееврейского этноса от родоплеменных устоев к условиям общегосударственного регулирования сопровождался жестокой внутриэтнической борьбой. Это была кровопролитная схватка между теми, кто последовал за Моисеем, получившим от Господа Скрижали с Заповедями и теми, кто продолжал следовать языческим верованиям и, по всей вероятности, ратовал за сохранение родоплеменных обычаев и традиций. Эти последние, поклонявшиеся золотому тельцу, были беспощадно истреблены Моисеем. Вот что об этом говорит Библия:
26. И стал Моисей в воротах храма и сказал: Кто Господень — ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины.
27. И он сказал им: так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего.
28. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трёх тысяч человек [3, гл.32/27, 28]
Но жестокая борьба на этом не завершилась. Вскоре Моисею пришлось столкнуться с восстанием Корея, Дафана и Авирона «и с ними из сынов Израилевых двести пятьдесят мужей, начальники общества, призываемые на собрания, люди именитые» [3, гл. 16/2].
О том, что они ратовали за патриархальный порядок вещей, который всех членов общества считал равными, говорят их слова, обращённые к Моисею и его сподвижникам:
— …полно вам: всё общество, все святы и средиих Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня? [3, гл. 16/3]
И Корей, и все его последователи, желающие восстановить старинное родовое равноправие всех перед всеми, были истреблены. По воле Божией.
— …И разверзла земля уста свои и поглотила их и домы их и всех людей Кореевых и всё имущество. [3, гл. 16/32]
— И вышел огонь от Господа, и пожрал тех двести пятьдесят мужей… [3, гл.16/35]
Согласно Библии, Господь лично покарал тех, кто противился Моисею, но это не меняет сущности внутренних противоречий во взрослеющем обществе, которые разрешаются путём жестокого покарания тех, кто не следует новому праву, новому порядку.
Древнеримское общество
Взглянем на процесс взросления древнеримского этноса на стадии перехода из состояния детства в состояние зрелости. [12. Гл.10]
Разве другие, неведомые нам, закономерности сопутствовали периоду пассионарного подъёма этого маленького племени (или союза малых племён) жившего на невысоких холмах вблизи заболоченных берегов Тибра? Ничуть не бывало. Этногенез древнеримского народа отразил те же закономерности, что и этногенез любого другого известного нам народа.
В то время как римляне и другие племена, их окружавшие, жили-поживали в условиях родового строя, побережье Апеннинского полуострова, остров Сицилия и т. д. активно осваивались греками и карфагенянами, территориально-хозяйственная экспансия которых достигла к этому моменту своего апогея. Несомненно, что многие невольные и вольные агенты этой экспансии, — в первую очередь, торговцы, — проникали в места проживания первобытных племён, населявших Апеннины, являя, таким образом, аборигенам образцы совершенно другой удивительной жизни, иной культуры. Но истинные колонизаторы пришли, в конечном счёте, не с востока (греки), и не с юга (карфагеняне). С севера на латинские племена давил значительно более зрелый, чем они сами, этнос — этруски (тиррены, пелазги; некоторые весьма аргументированные исследования признают их славянское происхождение), который, в итоге, подчинил их себе, оказав огромное влияние на формирование древнеримской государственности. Как это часто бывает, принеся с собой очень развитую культуру, завоеватели сами, в конце концов, растворились среди воспринявшего эту культуру народа. Притом, что римская история даёт нам на этом этапе ряд громких имён, лидером в деле трансформации римского этноса в новое состояние можно назвать «человека со стороны» — Сервия Туллия — этрусского царя Рима, проведшего ряд важнейших реформ, объективно направленных на уничтожение родового строя с целью строительства государства. Безусловно, всем предыдущим ходом своей истории римляне были подготовлены к преобразованиям. Они освоили многие элементы греческой и карфагенской культуры, а более всего культуры этрусской. И, вполне закономерно, вслед за этим освоением пришло и освобождение от колониальной зависимости: с одной стороны, в виде растворения части пришлого этнического элемента в местной этнической среде, а с другой — силой оружия, когда последний этрусский царь был изгнан из Рима. В то же время его реформы сохранились, так как пришлись впору взрослеющему римскому этносу. Но ещё целых три века шла отчаянная кровавая внутриэтническая борьба между теми, кто не хотел расставаться с родовыми институтами (их представляли патриции), и теми, кто был заинтересован в строительстве римского государства (их представляли плебеи — часть этноса, не связанная, в отличие от патрициев, родовыми отношениями). И эта внутренняя борьба шла бок о бок с территориально-хозяйственной непрерывной внешней экспансией римлян, существенно помогающей им в разрешении острейших внутренних противоречий. В ходе своего развития римский этнос выдержал ряд ударов со стороны взаимодействующих с ним в то или другое время народов, мощнейшими из которых были галльское нашествие и война с Карфагеном, когда судьба римского этноса висела на волоске. Но эта же судьба позволила римлянам освободиться от галлов (а впоследствии и подчинить их себе). И та же судьба позволила римлянам уничтожить своего главного конкурента в борьбе за тогдашнее «мировое» господство — Карфаген, стёртый, в итоге, римлянами с лица земли. И здесь мы подчеркнём, что вне этой борьбы не на жизнь, а на смерть, говорить о развитии римского этноса вообще не имеет смысла. При этом римский этнос, как губка, впитывал в себя все культурные достижения борющихся с ним этносов, демонстрируя высочайшую степень толерантности ко всему, что, так или иначе, было полезно для его собственного развития. Религиозных гонений Рим не знал со времён своего основания и вплоть до второй половины первого века нашей эры (когда начались гонения на первохристиан), что в значительной степени обезопасило общество от расколов, делая его цельным и живучим. Римское право, на котором зиждется всё современное право, тоже сыграло огромную роль в консолидации общества, а, следовательно, и этноса, будучи по тем временам самым передовым и справедливым. Жители подчинённых Риму национальных территорий, ставших римскими провинциями, вполне могли получить — за заслуги перед Римом в различных сферах деятельности — римское гражданство, и большинство представителей местных национальных элит таковыми гражданами и являлись, пользуясь всей полнотой предоставляемых им прав. Всё это, и многое другое, предопределило тот факт, что этническая история римлян не знала убийственных сдвигов при взаимодействии с другими этносами, а мы получили возможность проследить классический образец этногенеза от момента зарождения этноса до его естественной закономерной гибели, когда он достиг состояния дряхлости, то есть потерял способность сопротивляться напору своих значительно более молодых и исключительно воинственных соседей.
Норманнская экспансия
Вспомним древних викингов, которые свой переход из патриархального состояния (через период военной демократии) к государственности ознаменовали колоссальной военной экспансией, изменившей лик Европы в очередной раз [19].
Сейчас, на удалении более чем в тысячелетие, мы мгновенно охватываем этот длительный и сложный процесс целиком. Но нам надо отчётливо осознавать, что этой военной экспансии предшествовали несколько веков взаимодействия скандинавов со своими соседями в иных формах, что ей предшествовало проникновение в Скандинавию разного рода искателей приключений из других частей Западной Европы. Проникновения эти были отнюдь не бескорыстными. Более «продвинутые» представители соседних этносов жаждали: кто лёгкой наживы от торговых операций, кто территориальных приобретений, кто религиозных подвигов. Такая форма освоения (колонизации) «дикой» Скандинавии дала соответствующую реакцию после того, как скандинавы усвоили многие культурные (в широком смысле слова) ценности своих южных соседей. Возросшие потребности быстро взрослеющих скандинавских этносов параллельно с жёсткой межплеменной внутриэтнической борьбой, приводили к необходимости набегов на представителей соседних этносов. Последнее постепенно снижало накал внутриэтнической борьбы, так как требовало объединённых усилий и, следовательно, вело к образованию племенных союзов. Это, с одной стороны, гарантировало успешное функционирование быстро прогрессирующей набеговой системы, а с другой, обеспечивало более эффективную защиту от военных нападений извне и привносило элемент внутренней стабильности. А уже эта ситуация порождала необходимость и возможность всё более дальних военных походов, необходимость и возможность видоизменения общественно-политической организации норманнского общества. Седовласые старейшины норманнских родов уступали место решительным военным вождям боевых дружин, которые создали, по примеру разоряемых ими более высокоразвитых соседей, свои собственные государства не только у себя на родине, но и в дальнем-далеке от своих родных мест: во Франции, в Италии, в Британии и др. Масштабы норманнской экспансии колоссальны, так как родная стихия викингов — морские просторы. Вполне обоснован и страх, внушаемый норманнами европейским народам. Европейские хроники того времени подчёркивают крайнюю свирепость викингов, не знавших пощады ни к женщинам, ни к детям, ни к старикам. Это связано с тем, что христианский мир, который они подвергали разорению, был настолько чужд их языческим чувствованиям, настолько претил их собственной языческой морали, был так далёк от их собственного мира, что беспощадное истребление населяющих европейское побережье людей было для викингов делом совершенно обыденным, не вызывающим никаких угрызений совести. Таковы ли сегодня благообразные шведы, норвежцы и датчане?
Монголы и их предшественники
Вспомним гигантскую военную экспансию монголов (чья стихия — бескрайняя степь), связанную с периодом военной демократии и дальнейшим процессом формирования государства [16].
Монгольские племена долгое время находились в зависимости от Китая, управляемого захватившими его чжурчженями (в интересующий нас период времени). Но, с другой стороны, эта зависимость объективно питала монголов соками высочайшей китайской культуры, влияла на них самым радикальным образом. И пришло время, когда Темучин (Чингисхан) жесточайшим образом расправился с защитниками патриархальных отношений (ярчайшим лидером степной демократии был его побратим — Джамуха), без чего объединение монгольских племён было бы невозможным, и лишь затем осуществил гигантскую внешнюю военную экспансию, завершившуюся созданием огромной империи — государства «от моря до моря». Вспомним, что и предшественники монголов — кидани и чжурчжени — начинали формировать свои государства после истребления той части родоплеменной знати, которая противилась новому порядку вещей [14].
Кидани, лидером которых стал Амбагянь, после этого разгромили куда более развитый Китай, включив его северную часть в состав своего государства; через двести лет уже чжурчжени, лидером которых был Агуда, пройдя такой же путь, что и кидани, завершили внутреннюю усобицу объединением родственных племён, уничтожили империю киданей Ляо (Железная) и создали свою империю — Цзинь (Золотая). В итоге, сами они стали жертвой монголов.
Древние германцы
А за восемьсот лет до этого, на другом конце света, различные союзы германских племён, переживающие становление своей государственности, в ходе беспрерывных атак уничтожили одряхлевшую Западную Римскую империю. Подобного рода примерам несть числа, особенно, если учесть, какое количество аналогичных процессов протекало и затухало в пределах малых, ограниченных конкретным ландшафтом пространств, или прерывалось вследствие могущества соседних этносов, силой подавляющих стремление молодых этносов к росту.
Древнерусский этнос
Теперь бегло взглянем на процесс формирования древнерусского этноса в период его пассионарной активности. Реконструируем главное в этом процессе.
Как происходило формирование древнерусского этноса? [5]
На стадии устойчивых родоплеменных отношений в начале 1-го тысячелетия новой эры славянские племена нередко входили в большие и малые союзы не родственных с ними племён. В них они занимали, в разное время разное положение, в том числе и подчинённое. Мы очень немногое знаем о росоманах, венедах — предположительно, славянских племенах — входящих, например, в гигантское объединение племён, созданное остготами. Но с уверенностью можно сказать, что это были сильные племена, где отношения военной демократии уже были надстроены над патриархальными родовыми отношениями. Далее, уже согласно первым древнерусским летописям, восточнославянские племена находились в формальной (формальной ли?) зависимости от Хазарского каганата на юге и от варяжских конунгов на севере, выплачивая как тем, так и другим некую дань за некое, видимо не такое уж формальное покровительство. Хотя вполне возможно, что такое покровительство было объективно необходимо восточнославянским племенам как средство подавления внутренних усобиц и действенной защиты от некоей «третьей силы» извне. Думается, что процесс взаимодействия славянского и хазарского этносов, слабо отражённый в нарративных источниках, был достаточно активным и оказывал существенное влияние на развитие восточнославянских племён, когда родовое право всё ещё господствовало в их среде. Но постепенно, по мере усиления восточнославянских племён, даже формальная зависимость от хазар становилась для них тягостной. К тому же, хазары не были близки им по верованиям, так как были либо иудеями, либо христианами, либо мусульманами (веротерпимость была основой внутренней политики Хазарского каганата на протяжении многих веков). Зато родственными по верованиям были для них воинственные язычники-норманны. Таким образом, необходимость собственной территориально-хозяйственной экспансии требовала от восточнославянских племён освобождения от какой бы то ни было зависимости. Освободиться же от зависимости можно было только силой. И здесь надо напомнить, что период усиления родственных племён-соседей неизбежно вызывает ряд территориально-хозяйственных конфликтов между ними, часто перерастающих в вооружённые столкновения и даже войны. С течением времени внутриэтническая борьба приводит к объединению родственных племён и выливается в военно-хозяйственную внешнюю экспансию как логичное приемлемое для всех разрешение территориально-хозяйственных внутренних конфликтов. Надо полагать, что и для многочисленных славянских племён, процесс их усиления, согласно незыблемому сценарию этногенеза, был связан с чередой межплеменных конфликтов. Очень часто подобная кровавая полоса в совместной истории родственных племён преодолевается (попытки бывают и неудачными), когда старейшины каких-либо влиятельных родов через народные собрания приглашают для утишения всех этих конфликтов (то есть для управления своим родным сообществом) третью влиятельную силу — князей — представителей более организованного соседнего этноса. (Уже в новое время аналогичным образом поступали старейшины некоторых чеченских родов, приглашавшие, по воле народных собраний, сравнительно влиятельных кабардинских, аварских и кумыкских князей к себе на правление, или отдающие свои роды под их покровительство в обмен на удобные для расселения и хозяйствования территории, а так же в обмен на защиту от каких-либо враждебных сил) [4, с.75,78].
Иногда такие управители являются без приглашения, но это сути дела не меняет.
Старейшины северных восточнославянских племён призвали (?) на княжение с целью пресечения внутренних раздоров норманнского конунга — скорее всего представителя прибалтийских славян, чья культура и образ жизни мало чем отличались от скандинавских. Таким образом, будучи славянином, он всё равно оставался норманном — северным человеком. Именно тогда экспансия викингов в Европу стремительно нарастала. Варяжские конунги пришли со своими дружинами, вокняжились в ряде восточнославянских земель и, продолжая свою собственную военную экспансию, окончательно ликвидировали зависимость славян от хазар. (Хазарский каганат был окончательно разгромлен князем Святославом в 965-ом году). Вместе с тем славянская родоплеменная организация подверглась жесточайшему испытанию и была трансформирована в систему раннефеодальной государственности со значительными элементами рабовладельческих отношений. Переход этот совершался непросто и, как всегда, изобиловал множеством драматических и трагических эпизодов борьбы старого с новым. Наиболее ярко летопись отражает эту борьбу, описывая гибель князя Игоря, пошедшего в Древлянскую землю за недособранной, как ему казалось, данью и казнённого возмущёнными древлянами, а затем — страшную расправу, учинённую над древлянами женой Игоря — Ольгой. В этом эпизоде Игорь и Ольга — строители молодого славянского государства, а древлянский князь Мал — ни кто иной, как племенной вождь, не желающий подчиняться новому правопорядку, наверняка, охранитель старинного родового права, пусть и на стадии близкой к разрушению этого права. В момент «призвания варягов» на этой стадии взросления находились все восточнославянские племена.
Взаимодействие с частью норманнского этноса послужило импульсом к мощнейшей внешней военной экспансии славянских племён, объединённых в ходе этого процесса в единое государство — Киевскую Русь. Векторы этой экспансии направлены на юг, юго-восток, восток, северо-восток. На юге — войны с болгарами, Византией, проникновение в Крым и утверждение там; на юго-востоке — разгром хазар, ясов и косогов; на востоке — войны с Волжской Булгарией, подчинение малых угро-финских народов; на северо-востоке — военно-хозяйственная экспансия, жертвой которой стали малосильные угро-финские племена.
Процесс строительства древнерусского государства длился четыре века (за это время потомки норманнских конунгов и многие их дружинники-викинги окончательно превратились в русских князей, бояр и т.д.) и был оборван на этапе так называемой феодальной раздробленности Киевской Руси, то есть, на этапе естественной слабости восточнославянского общества, за которым, при классической схеме развития, обычно следует этап консолидации этноса и образование монолитного феодального государства с сильной центральной властью. Увы, по воле Божией, восточнославянское общество на одной из фаз своего закономерного ослабления столкнулось с этногенезом монгольского общества на стадии, когда-то переживало могучий пассионарный подъём в связи с переходом от родоплеменной организации к государственной. То есть, в связи со сменой общественно-экономической формации и следующей за этим неудержимой военно-хозяйственной экспансией, в которую было вовлечено огромное количество больших и малых народов, покорённых Чингисханом и его потомками. С этого момента судьба древнерусского этноса вошла в иные русла и связала себя с иными заботами и иными историческими перспективами.
Не будем забывать, что этногенез — процесс природный, процесс естественного взаимодействия различных этносов в борьбе за своё существование и развитие. В нём всегда участвуют несколько этнических субъектов, и нет никакого развития, а, следовательно, никакого этногенеза там, где нет столкновения или совпадения интересов различных этносов. Развитие этноса, его взросление — это непрерывная борьба с другими этносами, борьба, приводящая к различным результатам, но не останавливающая развитие. И даже гибель этноса — понятие достаточно условное. Ибо осколки уничтоженного этноса, в виде ли его больших частей, небольших групп людей, отдельных индивидуумов, продолжают оказывать воздействие на новое окружение, в которое они попадают. И воздействие это, подчас, настолько сильно, что сказывается решительно на судьбе этноса, принявшего в свою среду представителей другого, пусть даже погибшего, народа. И это тоже совершенно естественно. Такова воля Божья.
Литовский этнос
Так, например, классическая схема, по которой шло формирование древнерусского этноса, была нарушена нашествием монголов, а сам этнос был рассечён на две большие части, которые, взаимодействуя с различным окружением каждая, продолжили формироваться как две ветви некогда единого целого, превращаясь в два, а далее в три родственных этноса, имеющих существенные различия, но с общим историческим прошлым: русских, украинцев и белорусов. Так было суждено, что к этому разделению стал причастен ещё один этнос, переживающий в это время мощный пассионарный подъём в связи с началом формирования собственной государственности — литовский [15].
Несомненно, что литовские племена, литовский этнос, чей возраст был менее зрелым, чем возраст древнерусского, польского и германского этносов, примыкавших к ареалу его расселения, жили ещё достаточно замкнутой жизнью, когда пассионарный подъём, вызванный смешением восточнославянского этнического элемента с норманнским, подвигнул восточнославянские племена на естественную военно-хозяйственную экспансию во все доступные стороны света. Тем не менее, процесс литовского внутриплеменного брожения постепенно усиливался. Постепенно усиливалось и взаимодействие с окружающими древних литовцев народами, хозяйственное развитие двигалось вперёд, классический родовой строй преображался в форму устойчивой военной демократии, первоначальной задачей которой было защитить свой этнос от экспансии соседей, в том числе и русичей. Это вело литовские племена к консолидации, и необходимо было только проникновение иного, более взрослого этнического элемента в их среду, чтобы задача защиты от внешних врагов переросла в задачу активного нападения на этих внешних врагов, то есть, во внешнюю военно-хозяйственную экспансию. С полной уверенностью можно сказать, что таким элементом явились представители древнерусского этноса, во множестве хлынувшие в Литву после монгольского нашествия на Русь. Они сделали немало для того, чтобы указать литовскому этносу вектор внешней экспансии, туда, куда литовцы двинулись вначале как естественные союзники русичей в борьбе с монголами. Именно тогда, когда самая мощная волна монгольского экспансионизма отхлынула к берегам Волги, а последующие волны не обладали должным напором, началось активное стремление литовцев на юг с тенденцией к расширению на восток (Отсюда войны Великого княжества Литовского с набирающим силу Московским государством). Нет необходимости говорить о всех перипетиях литовской экспансии, но в итоге этой экспансии сформировалось могучее Великое княжество Литовское, раскинувшееся от Балтийского до Чёрного моря, и впитавшее в себя многие важнейшие элементы древнерусской культуры: Литва приняла православие, государственным языком средневековой Литвы стал русский язык, были усвоены новые формы хозяйственной жизни и т. д. и т. п. Большую часть территории Великого княжества Литовского составляли западнорусские земли, основную массу населения — русские. Таким образом, одна часть древнерусского этноса — западная — стала развиваться в составе Великого княжества Литовского, другая — восточная — в качестве вассала необъятной Монгольской империи.
День сегодняшний — пуштуны
А теперь вернёмся из глубины веков в день сегодняшний и спросим себя: что изменилось в этногенезе современных нам народов? И ответим: ничего! Сегодня, в период, наблюдаемый нами воочию, закономерности взросления этносов абсолютно те же, что и во все времена. Наиболее яркий пример — процесс этногенеза пуштунских племён в Афганистане. [1]
Бросив беглый взгляд на события новейшей истории Афганистана, мы увидим, что основная масса пуштунов с их родоплеменной организацией долгое время продолжала жить замкнутой жизнью, слабо взаимодействуя с соседними этносами. В XIX-ом веке они принимают активное участие в антиколониальных войнах против англичан. В конечном счёте, они борются за сохранение родоплеменных начал своей внутренней жизни, и им удаётся их отстоять. Но именно с этого момента начинаются для этих начал серьёзные испытания, как результат, активного взаимодействия с более развитым этносом. В те времена, ислам, как религия, воспринимался ими поверхностно, и носил, если так можно выразиться, прикладной характер, как дополнительное и весомое обоснование для борьбы с завоевателями, которые, к тому же, не были их единоверцами. То есть, воевали не за веру, просто догматы веры использовали в борьбе за независимость, не будучи в большинстве своём религиозными людьми.
После побед над англичанами для воинственных пуштунских племён наступает период относительно спокойного существования, когда они живут в рамках полуфеодального государства, не меняя своих традиций и обычаев, своим анклавом. Но вот эту относительную идиллию (межплеменные столкновения происходили всегда) разрушает так называемая афганская революция 1973—1978 годов. Свергается правящая династия, никогда ранее не посягавшая на священные родовые устои пуштунов, и к власти приходит режим Тараки, который, будучи прокоммунистическим, по определению начинает вмешиваться во всё и вся, в том числе и в жизнь пуштунов, нарушая её привычный ритм. Начинается, обычное в таких случаях, коммунистическое наступление на религию. Ситуацию усугубляет узурпация власти Амином. С одной стороны, активизируется Пакистан (добрая половина пуштунских племён проживает на его территории), не желающий проникновения коммунистического антиисламского вируса в свои пределы. За спиной Пакистана хорошо просматривается увесистая дубина США. С другой стороны, резко активизируется Советский Союз, стремящийся сохранить свой, превращающийся к этому времени в химеру, суперэтнос, и, посему, пытающийся вдохнуть дальнейшую жизнь в подгнивший догмат о мировой коммунистической революции (идеологическое обоснование для тривиальной естественной внешней военной этнической экспансии). Начинается оккупация Афганистана советскими войсками. Пуштунские племена испытывают колоссальное давление со всех сторон, и изнутри, и извне. Их взаимодействие с окружающими этносами резко усиливается. В Афганистане складываются несколько центров силы, не только сопротивляющихся советской агрессии, но и ведущих жестокую борьбу между собой. Известно, что именно в подобные периоды происходит трансформация одних общественных отношений в другие. По сути дела, сложившаяся ситуация породила талибов1, которые, будучи по преимуществу пуштунскими детьми-сиротами, воспитанными в духе жёсткого исламизма и превратившимися за время войны во взрослых воинов, фактически порвали с родоплеменной пуштунской организацией и стали созидателями нового феодально-теократического государства. Причём процесс этот сопровождался и продолжает сопровождаться военной экспансией, распространяющейся на север, пока ещё только против северян не пуштунов (в основном, афганских таджиков и узбеков), некоторое время управлявших страной и отодвинувших пуштунов на второй план, то есть, в положение формальной, но зависимости. В то же время, тенденция к распространению этой экспансии за пределы Афганистана очевидна. Ведь ближайшие внешние соседи пуштунов — это те же узбеки и таджики, — этнические братья их внутренних врагов.
Надо заметить, что все эти события — ничто иное, как процесс этногенеза, процесс взросления пуштунского этноса, сбрасывающего, ставшими тесными, родоплеменные одежды и облачающегося во много испытавшие от бурного течения времени доспехи раннефеодального исламского государства. При этом кардинально меняется место религии в той борьбе, которую ведут талибы. Из важного, но второстепенного фактора борьбы она превращается в важнейший. К тому же, борьба за истинную веру становится, с точки зрения талибов, неотразимым оправданием внешней военной экспансии, осуществляемой якобы во имя распространения истинного ислама по всему миру. На самом же деле, быстро взрослеющий пуштунский этнос просто нуждается в удовлетворении своих резко возросших потребностей, как любой живой бурно развивающийся организм. Парадокс в том, что талибы, в подавляющем своём большинстве, действительно искренне верующие люди, в том числе, и в свою миссию распространителей истинного ислама за пределами Афганистана. Таким образом, сознательно воюя за веру, они подсознательно воюют за пространство и ресурсы, то есть, за выгодные условия своего этнического развития, то есть, и за удовлетворение своих биосоциальных потребностей. К тому же, они являются частью того суперэтноса, элита которого, накопив громадные материальные и денежные ресурсы, ощущает себя, тем не менее, на вторых, а то и на третьих ролях в мировой табели о рангах. Чувство ущемлённости заставляет её искать способы изменения существующего положения, по возможности подрывать позиции тех, кто играет первые роли во всемирной трагикомедии, и в первую очередь, позиции американцев. Один из путей — естественная энергия движения Талибан, которое представлено в основном пуштунами. Другой путь — террористическая борьба сети законспирированных организаций против технологически развитых стран. Третий путь — борьба на финансово-экономическом поле. Четвёртый — захват пропагандистско-идеологических позиций. И т. д. и т. п.
Кстати, победа американцев над Талибаном наверняка резко затормозит разрушение родоплеменных отношений в пуштунской среде, законсервирует их на неопределённое время. Государство и его законы останутся для многочисленных пуштунских племён чем-то внешним, существующим отдельно от их внутреннего мира, так как это государство, создаваемое на принципах цивилизованного мирового сообщества, не только не посмеет посягать, но будет гарантом незыблемости патриархальных пуштунских устоев. Государство же талибов безжалостно разрушило бы родоплеменную организацию в короткое время. Именно этот внутренний конфликт — глубинная и важнейшая причина быстрой победы американцев и сокрушительного поражения талибов (борьба которых ещё далеко не закончена). И мощь американского оружия здесь далеко не на первом месте.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других