Москва

Дмитрий Пригов

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве». Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Стихи в чистой прозе

Стихи в чистой прозе (Стихи со слабыми отличительными признаками)

1981

Предуведомление

Вы, возможно, читали подобные тургеневские стихи. Я тоже читал в свое время. Но мне не понравилось. И понятно почему: стихи — это стихи, а это — незнамо что. Или можно вспомнить других, но вы таких, наверно, и не слыхали: Бертран, Лотреамон, Кро. Или Бодлер, Рембо — этих вы, наверно, слыхали, хоть они и французы.

Но не о них речь. Этот сборник я хочу посвятить памяти Евгения Владимировича Харитонова. И не только по причине безусловного уважения к нему и к его творчеству. Когда я начал писать эти, с позволения сказать, стихи, я припомнил Евгения Владимировича, чьи произведения, объявись они в виде подобного сборника, были бы именно стихами, и именно в чистой прозе.

Так что будь жив Евгений Владимирович, отдал бы я ему это название, а для своего сборника взял бы какое-нибудь другое: Стихи со слабыми отличительными признаками, например.

* * *

Вот оно, так сказать, небо. И ведь не скажешь ему: Нале-во!

Оно и так налево и направо.

Так что же ему сказать от имени человечества?

Нечего ему сказать.

* * *

Идеологическим подспорьем врагу часто служит недостаточная идейно-научная аргументация мотивов решений наших хозяйственных органов в их постановлениях по разрешению насущных экономических задач.

Вот.

Что вот?

А что подспорьем служит недостаточная идейно-научная аргументация мотивов решений.

* * *

Иду по Ленинграду и вижу: Щеточный комбинат имени 18-ой Партконференции. Ну, понятно: 18-ая Партконференция, была там после 17-ой Партконференции, и, наверно, перед 19-ой.

А имя-то у нее какое? — Софья, там, Вера, там,

Надежда, Любовь…

* * *

Художник Исаян (фамилия, заметьте, армянская) и другой,

с фамилией непонятной — Волохонский, пошли на рынок

покупать розы по какому-то подходящему поводу.

«Дайте-ка нам, дружок, три розы», — обратился Исаян величаво к грузину (а розы у нас грузины продают) — «Дайте-ка нам три розы». «Пачему три? Пачему не пять?» — изумился грузин. «Я не могу! Я не могу! — вскричал Исаян. — Анри! (а таким непонятным именем вдобавок к непонятной фамилии, назывался Волохонский) Анри! Объясни ему!»

Маленький Анри стал напрыгивать на грузина,

грозно вопрошая: «Сколько лиц у Бога? Сколько лиц у Бога?»

«Два падесят», — испугался грузин.

А ведь это был почти Интернационал: Исаян — армянин, продавец — грузин, и Волохонский — непонятно кто.

* * *

Я знал собаку Мурри, и знал собаку Накси, знал собаку Рулли,

собаку Куто.

Но знал и просто собак Фрэнка, Рэкса, Кинга.

И тоже — достойные животные.

* * *

Мышь мертвая посереди дороги. Целенькая, аккуратненькая —

с горя, видно, померла.

Что мышь — люди мрут, даже при такой активной

заботе государства.

Но смерть, видимо, заботливее.

* * *

В политических кругах Запада развернута шумная пропагандистская кампания вокруг так называемой «инициативы» Европейского совета сообществ о созыве международной конференции, которая была одобрена на состоявшейся недавно встрече глав семи ведущих империалистических держав.

Вот.

Что вот?

А что так называемая «инициатива» на встрече глав семи ведущих империалистических держав.

* * *

Виноградье ты мое, виноградье! В смысле, садик ты мой, садик!

В смысле, нет у меня садика! Бедный я, бедный, в смысле!

В смысле, грузины на рынке обдирают! В смысле, я ничего не имею против грузин — хорошая нация, поэты, говорят, у них хорошие.

Хочешь — покупай, не хочешь — не покупай!

Какой же я бедный?

В смысле, бедный ты мой край! Русь, земля моя родная!

В смысле, виноградье ты мое, виноградье!

* * *

Когда я работал на ЗИЛе (было дело), на конвейере, мы с соседом

в летнее время выходили на обеденный перерыв во дворик, ложились на редкую травку, и он рассказывал, как принимал участие

в венгерских событиях.

«Вскакиваю я в танк», — начинал он, — твою мать, тра-та-та! И снова тра-та-та! И дальше — тра-та-та!» И обеденный перерыв кончался. И на следующий день снова. И так, сколько я проработал

на заводе, все вскакивал он в танк.

И подумалось: если бы наша жизнь была бы не дела, а слова, то так бы и длиться вечно этим венгерским событиям. А так они — достояние истории уже.

* * *

Вот ты говоришь, Орлов, что всяк человек — хозяин своей судьбы.

Помню, случай был в метро. Сидит гражданин, читает газету. Входит девица, становится прямо над ним; вынимает

из сумочки платочек и губки начинает напомаженные вытирать.

Тут она роняет платочек, и он падает гражданину прямо на это место, а девица выпархивает на первой же остановке. Весь вагон смотрит, что же дальше будет. Гражданин замечает всеобщее внимание, выглядывает из-за газеты и замечает что-то беленькое. Он прикрывает это беленькое газеткой и, делая беспечный вид, начинает запихивать. Запихивает, запихивает — запихал.

Нет смысла представлять, что дальше будет. Всякий, с кем случалось нечто подобное, знает, какие продолжения бывают.

* * *

В ходе развития законы естественные трансформировались в законы социальные. А все законы взаимосвязаны. Так что, воздействуя на законы социальные, мы можем изменить законы природные.

Это объективная истина.

Так вот отменили частную собственность, и природа тотчас изменилась.

Сомневаться может разум,

А ты поверить обязан.

А я не хочу! не хочу! Не хочу!

И не буду!

* * *

В современных условиях, когда под воздействием социального

и научно технического прогресса произошли изменения

в практике религиозных организаций, важно обеспечить комплексный подход к этой идеологической проблеме, проводя планомерную работу в неразрывной связи с трудовым, нравственным, патриотически-интернациональным и научно-идеологическим воспитанием.

Вот.

Что вот?

А что в неразрывной связи с трудовым, нравственным, патриотически — интернациональным и научно-идеологическим воспитанием.

* * *

Вот я давлю тараканов и иногда задумываюсь: а хорошо ли это?

Ведь должны же они где-то жить. Они маленькие, места много

не занимают. Они вместе взятые-то меньше меня одного.

Но нет. Нельзя. Этак можно докатиться до мысли, что все дозволено. А дозволено не все. И они должны это знать.

И они знают.

* * *

Отец мой до середины 60-х годов очень любил китайцев и говорил: «Вот ведь нация! Собрались — и всех мух уничтожили! Эдак они раньше нас и коммунизм построят».

А после середины 60-х он уже не любил китайцев и говорил: «Вот ведь нация! Собрались — и всех мух уничтожили. Эдак они и весь мир уничтожить могут».

* * *

Вот какие слова с детства в душу запали: «Ваша неправда,

дяденька Биденко» («Сын полка»).

или

«Чуешь, Сашко?» — «Чую, дедусь»

(радиопостановка «Александр Матросов»).

Потом были тоже неплохие, хотя и более абстрактные:

«Это что-то неземное!»

или

«Это же крах всего святого!»

* * *

Лепили мы с Орловым идеологический объект в Калуге, и был там рабочий Юра. Юра говорит Орлову: «Ты художник?» — «Да». —

«А художник в вечном долгу перед народом». И Орлов снял с себя

часы и отдал Юре.

Это потом уже Орлову стало жалко часов, и он говорил,

что Юра украл их.

Но Юра

Но Юра тех часов не крал

Он просто в виде символическом

Лишь долг тот вечно-исторический

Назад от имени народа взял.

* * *

Видел я, как люди от любви плачут.

Возвращался я как-то ночью на такси. Человек стоит.

Мы притормозили, оказалось, ему по дороге. Он наклонился

к открытому окну и спросил жалостным пьяным голосом: «Только

у меня нет денег». Шофер сказал: «Что, совсем нету?» Молодой человек показал на ладони какие-то медяшки. Я сказал, чтобы садился.

Шофер посмотрел на него и спросил: «Ремень у тебя кожаный? Давай ремень, что ли». Ремень оказался из заменителя. Затем шофер спросил,

что у него в портфеле. Там оказались книги. «Вот эта мне подойдет», — сказал шофер. Но студент сказал, что не может отдать, так как ему

по ней отвечать завтра на семинаре. Это были стихи Майорова.

Он был филолог, он провожал девушку, думал у нее остаться,

но она прогнала. И он заплакал от любви.

* * *

Вот мое детство, малоспособное запомниться. Неяркое, в смысле.

Хотя ведь — Москва! По тем временам — порт пяти морей!

А вот детство незапоминающееся.

* * *

Патриотическое сознание — это тот внутренний идейный, мировоззренческий стержень, который определяет ценностные ориентации и установки личности, та духовная сила, благодаря которой человек занимает активную жизненную позицию, выражающую, в конечном счете, уровень ее нравственной

и идейной зрелости.

Вот.

Что вот?

Я что не хочу! Не хочу! не Хочу!

И не буду!

Четыре элегии

1977

Предуведомление

Я все время пишу, пишу, пишу…

Возникает вопрос, уже не у посторонних (у них этот вопрос возникает естественно и сразу), а у меня самого — зачем? Действительно — зачем? Если хотя бы часть той энергии, укладываемой в немыслимые и реально не практикуемые языковые конструкции, направить, ну, хотя бы на опубликование малой части их, либо просто на семью, детей — что бы изменилось?

Я подумал, что, очевидно, движет мной та неописуемая и непресекаемая жажда познания. Каждому дан свой дар, свой способ познания этого, как его? — назовем его: истина. Кто пахотой познает (не узнает, не выясняет, а познает), кто танцем, кто как я — стихом. В этих размышлениях я дошел даже до такой кощунственной мысли, что кто-то познает и убийством. Ну, не всякий убийца, конечно (с этой, весьма сомнительной точки зрения), — познающий, как и не всякий пишущий стихи. Но если мы зашли в такую опасную крайность, то надо выяснить: что же тогда познается?

Я постараюсь оперировать материалами только собственного поэтического опыта, так как прочий материал внутренне мне не столь ясен.

Что же познаю я средствами поэзии? Конечно же, не многообразие материального мира, не людей, не их психику, не социальные законы, не… ничего. Тут я понял, что я, скорее, не познаю что-тоуже существующее, а построяю. Построяю мир поэзии и параллельно его же и познаю. Познаю его законы, априори данное ему пространство, ключ перевода всего, что вокруг меня и во мне, в символы поэтического пространства. И пытаюсь ли, просто ли нахожу в нем (кроме специфических) те же общие законы, присутствующие и определяющие пространство любой человеческой деятельности и прочего мира — начало и конец, жизнь (самодействование) и разложение (воздействие внешнего), наличие и отсутствие. Вернее, едва прикоснувшись к любому роду деятельности, сразу чуешь эти законы, сходящиеся, очевидно, где-то за пределами материального бытия, в один-единственный закон, и все виды деятельности, соответственно, в своем пределе имеют один-единственный метод и цель.

Значит, приступая уже ко второму стихотворению (а, возможно, и с самого первого), я уже знаю, ощущаю реальность этих незыблемых законов. Значит, я не познаю, не построяю, по сути, а просто подтверждаю их. И всякое творчество есть простое подтверждение. Подтверждение жизни в себе, себя в стихе, стиха в поэзии, поэзии в высшем. И все частные и профессиональные проблемы роста, вычищения стиха, использования нового материала — то же самое подтверждение, подтверждение и подтверждение. И сама страсть к этому подтверждению — то же подтверждение.

11 00812 На птичьей полусогнутой ноге

Как человек, притворно ходит муза

Она со мной не празднует союза

По наущенью же небес небесных

Она над мною празднует надзор

Чтоб, не дай бог! — что выдал за свое

Но чтобы было все как Божий дар

А сам лежал в сторонке, словно шкурка

Чтоб не мешал Божественну дыханью

Идти сквозь моих ребер придыханье

До самого момента издыханья

Когда лежать в сторонке влажной шкуркой

Какая ж она муза?! — она ж урка!

Весна кругом, кругом прохладная прохлада

И синевой усилен свод небес небесный

И солнечный сияет солнца шар

Из твердых шуб выходит люд прелестный

Особно женщины с приманками своими

Кто создал их? и как им будет имя?

Куда бегут? и почему все мимо?

Возможно потому что будет смерть

Возможно так. Возможно так и будет.

Возможно будет все наоборот

Придут, возможно, просто скажут: Этот!

Возможно, следом хлынет кровь от слова

Употребить, возможно, надо будет пулю

Употребить, возможно, надо будет пулю снова

Употребить, возможно, надо будет пулю снова-снова

Тем временем и шкурка охладело

Отвалится — тогда употребляй ее на дело

До блеска натереть какой ботинок

Или какой до блеска полботинок

Или уж вовсе чей четвертьботинок

А я ведь и ребенком был когда-то

Каникулярным летом позабытым

Не знал ни малой ни беды-заботы

А ведь кругом ходил злодей зубатый

А я был мальчик, и меня любили

Как говорил поэт Владислав Ходасевич:

Любила мама и водила в гости

Где мальчика того родные кости!

В каком музее! кто с ним ходит в гости

Смотреть на тоненькие птические кости

Какие ходят пожилые гости

В музей, где рядышком другие кости

К которым ходят, но другие гости

Смотреть на те, а заодно — и эти кости

Которых кости еще ходят в гости

А вот еще привиделась картина:

Сидел на почве неогромный человек

На землю крылья положив ладонью кверху

И приподнял одно — одна пустая яма

Поднял другое — и другая яма

Для всех кто здесь, остался, не уехал

Не захотел, не смог иль опоздал

И полетел и сверху закричал:

Господь здесь пожелал пустое место!

Господь здесь пожелал пустое место!

Пусть мертвецы своих хоронят мертвецов

Пусть мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов

Пусть эти мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов

Эти мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов

Мертвецы своих в тиши хоронят мертвецов

Своих в тиши хоронят мертвецов

В тиши хоронят мертвецов

Хоронят мертвецов

Мерт-ве-цов

Ве-цов

Цов

11 00813 Не побоимся этих слов

Утерянных для стихотворства

Что жизнь есть бесконечный прах

Бесконечный прах

Прах

Прах безупречный

Прах безупречный если взглянуть

На дело с ветра стороны —

Кого ж ему свивать в народы

Кого ж селить среди природы

Кого сносить в последни воды

И обращать в последный прах

Кого же как не местный прах

Местный прах

Прах

Прах монотонный

Прах монотонный но пристрастный

И поделенный внутрь себя

И тем живой и ненапрасный

Не просто он носимый прах

Он сам он тоже носит прах

Другой он носит — праха прах

А наш — предмет спасенья прах

Предмет спасенья прах

Спасенья прах

Наш прах

Прах

11 00814 Был летний день в безоблачной Эстоньи

Шел лесом к морю я свободною походкой

Нехитрый строй мои приняли мысли

Да — в стороне лицом в траву лежаща

Случайно я заметил человека был он мертв

Лежал он и возможно был он мертв

Но нет, скорей, он не был мертв

Хотя, возможно, все же был он мертв

Иль нет, наверное, он не был мертв

Хотя, скорее, все же был он мертвый

А, впрочем, отчего же он был мертвый

Нет, все-таки тогда он не был мертв

А, может быть, в то время был он мертв

Или скорее…

Но нет — не получается рассказа

11 00815 Проносись, моя жизнь, проносись!

А не хочешь — так не проносись

Ляг здесь и помирай по марксистс —

ским законам о жизни, иль вдруг

Помирай по каким-нибудь друг —

им законам, где смерть — это жизнь

Они лучше, они хоть наш жи —

вот отделят от нашей души

Ее корни уж так хороши

А плоды — те не так хороши

А верней — не всегда хороши

А бывало ведь раньше душа —

Чем уж только вам не хороша

Столько благости было в душе

Хоть сиди рядом и хорошей

Или дева какая была —

До чего ж хороша да бела

Ни предмета какого белей

А теперь на виду кобелей

И табун вороных кобылей

Будет будто бы снега белей

И откуда же будет душа

При условьях таких хороша

Нет не быть уже больше душе

С ходом времени все хорошей

А тогда уходи, уносись

Куда хочешь, душа, уносись

Если хочешь — согласно марксист —

ским законам

Вирши на каждый день

1979

Предуведомительная беседа

(ОРЛОВ, МИЛИЦАНЕР И ПРИГОВ)

(сидит Орлов, выходит Милицанер)

МИЛИЦАНЕР Что читаешь, товарищ?

ОРЛОВ Да вот — последний сборник Пригова

МИЛИЦАНЕР Постой, постой, Пригов… Пригов… А! Вспомнил.

Это который такие вроде бы стихи пишет.

ОРЛОВ Почему же это, товарищ, вроде?

МИЛИЦАНЕР Ну, на таком вроде бы непоэтическом языке.

ОРЛОВ А что же это за такой поэтический язык?

МИЛИЦАНЕР Как бы вам это объяснить? Он пишет не на русском

языке, а на некой новоречи. Как если бы я, например,

пришел бы к женщине и лег бы к ней в постель

в мундире.

ОРЛОВ Да, но и во фраке к женщине тоже ведь не ляжешь.

МИЛИЦАНЕР Но это все-таки как-то поприличнее, что ли.

ОРЛОВ А на пост во фраке выйдешь?

МИЛИЦАНЕР Ну, то работа, должность, о ней разговор особый.

ОРЛОВ О всем разговор особый, да один и тот же.

(вбегает Поэт, в данный момент под фамилией Пригов)

ПРИГОВ Здравствуйте, здравствуйте, товарищи! Что читаете?

ОРЛОВ Вот, ваши стихи, Дмитрий Александрович.

ПРИГОВ Это какие же такие мои стихи?

ОРЛОВ Уж будто и не знаете, Дмитрий Александрович!

ПРИГОВ Откуда мне знать, Борис Константинович.

ОРЛОВ Ох, уж эти мне поэты, все бы им пококетничать.

Но ваши вирши читаем, Дмитрий Александрович.

МИЛИЦАНЕР Это он читает, я не читаю.

ПРИГОВ А-а-а… вирши. (Косится на милицанера).

Да это все так. А вообще-то я лирик. Блок я.

МИЛИЦАНЕР Блок?

ПРИГОВ А что?

МИЛИЦАНЕР Нет, ничего.

ОРЛОВ А на мой взгляд, замечательные вирши.

МИЛИЦАНЕР Что, правда?

ОРЛОВ Правда. Видите ли, в стихе с регулярным размером,

мысль кажется вещью случайной, то есть, всегда

ощущение какого-то фокуса.

МИЛИЦАНЕР Фокус?

ОРЛОВ Ну, да. Все думаешь, как это в нужный размер еще

что-то и разумное уложилось. А в виршах мысль

является конструктивным принципом стиха.

Почти физически ощущаешь, как предложение

со всеми оговорками и неизбежной для рефлексии

отбеганиями в сторону добегает до неизбежной на этом

нескончаемом, затягивающем и самопорождающемся

пути до рифмы. Выходит не мысль в стихе,

а стих посредством мысли.

МИЛИЦАНЕР (Пригову) И это ваши вирши?

ПРИГОВ Нет, нет, не мои. Это его. Он умный.

А я бесхитростный, я — Исаковский.

МИЛИЦАНЕР Исаковский? А он сказал, что ваши.

ПРИГОВ Ах, поэты, поэты! Все бы им пококетничать.

Они же патологически скромны. Ужас какой-то!

Ведь вот ведь как он все про эти вирши знает

и понимает. Точно его. Ах, прежде чем поэта заставишь

сознаться, столько всего утечет. Вы его, наверное,

напугали, вот он и сказал, что не его.

МИЛИЦАНЕР Нет, я его не пугал. Стихи не ругал.

ПРИГОВ Не ругали? Понятно. Понятно. Ну, тогда,

как бы вам сказать. действительно,

это в некотором роде мои стихи.

А то, что они не мои, так это я выразился фигурально.

МИЛИЦАНЕР Как это фигурально?

ПРИГОВ Ну, в том смысле, что я сейчас пишу уже другие стихи.

А эти — как бы уже и не мои. Они уже скорее чьи-то,

кто их читает, сопереживает им или ругает их, вот,

например, Орлова. А я-то тут при чем? А?

Я вас спрашиваю, товарищ Милицанер?

МИЛИЦАНЕР Как это — при чем?

ПРИГОВ А вот так. Я уже другой. Мне они уже чужие.

А кому они в данный момент близки — с тех

и спрашивайте, а кому не близки — с теми

и спрашивайте. А я сейчас пишу чистую нежную

лирику. Я уже не Ломоносов. Я сейчас поэт

без малейшей мысли в голове. Я сейчас Есенин.

МИЛИЦАНЕР Есенин?

ОРЛОВ И напрасно. На мой взгляд, вирши — это лучшее

из всего, что вы написали, Дмитрий Александрович.

И как мне кажется, это есть как раз наиболее

адекватное выражение вашей поэтической сути.

ПРИГОВ Ах, читатели, читатели! Ведь как это страшно быть

узаконенным, даже для самого себя! Хотя, нет.

Я неправ. Многие даже из этого некое начальственное

место себе соорудили. Сидят себе — прямо

благородные Герцены, а тут к ним вдруг в их

лондонскую там, или московскую здесь, квартиру

в черном пиджачке Нечаев входит и все благородное

портит. И забывают, что сами-то — такие же Нечаевы,

а никакие не Герцены.

МИЛИЦАНЕР Так вы кто же на самом деле гражданин —

Нечаев или Герцен?

ПРИГОВ Нет, нет, нет. Вот я кто. (протягивает паспорт)

МИЛИЦАНЕР (читает) До-сто-евс-кий. Это что же,

вы тот самый знаменитый писатель и есть?

ПРИГОВ Он самый.

МИЛИЦАНЕР Так, значит, вы все это и выдумали?

ПРИГОВ Выдумал.

МИЛИЦАНЕР И меня тоже?

ПРИГОВ Все, все выдумал! И тебя тоже.

МИЛИЦАНЕР И его? (указывает на Орлова)

ПРИГОВ И его! И его! Он совсем не такой. Все я выдумал.

Весь мир выдумал! И себя тоже! Себя тоже выдумал!

Никакой я не Достоевский. Пригов я! Пригов!

Слышите вы — Пригов!

11 00816 Если смысл жизни в нас самих положен

То отсюда и вывод непреложен:

Смыслов жизни столько — сколько на земле людей

А что касается наших детей

То из вышесказанного следует непреложно

Что утверждение: Дети — наше будущее! — ложно

Мы сами свое будущее всегда и везде

А чужие будущие живут сами по себе

11 00817 Всякая мало-мальская свобода

Это потом ищет выхода, а сначала она ищет входа

Сначала она на небе сидит

Вниз так строго и внимательно глядит

Когда кого подходящего заметит — сразу слетает и внутрь

входит

А потом начинает томиться и выхода себе не находит

И тяжко, тяжко тому, кто ей вместилищем служит

Выход-то уже — постарались! — завалили да и приперли

снаружи

А тот, в ком нет ни выхода ни входа

Тот говорит: Свобода — ясная вещь! А что — Свобода?

11 00818 Восточные женщины рая

Весьма беспомощны мужчин выбирая

Потому что это дело не их:

В природе их выбирают самих

А западная женщина ада

Выбирать и свободна и рада

И поскольку выбирает она сама

То терпит в мужчине и слабость и преизбыток ума

11 00819 Как страшно жить в безжалостной истории

Словно на неподвластной истине и оправданию территории

Так Борис Годунов по прошествии стольких чужих слов и дел

И сам в результате уверовал, что царевича убил и даже съел

А другие, кто действительно был замечен при жизни в этом

деле

Уверились, что святые, что только и делали, что постились

— не пили, не ели

11 00820 Канадец грозный как под Ватерлоо стоит

Но наш спокойно в шлеме и с клюшкой на него глядит

Что ему нужно в такой от Родины дали

Не отдадим ему ни пяди нашей земли

Но покроем себя славной несчетной

А коли силы неравны — погибнем все, так и не узнав

окончательного счета

11 00821 И вдруг я делаюсь на миг вечно свободен

Хотя вроде бы и не умирал и не делал даже шага в сторону

вроде

Но нету уже во мне ни великости, ни малости

Но главное, что нету, хотя есть как и прежде — в полной

мере — и даже больше,

ни капли жалости

Ни жалобы, словно у какой геометрической фигуры

(хотя у нее, фигуры, вполне возможно, что есть), а у меня — нет

И выходит — что я лишен всяческих примет

11 00822 Душа незаметна, потому что легка как дымка

А может быть она есть чистая выдумка

Может быть все, что про нее пишут — душа страдает,

душа ликует — все это ложно

Но дело не в том, что может быть или не быть, а в том,

что быть должно

А душа быть должна

Хотя может и не быть — как случаются холостяки,

в то время как у всех прочих есть жена

11 00823 С трагическим усердьем слежу я за нашим временем

И нету горшего занятия, большего бремени

Вот вижу: какие уж времена проходят

А все государство с народом, или хотя бы народ

с государством, согласия не находят

Лезут в одну дырку пихаясь и толпясь

И возникает между ними при этом вроде бы тесная связь

Но кто-то из них занимается не своим делом

Как если бы душа возжелала стать вторым телом

11 00824 Вспоминаю свое далекое, но вполне конкретное детство

Ведь было! — так куда же оно умудрилось деться?

Были дом и сад и точное детское тело

Но что-то не припоминаю ни своего детского скелета,

ни детской могилки —

куда же оно улетело

Или до сих пор все это внутри меня отдельным размером

сидит

Незабываемое, но и недоказуемое, не явное на вид

11 00825 Дом вокруг печки на четыре стороны стоит

Вокруг дома повытоптанная трава лежит

А вокруг травы — лесная прогалина, а за прогалиной — леса

За лесами — плотный воздух, потом воздух поразреженнее,

потом пустота, а за ними — небеса

А за небесами в обратной точке тьма стоит

А внизу, внутри дома, в центре — человек сидит

Он сидит и думает: вот последний мой час настает

Сейчас окружающее где-то даст слабинку: дырочка

маленькая — и тьма натечет

11 00826 Когда я размышляю о поэзии, как ей дальше быть

То понимаю, что мои современники должны меня больше,

чем Пушкина любить

Я пишу о том, что с ними происходит, или происходило,

или произойдет —

им каждый факт знаком

И говорю им это понятным нашим общим языком

А если они все-таки любят Пушкина больше чем меня,

так это потому, что я добрый и честный:

не поношу его, не посягаю на его стихи, его славу,

его честь

Да и как же я могу поносить все это, когда я тот самый

Пушкин и есть

11 00827 Будь на то моя воля

Я бы снова учредил сословья

Ну, может быть, не в тех рамках, что прежде, но учредил

бы снова

А то к чему свобода слова тому, у кого нет и одного слова

Ему этого просто не понять

Или — свобода забастовок, кому не от чего бастовать

Нет, конечно, может быть и общая свобода, но она,

как правило, с пользой

у нас не дружна

О свободе слова рассуждают в основном те, кому она

не нужна

11 00828 Что же это такое —

Прихожу домой — и нету мне дома покоя

Бегу на улицу, а если рядом лес — бегу в лес

И там покоя нет, словно гонит меня какой бес

Бегу к знакомому, приятелю, но в общем-то чужому человеку, неповинному в том

Опять нет покоя, бегу в следующий дом

Так как мы устроим на земле мир во всем мире

Когда найдется вот такой, какому нет покоя ни на улице,

ни в гостях, ни

в собственной квартире

11 00829 Как я понимаю — при плановой системе перевыполнение

плана есть вредительство

Скажем, шнурочная фабрика в пять раз перевыполнила

шнурков количество

А обувная фабрика только в два раза перевыполнила план

Куда же сверх того перевыполненные шнурки девать нам

И выходит, что это есть растрачивание народных средств

и опорачивание благородных дел

За это у нас полагается расстрел

11 00830 Да, он ужасен, но не ужаснее, чем вся остальная

история мира

Имеющая целью родить и такого вот вампира

И если мы от него отмахнемся как от случая

То что в истории поймем, кроме возрастания благополучия

Нет, Сталин — это мы даже в большой степени,

чем подозреваем

И в этом смысле он — вечно живой, как раньше и говорили,

но совсем не это подразумевая

11 00831 Говорят: нет зла, есть отсутствие добра. А разве

отсутствие добра не зло?

На этом деле, кстати, очень коммунистам не повезло

Им казалось: изничтожь частну собственность —

и все станут добряки,

А вот теперь ходят и сами потирают синяки

Нет, зло вполне реально, вроде того козла

Какое там добро! — хорошо бы просто отсутствие зла.

11 00832 Вдруг мне показалось, что на улице зима

Которая постоянно сводит с ума

Как блестящий металлический шарик на уровне глаз

Уводит от окружающего и словно завораживает нас

Так любой предмет пристального внимания или неприятия

нас уничтожает

И совлекает с нас Жизнь и Смерть обнажает

11 00833 Я видел, как падали люди с отвесной стены

По жестоким, но и не чуждым человеку законам войны

Как человек пытал человека и внутри у него

на то способность, он захотел и смог

И все это выдумал Бог

Природа до такого не додумалась бы сама

Разве что — до целесообразной обыденности

усвоившего ее ума

11 00834 Женщины особенно страдают в этом мире

И одинокие и в замужестве и даже в собственной квартире

Потому что их печальный народ

На привязанность уповает, ею только и живет

И в утверждение упования привязывать начинает

Ну, тут уж все ясно: где влезет — там и слезет,

где начинает — там и кончает

Потому что этот мир — не мир собственно, а перерыв

Не квартира собственно — а пропасть,

не связь собственно — а разрыв

11 00835 Прошиты желтоватой нитью

Осенних возвестительных дождей

Как в гобелене тьма самых немыслимых событий

Сложилась вдруг в плоскость двух-трех дней

Где слева, с краю, я не сказал еще ни слова

А справа — уже ухожу

А дальше и вовсе — пропадает нитевая основа

И я уже не изобразительный, а смытый и невидный лежу

11 00836 Товарищи! В канун великого праздника Революции

Рассмотрим возможные результаты неслучившейся

Эволюции:

Под влиянием Столыпинской реформы постепенно

развились высокоразвитая промышленность и современное сельское хозяйство, а может быть —

и нет.

Народ постепенно приучился бы к демократическому

сознанию, а может быть и нет

И стала бы наша страна постепенно снова великой

могучей и прекрасной,

а может быть и нет

В общем, примерно то же самое, но за гораздо большее

количество лет

Но зато и с меньшими людскими потерями

Правда, это человеку дорога жизнь, а время дорого истории

11 00837 Вот вижу: памятник Ленину в Ташкенте стоит

Неужели он и здесь жил? — не похоже на вид

Нет, скорее всего. А как умер — так и живет

И Дзержинский, и Маркс и прочий великий народ

Так думаю: и я может быть

Пока жив — нет сил жить сразу везде, а вот умру —

начну жить

11 00838 Внимательно и долго всматривался я в себя в зеркало

не смущаясь

И это не было неприлично, не какая там шалость

Но безутешная игра угадать свое Нечто, а Оно вместе

со мной снаружи в зеркало смотрело

Правда, временами пытаясь отбежать и хоть частицей

вселиться в это тело-не тело

И даже не картину, за которую всегда таким вот образом

забегает художник

Но исполнился я жалостью и умилением: это холодное

и бесполое тоже ведь — тварь Божья

11 00839 Ах, как меня одна японка любила

Она была прекрасна, просто чудо, да и все остальное

было мило

Как-то особенно по-японски чисто и нежно

А может быть, она была не японка, а китайка, и даже больше

— финка-норвежка

Да и вообще: жизнь есть сон! — как сказал Кальдерон

и отвез

Или как говорят в советских фильмах: на этом месте

пионер Дима проснулся

11 00840 Вопрос о хорошем вкусе — вопрос весьма мучительный

Тем более, что народ у нас чрезвычайно впечатлительный

Как часто желание отстоять и повсеместно

утвердить хороший вкус

доводит людей до ожесточения

Но если вспомнить, что культура

многовнутрисоставозависима,

как экологическая среда, окружение

То стремление отстрелять дурной вкус как волка

Весьма опасная склонность, если мыслить культуру

не на день-два, а надолго

В этом деле опаснее всего чистые и возвышенные

порывы и чувства

Я уж не говорю о тенденции вообще отстреливать

культуру и искусство

11 00841 Вот женщины танцуют между столами как при

каком-нибудь хане

или шахе, например

И все это в доме приемов правительства Узбекской ССР

Что я могу сказать: приятно, красиво и вкусно

И даже до некоторой степени не унижает искусства

А наоборот — соприкасает с земной радостью и утехой

А хочешь в облака лететь — лети! кто тебе помехой

11 00842 Москва — столица нашей Родины

Отчего же такая плохая погода по прихоти

какой-то природины

Нет, конечно, в основном — хорошая погода,

но эти нарушения —

Прямой вызов принципу стабильности

и постоянного улучшения

И дальше так жить нельзя, едри его мать

Надо менять природу, коли столицу нельзя сменять

11 00843 В жизни всегда есть место для подвига, даже когда его нет

Вот скажем совсем простой случай: поэт

Он может не писать стихотворения, а пишет

Словно каким углекислым газом во вред себе дышит

Или наоборот: когда его кто-то или что-то гонит, говорит:

пиши, рожа!

А он отвечает: идите вы все к черту, лучше

идейно и морально разложусь — подвиг тоже

11 00844 Как жаль их трехсот пятидесяти двух юных, молодых,

почти еще без усов

Лежащих с бледным еще румянцем и с капельками крови

на шее среди дремучих

московских лесов

Порубанных в сердцах неистовым и матерым Сусаниным,

впавшим в ярость патриота

И бежавшим отсюда, устрашившись содеянного,

и затонувшим среди местного болота

Жаль их, конечно, но если подумать: прожили бы еще

с десяток лишних шляхетских лет своих

Ну и что? а тут — стали соавторами знаменитого

всенародного подвига, история запомнила их

11 00845 Высокие слова Конституции

Спутывать с обыденной жизнь было бы почти проституцией

Жизнь совсем другая, хотя и не лишена своей красоты

Посему ею зачастую правят местные правила, лишенные

конституционной чистоты

Но возводить их в ранг Основного закона —

значит быть наивнее выучивших арифметику детей

Конституция как Плерома — и не действуя, любых законов

реальней и действительней,

да и в высшем смысле —

самой жизни живей

11 00846 Вчера починяя обитые ступеньки крыльца

Обнаружил я две кошачьи мумии с сохранившимися

присохшими улыбками своего лица

Были они потустороннего (когда-то, видимо, пушистые,

милые) страшного и плоского вида

Эти, сгубленные какой-то трагедией, или просто случаем,

кошачьи Радамес и Аида

И подумал я: вот ты ходишь, любуешься, берешь

и оставляешь вещи

А как истлеешь, кто тебя полюбит — разве что только

с тобою рядом истлевший

11 00847 Государство — это отец, его мы боимся и уважаем

А в дни празднеств и побед с собою отождествляем

А Родина — это, естественно, мать, ее мы любим

и даже больше — обожаем

И стыдимся, и ревнуем, и презираем, и помыкаем,

и мучаем, и желаем

И наиболее впечатлительные, как говорит Фрейд,

убивают отца и с Родиной сожительствуют и все

не удовлетворены вполне

А мы — мы простые люди, мы и с отцами разойдемся

да и женимся на стороне

11 00848 Заметил я, как тяжело народ в метро спит

1 00064 Как-то тупо и бессодержательно, хотя бывают

и молодые на вид

Может быть жизнь такая, а может глубина выше

человеческих сил

Ведь это же все на уровне могил

И даже больше — на уровне того света, а живут и свет горит

Вот только спят тяжело, хотя и живые на вид

11 00849 Известно, что можно жить со многими женщинами

и в то же время душою той единственной не изменять

Как же в этом свете измену Родине понимать

Ведь Родину мы любим не плотью, а душой

Как ту единственную, или не любим — тогда тем более

измены нет никакой

Но все это справедливо, конечно, если Родину, как у Блока,

как женщину понимать

Но нет никакого оправдания, кроме расстрела,

если она — мать

11 00850 Нет последних истин — все истины предпоследние

И в смысле истинности и в смысле порядка следования

Да и как бы человек что-то окончательное узнал

Когда и самый интеллигентный, даже балерина,

извините за выражение, носит внутри себя

в буквальном смысле, кал

11 00851 Я пил коньяк Камю и Шартрез с его тремя преследующими

друг друга вкусами

Пытаясь французскими средствами нейтрализовать

жизнь с ее глубокими укусами

И мне временно удавалось отстоять независимость

позы и лица

Но она по-советски, а в общем-то — по-международному,

заходила и кусала

с другого конца

И я подумал: коли ей дано нас зубами касаться

Отдам ей ее кусок меня и не буду считать его своим,

а как бы общим, где мы будем равноправно кусаться

11 00852 Да здравствует территория, народ, да и КПСС

Советского Союза

Слепленные в нечто такое историческими обстоятельствами

и времени узой

Да здравствует и мир во всем мире

Включающий в себя и войны, а то куда же их девать,

не делать же вид, что они противоестественны человеческой натуре

Да здравствует Я — яркий представитель

современной культуры

Предоставленный Богом для этой естественной, живучей

и смертной макулатуры

11 00853 Чтоб понять, чтоб понять

Что же это в мире происходит

Мало просто честным человеком быть

Надо еще быть и чем-то бессовестной птицы вроде

Чтоб щебетая возлететь

Пусть и умственным усильем

Над этим миром, имеющим конечным определением

все-таки смерть

И увидеть все это как бы в некоем историческом веселье

11 00854 Какой же надо достичь степени величья

Чтоб твоя зубная боль стала всенародным горем

безграничным

Но в то же время в этом опасность для обоих:

Народ будет слишком уж увлечен твоею всегдашнею болью

А ты, как бы это деликатнее выразиться — ведь не узнаешь

наперед

Вдруг с тобой не зубная боль, а что-нибудь неприличное

произойдет

11 00855 Людмила Зыкина поет

Про те свои семнадцать лет

А что ей те семнадцать лет

Тогда она и лауреатом Ленинской премии-то не была

Вот мне про те семнадцать лет

И плакать бы как про утрату

Что приобрел я за последующие двадцать лет?!

Оглядываюсь, шарю по карманам — ни премии, ни почета,

ни уважения, разве что

в годах приобретение —

да это все равно что утрата

11 00856 Вот букашка по руке мальчика ползет

Который вырастет, окончит школу в Университет пойдет

Где будет слушать лекции московского профессора

Рубинштейна

Излагающего взгляды великого Альберта Эйнштейна

В чем-то схожие с мыслями великого древнего индуса

Шанкары

Чей друг повинуясь неумолимым законам Кармы

За свои грехи в одном из будущих рождений букашкой

станет жить и вот —

По руке мальчика ползет

11 00857 Трудно жить на свете порой

Так пхнешь в сердцах кошку ногой

А рядом девочка заплачет горько

А ее мать работает в Парке культуры и отдыха имени

Горького

Где одна посетительница знала сестру генерала Брусилова

жены

Вот и выходит, что ты виновник Первой мировой войны

11 00858 Основатель Первой Конной

Семен Михайлович Буденный

Имел друга, у которого любовницы муж

Был честным человеком и к тому ж

До чрезвычайности общителен и один его знакомый

Знал бойца Третьей Конной

11 00859 Обычное дело — непогода

Но как представишь себе, что до следующей весны

два-три года

То если бы это было в моей моральной и человеческой

власти —

Отдался бы любой претендующей власти

Осмысленно отрицающей наличие погоды

Не говоря уже вообще о поголовной заселенности смертью

антигосударственной природы

11 00860 Дело было вечером

Делать-то было в общем нечего

Да и потом делать было нечего

А потом и вовсе уж делать было нечего

В смысле — ничего не поделаешь

Хотя это было с самого начала

11 00861 Полурусский смысл его понятно-нечеловеческих

устремлений

Тяжелой зрелостью отличался от всего, что делал Ленин

Даже скорее зрелостью самого проведения

Так что оба достойны пятерки за поведение

А с народом сложнее — он вроде бы круглый идиот:

Он, как все, руку тянет, а как спросят — так и не знает

о чем речь идет

11 00862 Еврей тем и интересен, что не совсем русский

А китаец тем неинтересен, что совсем не русский

А русский не то чтобы неинтересен

А просто — некая точка отсчета тех кто интересен

и неинтересен

НЕБО, ЗЕМЛЯ, ЛЕТО, ЗИМА

I

11 00863 Небо-то оно — небо

Да сколько до него лететь

Не менее, чем треть

Совокупной жизни всего человечества, едри его мать

Земля-то она — земля

Зато рядом, тем более, смерть

Тем более, что треть

Человечества уже и померло, едри его мать

II

11 00864 Лето-то оно — лето

Да столько его ждать

Что можно и помереть

Ждя это, как соловей лето, едри его мать

Зима-то она — зима

Зато рядом и не надо ждать

Можно даже не помирать

Ждя лето, как соловей это, едри его мать

ИНТЕЛЛИГЕНТ Что живет, живет, а потом умирает?

РАБОЧИЙ Человек

ИНТЕЛЛИГЕНТ Нет — Правда! Загадка вторая: Что бесплатно на этом свете?

РАБОЧИЙ Образование

ИНТЕЛЛИГЕНТ Нет — Правда! Вопрос третий: Что не поймаешь и не положишь на плаху?

РАБОЧИЙ Любовь!

ИНТЕЛЛИГЕНТ Нет — Правда! Я победил!

РАБОЧИЙ А пошел ты на хуй!

20 доказательств

1982

Предуведомление

Если пределом поэзии считать молчание, то, по мере удаления от него, можно различить следующие ближайшие уровни: называние (номинация), утверждение (постулирование), доказательство. Именно на этом уровне проявляются такие речевые возможности поэтического языка как вариативность и комбинаторика.

Онтологическое доказательство

11 00865 Когда бы этому не быть

Так отчего же оно есть

А коль оно в итоге есть

Так отчего же ему быть

Научное доказательство

11 00866 Когда бы этому не быть

Так отчего же ему быть

А коль оно в итоге есть

Так отчего ж ему не быть

Доказательство от обратного

11 00867 Коли это скажем есть

Так ведь может и не быть

А коли может не быть

Так оно напротив есть

Доказательство верой

11 00868 Коли этому не быть

Значит этому не быть

Значит так тому и быть

Значит так оно и есть

Парадоксальное доказательство

11 00869 Когда бы этому не быть

Не быть поскольку оно есть

Поскольку есть чтобы не быть

Не быть ему, чтоб быть как есть

Наивное доказательство

11 00870 Как же этому не быть

Когда вот же оно есть

Это же не может быть

Это же неправда есть

Фаталистическое доказательство

11 00871 Коли этому не быть

Так что пользы коли есть

Потому что в смысле есть

Вовсе ведь не значит быть

Художественное доказательство

11 00872 Когда бы этому не быть

Прекрасно что оно вот есть

Поскольку же такое есть

Прекрасно что ему не быть

Психологическое доказательство

11 00873 Коли этому не быть

Так ведь как же мне-то быть

Потому что коль я есть

И оно в итоге есть

Логическое доказательство

11 00874 Когда бы этому не быть

Так что ж оно такое есть

И как же это может быть

Чтобы не быть а все же есть

Прагматическое доказательство

11 00875 Коли этому не быть

Хоть оно обычно есть

Что же тогда будем есть

Что же тогда будем быть

Абсурдное доказательство

11 00876 Когда бы этому не быть

Чтобы не быть когда бы есть

Когда бы и не есть — не быть

Когда бы и не есть — не есть

Прямое доказательство

11 00877 Когда бы этому не быть

Тогда бы этому не быть

Когда же оно все-тки есть

Тогда же оно все-тки есть

Антинаучное доказательство

11 00878 Коли этому не быть

В том что уже явно есть

Значит что-то должно быть

Вместо того что не есть

Недоказательство

11 00879 Кабы этому не быть

Да кабы этому не быть

Кабы все что ни на есть

Кабы стало бы что есть

Легкомысленное доказательство

11 00880 Коли этому не быть

Так и этому не быть

Так быть может это есть

Или что другое есть

Глубокомысленное доказательство

11 00881 Когда бы этому не быть

Оно возможно так и есть

Должна на то причина быть

Которая не следствье есть

Оптимистическое доказательство

11 00882 Коли этому не быть

Коли так оно и есть —

Надо же такому быть

В этом все же что-то есть

Житейское доказательство

11 00883 Коли это скажем есть

Так чего ж ему не быть

Ну а коль ему не быть

Значит так оно и есть

Хвостатые стихи

1984

Предуведомление

Как сразу бросается в глаза, к нормальному стиховому организму снизу приделано некое развевающееся, разматывающееся, распыляющееся окончание неизвестного предназначения. Именно поэтому стихи названы хвостатыми. Но все, конечно, зависит от точки зрения — откуда посмотреть. Если посмотреть снизу, так и стихи можно назвать рогатыми. Пока я еще предпочитаю смотреть сверху.

11 00884 До восьмьдесят восьмого года

8035^[11] Давай же, Рейган, жить любя друг друга

И будет тихая прекрасная погода

И ласточки будут летать любя друг друга

И звери будут ластиться любя друг друга

И люди будут ссориться любя друг друга

Ракеты будут рушиться любя друг друга

И земли будут рушиться любя друг друга

И мир будет рушиться любя друг друга

И все вокруг вскипит, вскипится, взроется, взовьется, обрушится, пыль мелкую поднимая, взвивая вверх, взбрасывая, засевая уголки отдаленные, все обнимая, выравнивая, отъединяя, утешая, умиряя, смиряясь, обнявшись и от мелочей мелких отрешившись, принимая, лаская, неземной любовью любя друг друга.

11 00885 Без видимых на то причин

8037 Что-то ослаб к Милицанеру

И соприродному размеру

Ему подобных величин

Через прозрачного меня

Уходит жизнь из этой сферы

Иные, страшные размеры

Ночами ломятся в меня

Но я их пока не допускаю

На мой конкретный облик примериться на время, необременительное для них по причине их вечности, ласково отставляя.

11 00886 Выхожу я на улицу Волгина

8038 Вижу: бродит ужасный злодей

Посреди неразличных людей

От меня же он не укроется

Подхожу к нему как полагается:

Я узнал тебя, страшный злодей!

Он кричит и как червь извивается:

Что ты делаешь между людей

Проклятый?! — и скрывается

Лающий

Воющий

Взвывающий голосом протяжным, мучительным, неисчезающим, тянущимся от самой Сибири, нитью кровавой по дну Оби и Енисея проскальзывающий, шнуром толстым через Уральский хребет переползающий, переваливающий, под Волгу ныряющий, Москву по кольцевой дороге охватывающий, в центр ее влетающий, ввергающийся, свивающийся, вскидывающийся фонтанами черной земли и асфальта, камня полированного, золота обрамляющего,

и на небо обратным фонтаном крутящимся уходящий.

11 00887 Ведь вот ведь — малое дитя

8108 А вырастет простою бабой

И будет думать все: куда бы

Девать себя, а то когда бы

Была бы малое дитя —

Все плакала бы безутешно

До наших дней — и всякий грешный

Устыдился бы

Сокрушился бы сердцем тонким, морщинистым, прослезился бы, голову бы свою твердую пеплом усыпал бы и снова, снова слезами залился бы.

11 00888 Две юные совсем девицы

8120 В кафе-мороженом сидят

Напротив их сидит поэт

И смотрит нежные их лица

Потом он им и говорит:

О, юные!

Нежные!

Невообразимые!

Поражающие душу щемящим чувством видимого

с высоты моего сокрушительного возраста, лет убегающих, срока приближающегося, уже выглядывающего из-за вашего нежно-холодеющего плечика, в мои глаза пристально через ваши головы вглядывающегося, но еще сохраняющего видимость молодости ваших лет, чтобы ловко увертываться при грациозном повороте головок ваших маленьких и чистых, для быстрого взглядывания за спину существа в чем-то вам самим подобного, но уже стянувшего черты лица своего, то есть и вашего тоже — милые! худенькие мои! — стальной сетью необратимости, невозвратимости, неотвратимости, невозвратности в это тихое предвечернее кафе, мягким холодком детского мороженного овеянного, невозвратимости взгляда поэта меланхолического лелеющего, знающего и наполняющего все окружение и ваши чистые бескачественные личики, мордочки лисьи, спинки лягушачьи, ручки беличьи сиянием смиренного, неподвластного еще ему в свободном, своевольном пользовании, но лишь эпизодически, набегами тайными, случайным взблескиванием чернеющих глаз фосфорических, поворотами нежного тела юности взвращающейся, беспредельного и неоднонаправленного Эроса.

11 00889 Первая конная, пан и барон

8124 Шли друг на друга от разных сторон

Шли они шли и в итоге пришли

В общем-то в землю в итоге ушли

И тополя шелестят с подоконника:

Нет на земле твоего первоконника

И пана нет, и барона нет, и царя нет, и героя нет, и первого

в стране дезертира нет, и ассенизатора революции нет, а чего нет — того уж нет, извините.

11 00890 Мы были молоды с тобой

8128 Как Киевская Русь прекрасны

А там пришел Иван Ужасный

А после первый и второй

Пришли большие Александры

А следом первый и второй

Пришли за ними Николаи

А там и разные Кассандры

И вместе с ними Далай-ламы

А там и наша смерть стоит

Какое имя предстоит

Ей дать —

И не знаю даже

Какое дадим —

Под таким и будет значиться в неописуемых пределах наших, в порывах бурного нетерпения перехлестывая границы исторические, обретая неведомые нам оттенки и придыхания, гримасы и благоволения в сердцах нам неведомых, утверждаясь волею своей, и нас тем самым в сердцах оных, нам неведомых ни по виду, ни по жару, ни по предназначению, измененными, но и неизменными, вечными, помимо своей воли и воли тех, принимающих — утверждая.

11 00891 Жил я тихо поживался

8131 В кулинарию ходил

И по мере слабых сил

Очень многим убивался

Но под вечер восходил

На седьмой этаж свой Грозный

Все что вместе — стало розно

Все что розно — во един

Некий

Сплелось

Под взглядом моим в дали голубой мной

прозревающим прозреваемой.

Песни стихи и стихоидные потоки

1985

Предуведомление

Устали мы писать стихи. Ах, устали. Все вместе, да и я, в отдельности, тоже. Стискиваем мы себя, стискиваем, усилием некой внешней мускулистой волевой руки тащим мы себя к источникам былых благоухающих вдохновений и терпим, терпим. Это ж известно, это ж всем известно, что перетерпев, бывает легче, легкость неземная бывает даже, как говорится, второе дыхание, как известно. Дотерпеть бы, а пока — страх, ужас, смятенье, разор, выклики дикие, несуразица всяческая, пока и не стихи даже, а мужество, одно мужество, исключительно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

11

Указана авторская нумерация