Саппалит

Дмитрий Прохоров, 2021

Через десятки лет после глобальной катастрофы люди по-прежнему вынуждены скитаться по планете в поисках дома. Они ищут Саппалит – скрытый город, где каждый сможет найти кров и спокойную жизнь. Но сможет ли Саппалит действительно спасти от беды, и какие тайны хранят его обитатели? Героям предстоит не только окунуться в мир, управляемый людьми в золотых накидках, но и узнать истинные причины катастрофы.

Часть 2. Пленник

1

Наш пост находился на западной вершине. Сколько я ни пытался заметить его снизу, так ничего и не вышло. Он будто бы скрывался за невидимой, зеркальной стеной. Две утепленные палатки, в каждой по небольшой печке, фонарю, чтобы подать сигнал об опасности, спальные мешки да одеяла — ничего лишнего. И, конечно же, еда, которой я до сих пор не мог насытиться, сколько бы ни съел. Для предупреждения об опасности в светлое время, имелась куча хвойных веток и стволов, подожги которые, и воздух наполнится густым плотным дымом.

Дежурило четверо. Двое смотрели в бинокли, двое спали или занимались своими делами. Чаще всего болтали с остальными. Я рисовал или читал книги, пока позволяло солнце. Ночью включать фонари разрешалось только для подачи сигнала.

Менялись каждые три часа. Заступали на пост с восходом солнца. С ним же возвращались обратно. Доставляли нас на лошадях, высаживали у поста. Что бы ни произошло, мы знали: ждать лошадей раньше рассвета следующего дня бесполезно. Таковы требования безопасности. Если что случится, у нас всегда есть фонари и костер.

Попасть на вершину можно лишь одним путем: по спущенной сверху веревке. Взобраться по ней — хорошая тренировка. Как на вершину попали изначально, когда веревки еще не было, я не знал. Не знал и никто другой. Или не хотели говорить. Я удивился, когда меня первым делом поставили на пост. Похоже, я чего-то да стою.

Единственная опасность на вершине — сорваться с веревки. Гранчи говорит, такое уже случалось в его смену. Причем не с каким-нибудь новеньким, а с долгожителем.

— Невнимательность, вот и все. Излишняя самоуверенность. Когда сотню раз проделаешь одно и то же, ошибиться легче, чем кажется. Так и он, не до конца застегнул карабин. Ближе к земле карабин защелкнулся, но к тому моменту в его голове уже появилась хорошая такая дыра от ударов о скалы.

Гранчи любил эту историю. Как и другие. Кто знает, может, жизнь дана ему для сбора таких вот курьезов. Мы с ним быстро сошлись. Ему нравилось, что я слушал его истории, а мне нужна была чья-то поддержка. К тому же он с удовольствием отвечал на мои вопросы о Саппалите. Мы жили в одной комнате, и частенько я слышал, как он разговаривает сам с собой, рассказывает истории или обсуждает что-то вслух. Молчание и тишина были его проклятьем.

— Цикл заканчивается, — сказал Гранчи, указывая на луну, от которой остался серебристый серп. — Ты опять ковыряешься в подошве? Откуда ты вообще берешь эти камни? Еще и не видно ни черта!

Цикл заканчивался. А, значит, заканчивался мой первый этап постового. Не самый сложный, как мне кажется.

— Куда меня отправят теперь? — спросил я, откладывая нож. Поднес глаза к биноклю, выдававшему зеленую картинку — ночное видение.

— Если ты не был на медицинском этапе, скорее всего, туда. Тебе, кстати, полезно будет, — он перевел взгляд на мои ботинки, покачал головой. — Если конечно у Прокси нет на тебя иных планов. Поговаривают, ты приглянулся Прокси Секерхету.

Меня передернуло.

— Кто поговаривает? И как об этом узнали?

— Почувствовали, как же еще, — Гранчи засмеялся, прикрывая рот рукой. Обычно он смеялся звучно, не в меру громко, словно пытался привлечь к себе внимание. Хотя, внимания ему и так хватало. Сейчас же он старался не выдать себя.

Гранчи был крупным мужчиной, обаятельным и веселым, с густой, но короткой рыжей бородой, которую он любил чесать, вытягивая шею. Небольшое брюшко только прибавляло ему уютного очарования. Я видел, как на него посматривали девушки. Тем не менее, большую часть времени мы проводили вместе, и он ни разу не просил меня пошататься где-нибудь час-другой. Разве что он сам наведывался к девушкам в гости.

— И я тебе так скажу: попасть под крылышко к Прокси Секерхету — очень неплохой вариант. Он строг, суров, но и хитрости от него ждать не приходится.

Здесь Гранчи был как никогда прав. Устрашающая маска медведя Прокси Секерхета, его мощные плечи и глубокий голос, больше похожий на рык, внушали в меня первобытный ужас. Когда я увидел его впервые, то заорал, как ненормальный. Несмотря на характерную для Прокси закрытость, он в самом деле производил впечатление бесхитростного человека. Прокси Секерхет занимался вопросами безопасности.

— К тому же, от него не далек путь до Прокси Прамука, — Гранчи посмотрел мне в лицо, нахмурился. — Который в маске ястреба, — уточнил он, но я и без того понял. — Они привязаны к вылазкам. Даже не знаю, что может быть интересней вылазок! Эти пустынные города, вещи, применение которым уже не найти. Это похоже на… как же оно называется? Роддер, подскажи.

— Археологию? — уточнил я. Энтузиазма Гранчи я не поддержал. Мысли о заброшенных городах, где некогда кипела жизнь, вгоняли меня в исступление, угнетали серыми картинами грязных неухоженных домов, пыльных стекол, проржавевших кусков металла на колесах.

— Точно! Точно! Только не в земле копаться да косточки искать, а блуждать по городам. Это тебе не на горе сидеть да в бинокль пулиться. И не за коровами дерьмо убирать. Тем более, ты умный.

Я скривил лицо.

— Не отрицай. По тебе видно.

Я лишь развел руками. Гранчи замолчал. Хотел о чем-то спросить, но не решался. Что-то ребяческое пробивалось сквозь его массивную оболочку.

— Ты же недавно здесь, — сказал он, ковыряясь под ногтями. Встревоженный, он силился побороть желание задать неудобный вопрос. — Еще помнишь ту жизнь?

Та жизнь — это жизнь до Саппалита. Говорят, чем дольше здесь живешь, тем скорее забываешь то, что было до. Воспоминания выветриваются, а ты не замечаешь, как позади, с листа памяти, пропадает все больше деталей. Не успеваешь оглянуться, как лист полностью чистый, будто новый.

Что помнил я? Помнил борьбу, нужду. Помнил тяжелый груз, недовольство. Несчастье. И помнил, как грезил попасть в Саппалит. Никаких фактов, событий. Людей. Прокси Митори на проповедях говорит, это нормально. Нормально и прекрасно, что тяжелые неприятные воспоминания уходят. Так и должно быть. В какой бы ситуации мы не оказались, всегда нужно надеяться на лучшее. Попадая в Саппалит человек начинает исцеляться, очищаться.

— Помню: было плохо, — сказал я. — Ничего конкретного.

— Ясно.

Даже в темноте я разглядел разочарование на лице Гранчи. Похоже, он ждал другого ответа.

— А мне иногда хочется вспомнить прошлую жизнь. Не люблю, когда что-то упущено. Даже если там были одни страдания, все равно бы лучше их знать. Все же это часть меня. Мой путь.

— Прокси Митори говорит…

— Да знаю я, что он говорит. Свет — единственное нормальное состояние человека. Но меня это не успокаивает.

— Может, тебе стоит показаться Прокси Арсту?

Гранчи поджал губы, отвернул голову.

— Не знаю. Как бы не вышло чего дурного.

— Дурного?

— Да. Вдруг, я не излечим? Могут и изгнать.

— Тогда ты сможешь освежить в памяти жизнь до Саппалита, — я неловко улыбнулся.

Глаза Гранчи превратились в узкие щелочки.

— Ах ты засранец!

И он навалился на меня всем телом. Пытался поймать мою голову, чтобы ворошить волосы кулаком. Я вертелся ужом, кряхтел. Мы оба смеялись, держа в голове цену каждого лишнего громкого звука.

Успокоились лишь когда за спиной зажужжала молния.

— Опять вы устроили свои игрища.

Из палатки показалась лысеющая голова Гадулы.

— Разбудили тебя? — спросил, усаживаясь, Гранчи.

Гадула махнул рукой, выбрался наружу. Сел рядом с нами. Я посмотрел на часы: до конца нашей смены оставалось еще двадцать минут. Сейчас темнело рано, а светало поздно. Еще и этот холод. Но я видел, что совсем рядом с нами лежал снег, который до Саппалита никогда не доберется.

— Сон не идет, — сказал Гадула. — Сначала, вроде, накрыло. Поворочался немного, да толку никакого. Дурацкое состояние. Вроде провалился, а потом резко очнулся. И трясет.

— Все у тебя не как у людей, — сказал Гранчи. — Я вот собираюсь к Прокси Арсту. Думаю провериться. Поддерживаешь?

— Нет, — Гадула погонял слюну по рту и сплюнул. — Наверное, ваш бубнеж меня разбудил. Обсуждаете произошедшее?

Гранчи оживился.

— У меня даже из головы вылетело! Да, это событие, так событие!

Я один оставался в неведении. Переводил взгляд с одного постового на другого. Они отвечали мне недоуменными лицами, будто я съел при них живую крысу прямо за столом, ломившемся от еды.

— Ты вообще на доску посланий не смотришь? — осуждение и удивление в голосе Гранчи.

— До конца цикла еще три дня, — растерялся я.

— И что?

Я чувствовал себя неловко. В то же время возникла легкая агрессия, словно на меня нападали.

— Отстань от бедняги, — вступился Гадула. Он был старшим из нас, и как бы не любил ворчать, мог собраться, взять ситуацию в свои руки. — А ты будь внимателен. Даже если покидаешь город, не поленись изучить доску посланий.

— Так в чем дело? — я спешил избавиться от наставлений.

— Кто-то на всю доску написал «Дива — лжец!» Прямо краской. Прямо поперек. Поверх листов и прочего. На все стекло!

Я не знал, как реагировать на эту информацию. Молча развел руками — так само получилось.

— Ох, мне теперь еще больше захотелось вернуться в Саппалит. Такое событие, а мы торчим здесь под ветрами, высматриваем непонятно что.

Я глядел на него и не мог понять, куда подевался человек, который минуту назад с едва уловимой тоской говорил о чем-то личном, спрятанном в глубине души.

— Это наша работа, — голос Гадулы сделался сухим и походил на шелест листвы.

— Да я же теперь спать не смогу! Ох, и зачем ты напомнил, старик?

— Если у меня меньше волос, так это еще не значит, что я — старик, — ответил Гадула, но чувствовалось: слова Гранчи зацепили его.

— Ты не из обидчивых, я знаю. Как думаешь: кто это мог сделать?

— Черт его знает. Либо идиот, либо новенький. Раньше такого не было.

Оба они, как по команде, посмотрели на меня. Я старался сохранить спокойствие, хотя так и не понял, почему занервничал.

— Напрягся, — сказал Гранчи, кивая на меня. — Еще и вид делает, будто ничего не знает.

В ночной тишине я услышал стук собственного сердца.

— Говорю, отстань от бедняги. Видно же, что он ни причем. Ставлю на старого, которому все осточертело.

— Да я шучу, защитничек, — Гранчи похлопал Гадулу по плечу. Тот невольно сощурился. — Роддер, буди этого соню. Наша очередь отлеживать бока. Хотя, какой там. Полжизни бы отдал, чтобы остаться сегодня в городе.

* * *

Запахи в столовой сводили с ума. Гранчи говорит, к нормальной пище привыкнешь не сразу. Ему потребовалось три цикла, чтобы начать наслаждаться едой. Как будто рецепторы от всякой дряни настолько притупились, что не могли раскрыть истинного вкуса. Но в один из дней, когда, по привычке, уминая свою порцию, словно участвуя в соревнованиях по поеданию на скорость, Гранчи вдруг ощутил разливающееся наслаждение, а вместе с ним и стекающую в уголке рта слюну.

Страшно подумать, чем он питался до этого.

Моя адаптация, по-видимому, проходила куда быстрее, потому что я ел с удовольствием, иногда закрывал глаза, пытаясь усилить ощущения. И почти никогда не разговаривал, в отличии от того же Гранчи.

В такую рань в столовой находились только постовые, точно такие же, как и мы смотрители, доставленные с рассветом с рубежей. Я здоровался с ними, но ничего не узнавал. Стеснялся спросить, как прошел караул, не видели ли они чего необычного, других людей. Не произошло ли каких происшествий. Сами постовые тоже не охотно вызнавали от меня новости. Для этого имелись Гранчи и Гадула. Всю информацию я получал от Гранчи. Он стал моим проводником в мире Саппалита.

Перед нами поставили тарелки с тушеными овощами и порубленным мясом. Чуть позже принесли кашу и разлили по стаканам чай.

— Я кое-что узнал.

Гранчи, дождавшись, пока нас покинет столовский работник, склонился над тарелкой. Говорил почти шепотом, так, чтобы слышал только я. Больше за нашим столом никого не было. Гадула и четвертый парень с караула, с которым я почти не пересекался, сразу отправились спать. Они никогда не завтракали. Говорили, плохо себя чувствуют, если уснут на полный желудок.

— Вчера была большая шумиха.

Гранчи всматривался в меня, пытался прочесть, понимаю ли, о чем идет речь.

— Так, — ответил я, и он сразу повеселел.

— Весь город стоял на ушах. Народ только и делал, что обсуждал эту надпись. А мы были на посту.

От досады Гранчи хлопнул кулаком в ладонь. Сидевшие за соседними столами обернулись в нашу сторону.

— Как повели себя Прокси? — спросил я с набитым ртом.

— Говорят, проторчали у доски чуть ли не час. Что-то записывали, срисовывали.

— Надпись так и осталась? Ее не стерли?

Гранчи всыпал в себя остатки овощей и мяса. Его щеки стали похожи на два шарика размером с детские кулачки. Он поднял вверх ложку, призывая меня дождаться ответа, пододвинул тарелку с кашей. Я едва осилил половину порции мяса.

— А ты думаешь, почему я ем быстрее обычного? И тебе бы неплохо поторопиться.

Есть в таком темпе я не мог. Гранчи был крупнее меня раза в полтора, а то и два. Единственное, что пришло на ум, — отдать ему свою порцию каши. Он не смог отказаться, а я выиграл время.

— Ты говоришь, они что-то записывали?

— Целый час писали.

— А сколько их было?

— Да откуда же я знаю? Передаю, что услышал сам.

— Ладно, не кипятись.

Я приступил к чаю.

— Не удивлюсь, если в ближайшее время нас заставят много писать от руки, — сказал я.

— Это еще зачем? — спросил Гранчи, полоща рот чаем. Его вдруг осенило. — Почерк? — глаза Гранчи забегали по сторонам.

— Почему бы и нет? — я пожал плечами.

— Скоро узнаем. Скоро мы все узнаем.

Гранчи хлопнул стаканом по столу.

— Долго тебе еще?

Я осушил стакан.

— Отлично. Можем идти. Жаль, смена Эльзы подходит к концу. Готовит она что надо. Вдруг после нее попадется какая-нибудь неумеха? И что тогда? Голодать?

Гранчи помахал светловолосой поварихе, которая, не в силах скрыть смущения, отвернулась. Похоже, между ними что-то было. Похоже, я нашел информатора Гранчи.

* * *

— Какой идиот мог совершить такое?!

Ночью я уже слышал нечто подобное.

Мы стояли у доски посланий.

Саппалит постепенно оживал. Наверняка Дива совершил утреннюю медитацию, теперь начинавшуюся еще в темноте, на своем холме. Появились первые жители — любители утренних прогулок. Некоторые смотрели на нас, некоторые заглядывали на доску — не появилось ли чего нового. Гранчи продолжал выплескиваться, иногда переходил на совсем неприличные словечки, смысл которых я не всегда понимал, но догадывался о содержании. Казалось, он всей душой болел за Саппалит, Прокси и Диву. А я смотрел на надпись, не ощущая никакого прилива эмоций.

Я не сильно разбирался в почерках, углах наклона букв, палочках и крючках. Но даже мне было понятно, что надпись — дело рук того, кто совсем плохо владеет письмом. Вернее, не владеет полностью. Как будто ему пришлось перерисовывать чужеродные буквы с заранее принесенного листа.

Буквы нанесли желтой краской, но не густой и плотной, какую мне доводилось видеть раньше, в железных ржавых банках с едким, но чем-то приятным запахом. Эта краска выглядела легкой, прозрачной, а слой ее был меньше волоса толщиной.

Я послюнявил палец, поднес к стеклу. Надпись «Дива — лжец!» закрывала почти все листы информации, выведенные аккуратным почерком кого-то из Прокси.

— Бесполезно, — сказал Гранчи. — Если бы все было так просто, от надписи уже бы избавились.

Все же, я попробовал надпись на прочность. Поскоблил ногтем. Без толку.

— Я же говорил, — в голосе Гранчи отсутствовала привычная искра. Горячность и запал исчезли, правота собственных суждений не принесла ему удовлетворения. — Здесь нужен растворитель. И то не факт, что поможет.

— Странная краска, — сказал я.

— Похоже на баллончик. На краску из баллончика.

— Думаешь?

— Это не обычная краска. Значит, из баллончика. Другую я не знаю. За стекло вот обидно.

— Почему?

— Я его притащил. В мою первую и единственную вылазку. Нашел у здоровенного дома. Эта доска и раньше использовалась для посланий. Правда листы в ней были другие — гладкие, с ровными буквами. Человек так не нарисует. Раньше машины рисовали за людей.

Гранчи выглядел расстроенным. И что-то подсказывало: дело вовсе не в доске. Мне захотелось подбодрить его.

— Уверен, надпись сотрут, когда найдут виновника.

Мои слова не произвели на него впечатления. Он и не услышал их. Был погружен в себя.

— Думаю, там, где ты нашел доску, есть еще. Можно же заменить стекло, правильно?

Гранчи смотрел немигающим взглядом.

— Раньше Прокси относились ко мне иначе. Видели во мне потенциал.

Его звучный выдох был похож на шепот волн у берега. Не помню, чтобы слышал его ранее, но мысль пришла именно такая.

— Пойдем. Я хочу спать, — сказал он, развернулся и, не дожидаясь, направился к корпусу.

* * *

Гранчи лежал лицом к стене прямо в одежде.

Всю дорогу он шел впереди, как если бы боялся быть настигнутым. Поглядывал назад, и, если я отставал, сбрасывал скорость. Может, опасался, что я могу потеряться, хотя я знал город достаточно хорошо. В крайнем случае, я бы вышел к корпусу, идя навстречу проснувшимся, но еще помятым жителям. Потеряться в Саппалите не сможет даже трехлетний ребенок.

Я слышал тихие всхлипывания Гранчи. Его крупный торс подергивался, кровать вторила поскрипываниями. Я молчал. Не хотел его трогать. Не хотел бы, чтобы кто-то трогал меня, будь я в таком состоянии. Утешать его я постеснялся.

Наверное, это ужасно, когда Прокси перестают в тебя верить. Пока я не понимал этого. Куда важнее сейчас было освоиться, изучить порядки Саппалита, его жизнь. Я не нуждался в вере Прокси. Все, чего мне хотелось — прийти в себя. Тягучее ощущение, словно что-то не так, не оставляло.

Я поднялся, подошел к столу. Делал вид, будто не замечаю всхлипываний Гранчи. Всхлипываний крупного и обычно веселого мужчины. Вероятно, он хотел бы остаться один, но я подумал: вдруг ему захочется поговорить, рассказать мне очередную историю, чтобы отвлечься. Поделиться мыслями и чувствами.

На столе лежало несколько книг, почти все мои, почти все из «классики», как называл их наш библиотекарь — Мистер. Вообще-то, его звали Кустодеан, но он просил, чтобы его звали мистер Кустодеан. В итоге осталось просто Мистер. Думаю, он не расстроился от такого обращения.

Я — один из немногих, кто брал по несколько книг. Мистер отнесся с пониманием, сказал, что тоже не может читать одну книгу за раз. Я ощущал тягу к чтению, но пока не мог сконцентрироваться хотя бы на одной из книг, свыкался с правилами и порядками. Больше рисовал.

Набралась солидная стопка рисунков. Я все чаще делил лист на несколько частей в попытках уместить больше изображений. Иногда комбинировал: сначала рисовал лицо, если мужское — суровое лицо викинга, если женское — лицо амазонки с мягкими чертами и рыжими волосами, хотя карандаш выдавал их неизменно серыми; на заднем фоне или уходящий в горизонт океан, или ломаные хребты гор, или увядающие города. Гранчи говорил, что помимо викингов и амазонок есть другие племена и народы. Я знал, но рисовать мне хотелось именно их.

Я делил бумагу на части, потому что стыдился спрашивать чистые листы. Саппалит — возможно, последнее богатство на планете, но и его запасы не безграничны. Тем более, когда ресурсы идут на развлечение. Бумагу я, как правило, брал в библиотеке у Мистера. Он был рад моему появлению в Саппалите.

Гранчи успокоился. Лежал неподвижно, тихо сопел. Я накрыл его скомканным в ногах одеялом. Хотел стянуть обувь, но побоялся разбудить. Сейчас ему нужно немного забыться.

Как он сказал? «Видели во мне потенциал»? Говоря иначе, видели возможности для развития. Может, это необходимое качество для попадания в Саппалит? Как если бы здесь были не нужны простые люди. И если меня сюда взяли, значит и во мне есть потенциал. Как его могут видеть другие, если я сам ничего такого не вижу?

Я задумался, в каком направлении мог бы расти. Что бы получалось у меня лучше, чем у других? Было бы легче, помни я ту, прошлую жизнь. Я стал понимать, что имел в виду Гранчи. Отсутствие четких воспоминаний делало меня пустым. Я совершенно не знал себя, на что способен, что люблю, а что презираю. Я стал понимать Гранчи, как стал понимать необходимость учиться жизни заново.

Одно не шло из головы: почему воспоминания пропадают, стоит тебе попасть в Саппалит? Вероятно, в этом есть смысл. Но что такого в этом месте, заставляющем тебя забыть прошлую жизнь? Как и почему это происходит?

Кажется, у меня скопилось множество вопросов для Прокси Арста. И я надеялся, что следующий этап пройдет именно в его владениях.

2

Прокси Арст поднялся, стоило мне появиться в кабинете. Поднялся и замер.

Он был совсем небольшим, наверное, меньше некоторых женщин. Возможно, он и был женщиной, хотя принято считать Прокси мужчинами. Как и у остальных Прокси, золотая накидка с капюшоном, маска, черные носы ботинок и темные перчатки составляли все его видимое одеяние. Из-под маски змеи доносилось размеренное дыхание, похожее на шипение.

Взгляд Прокси Арста скользил по мне, изучал. Я чувствовал, как он проходится по каждому участку тела, задерживается на животе, горле, лбу и даже гениталиях. Иногда он словно заглядывал внутрь меня, под кожу, под мышцы, будто выворачивал наизнанку. Пытался отыскать что-то, о чем я и сам не подозревал.

Стало не по себе. Я уже испытывал нечто подобное, когда встречался с Прокси Секерхетом. Тогда я списал свое состояние на размеры Прокси и его рычащий голос — слишком устрашающим он казался. Возможно, его маска медведя была сделана из морды настоящего зверя, которого он победил.

Прокси Арст продолжал изучение. Кажется, он начал что-то делать со мной. Я ощутил тяжесть, конечности зажили собственной жизнью: правое бедро непрерывно сокращалось, плечи подергивались, а пальцы заходили ходуном. И в то же время, каким-то неуловимым чувством я ощутил напряжение в Прокси Арсте.

Наконец он ожил, закивал и указал на стул напротив стола. Мне стало легче. Я обратил внимание на его перчатку, излишне крупную. Мизинец по толщине не уступал большому пальцу.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Меня передернуло. Неприятные интонации нагоняли необъяснимый, нет, не ужас, но что-то близкое по своей сути, мерзкое; заставляли насторожиться.

— Роддер, — ответил я сорвавшимся голосом. Сразу откашлялся.

Прокси Арст сел за стол, выдвинул ящик и, не глядя, достал первую попавшуюся папку. На лицевой стороне я успел разглядеть собственное имя и какие-то цифры. Он открыл папку, перебирал листы легкими движениями. Я думал, показалось, но нет: листы и в самом деле прилипали к кончикам пальцев перчаток, после также легко соскальзывали обратно.

Все это время Прокси Арст сидел в одной позе: ровно, как если бы вместо позвоночника у него был стальной прут. Маска змеи находилась в одном положении с моим лицом. Уверен, он смотрел на меня, а не на прилипавшие к пальцам листы. Глаз его я так и не увидел.

— Этот этап — крайне важен, — зашелестел он. — Важен как для тебя, так и для остальных. Но, в первую очередь, для тебя.

Он замолчал. Теперь я ясно чувствовал его взгляд, такой пронзительный, такой безжалостный. А ему, похоже требовалось подтверждение, что я понял. Я кивнул, и он продолжил.

— Произошедшая катастрофа не могла не случиться, — сказал Прокси Арст. — Она дала начало развитию. Верному развитию.

Прокси Арст поднялся. Я вместе с ним.

— И тебе предстоит стать частью этого развития. Гордиться тем, что будешь одним из отцов новой жизни.

Меня начало потрясывать. Голова закружилась. Стало тяжело дышать. Я хватал руками воздух и уже готовился упасть, как, внезапно, все прошло.

Прокси Арст стоял передо мной на расстоянии вытянутой руки. Он безошибочно считал мое состояние. Возможно, управлял им.

— Ищи дверь с цифрой"три", — сказал он, развернулся к столу и медленно поплыл к рабочему месту, давая понять, что разговор окончен.

* * *

— Почему они ничего не предпринимают?

Мы с Гранчи гуляли рядом с мостом, ведущим к дому Дивы и Прокси. В действительности дом представлял собой замок из серо-зеленого камня, очень похожего на расцветку окружавших Саппалит гор. Уверен, цвет камня был подобран специально, для маскировки. Единственная башня замка находилась на дальнем углу, спрятанная от города. Свет там горел даже ночью, и лично я не сомневался, что в башне обитает Дива. Гранчи говорит, никому еще не довелось побывать в замке Дивы и Прокси и то, как замок выглядит внутри, как там все обустроено, остается большой тайной. Те смельчаки, что пытались посягнуть на святыню Саппалита, давно изгнаны и унесли тайну с собой.

Уступ, где располагался замок, являлся своеобразным островком независимости. Был ли он крупнее раньше, а после, под действием ветров и редких осадков, уменьшился, или же замок изначально выстроили здесь с учетом отчужденного расположения — неизвестно. Выглядел он древним, как и соединявший его с «большой землей» мост. Если разрушить мост, замок навсегда окажется отрезанным. Отвесные скалы уходят на несколько километров вниз и неизвестно, есть ли в доме Дивы необходимое снаряжение для спасения в случае беды.

— Почему они ничего не предпринимают? — вновь спросил Гранчи, словно я обещал дать ответ.

Я смотрел на мост; высоченный, древний, с двумя небольшими арками по краям и одной длинной, упирающейся в мертвенно-зеленые горы. В ущелье под арками журчала скромная речка. Мост поражал своей мыслью. Я пытался понять, кто и как мог его построить. Представлял, как укладывались камни, как росли они ввысь, пока не поравнялись с «большой землей» и со скалистым островом, где сейчас располагался дом Дивы и Прокси.

— Ты специально делаешь вид, будто не слышишь меня? — в голосе Гранчи прозвенела обида.

— Нет. Никак не могу привыкнуть. У меня столько вопросов, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь получу, что происшествие, ну, с этой надписью, не кажется мне чем-то важным.

Похоже, мои слова пришлись Гранчи не по вкусу. Он скривил губы, покачал головой.

— Это пройдет. Мы все с удивлением смотрим на Саппалит, когда приходим сюда.

Я хотел ему возразить, сказать что-то поперек, не согласиться. Мне требовалось защитить себя, но я промолчал.

— Честно, я не знаю, что на уме у Прокси.

— Ты же сам говорил: они могут начать сверять почерки.

— Мало ли что я говорил? Ты разве видел среди моей одежды золотой плащ?

Гранчи встал передо мной. Сгорбился и нахмурился — совсем как древний человек из книг по истории, которые так любил подсовывать мне Мистер Кустодеан в библиотеке.

— Ты не заболел? Или Прокси Арст так на тебя повлиял?

— Не знаю, Гранчи. Не знаю, — я ощутил неловкость, странную вину, словно отверг человека, пришедшего за помощью. — Если хочешь, продолжай. Я не обещаю, что поддержу беседу, но уж выслушаю так точно.

— Странный ты, конечно.

Он похлопал меня по плечу. Я смутился. Мы продолжили идти от жилого корпуса к выступу, откуда открывался великолепный вид на озеро и ветряные мельницы, дававшие Саппалиту электричество, вместе с прямоугольными пластинами — солнечными батареями.

— Они же не стерли ее, не заклеили, — говорил Гранчи. — Не провели обыски! Нужно же найти баллончик.

— Баллончик?

— Да, баллончик с краской. Вдруг этот идиот не выкинул его?

— Или на одежде могли остаться следы.

— Вот! Правильно! Умный ты.

Гранчи улыбнулся, но глаза его блестели серьезностью с оттенком грусти.

— Кто ведет у тебя медицинский этап?

— Эспиа. Я с ней сегодня только познакомился. Обучение начнется завтра.

— О, Эспиа! — только и сказал Гранчи, и мы направились в жилой корпус.

* * *

За полцикла на медицинском этапе, этапе здоровья, если быть точнее, я много чего узнал. Например, об устройстве человеческого организма. Большую часть времени я только и делал, что слушал о мышцах, костях, кровеносной, дыхательной и других системах. Новые знание отдавали чем-то знакомым, как запах, услышанный когда-то давно, но усваивались тяжело. Эспиа внимательно следила за мной, безошибочно угадывала, когда очередная мысль ускользала от моего понимания. Тогда она останавливалась и коротко спрашивала: «повторить?»

Вчера Эспиа рассказывала о специальных энергетических центрах. Порядок в этих центрах гарантировал хорошую, правильную жизнь. Их расположение совпадало с теми участками, в которых я почувствовал давление при встрече с Прокси Арстом: лоб, горло, грудь, пах, живот. Похоже, он прощупывал меня, пытался понять, чего я стою особыми способами, которые для меня пока оставались тайной. Как и для Эспиа. Она до сих пор не могла видеть эти центры, поскольку требовалось освоить специальные техники, которые, впрочем, не всегда давали желаемый результат.

— Чувствую, я на верном пути, — сказала она, имея ввиду собственные усилия.

На лице Эспиа я насчитал восемь родинок. Почти все они не бросались в глаза, за исключением двух: одна над левым уголком рта, другая на правой носогубной складке. Ассиметричные по высоте брови и светлые волосы выделяли ее среди остальных женщин. Также, как и большинство из нас, она была худой, в то же время подтянутой, здоровой. Еще она была красивой, при этом не спешила выходить замуж. Гранчи говорил, она слишком холодная, слишком неприступная. Он и сам пробовал взять Эспиа в оборот, но та отшила его. Каким образом — он не ответил.

Эспиа — одна из немногих, кого закрепили на этапе. Она не меняла этапы от цикла к циклу, оставалась здесь, в больнице. Таких людей особенно ценили, хотя в Саппалите важен каждый. Не важных изгоняют. Я ощущал в Эспиа что-то особенное. Она и сама, судя по всему, это понимала. Я хотел бы узнать, что это, но пока не решался спросить. Впрочем, как мне сказал Гранчи, если к тебе приставили Эспиа, значит, ты парень не промах. Я не придал значения его словам.

В кабинете, кроме нас двоих, никого не было. Три стола, пять стульев, подвешенная на стену доска с плакатами человека, скелета — скудная простецкая обстановка, характерная для всего Саппалита.

Мне казалось, мы изучили человеческое тело вдоль и поперек, но нет: сегодня речь шла о Там-Лу.

Там-Лу — особое поле вокруг каждого живого существа и в то же время пронизывающее его. Видеть Там-Лу могут лишь Прокси и Дива. Обычный человек просто чувствует, но не всегда понимает это. Там-Лу людей, животных, а иногда и мест взаимодействуют друг с другом. Поэтому иногда тебе хорошо рядом с кем-то, а иногда беспричинно страшно в одиноком лесу. Человек овладел разными способами общения, а вот животные или даже деревья (здесь я хмыкнул) чувствуют друг друга в основном благодаря Там-Лу.

Я мало что понял, но в этот раз Эспиа не упорствовала — тема не из простых. Одно я уяснил: Там-Лу помогает взаимодействовать с миром.

Непонимание, отраженное на моем лице, погасило в Эспиа пламя, с которым она вкладывалась в каждый наш урок. Тогда она предложила просто послушать лекцию и задавать вопросы, если те возникнут. Я согласился.

— Двух одинаковых Там-Лу не существует. Так говорит Прокси Арст. Я же вижу: Там-Лу — то внутреннее наполнение, что отличает нас друг от друга. Даже у одинаковых людей разный Там-Лу.

— Одинаковых людей? — я почесал затылок.

— Да. У близнецов.

Эспиа перехватила мой взгляд.

— Представь, что есть вторая я. Точно такая же, — Эспиа замолчала, посмотрела на потолок, будто искала подсказку. — Копия! И когда ты общаешься с ней, то понимаешь, что это не я, а кто-то другой. Словно в моем теле поселился чужак.

Не знаю как, но понимание настигло меня, и я ясно представил двух стоящих рядом Эспиа: одна из них говорила чуть быстрее и более напористо.

Эспиа не отличалась болтливостью. Возможно, дело в ее природной холодности. Она говорила ровно столько, сколько требовала ситуация.

Она продолжила рассказ, а я все думал о Там-Лу. Возможно ли поменять их у разных людей? Или почему в один день человек приветлив и добродушен, а в другой неожиданно холоден? Или почему сегодня я столь не собран, что способен улавливать лишь треть слов Эспиа, хотя вчера уяснил почти все? Уж не подменили ли мой Там-Лу?

— Переживать не стоит: обмен Там-Лу невозможен, — сказала Эспиа, точно до этого я рассуждал вслух.

— Совсем?

— Совсем, — ответила она так, будто сама не до конца верила своим словам. — Важно другое: состояние Там-Лу влияет на здоровье.

Не дожидаясь ее взгляда, я кивнул.

— Раньше люди пользовались лекарствами: специальными таблетками, каплями, мазями. В особенно тяжелых случаях прибегали к операциям.

Эспиа заметила мои приподнятые брови.

— Иногда людям приходилось резать друг друга, удалять лишнее. Для этого использовались специальные инструменты, приборы.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я много читала. И многому научилась у Прокси Арста. Он — великий учитель, — сказала она и неожиданно дернулась, отвернулась.

Я вскочил с места, громыхнул стулом и только после осознал странность своей реакции.

— Что с тобой, Эспиа?

— Все в порядке.

Она посмотрела на меня из-за плеча, и я убедился, что она не врет.

— Саппалит — наша последняя надежда, — голос Эспиа наполнился драматизмом, глаза превратились в стекло. — Мы должны научиться жить по-новому. Для этого нам и даны знания. Для этого нам и даны Прокси и Дива.

Эспиа сделала глубокий вдох, закрыла глаза, встрепенулась. Она выглядела так, точно только пробудилась ото сна.

— Там-Лу — самая важная часть. Мы должны разбираться с нашими тревогами, страхами, опасениями. Мы должны очищаться от них, от всего, что искажает наш истинный Там-Лу. Это главное направление медицины Саппалита. Поэтому, если ты чувствуешь проблему, которую не в состоянии решить, то всегда можешь обратиться за помощью, как это делают многие.

— И ты? — спросил я.

Взгляд Эспиа сделался отстраненным.

— И я, — сказала она.

На том мы и закончили.

* * *

Пришло время выдвигаться на ужин, а Гранчи до сих пор не находил себе места. Его опасения подтвердились, и в этом цикле он отправился помогать в уходе за животными.

— Я сильный здоровый мужчина. Я могу поднимать тяжести, могу охотиться, могу участвовать в вылазках и охранять Саппалит. Я могу ловить рыбу и неплохо проявляю себя на кухне. Но почему, почему меня отправляют к скотине? Убирать за ней, мыть! Неужели я не заслужил достойного применения своим навыкам?

Дело в следующем: Гранчи мало того, что вляпался в коровье дерьмо, так еще умудрился поскользнуться на нем и упасть спиной.

После каждой фразы он принюхивался и морщился.

— Чувствуешь? Чувствуешь? Всей воды не хватит, чтобы сбить этот запах.

— Гранчи, я ничего не чувствую. Тем более ты в чистой одежде.

— Ты говоришь так, чтобы мне не было обидно, но я знаю: от меня воняет.

Мне хотелось рассмеяться: когда злился, Гранчи превращался в черно-белого медведя — панду, как его изображали в книгах — неуклюжего, неловкого, а его растрепанные волосы придавали большей нелепости происходящему. В одном он был прав: я сдерживал улыбку, боялся обидеть его.

Но я заметил еще кое-что. Неявное чувство, проявлявшееся в силе Гранчи. Словно он мог потерять контроль над собой.

— Вот увидишь: все будут на нас пялиться и закрывать носы. Потом и ты сознаешься.

— Пошли уже.

Я поднялся с кровати и вышел в коридор.

Всю дорогу до столовой Гранчи продолжал дергаться. Иногда он злорадно вскрикивал «ага!», сразу же хмурясь: люди действительно поворачивались, смотрели на него, но дело было вовсе не в запахе. Просто он вел себя как дурак: строил злобные рожи любому, кто позволял задержать на нем взгляд дольше секунды. Иногда он и вовсе сближался с прохожими и не своим голосом спрашивал «что?»

И лишь когда знакомый Гранчи спросил, какая блоха его укусила, он расслабился. Я пожал плечами, взмахнул рукой да так и не смог ничего сказать. Пускай сам с этим разбирается.

Мы оба чувствовали напряжение, и оба молчали. Жевали салат и смотрели друг на друга исподлобья, как два барана.

— Ладно, ты был прав. Не стоило мне накручивать. Когда попадешь на мой этап, сам все поймешь. Работенка так себе, не из приятных. Хотя, кому-то она нравится. Да, кому-то нравится копошиться в коровьем дерьме. Для них лучше здесь, чем на посту или на вылазке. Кругом все свои, безопасно…

— Тепло, — вставил я.

Гранчи поперхнулся салатом и покраснел. Громко засмеялся, а после весь вечер давил в себе смешки. Люди за соседними столами заметно расслабились. Тогда я понял, каким сильным Там-Лу обладал Гранчи.

— Ты уже нашел подход к Эспиа? — ни с того ни с сего спросил он.

— Подход к Эспиа?

— Ай, да не валяй дурака. Она хоть и строит из себя недотрогу, но видно, в душе она лапочка, — он наклонился над тарелкой с рыбой. — К тому же одинокая.

— Я хожу в больницу учиться, — я держал каменную маску на лице.

— А ты думаешь, ей нечему тебя научить?

Гранчи подмигнул мне. Каким бы крупным он не был, в нем осталось много общего с местными мальчишками. Куда больше, чем у меня. Мне бы хотелось вспомнить, каким я был в детстве. Сохранилось ли что-то с тех времен? Боюсь, мой вопрос останется без ответа.

— Рыба сегодня что надо, — сказал Гранчи. — Хороших поваров становится больше.

— Хорошая новость?

— Отличная!

Гранчи с грустью посмотрел на мою наполовину полную тарелку. Его уже как минуту стояла пустая.

— Как можно так долго есть? — он зацокал языком. — Вот так и проходит жизнь.

Мне стало неловко. Я отодвинул тарелку.

— Пошли.

— Да это же шутка, — Гранчи выпучил глаза.

— Я наелся.

— Так нельзя. Не поймут.

— Доешь ты, — сказал я, вместо «плевать».

Гранчи одним махом закинул кусок рыбы размером с небольшую женскую ладонь в рот, прожевал, хрустя костями.

— Можем идти? — уточнил я.

Гранчи кивнул, продолжая жевать.

Настроение упало без видимых причин. Возвращаться в корпус не было желания. Я предложил прогуляться. Гранчи, хмурясь, согласился, закутался в куртку. Я пообещал, что это не займет много времени.

Заметно похолодало. В столовую мы пришли вечером, а вышли в ночь, хотя времени прошло не так чтобы много. Ближайшие три-четыре цикла придется мириться с погодой. Набирать кипяток в грелки у дежурного в корпусе, кутаться в одеяла. Лютые холода и снег обходили Саппалит стороной, но легче от этого не становилось. Мне доводилось наблюдать, как в нескольких километрах темные тучи нависали над вершинами гор и засыпали те белой крупой. Снежные шапки обычно сходили к обеду, но вечером вновь возвращались на прежнее место. Заворачиваясь в одеяло и прижимая грелку, я помнил, как бывало холодно раньше, до Саппалита. Обстоятельства выветрились, но ощущения остались. Иногда казалось, я мог возвращать их к жизни. Если повезет, распутать.

— Я начинаю завидовать тебе, — сказал Гранчи.

Мы двигались по темной аллее. Деревья целились в нас длинными иголками, но бездействовали. Угрожали и ждали, пока мы скроемся, оставив их одних. Мы поравнялись с клубом, где можно было поразвлечься. Сквозь коричневые стены рвались звуки баяна, трубы, потрескивание барабана. Вместе с инструментами лился смех и мягкий тусклый свет из слегка запотевших окон. Народ Саппалита мог бы прославиться талантами, если бы было перед кем.

— Пройдемся до библиотеки? — предложил я и спешно закивал, увидев поджатые губы Гранчи. Я помнил о его словах.

— Ладно уж, пошли, — он повернул голову в сторону пастбищ, но не пытался что-то высмотреть. Так он выражал свое состояние.

— Почему ты мне завидуешь? — спросил я.

Мне захотелось дотронуться до потертой куртки Гранчи, обозначить, что я слышу его. Что я понимаю. И он может мне довериться.

— Я вижу, как они смотрят на тебя, — он продолжал делать вид, будто изучает пастбища. — Я видел много новеньких. Уже и не вспомню, чтобы на кого-то так смотрели.

— Кто — они? И как смотрят?

— Жители.

Гранчи скрестил руки на груди. Мы как раз поравнялись со складом добра, добытого на вылазках, за которым по-прежнему виднелся загон для животных. Стоило ему пропасть, как Гранчи уставился далеко вперед.

— Они будто ждут от тебя чего-то. Словно ты можешь дать нам то, чего не хватало.

— Но разве вам чего-то не хватает? Разве здесь может чего-то не хватать? Тем более что за Саппалитом есть и того меньше?

Я следил за походкой Гранчи: ни единого широкого шага за вечер. Только дерганые мелкие шажки обиженного человека.

— Нам. Нам не хватает. Мы все — часть Саппалита. Все это понимают.

— Тогда чего вам еще нужно? — нарочно упустил его уточнение. — Что нужно тебе, Гранчи?

Он отшатнулся. Сначала я подумал, будто Гранчи оступился, но нет. Он твердо стоял на ногах и смотрел на меня, словно впервые видел. В душу закралась тревога. Я водил глазами из стороны в сторону, искал невидимого врага. Наконец я остановился на Гранчи, поднял брови, как бы спрашивая в чем дело.

— Ты напомнил мне Прокси.

— Какого?

Мы возобновили движение.

— Любого.

— Что ты имеешь ввиду?

— От тебя повеяло холодом.

Я попеременно потрогал руки, хотя знал: замерзли лишь кончики пальцев.

— Ты не понял, — Гранчи отмахнулся.

Добравшись до библиотеки, мы направились другой дорогой к жилому корпусу. Я бросил взгляд на дом Дивы и Прокси. В единственной башне в верхнем окошке мерцало пятно света.

— Не спит, — сказал Гранчи, проследив за мной. — Либо он отдыхает днем, либо никогда не ложится.

— Ты видел его, кроме как во время утренней медитации у себя во дворе?

— Нет. У него дел невпроворот, раз даже ночью горит свет.

Я лишь пожал плечами.

По левую руку от нас остался храм. По выходным здесь проходили проповеди. За полтора цикла я ни разу не бывал в его стенах, хотя где-то внутри получал утвердительный отклик на вопрос — хотел бы я побывать там? Гранчи тоже не являлся поклонником проповедей, тем не менее посещал храм два раза за цикл. Все, что проповедовали внутри, я знаю от него. «Мне просто нравится Прокси Митори», — говорил Гранчи.

После проповедей он всегда приходил задумчивый и немного возбужденный.

— Эспиа постоянно ходит в храм, — ни с того ни сего сказал Гранчи.

Конец ознакомительного фрагмента.