Клиника прикладного бессмертия

Дмитрий Раскин, 2019

Общество будущего. Профессор Робинс – гениальный ученый, гуманист, авантюрист, ему удалось осуществить трансформацию человека, дающую бессмертие. Но остается ли такой человек человеком? Четверо испытателей в клинике профессора. Но что они испытывают: жизнь после жизни, победу над смертью, вечность? Человечеству предстоит разделиться на смертных и бессмертных – как сохранить единство, какой теперь будет судьба смыслов и целей нашего существования, самой сущности человека? Для одних бессмертие – мечта и откровение, для других – соблазн, угроза и вызов. С какого-то момента профессор и испытатели понимают, что эксперимент выходит из-под контроля…

Глава 6

По вечерам мы смотрим ТV в гостиной. Те передачи, ток-шоу и прочее, что посвящены нам. Наших имен никто не знает. (Робинс добился строжайшей секретности на уровне правительственной программы). Мы для всех — всякий раз я пресекаю вырывающееся у кого-нибудь, да и у самого себя «для них». «Всё борешься за единство рода человеческого?» — иронизирует Мелисса. Так вот, мы для всех — четыре анонимных испытателя. Двое мужчин и две женщины (единственное, что известно о нас). Испытываем жизнь после жизни, победу над смертью, вечность и целый ряд сопряженных с ними вещей. И если испытание пройдет успешно (профессор Робинс на каждом таком теле-шоу повторяет как заведенный: « еще рано делать даже самые первые выводы», но даже нам не сознается, когда, наконец, будет пора. Хитрит или сам не знает?), так вот, если успешно, то человечество ждет… И вот тут начинается:

— Сверхмогущество. Бессмертие. Свобода — реальная, абсолютная, наконец-то! — предвкушают одни.

— Даже если и так, — ужасаются другие, — всё это не стоит того, чтобы человек перестал быть человеком, пусть даже во имя того, что больше, величественнее человека и гораздо лучше устроено.

— А что тогда есть человек? — перебивают их третьи. — Сейчас, когда человеку остался лишь шаг до того, как сбудутся его самые великие, самые сокровенные мечты — мы скажем, что он в этом случае перестанет быть человеком? Человек, достигший абсолюта нечеловек?!

— Хочется нам или нет, но после экспериментов Робинса человек может быть только сверхчеловеком. Прогресс не остановить. А уж в этом случае, где нас ожидает вечность! Это дело времени и только, — вздыхают четвертые.

— А мы уже отступаем в прошлое, — вторят им пятые, — что ж, оказались переходной ступенью, как какие-нибудь синантропы. Спасибо за то, что было… За Ван-Гога и Кельнский собор.

— Человек не вправе занять место Бога! — это уже шестые. — Он создаст всего-то навсего человеческую вечность и профанное человеческое бессмертие.

— Робинс не занял место Бога, — отвечают им всё те же пятые, — он стал его соавтором, со-творцом с известной долей смирения, в сознании, что за эту роль еще предстоит заплатить — и это поэзия.

— Какие боги?! Какой сверхчеловек?! — возмущаются седьмые. — Профессор Робинс создал гибрид живого покойника с роботом.

— Да, сейчас меняются сами наши представления о том, что есть живое, а что неживое, — пытаются восьмые.

— Так что же он создал, — искусственное живое или живое искусственное? — издеваются девятые.

Тот же самый вопрос повторяют, только уже с пафосом, десятые.

— Победа над смертью. Что может быть захватывающее и желаннее, — задумываются одиннадцатые, — но не обернется ли она ненадобностью всей нашей философии, не поставит ли под вопрос всю нашу Культуру?

— Что, так боитесь остаться без культуры голенькими? — язвят двенадцатые. — А на то, чтоб вот так, над Культурой, духу не хватит?

— Для культуры и философии очень полезно и плодотворно бывает оказаться под вопросом, — рассуждают тринадцатые.

— Вы и в самом деле верите, что у них найдется «ответ» на бессмертие человека? — отвечают им четырнадцатые.

— Поймите же вы, наконец! Вся человеческая история до — это кокон. И вот сейчас вылетит бабочка, — восторгаются двадцать пятые.

— Мы просто так не уйдем со сцены. Не уступим место другим, будь они орки, големы, зомби или, напротив, какая-то высшая раса, — предупреждают двадцать шестые.

И вот уже то тут, то там на планете появляются те, кто утверждают, что они испытатели (то есть мы!), и начинают проповедовать.

Профессор Робинс был против того, чтобы мы смотрели всё это. Но у каждого у нас в голове по мощнейшему процессору, и мы обходили все его «глушилки» и «ловушки», подключались к сетям, инету и телевидению. Поначалу нас ужасали и проклятия, льющиеся на нас, и гимны в нашу честь. (Робинс был прав, когда хотел уберечь нас.) Но вскоре мы втянулись, стали сами принимать участие в дискуссиях, под вымышленными именами и всевозможными никами, разумеется, и в сетях, и на TV (всё телевидение уже который век как интерактивное). Поскольку мы не знали всех псевдонимов и ников друг друга, то, не исключено, что скрещивали свои виртуальные копья, в том числе и друг с другом. То есть, возможно, что мы и были многими из этих пятых, десятых и так далее… Профессор Робинс признал, что это помогает нашей адаптации. Но почему тогда мы не можем выйти в город, в жизнь? Там и продолжили бы «в том же режиме». И секретность не пострадала бы. Но наша вилла хорошо охраняется, и мы не можем выйти за пределы парка. «Соглашаясь на вечную жизнь, я по наивности не предполагала, что это есть бессрочное заключение», — язвит Мелисса.

Конец ознакомительного фрагмента.