Ремесленники душ. Изгой

Дмитрий Распопов, 2021

Новости о смерти первого настоящего учителя и наставника застают Рэджинальда врасплох. Как? Когда? Почему он погиб? Что случилось с Анной? Никто не даёт и не собирается предоставлять ему информацию, ведь он находится под домашним арестом из-за участия в сверхсекретном проекте империи. Поэтому единственный способ её получить – это побег. Дворянский титул, статус исповедника, сбережения – всё ставится на кон ради исполнения данного когда-то слова. Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Это был обрубок человека — без ног, с одной рукой, без носа, ушей, губ, лишь с одним целым глазом. Я в слезах и отчаянии бросился к девушке, которую не любил, но относился как с самому близкому после мамы и дедушки человеку.

— Нет! Не смотри на меня! — Анна узнала меня, и единственный глаз завращался. — Рэджинальд! Отвернись! Не смотри!

Не слушая, я обнял её и, роняя слёзы на обезображенное лицо, стал целовать Анну, касаясь губами всех рубцов и шрамов. Слова девушки вскоре затихли, и по вздрагиванию тела я понял, что она тоже плачет.

Я не помнил, сколько времени прошло, но пришёл в себя, сидя на кровати, держа на коленях её голову и поглаживая пальцами кожу, напрочь лишённую волос.

— Теперь ты никогда не полюбишь меня, Рэджи, — посетовала Анна, обнимая меня единственной рукой, лишённой ногтей, со страшно изуродованными суставами пальцев.

— Прекрати, я всегда любил тебя, — я легонько шлёпнул её по руке, — как сестру, не как свою девушку, но всё равно это любовь, глупышка.

— А я мечтала, что однажды ты признаешься мне, — она замолчала, а из уголка глаза снова потекли слёзы, — теперь уже никогда этому не случиться.

Я промолчал, затем переключился на другие темы, расспрашивая её о том, как погиб майор Немальд, как её захватили в плен, и все те ужасы, которые ей пришлось пережить, пока она была в плену. Девушка нехотя, но рассказала обо всём, замыкаясь в тех случаях, когда описывала пытки. Пришлось настоять, и я узнал, что до того, как она превратилась к обезображенный кусок мяса, её долго и зверски насиловали палачи, меняясь по трое на протяжении нескольких часов. Открыв рот, она показала, что ей выбили все зубы, заменив их потом грубыми протезами. Которые позволяли жевать пищу, но при необходимости могли быть извлечены в любой момент.

— Ты ведь запомнила их всех? — тихо поинтересовался я, но, не рассчитывая на заверения сопровождающего, что нас не подслушивают, глазами показал Анне на дверь и прикрыл ей рот, но она понятливо кивнула и чуть сильнее сжала мою руку.

Прошло три часа, когда я понял, что пора идти на переговоры и требовать, чтобы с девушкой дальше обращались нормально и она всегда была рядом со мной. Поэтому, несмотря на её слёзы и крики, я встал и заверил, что это ненадолго и мне нужно будет обговорить с нашими пленителями дальнейшие планы, но, как только освобожусь, сразу вернусь к ней. Только после этого она пообещала вести себя как хорошая девочка.

Подойдя к двери, я громко постучал, давая время, чтобы к двери подошли и открыли её. За порогом оказался тот же человек, что и привёл меня сюда, поэтому я безропотно отправился за ним, отдав фонарь.

***

Вернувшись в камеру, я сел на кровать и, вытерев мокрые от слез глаза, обратился к мужчине:

— Я принимаю и ценю этот жест дружбы, давайте теперь поговорим о деле. Только прошу, говорите, пожалуйста, в ключе: вы мне, я вам. Если придём к взаимопониманию, мои умения и весь потенциал будут вашими.

— Отлично, торги — это то, в чём я мастер, — он легко улыбнулся и сел напротив меня, — но для начала вы можете убрать ваши частички душ с людей? Без этого договора не будет, вас многие слишком сильно боятся.

— Как только документ будет подписан на бумаге, ратифицирован Сенатом, я это сделаю, — не моргнув глазом соврал я, — до того момента это моя страховка от несчастных случаев.

— Понимаю, мне главное было получить от вас подтверждение, что это принципиально возможно.

— Ваши ремесленники не смогли этого сделать, как я понял? — поинтересовался я.

Мужчину мои слова насмешили.

— Я глава комиссии по правде, так что это не мои душеприказчики, но да, вы правы, многие жидко гадили все эти дни, пока окончательно не выяснилось, что никто не может извлечь закладки вашей души, не убив при этом самого человека.

— А что это за шум был тут недавно, когда огромная толпа собралась под стенами тюрьмы.

Он досадливо поморщился.

— Один из тюремщиков узнал вас и разболтал своей жене, кто стал узником Бастилии, ну а дальше сами понимаете.

— Что они пришли требовать? Моей смерти? — поинтересовался я.

— В основном, но более просто хотели увидеть вас вживую, всё же государственная машина пропаганды эти несколько лет работала над вашим имиджем.

— Ясно, спасибо за ответы, — чуть поклонился я, — вернёмся к переговорам. Ваши инженеры и ремесленники оценили аниматрон, который я привёз с собой?

— Безусловно! — оживился собеседник. — Гениальное творение! Ваше?

— К счастью, нет, но я много сделал, чтобы его усовершенствовать, — с особым чувством произнёс я.

— Никто, правда, не смог его запустить в работу, видимо, по причине отсутствия важных деталей, но, думаю, это является ещё одной вашей страховкой?

— Да, их я тоже предоставлю после подписания договора.

Мы ещё долго обсуждали с ним условия, при которых мне готовы были оставить жизнь и предоставить частичную автономию, конечно же, под бдительным надзором жандармов, но главное, у нас не оставалось пунктов, по которым были бы противоречия, поскольку основное, что от меня требовалось, — это работать ремесленником на благо республики, поскольку, как я понял, о том, что я, кроме всего прочего, являюсь ещё и исповедником, они не были уведомлены.

— Как жаль, что вы ничего не знаете о исповедниках, — в конце разговора неожиданно для меня он затронул и эту тему, — их так плотно опекает тайная полиция в империи, что у нас нет достоверной информации ни об их численности, ни о составе, ни возможностях. Лишь предполагаем, что они сродни нашим элитным душеприказчикам, которые могут переселять души в механизмы.

— Я действующий исповедник империи, — при этих словах его глаза стали расширяться, — обладаю подобными знаниями, а также владею нужной техникой переселения.

Его рот открылся и закрылся. Он ошеломлённо на меня посмотрел, затем извинился и вышел из комнаты, появившись только спустя двадцать минут.

— Мистер Рэджинальд, условия договора слегка изменились, — он растерянно пожал плечами, — если вы готовы убрать метки с душ уже заражённых вами людей и раскрыть все тайны имперских исповедников, Сенат после обсуждения может гарантировать вам свободу под надзором и неограниченные возможности по вашей исследовательской работе.

— Неограниченные? — я слегка поднял одну бровь. — Для ремесленника это слишком неопределённые слова.

— Лаборатория, любые ресурсы, помощники и людской материал вам будет предоставлен в неограниченном количестве, — твёрдо заявил он.

— Хорошо, составляйте договор по тем пунктам, что мы проговорили, и включите Анну в один из пунктов, как моего неизменного помощника, всё, что касается меня, должно быть и у неё.

— Безусловно, — он протянул мне руку, и я пожал её.

***

На следующее утро всё закрутилось с такой скоростью, что можно было удивляться, как быстро тут принимаются решения. Не успел я позавтракать, как Пауль Эджерни, так звали моего ночного собеседника, принёс небольшой договор, всего на десяти листах, где, на моё удивление, больше были прописаны мои привилегии, чем обязанности, которые состояли всего из трёх строк: я вылечиваю заражённых людей, рассказываю и показываю душеприказчикам всё, что знаю об исповедниках, и работаю на благо республики, раз в год представляя на суд Сената свою работу.

Прочитав и внимательно ознакомившись со всем, я поставил год и число, передав бумагу Паулю, он сделал то же самое и пообещал вернуть мне бумаги, как только их подпишут главы всех сенатских комиссий, а пока он распорядился, чтобы меня перевезли из Бастилии в место, которое будет моим временным домом, позже для меня персонально оборудуют отдельное жилище по тем требованиям, которые я сам озвучу.

— Только прошу вас, мистер Рэджинальд, — он слегка наклонился ко мне, — сегодня вечером произведите впечатление на старых пердунов из комиссии по работе с душеприказчиками. Уж больно они зазнались в последнее время.

— Если это не повлияет на наш договор, приложу все силы, — я пожал плечами, ещё не зная, чего от них ожидать.

— От пяти из тринадцати комиссий вы сейчас имеете полный иммунитет, но чем больше покажете своей полезности для дел республики, тем больше членов Сената за вас будет голосовать.

— Я вас услышал, господин Пауль.

— Лучше говорить гражданин Пауль, так у нас принято, и этим вы не будете раздражать остальных людей. Королевское лобби ещё присутствует в нашей стране, но к нему большинство граждан относится негативно.

— Приму к сведению, гражданин, — покладисто согласился я.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — он улыбнулся мне одними уголками губ и приглашающе показал рукой на дверь.

— А Анна? — когда мы вышли в коридор, я посмотрел в сторону её камеры.

— Поскольку она не совсем транспортабельная, её перевезут ближе к вечеру, когда на улицах и здесь не будет так много зевак.

— Как же тогда собираетесь перевозить меня? — удивился я.

— Переоденем и замаскируем под одного из сенатских служащих, — как само собой разумеющееся ответил он, — уже всё готово, мы как раз направляемся к моему гримёру.

Мы и правда прошли чуть дальше по коридору, где в одной из камер нас ждал лысый, чуть одутловатый человек, который, стараясь не смотреть мне в глаза, быстро предложил сменить одежду на подготовленный серый комплект, состоящий из нижнего белья, сюртука и штанов, а затем всего за полчаса изменил моё лицо до неузнаваемости.

— Благодарю тебя, Эйрон, — сопровождающий поблагодарил своего человека и, простившись с ним, мы пошли на выход.

Все встречаемые по пути жандармы нас словно не замечали, поскольку мы, как два призрака, проходили через помещения и заранее отпертые решётки, перегораживающие этажи, и никто не поворачивал в нашу сторону голов, все были заняты своими делами. На улице нас ждал простой с виду автомобиль, усевшись в который, я понял, что внутри он куда лучше, чем снаружи. Мягкие кожаные сиденья и даже бар с напитками, всего этого я никак не ожидал от с виду ничем не примечательного парокара.

Отказавшись от напитков, я приготовился внимательно смотреть по сторонам, когда автомобиль тронулся, но, к сожалению, извинившись за секретность, окошки закрыли плотной тканью, и я опять не увидел город, в котором очутился.

По пути мы беседовали о новостях, о ходе войны, даже вспомнили общих знакомых, оказалось, Пауль по долгу службы пристально следил за прессой империи и был в курсе большей части светской хроники.

— Рэджинальд, а вы случайно не знаете, почему после многих лет ношения закрытых нарядов принцесса внезапно стала красоваться в весьма откровенных одеждах? — поинтересовался он, после того как я ему поведал, что был однажды в императорском дворце.

— Я с помощью гениального механика и талантливого хирурга создал протез, в который смог переместить часть её изъятой души, — без задней мысли ответил я, — так что теперь он воспринимается ею как собственная рука, без всяких различий, хотя он может быть чуть тяжелее из-за встроенных механизмов.

Собеседник напротив стал похож на выброшенную на берег рыбу.

— Пауль?

— Знаете, Рэджинальд, как только я сформирую в голове ваш образ со всеми вашими умениями и достижениями, вы, словно фокусник, достаёте из шляпы нового кролика, — прокашлялся он.

— Это секретная информация в империи, — я пожал плечами, — но мне сейчас всё равно, я ведь собираюсь работать на вас.

— Я, конечно, не большой эксперт в области душ, но никогда не слышал о такой возможности ни у нас, ни в империи. Как часто такое практикуется у вас, это ведь отличная технология, как ни посмотри. Возвращать людям утерянные конечности — мечта любого врача!

Я хмыкнул.

— В прошлом, может, и было подобное, но в этом столетии пока только я могу осуществлять это.

— А сколько всего было таких пациентов? — он был по-настоящему заинтересован.

— Двое. Генерал Генрих эр Горн и, собственно, принцесса.

В машине воцарилось молчание, мой собеседник словно переваривал эти новости, больше ни о чём меня не спрашивая. Встрепенувшись только тогда, когда мы подъехали к конечному пункту нашего путешествия, и машина остановилась. Через минуту дверь открыл чопорного вида слуга в красно-чёрной ливрее.

— Доброе утро, гражданин Пауль, — поприветствовал он моего сопровождавшего, — две гостевые комнаты готовы, несмотря на кучу мешающих нам жандармов и душеприказчиков.

— Ничего, это временно, — глава комиссии легко вылез из парокара, дождавшись, когда я последую за ним. Мы оказались перед высоким четырёхэтажным особняком со шпилями на всех углах крыши, а также весьма ухоженными лужайками, которые окружали белоснежную подъездную дорогу, по которой мы, собственного говоря, сюда и приехали.

— Моё скромное жилище, чувствуйте себя здесь как дома, — мужчина показал мне на лестницу и пошёл вперёд, тихо уточняя на ходу у своего управляющего какие-то подробности по приготовлениям.

Я не спеша шёл за ними, оглядываясь по сторонам.

«Странные порядки в республике, — думал я, наблюдая за роскошью и богатством кругом, ничуть не уступающие тем, что я привык видеть у аристократии у себя в империи, — пока не совсем понятны отличия в наших странах, кроме обращения “гражданин”».

Мы проходили по помещениям, и везде я наблюдал только дорогие материалы и драгоценную утварь, не говоря уже о количестве слуг, которых тут было явно многовато. Хотя нужно отметить, что и дежурившие возле каждого коридора жандармы, одетые в неизвестную мне серую форму военного покроя, сильно отличались выправкой от тех, кого я видел в тюрьме, эти были выше, крепче сложены и, главное, лучше вооружены.

— Вот, комнаты вашего гостя, — управляющий остановился возле больших дверей, которые слуги открыли перед нами, показывая вход в огромную комнату, в которой было не меньше роскоши и комфорта, чем в том доме, в котором я жил с другими исповедниками.

— И она сообщается дверью с соседней комнатой, куда вечером прибудет спутница вашего гостя, — он показал рукой, и слуги, бесшумно вошедшие следом, открыли боковую дверь явно в женский будуар, настолько там всё было изысканно обставлено и украшено.

— Как вам? — Пауль обратился ко мне. — Устроит такой временный дом?

— Более чем, — не стал кривиться я, покои и правда были шикарными.

— Тогда, Эндрю, оставь нас пока одних, через час подавай завтрак.

— Слушаюсь, — тот со взмахом руки забрал с собой слуг и закрыл за собой двери.

— Давайте обговорим с вами пару правил, Рэджинальд, для вашей и моей безопасности, — он показал мне рукой на кресло, опустившись на соседнее. Я аккуратно сел, стараясь не поцарапать красное дерево.

— Весь во внимании.

— Первое и самое главное, никогда не упоминайте своего имени, пока проживаете здесь. Вас будут знать как моего гостя, но не более. Присутствие жандармов моего особого управления обозначено под тем предлогом, что вы очень высокопоставленный чиновник.

— Как же мне тогда представляться? — удивился я.

— Просто гражданин Икс, — он открыл тумбочку и достал оттуда мягкую шёлковую маску, полностью закрывающую лицо. На ней не было никаких рисунков, просто белая многослойная ткань с разрезами для глаз, носа, ушей и рта.

— Ну и второе, надевайте её, пожалуйста, всегда, когда выходите из дома. Встреч нам предстоит немало, и не хотелось бы, чтобы вы были узнаны — это сильно всё осложнит.

— Тогда вас не затруднит, дать мне ещё чёрные одежды и капюшон? — попросил я. — Так будет проще скрыть маску.

— Да, конечно, без проблем. Я распоряжусь. Что-то ещё?

— Мне нужно будет бельё, одежда и прочее для обычной жизни, то же для Анны. Для неё, пожалуй, ещё нужна будет пара неболтливых служанок.

— Это уже предусмотрено, если хотите, можете прямо сейчас выбрать из доступных в доме.

— Чуть позже, если вечером нам предстоит встреча с душеприказчиками, я хотел бы помыться, переодеться и привести мысли в порядок, — попросил я его.

— Конечно, я зайду за вами в пять, до этого времени всё будет вам предоставлено.

— Благодарю вас, Пауль.