Светлые дни и ночи

Дмитрий Сенчаков, 1998

Книга написана в 1998-ом году в Туапсе. Три курортных новеллы с общими персонажами и авансценой, объединённые в курортный роман и переплетённые под общей обложкой. Безмятежное повествование насыщено диалогами и инкрустировано поэзией. Главные герои: фотограф, поэт и музыкант прощупывают механизм творчества, опираясь на любовь, как смысл жизни и источник творческой энергии. Пока пресыщенные интеллектуалы развлекают себя сердечными муками, их супруги предоставлены самим себе и ведут свою игру, а юные друзья мэтров впитывают их трёхгрошовую философию. Тут не про кино, а про реальную жизнь – поэтому эталонный курортный роман так и не состоится. Зато имеется вдоволь вкусной кавказской еды и вина, а также солёное своенравное море. Именно оно и наводит порядок в этой истории, когда сюжету становится тесно в рамках жанра.

2

В шесть минут одиннадцатого к воротам пансионата «Горный приют» подруливает вполне приличный ещё коралловый «гольф» второго, квадратного поколения на питерских номерах. Распахивается водительская дверца, и острый каблучок изысканной ножки касается выгоревшего растрескавшегося асфальта, местами пробитого насквозь южной флорой. Лера проходит во внутренний дворик пансионата и замечает порхающую навстречу Инку.

— Здравствуйте! Я догадалась, что это вы. Автомобили редко сюда доезжают.

— Да, дорога не из лучших…

— Где же Клим?

— Сказал, что приготовит нам сюрприз. Но, скорее всего, просто отсыпается! Он — любитель спать до второго завтрака, — смеётся Лера. — Ведь на второй завтрак подают персики и апельсиновый сок. В то время как на основном завтраке приходится лопать кашу.

— Не знаю почему, но я рада, что приехали именно вы.

— Спасибо. Возможно, вам здесь не хватает подруги?

— Думаю, что мне вообще её не хватает. По жизни, — не задумываясь ни на секунду, откровенничает Инка.

Лера внимательно разглядывает собеседницу и дотрагивается до кончиков её темно-каштановых волос.

— Ладно. Ещё есть время сплавать до буйков и съесть по порции мороженого. Ты готова?

— Всё, что мне сегодня может понадобиться — в этом пакете, — Инка приподнимает объемный целлофановый кулёк с рекламой Филипс.

— Тогда по ко́ням!

Кулёк пристраивается на заднее сиденье. Инка с интересом осматривается на новом месте, а Лера, коротко скрежетнув стартером, втыкает автомат в положение «драйв». Впереди развёртывается серпантин горной дороги, увитой буйной кавказской растительностью.

— Инка, как тебя угораздило забраться в это странное место?

— Почему странное?

— Вне города. Море далеко. Захочешь — не доедешь! Да мало ли ещё, почему странное? Вокруг чащи.. Лешие, наверное, бродят…

— Всё это так, но я горы люблю. Правда больше смотреть на них… А вообще, у меня двоюродная тётка работает здесь в библиотеке, и я с детства тут бываю.

— Почему же ты не у неё живешь?

— На квартире? Это исключено. Я не лажу с её вторым мужем. Старику шестьдесят два, язва ещё та. Не пойму, зачем он ей?

— А сколько твоей тёте?

— Пятьдесят шесть.

Лера задумчиво прописывает поворот и медленно произносит:

— Милая девочка! Не дай бог, чтобы тебе в таком возрасте пришлось решать личные проблемы…

Тема иссякает.

Дорога спускается в живописную долину пересохшей по случаю начала августа речушки, и вскоре попадаются первые частные домики. «Гольф» минует автостанцию, пересекает центральную площадь, углубляется в жилые кварталы пятиэтажек, потом долго едет вдоль железной дороги. Автостоянка загородного пляжа, как всегда в этот час, переполнена. Приходится бросать машину на дороге, в обществе авто, чьи хозяева предпочитают по утрам отсыпаться.

Инка забегает в кабинку для переодевания и появляется оттуда в экономичном бикини желто-зелёной расцветки. Лера скидывает светло-серый дорожный костюмчик без рукавов, в котором вела машину, и остается в белом, со стальным отливом, спортивном монокини «Арена» с ромбиками вдоль изгиба тела.

Море лениво плещется о золотистую гальку. Вода прозрачна и бодряща. Лера по-молодецки, не задерживаясь на мелководье, погружается с головой и выныривает не ранее, чем через полминуты. Инка перехватывает восхищённые взгляды купальщиков и гордо рисуется в ореоле славы своей новой знакомой. Тем не менее сама не решается последовать Лериному примеру, заходит в воду боязливо. Догоняет её только у самого буйка. Здесь вода кристально чиста и видно дно, колеблющееся под мармеладом солёной воды на неизвестной глубине. Инка медленно дрейфует, держась руками за канат с поплавками. Лера, запрокинув голову навстречу солнечному свету, лениво колышется на воде крестиком, поддерживая себя на плаву без единого движения. Её соломенные волосы веером рассыпаются вокруг головы. Спустя несколько минут она грациозно переворачивается и, гибко уйдя под воду, всплывает точно рядом с Инкой. Теперь они обе держатся за тяжёлый неповоротливый стальной буй.

— Расскажи мне, Инка, откуда ты, чем занимаешься?

— Я из Москвы. Перешла на второй курс архитектурного. Вот собственно и всё. Лучше вы, Лера, расскажите мне что-нибудь про вас с Климом.

— В следующий раз обращайся ко мне на «ты». Обожаю фамильярничать.

— Хорошо.

— Ну что тебе рассказать? На самом деле, моя история ненамного длиннее твоей. Сама я ленинградка. Но училась в Москве, в Первом медицинском.

— А разве в Питере нет медвуза?

— Да есть, конечно. Это, знаешь, время такое было, считалось модным куда-то уехать от родителей, самостоятельно строить взрослую жизнь… Бред, конечно. Спасибо папе с мамой, есть у меня всё-таки голова на плечах, не то наломала бы дров. Ты наслышана, должно быть, какова житуха в общежитиях?

— Не без этого… А с Климом ты познакомилась, когда он тебя в павильон пригласил?

— В смысле, в студию?

— Ну да.

— Нет, что ты! Он тогда конечно уже фотографировал, но всё больше школы да детские садики. Ну свадьбы ещё… А познакомились мы с ним на процедурах.

— На каких таких процедурах?

— Мы же с ним ещё и спортсмены!

— Вот как? Ты, наверное, плавала?

— В самую точку. Первый разряд. Можно было и лучше — да некогда было тренироваться, теперь жалею, что не сложилось. Упустила своё время…

— А Клим?

— О! Он — мастер спорта по прыжкам с шестом. Я так и не смогла понять, как он это проделывает… Бежит-бежит и хоп! Уже на пятиметровой высоте…

— Это искусство! Меня за уши было не оттащить от телевизора, когда показывали рекорды Сергея Бубки.

— Так вот, умудрились мы с ним как-то раз одновременно травмироваться. Прописали нам по десять сеансов электрофореза с новокаином через день. А тут ещё совпадение, что нам обоим оказалось удобно ходить в одно и то же время. То он после меня, то я в очереди за ним. Стали здороваться, а раз, наверное, на пятый не выдержали — познакомились. С тех пор он меня всё время без очереди пропускал. Смешно было. Дай, говорит, телефончик. Нет у меня, отвечаю. Ну, тогда адресок. Несколько месяцев встречались, а он всё не верил, что в общаге живу. Думал, подкалываю. А как убедился, так сразу замуж позвал. Негоже, говорит, такой видной девушке в клоповнике прозябать.

Инка с каким-то новым чувством разглядывает эту неординарную женщину, всё больше проникаясь к ней симпатией.

— Жили у Климкиных родителей. А потом в Ленинграде умерла моя бабушка и оставила мне свою старинную квартиру на Съездовской линии. Мы сначала хотели обменять её на Москву, но потом как-то сложилось, что решили насовсем перебраться в Питер. Клим и вырос то профессионально уже после переезда…

— А сейчас ты чем занимаешься?

— Я-то? Да, в общем, ничем. Правда, раньше работала. Анестезиологом на станции скорой помощи. Сумасшедшее было время. Не высыпалась годами. Клим еле уговорил меня бросить всё это. А теперь так… Его личный секретарь, визажист, ну может быть ещё и менеджер. Переписываюсь по электронной почте с заказчиками. Договариваюсь, улаживаю, торгуюсь. Клим печатается только в Европе. Вот, второй язык пришлось выучить: итальянский.

— Интересно вы с Климом живёте…

— Это правда, — Лера откидывает со лба волосы и разглядывают поникшую Инку. — Выше нос! Я не давала повода портить себе настроение.

— Да. Конечно. А я вот в последнее время как-то неуютно себя чувствую.

— А что такое, Инка?

— Не отпускает ощущение того, что жизнь так складывается, будто я жду чего-то. Словно всё уже расписано, и мне остаётся только притягиваться и отталкиваться. Даже психовать стала частенько…

— По тебе незаметно. Зачем тебе изводить себя?

— Просто ты, Лера, не обижайся, конечно, задавила меня своей личностью… Вот с тобой я и не такая, как на самом деле.

— Чепуха, не напрягайся!

— Попробую. Поплыли к берегу?

Вместо ответа Лера легко отталкивается от буя и, вынырнув метров через десять, лёгким кролем устремляется восвояси. Инка не торопясь отправляется следом.

«Как странно, — задумывается она, — я в два раза младше, а рядом с Лерой выгляжу уставшей и ленивой, пугливой и осторожной, короче, консервативной дамочкой, разве без претензий. Она такая живая! Как я хотела бы быть похожей на неё!»

Инка тщательно вытирается мягким махровым полотенцем, а Лера, попрыгав на одной ножке для того, чтобы вытекла вода из уха, так и стоит, подставив ладную фигурку палящему солнцу.

«Так кто же из нас больше подросток?» — опять задаётся вопросом Инка.

Обсохнув на солнце, Лера собирает вещи.

— Пошли?

— Может, позагораем? — пытается протестовать разомлевшая Инка.

— Не люблю загорать. Это так скучно.

— Вот почему ты совсем белая!

— Ага, только нос красный, как морковка! Ладно, если ты хочешь загорать — оставайся. А я сгоняю за отменным виноградом. Знаю одного местного виноградаря тут неподалеку.

— Нет, так я не согласна. Я с тобой!

Инка забега́ет переодеться в кабинку. Лера же, как есть, в сыром ещё купальнике забирается за руль.

— Я передумала, — внезапно говорит она. — Поедем лучше за мороженым, как собирались поначалу.

— А куда это?

— В супермаркет. Насколько мне известно — он тут единственный. Там торгуют восхитительным «Макао».

— А что это?

— Прислушайся к тому, что ты говоришь, Инка! «А куда это?», «А что это?» Просто доверься мне и кайфуй! Поняла?

— Я постараюсь, Лера.

— Вот так-то лучше!

Припарковавшись перед супермаркетом там, где иному водиле показалось бы, что места нет, Лера хитроумно изгибается за рулём и каким-то неуловимым образом на ней оказывается надет её помятый костюмчик.

Парочка врывается в кондиционированное помещение супермаркета. Лера устремляется к конкретному морозильнику, и извлекает из его ледяных недр последнюю килограммовую упаковку грушевого «Макао». Направляется к кассе. Инка по дороге подхватывает бутылку фанты. Лера молча кривится, отбирает у Инки фанту и заменяет её местной минералкой.

…Впереди, машин через пять, весьма несуетливые люди в оранжевых касках пытаются завернуть огромный панелевоз в узкие ворота. Они то и дело дают отмашку, что-то кричат. Тягач то дёрнется вперед, тут же скрипнув тормозами, то сдаст назад, выпустив вонючее свинцовое облачко.

Лера выключает зажигание и сетует, что такими темпами они мороженое не довезут.

— А куда теперь мы едем? — Инка уже почти привыкла к тому, что в её жизни есть эта приятная энергичная женщина, которая всё знает и всё умеет, и, что самое главное — хорошо к ней относится.

— Ну, как куда? К Юре. В Климкину студию.

Инка краснеет. Но Лера не смотрит на неё, изучает развитие ситуации впереди. Наконец до неприличия многоколёсный зад панелевоза исчезает в воротах, усталые рабочие замыкают заржавленные, ни разу не крашеные створки. Передние автомбили трогаются. Лера вжикает стартером и «гольф» продолжает путь. Затор потихоньку рассасывается.

— А у вас с Климом есть дети? — спрашивает Инка.

— А как же! Две девчонки, погодки. Двенадцать и одиннадцать лет. Они приедут сюда через недельку.

— Как, сами?

— А что тут такого? Самолетом. Бабушка с дедушкой посадят, папа с мамой встретят. Никаких проблем.

— Скучаешь?

— Пытаюсь. Но разве Климка даст поскучать?

Инка вновь разглядывает сосредоточенно рулящую Леру и к её, уже ставшему привычным, восхищению добавляются новые нотки — уважение к матери двоих детей.

— А когда вы собираетесь обратно?

Лера, не поворачиваясь, пожимает плечами.

— Думаю, недели через три. Это зависит от девчушек. Им в любой момент всё может надоесть.

— Даже море?

— Ну, подумаешь, море! Они такие непоседы!

— Более непоседливые, чем ты сама? — удивлённо переспрашивает Инка.

— Что? А, да. Конечно, — до Леры не сразу доходит, что её манеры не многим отличаются от подростковых. — А ты когда уезжаешь?

— Через два дня.

— Жаль.

— Думаю, что мне тоже жаль.

Инка представляет, какая скука ожидает её по возвращению в Москву, и настроение неизбежно ухудшается.

* * *

Около половины одиннадцатого до Анны начинает доходить, что она обязана заставить себя подняться. Придётся досыпать на пляже, а может и ещё где. Неплохо бы встретить Леру и Клима, но они, вероятно, будут спать до обеда, так как вчера покинули Геворка тоже достаточно поздно. Счастливые люди! Анна глубоко вздыхает. По законам жанра, она не должна давать Валентину повод думать, что прошлялась всю ночь.

«Хорошо же моей Элечке, — вспоминает Анна, — вот уж кто может спать до самого вечера и никого не стесняться!»

Валентин тих. Его разбросанные по простыне конечности то и дело попадаются то под ладони, то под коленки. Он не просыпается. Анна со щёлкой на одном оке сползает с дивана и нашаривает тапки. Подходит к трюмо и сквозь полуоткрытые глаза пытается разглядеть шурум-бурум на голове. Ей долго не поддаётся наведение резкости. Попытка сосредоточиться приводит к странной тупой рези в глазах. Ба! Она забыла перед сном снять цветные контактные линзы! Скорее, пока не проснулся Валентин!

Анна страшно волнуется. Она боится, что ещё что-то сделала не так. Перебирает в памяти вчерашнее приключение, но её смутная тревога только усиливается. Чтобы переключить себя, Анна решает отправиться в душ. Из горячего крана раздаётся змеиное шипение, но, к счастью, из холодного течёт довольно тёплая вода, чтобы под неё залезть. Не вытираясь, Анна цепляет мизинцем первый попавшийся на полотенцесушителе купальник и залезает в простенькое короткое ситцевое платьице. Производит три движения расчёской, собирает наплечную сумку, состроченную из старых Валькиных джинсов и, наконец, стекает по лестнице на улицу.

Городок живёт своей бодрой курортной жизнью. Анна еле переставляет ножки по старинной платановой аллее. Ей так лениво что-либо делать и о чём-то думать. Прохладный ветерок игриво треплет макушку наскоро успокоенных волос, забирается под подол платья и приятно холодит бёдра. Анна решает присесть на резную скамеечку. Она щурится озорному лучику, нашедшему дорогу сквозь плотную листву, подставляет погреться щёчку и понимает, что засыпает. Приходится собираться с силами и продолжать путь. Спящее и наглухо закупоренное заведение Геворка греется на солнышке. Ещё пара сотен шагов, и Анна сворачивает на набережную, многолюдную в этот утренний час.

Старый фотограф предлагает желающим запечатлеть свои загорелые мордахи на фоне моря и деревянной копии парусника в человеческий рост. Анна сдержанно здоровается с ним, так как несколько дней назад воспользовалась его услугами в пику Лере, которая, зарвавшись, охаяла выцветший фотовернисаж, располагающийся на видавшем виды этюднике. Валентин молча расстался с пятёркой, не высказав супруге ни единого упрёка.

Невдалеке мелко топчется в попытке причалить к пирсу усталый рыболовный бот. Его встречает немолодой бородатый моряк в синей беретке и подвёрнутых до колен холщовых штанах. Он ловко принимает брошенный конец мохнатого каната. Пахнет йодом и свежевыловленной рыбой. Солнечный свет мягок и рассеян, так как над морем висит белёсое марево. Само же море едва подёрнуто рябью и до самого горизонта безупречно бирюзо́во.

Анна проходит до конца пирса, спускается с него на покрытые водорослями хаотично разбросанные камни, служащие волнорезом. Береговая линия города остается где-то позади далеко выдвинутого в море причала. Гулко спорят чайки. Внизу ритмично бухает пульс моря. Невдалеке, напротив, на кончике мола, отдыхает маяк. Анна выныривает из платьица и, выбрав камень поровнее, пристраивается на ворсистых, прогретых солнцем, замшелых водорослях. Почти сразу её одолевает сон.

Мелькает калейдоскоп снов. Анна переносится с места на место, из сюжета в сюжет. Наконец, снится большая шикарная яхта, уносящая её в кругосветку. Широкая медь спины уверенного в себе капитана. Снежная белизна надутых парусов. Она загорает на баке и капитан, изредка оглядываясь из кокпита на её идеализированную сном фигурку, медовым голосом замечает:

— Девушка, так можно и сгореть.

Против воли Анна просыпается. На соседнем камне сидит на корточках загорелый молодой человек в шортах и тельняшке. В руке у него уже сложенный, но пока не зачехлённый спиннинг. Смутившись, Анна принимает сидячее положение.

— Да вы не бойтесь меня. Я не кусаюсь.

— Я и не боюсь.

— Я был тут, за этим камнем. Рыбачил. А тут вы пришли.

— Я не заметила вас.

— Я так и понял. Но вот уже полчаса, как вы не меняете положения, и я подумал, что…

— Я заснула.

— Ну, вот видите! А под солнцем ни в коем случае нельзя спать.

— Да, конечно. Спасибо, что разбудили меня.

— Меня зовут Тимур.

— Ещё раз спасибо вам, Тимур.

Возникает традиционная неловкая пауза. Анна вроде бы поставила точку, но молодой человек не уходит. Напротив, он меняет позу и удобнее располагается на камне, как и Анна, сидя с упором на левую руку.

— А как ваше имя?

— Анна.

— Очень красивое имя. Благородное.

Говорить не о чём. Чувствуется, что Тимур не искушён в беседах с незнакомками. Анна замечает на горизонте ярко-белый борт большого пассажирского теплохода. Молодой человек прослеживает её взгляд и говорит, что это «Шевченко».

— Идёт из Одессы в Батуми, через Сочи.

— Вы все корабли знаете? — интересуется Анна.

— Я в мореходке учился. В Новороссийске.

— А сам местный?

— Не совсем. Я из Краснодара.

— Так это недалеко.

— Да. Но это другой мир.

Беседу опять тормозит неловкий антракт. Тимур поглаживает зелёный мох, щурит на солнце и, наконец, берёт быка за рога:

— А у меня тут лодка есть. Хотите — на лодке, да в открытое море?

— А это не опасно?

— С чего вы взяли?

— Ну, вдруг шторм?

— Сегодня море скорее превратится в кисель, чем заштормит.

— Вам виднее, вы — профессионал.

— Ну, так как?

Анна с минуту размышляет, ковыряя пальцем беззащитную зелёную подстилку. Дел, конечно, никаких. Приглашение заманчиво. Но, согласиться на него — значит подписаться на некое недвусмысленное продолжение. А с другой стороны, чего ей стесняться-то? Да и Тимур — симпатичный и застенчивый, с такими ей спокойно. Чтобы не сказать скучно. Зато не опасно.

— Поплыли, — тихо соглашается она.

Тимур подхватывает сумку и комок одежды, подаёт Анне руку и проводит её по другую сторону волнореза, где, уютно вписавшись между камней, вяло покачивается обыкновенная деревянная лодка с уключинами и четырьмя узкими скамеечками, соединяющими пошарпанные борта. Тимур помогает Анне устроиться и, отвязав лодку от одинокой петельки панельного настила пирса, запрыгивает сам. Уже на ходу он прилаживает вёсла и, не торопясь, выгребает прочь из акватории порта.

— Сколько тебе лет? — спрашивает она, когда молчание становится невыносимым.

— Двадцать три, — отвечает Тимур, разглядывая Анну намного ближе, чем раньше и не решаясь задать ответный вопрос. — Постараюсь угадать, сколько вам. Двадцать шесть?

— Будь осторожен, Тимур. Возраст женщины — такая же её тайна, как и прелести.

Тимур краснеет. Анна протягивает руку и треплет его жесткий русый вихор.

— Тридцатник мне, чудак, — неожиданно для самой себя, в каком-то эйфорическом порыве лукавит она и добавляет: — А у тебя есть что-нибудь попить?

Конец ознакомительного фрагмента.