Встретимся во сне. История, написанная лапой

Дмитрий Сиротин (2024)

Мальчику Леве снятся кошмары. И не только ему. Но хуже всего то, что эти сны вот-вот станут реальностью. Хорошо, что у людей есть коты — хранители, которые оберегают хозяев от разных бед (хотя не все об этом знают). Автор этой увлекательной мистической повести Дмитрий Сиротин — лауреат Национальной литературной премии «Золотое перо Руси», премий им. Корнея Чуковского и журнала «Костер», финалист Международного литературного конкурса памяти Ренаты Мухи, детской литературной премии им. В. П. Крапивина, премии «Книгуру», победитель XIV сезона конкурса «Новая детская книга».

Глава третья, мяу,

в которой Лёва не может без меня, а я не могу без чесания за ушком

— Я что, ветеринар? — Доктор спрашивает удивлённо.

Ну, просто Лёва меня с собой привёз.

Ему так легче.

Мы в коридоре сидим.

А сперва ехали на машине. Да, мяу, забыл сказать, что у нас есть машина. Старенькая, правда, и вечно ломается. Но на новую опять же денег нет. Да и любит Лёвин папа свою развалюшку. Он сам её так называет, мяу. Вот и сегодня — заводил её, заводил, а она всё не заводилась. И он тогда погладил машину по старенькому салатовому боку и сказал: «Ну, развалюшка, ну ты чего? Давай уже, не капризничай!»

И машина сразу же завелась. Потому что, когда тебя гладят и ласково называют развалюшкой, не завестись — это уже просто свинство, мяу.

А я люблю в машине ехать. Сидишь себе у Лёвы на коленях, глазеешь в окошко, а там — разные виды! Снег, люди, магазины, кошки даже иногда… В общем, очень познавательная поездка получается. Если бы ещё развалюшка не капризничала постоянно: то заглохнет, то бензином завоняет, то ещё чего… Но всегда, рано или поздно, довозит куда надо. Вот и до поликлиники довезла.

Вот мы и сидим, ждём приёма.

Лёва с мамой и папой сидят на стульях у кабинета, а я — по-прежнему на руках у Лёвы. Меня сперва не хотели пускать в поликлинику — мол, нельзя с животными! Строгая женщина в гардеробе прямо кричала:

— Если все с котами будут приходить, так это что получится?

— Получится, что все с котами, — Лёва говорит.

Ну логично же? Логично! А женщина ещё хуже разозлилась почему-то:

— Сегодня — с котами, завтра — с собаками, а послезавтра — со слонами начнут приходить? А убирать за слоном кто будет? Зинаида, конечно!

Откуда в нашем городе слоны? И кто такая Зинаида? Очень меня интересовали эти вопросы, я вообще кот любопытный, но что я мог сказать? Только «мяу».

— Мяу, — говорю.

— Ну посмотрите, какой он миленький у нас. — Мама Лёвы чуть не плачет. — И мальчику без него правда плохо! Ну мы кота даже не выпустим на пол, он будет у него в курточке сидеть!

— Нет, я сказала!

Вот ведь вредная тётя попалась.

На крик ещё одна подошла.

— Ты чего, Зинаида? — спрашивает.

Вот эта, вторая, ничего. Не злая. Улыбнулась и почесала меня за ушком. А мы, коты, когда нас за ушком чешут, сразу можем о таком человеке сказать: наш человек.

Ну и заодно я понял, что злую тётку зовут Зинаида. Только со слонами всё ещё непонятно, откуда они в нашем городе возьмутся. Разве если из зоопарка привести или из цирка. Но у нас в городе ни цирка, ни зоопарка опять же. Так что — загадка. Одним словом — мяу.

— Да вот, Ириш, приволокли кота и хотят, чтоб я их раздела, да ещё и к доктору пустила! — возмущается Зинаида.

А эта, которая Ириш, всё улыбается и всё за ухом меня чешет.

И чем дольше чешет, тем больше мне нравится. Нет, мяу, вы уж как хотите, а я из такой замечательной поликлиники по доброй воле не уйду!

— Да ладно тебе, Зин, у нас же особая поликлиника, к нам с чем и с кем только не приходят, — улыбается Ириш.

— Тебе легко говорить! — злится Зинаида и на неё. — Ты медсестра, с тебя взятки гладки. А я лицо ответственное, меня за такое по головке не погладят!

Мяу! Я, кажется, начинаю понимать! Бедную Зинаиду не гладят по головке. Вот она и злая. Ведь если тебя не гладят по головке, это очень грустно. День не гладят, два не гладят — на третий взвоешь. Понимаю, мяу.

Но тут папа Лёвы не выдержал и тоже раскричался.

— Что у вас за синдром вахтёра? — кричит. — Чуть что — «не пущать»! Видите, ребёнку плохо, ему с котом легче, что с вас — убудет?

В общем, они долго так препирались, и мама Лёвы уже почти заплакала, но тут пришёл сам доктор. Большой такой. Как два Лёвиных папы.

— Что за шум, а драки нет? — спрашивает.

Ну Зинаида стала и ему на нас жаловаться, и в меня пальцем тыкать, чуть не в морду, извиняюсь… Обидно, мяу! А Ириш, наоборот, стала доктора уговаривать: мол, посмотрите, какой милый мальчик и какой у него милый котик. Я сама лично, мол, с ним посижу, пока вы их принимать будете…

Мяу, сама лично? Такая знатная заушная чесальщица? Теперь я не просто отсюда не уйду, а — ни за что!

— Григорий Борисыч, ну пожалуйста! — Ириш просит.

И мама Лёвина, и папа, и все вокруг столпились и очень просят.

Григорий Борисыч тогда говорит:

— Ну ладно. В виде исключения можно. Только, Ириш, с рук кота не спускай! Не дай бог разобьёт чего в кабинете или того хуже: нагадит.

Мяу! А вот это я попросил бы! Что значит — «нагадит»?! Вы за кого меня принимаете? Я не какой-нибудь уличный котяра, который вести себя не умеет! Что ж я, потерпеть не могу? Обидно, мяу!

В общем, взяли мы талончик и ждём. Сидим у кабинета.

Тут много разных детей с родителями. И все дети такие странные. Говорят что-то непонятное, ходят взад-вперёд без остановки, натыкаются на стены, и глаза у них какие-то прямо стеклянные, мяу… Ужас, в общем.

И Лёва наш, получается, тоже странный ребёнок: его мучают ночные кошмары.

Долго-долго сидим. Григорий Борисыч каждого ребёнка по полчаса принимает, а то и больше! Обстоятельный доктор. Похвально, мяу… Но сколько же можно ждать?!

Но вот мы наконец в кабинете. Мама, папа и Лёва с надеждой смотрят на доктора, а я смотрю на медсестру Ириш. И тоже с надеждой. На то, что возьмёт на руки — ну и почешет, мяу!

Лёвина мама, волнуясь и сбиваясь, пытается рассказать доктору про Лёвину проблему, а Лёвин папа молчит и, кажется, сейчас заснёт: он устал после ночной смены в шахте. У него очень опасная работа, мяу, ему самому бы к врачу. Бедный большой хозяин.

Доктор слушает внимательно, потом поднимает на нас глаза и удивлённо спрашивает (вот тогда он и спросил):

— Я что, ветеринар? Почему здесь кот?

И мы удивлённо смотрим на него в ответ: он же сам полчаса назад разрешил!

Ириш тогда говорит:

— Григорий Борисыч, вы забыли: у гардероба они стояли с котом — вы сказали, можно.

— Да? — удивляется доктор. — Ну раз сказал, значит, можно… — Снимает большие очки и трёт пальцами глаза. — Вечно обо всём забываю.

«Ну да, — думаю я, — с такими странными пациентами сам с ума сойдёшь».

— Ну вы его тогда подержите, Ириш, — говорит доктор.

И я перехожу в руки медсестры. Она тёплая, почти как мой Лёва. Я подставляю ей ушко, но она, кажется, тоже забыла — забыла, что меня необходимо за ним чесать! И просто рассеянно гладит. Ну и на том спасибочки, мяу. Я кот не гордый.

Лёвина мама заново начинает рассказывать — и совсем сбивается, а Лёвин папа внезапно оглашает кабинет таким мощным храпом, что от неожиданности подпрыгивают все, даже доктор. Мама испуганно толкает папу. Тот просыпается, трёт глаза…

— Знаете, дорогие родители, вы посидите в коридоре, а мальчик сам всё мне расскажет, хорошо? — вздыхает доктор. — Ты не против? — спрашивает Лёву. Лёва растерянно пожимает плечами. — Не бойся, расскажи всё как есть, я помогу, это моя работа, — успокаивает Лёву Григорий Борисыч.

— Только Кефирыча не уносите, ладно? — тихо просит Лёва.

— Да, если можно, пусть кот останется, — мама просит. — Лёве с котом спокойней.

Ещё бы не спокойней, мяу! Я хранитель так-то!

Мама и папа выходят. В кабинете — только Лёва, доктор, я и моя Ириш. Мы готовы слушать. Но Лёва стесняется и молчит.

— Ну давай тогда я начну, — говорит доктор.

Лёва кивает.

— Тебя мучают ночные кошмары, так?

Лёва кивает.

— Какие?

Лёву передёрнуло (видно, вспомнил кошмары). Лёва молчит. Стесняется, наверное, такого большого и серьёзного Григория Борисыча.

Доктор, скрестив на груди руки, задумчиво смотрит на Лёву.

— Давай тогда так, — говорит доктор, — меня здесь нет.

Мяу! Всё. Доктор свихнулся.

— Как будто нет, — уточняет Григорий Борисыч.

А, в этом смысле, мяу… Уф. Я уж испугался.

— Ни меня нет, ни медсестры — никого. Только твой Сметаныч.

— Кефирыч, — тихо поправляет Лёва.

— А, да, извини. Кефирыч. И рассказывай всё — ему. А нас — нет. Хорошо?

Мяу! Я уже сто раз слышал эти рассказы, но ради выздоровления моего бедного маленького хозяина готов послушать в сто первый! Рассказывай, Лёва!

Лёва осторожно поднимает голову, смотрит на меня.

А я — на него.