Мгновения Летнего Сада. Переиздание

Дмитрий Шмельков

Между юнкером и графской дочерью возникают чувства в следствии случайного происшествия в Летнем Саду. Но на пути их отношений возникает однокашник юнкера — барон Блихер, решивший помешать этим отношениям подлым способом. Неприязнь между юнкерами приводит к дуэли, которая стала причиной дальнейших испытаний храбрости, чести и любви.

Глава третья. Приятность с неприятностью — неразлучная пара

Май 1877 года.

Летний сад был наполнен цветочными ароматами. Май полноценно вступал в свои права. Ласковое солнышко разогревало всё кругом. Как и в прошлый раз Летний сад был наполнен праздными людьми. Данила не шагал, а скорее порхал по дорожке навстречу с той, которая занимала все его мысли последние две недели. Всё это время Данила старательно избегал любых неприятностей в училище. Прилежно учился, хоть этим он мог похвастаться всегда, старательно отрабатывал свои аисты и вообще, был главным примером поведения юнкера Его Величества. Всё ради того, чтобы ещё раз увидеть ту, из-за (или испытания ради?) которой, на него свалилось столько неприятностей. Две недели снов о ней, её глазах и улыбке, обжигающем щёку поцелуе. Две недели. Именно столько времени он не мог покинуть расположение училища. И вот вырвавшись на свободу, юнкер бежал на встречу к ней, но, наверное, в первый и последний раз, чтобы сказать то, что решил ещё тогда, после прочтения её записки…

***

Две недели назад.

Апрель 1877 года.

Данила стоял у окошка комнаты для умывания и вдыхал аромат белого прямоугольника её записки. Этот божественный запах не отпускал его, под его бархатистым воздействием благоухания Данила прокручивал в голове сегодняшний день. Но все мысли то и дело скатывались к её глазам и обжигающему поцелую. Ровно, как и в тот первый раз Данила потерял на пару секунд ясность рассудка. Что же это с ним происходит? Нет, конечно, его целовали и раньше, ещё в воспитательном доме весёлая рыжуха Татьянка целовала его в щёку ни единожды, а один раз даже в губы, так и норовя просунуть свой шаловливый язычок ему в уста. Это было давно, возможно на тот момент, Данила ещё не был готов к такому в силу своего совсем юного возраста. И ничего подобного, как от поцелуя прекрасной графини ему всё равно не приходилось ощущать. Это было что-то новое, ранее неизведанное, но очень прекрасное ощущение. Даже та слабость, которую он ощущал в то мгновение, ему нравилась, хотя как будущему офицеру ему любая слабость не к чести. Он должен был оставаться стойким, крепким характером и телом. Но не тогда. Ни там в доме графини, ни здесь в ученическом коридоре, он не мог сохранять и того ни другого. Про это чувство слабости он уже когда-то читал в книгах и видел в пьесах, но всегда считал это если не надуманностью, то преувеличением, что бы нравилось романтичным особам слабого пола. И сейчас он точно осознал, что даже сильные мира сего, подвергаются воздействию чувства, которое заставляет ощущать то, с чем он самолично познакомился. В романах это называлось любовью. Данила испугался этой мысли. Я и графиня? Абсурд, нелепость и вздор! Просто он созревший мужчина и пришла пора, которая так или иначе воздействует на организм так, как это описывается в учебниках по анатомии человека. Но почему именно сейчас и именно она? Мерзавец Блихер возможно в единственном прав — он не её поля ягода. Ведь вокруг столько прелестных дам, которые больше подошли бы ему по статусу и с превеликим желанием составили бы ему пару. Но тогда почему только её шоколадно-кофейные глаза так сильно прожигают его сердце насквозь, заставляя его так трепетать и терять голову. Данила принял решение, что с этим он обязательно разберётся. Они встретятся с графиней, он извинится, что поддался зову природы, что был слаб и что он не достоин её внимания, что это просто были секундные затмения разума, так неудачно подведшего его в те минуты.

Он раскрыл портсигар, аккуратно под зажим для папирос положил заветный листочек и щёлкнул крышкой. Подойдя к умывальнику, юнкер оглядел себя в висящем перед ним зеркале. Щёки красные, глаза блестят. Симптом? Он тряхнул головой и потёр лицо рукой. Затем положил портсигар на полочку над раковиной, расстегнул и снял рубаху. Повесил её рядом на крючок. Открыв кран и сунув голову под струю холодной воды, он несколько секунд довольно фырчал. Затем закрыл кран, согнал ладонями с волос и лица струйки воды, поднял голову и ещё раз посмотрел на себя в зеркало. За его спиной стоял Блихер.

— Шилякин, мне кажется, ты слишком близко воспринимаешь мои шутки. — Блихер продолжал также ехидно ухмыляться, как и некоторым временем ранее в расположении. Да-да, это была аккурат ухмылка, а не улыбка. Такое мерзкое выражение лица, как казалось Даниле, умеют изображать только настоящие подлецы и мерзавцы, на это, по всей видимости, у них есть ещё пару лишних врождённо развитых мышц лица, неизученных анатомией.

— Ты бы не реагировал так строго, я всего-то отметил небольшие достижения в твоей амурной жизни.

Данила почувствовал, как опять наливается красным его лицо, только этот красный был скорее малинового, злого оттенка. Он ещё и продолжает издеваться. Заметив его явно угрожающий вид, Блихер придержал коней.

— Ну будет, будет тебе, Шилякин. Успокойся.

Данила ещё раз тряхнул мокрой головой и злость отступила.

— Блихер, мы с Вами на брудершафт не пили, и пока даже ещё в одном окопе не сидели, и поэтому, несмотря на то что Вы барон, я бы попросил Вас мне не тыкать. Мы тут в равных условиях. И как я уже Вам имел честь сообщить, у меня нет ни малейшего желания иметь с Вами ничего общего, поэтому прошу Вас увольте меня от общения с Вами.

— Ой ну ладно тебе, Шилякин, ну я пошутил, ты не понял, ну бывает. Я же извинился.

— Извинились? Вам показалось, нисколько не похоже на извинения. — Данила отвернулся к зеркалу и принялся руками наводить порядок в каштановых волосах на своей голове.

— Ладно, не хотите — как хотите. Дайте хоть взглянуть, что там такого Вам написали, что Вы так взбеленились, а потом краснели, так мечтательно закатывая глазки, понюхивая этот листочек. — он быстрым движением скользнул к раковине схватил лежащий на полке портсигар.

Данила развернулся и выбросил за Блихером руку, но тот так быстро отскочил назад, что ему не удалось схватить мерзавца. Блихер отшагнул ещё немного назад и раскрыл портсигар. Шилякин бросился за ним, и со всей силы впечатал того спиной в стену. Он схватил одной рукой Блихера за ворот мундира, а второй за руку, в которой он держал портсигар.

— Немедленно верните, иначе…

— Иначе что? Ударишь меня?

И Данила ударил. Он отпустил руку Блихера и со всей силы наотмашь врезал тому по левой стороне физиономии открытой ладонью. Шлепок вышел такой силы, что глаза Блихера потеряли фокус, он выронил портсигар и сполз по стене на плитку. Данила отпустил ворот оппонента, наклонился и подобрал серебристую коробочку. Белый листочек выпал и отлетел куда-то в сторону. Шилякин искал его, рыская глазами по полу, когда на него сверху обрушился Блихер. Он сбил Данилу с ног и уложил того спиной на пол. Шилякин выронил портсигар и проследил за ним глазами, в этот момент Блихер ударил его кулаком в бровь. От удара Данила больно приложился затылком о плитку, голова закружилась, сознание немного поплыло. Блихер замахнулся ещё раз, но Данила поймал его руку и используя энергию его удара потянув на себя, опрокинул того на пол и развернувшись оказался сверху противника. Шилякин замахнулся и с силой ударил Блихера в лицо кулаком, оставляя тут же набухающую гематому под глазом. Размахнулся ещё раз и снова ударил уже левой рукой. Губа мерзавца треснула и из неё брызнула кровь.

В этот момент, привлечённые шумом, в помещение влетели несколько юнкеров. Один из них подбежал к нависающему над Блихером Данилой и схватив того за руку оттянул от избиваемого.

— Отпустите меня, Горжевский, я убью эту гадину! — Данила брыкался под придавившим его своим не дюжим телом юнкера Горжевского.

— Успокойся, Данила. Ты правда его убьёшь. — он прижимал его к полу, держа за руки.

Остальные юнкера также приняли участие в растаскивании потасовки. Они подняли обоих противников на ноги. Из губ Блихера текла струйка крови, под правым глазом наливался синяк. Он кряхтел и пырхал. Данила налитым злобой взглядом смотрел на Блихера и тяжело дышал. Его левый глаз заливала кровь из рассечённой брови. Он отёр кровь тыльной стороной ладони и и сказал:

— Ну? Давай! Ну давай же! Я ведь оскорбил Вашу честь барон! Ну?? — Данила, сжимая кулаки, грозно смотрел на своего противника. Тот эмоционально явно раньше Данилы пришедший в себя вытирал платком кровь со своей губы и снова ехидно ухмылялся, ещё более мерзкой улыбкой, из-за испытываемой боли в разбитой губе.

— Ну что же ты? — Данила яростно требовал вызова. Но тот, руками убрал с себя хваты юнкеров, поправляя на себе мундир и сказал:

— Успокойтесь Шилякин. Никакого оскорбления не было господа, — он окинул взглядом всех присутствующих, — Мы с юнкером Шилякиным просто неудачно поборолись в целях тренировки, схватка вышла из-под контроля, немного не рассчитали сил. А его слова… это просто эмоциональный всплеск из-за моего меткого попадания ему в бровь. Я уверен он потом будет об этом сожалеть и обязательно извинится. Господа, надеюсь я услышан.

— Трус! — дёрнулся Данила, удерживаемый Горжевским.

— Что здесь происходит, потрудитесь мне объяснить?! — в проёме двери стоял ротмистр Завьялов. Нет, объяснять ничего тому не требовалось, вопрос был скорее риторическим, ситуация была яснее ясного.

— Шилякин, опять Вы? Вам мало было гауптвахты, которой Вы так чудесно избежали?

— Никак нет, господин ротмистр. Мы действительно боролись и погорячились. — при этих словах Данила косился на Блихера, тот глядя на Завьялова, утвердительно кивнул:

— Так точно, господин ротмистр, боролись.

— Ясно…, ротмистр покачал головой и цыкнув сказал, — Блихер, Вам три часа аиста, и я лишаю Вас увольнения в следующее воскресение. А Вам, господин Шилякин, пять часов аиста и две недели без увольнений, так сказать в счёт прошлых заслуг. — он хмуро посмотрел на Шилякина, окинул прочих сердитым взглядом и удалился.

Данила осмотрел пол в поисках портсигара, увидел его, подошёл и поднял. Листочка с запиской нигде не было. Помещение начало пустеть, Блихер, по-прежнему криво ухмыляясь выходил из умывальной.

— Я с Вами ещё не закончил, Блихер. — кинул ему вслед Шилякин, — за эту записку записку Вы мне ещё ответите.

— Оставь его Даня. — Всеволод Горжевский, высокий и добротный телом юнкер хмуро смотрел на Данилу. — Вы же знаете, он подлец, и что это был за фокус? Вы действительно хотели предоставить ему сатисфакцию?

— Пренепременно! Этого требовала честь. Но как мы видим он её лишён, при этом совершенно не обделён трусостью.

— Будь аккуратнее с ним, он ударит в спину.

— Спасибо, я обязательно учту. Ты не видишь нигде на полу маленькую бумажку?

***

Май 1877 года.

Смешанные чувства Данилы от встречи наводили неописуемый диссонанс в его голове. Но Шилякин скорее радовался ей, нежели переживал из-за того, что запланировал сказать графине. С этой круговертью в мозгу и по причине её же, он не мог вымолвить ни одного ясного предложения. Нади шла справа от него и держалась своей ручкой за его плечо.

— Шилякин, ну что же Вы молчите? Вы не рады нашей встрече?

— Рад Ваше… кхм… конечно рад Нади, просто столько всего случилось, и я… мне нужно Вам сказать что-то…

— Оставьте на потом. Лучше расскажите, что у Вас с лицом? — графиня шагала рядом, будто порхала. Её слова казались такими же лёгкими, как и её походка.

— Пустяки, неловкий спарринг, не рассчитали сил.

— И по причине этого Вашего, так называемого «спарринга», Вас целых две недели не выпускали из училища? Ну признайтесь — банально подрались.

— Простите, но я бы не желал об этом говорить, оно не стоит Вашего внимания.

— Значит, просто получили по мордасам? — она хихикнула.

— Ну почему же просто? Совсем не просто. — смутился Шилякин.

— Значит-таки подрались! Это так интересно! Всегда пыталась понять — ради чего дерутся мальчишки? И что же Вы не поделили?

Данила растерялся, он не знал, как выйти из этого неудобного разговора.

— Пустяк.

— Ну расскажите же. — графиня, улыбаясь, наиграно притопнула ножкой и попыталась сделать серьёзно требующее выражение лица, от чего её глаза снова блеснули обжигающим кофе, пронизывая Данилу насквозь.

— Скажем так, один человек взял очень ценную для меня вещь без спросу.

— Неужто Ваш портсигар?

— Его. — Данила ответил, и тут же покраснел, графиня, сложив два плюс два сразу поймёт, что речь идёт о записке.

— Вы опять покраснели. Дайте-ка… — графиня раскрыла веер помахала им перед лицом Данилы. Шилякина тут же обдало ароматом тех самых духов. Он прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул. — Ну вот, так немного лучше, а то чуть что краснеете как рак варёный.

— Ерундовая история, подрались — стыдно.

— Ну перестаньте, это же так романтично. Мужчины выясняют отношения с помощью грубой силы. Что-то есть в этом такое… что-то сильное, первобытное, грубое, архаичное. Наверное, благодаря этому и ещё нескольким качествам, мужчины до сих пор остаются мужчинами.

Они шли по аллее Летнего сада, чуть поодаль стоял ларь, в котором продавались различные сладости от леденцов — петушков до совершенного новшества — сахарной ваты.

— Шилякин, Вы непременно должны это попробовать. — она указала ручкой с веером в сторону ларя.

Они подошли к прилавку, за которым лысоватый выходец из кавказских окраин Империи в белом чепчике и переднике ловко крутил тонкой палочкой над каким-то барабаном, внутри которого вертелась и поблёскивала паутина. Эта масса по велению руки горца наматывалась на палочку, образуя на нём моток той самой ваты.

— Шилякин, это новинка сезона — сахарная вата. Вам понравится!

— Ваша Свэтлост! — горец, узнав графиню, низко поклонился, — А я вот как раз новий порция с пылу с жяру, самий свэжи для Вас. — он протянул порцию графине.

— Юнкер тожи жилаит? — масляно улыбаясь обратился он к Шилякину.

— Конечно желает! — графиня ответила за Данилу.

Горец также ловко скрутил ещё один шарик ваты на палочке и протянул юнкеру.

— Тры рули, — также улыбаясь сказал ларёчник.

Однако, подумал Данила, за «тры рубли» можно было бы ого-го… Он вынул из кармана немногочисленные купюры и отдал их часть горцу. — Без сдачи, оставьте на чай.

— Благодарствую — практически без акцента, улыбаясь ответил горец и поклонился. — Приятный Вам апэтыт.

— Спасибо Бесо, — слегка кивнула в ответ графиня.

Они прогуливались по аллеям Летнего сада, и ели сахарную вату. Вернее, ела графиня, Данила почти не ел, ему показалось слишком сладким это новое лакомство, графиня же напротив весьма быстро съела свою порцию, посмотрела на пустую палочку и вздохнула.

— Хотите ещё? Я сейчас…

— Нет не нужно, а вы совсем не едите. Вам не понравилось?

— Вполне вкусно, но я не очень люблю сладкое.

— А вот я ела бы и ела, прям без остановки, но наш семейный доктор, говорит, что это вредно для фигуры. Поэтому я не позволяю себе есть её слишком много. Хотя папенька меня не редко балует. Дом всегда полон пирожных и шоколадных конфет, они мои любимые. Вы не будете доедать?

— А? Да, конечно, возьмите, — он протянул ей лакомство.

Они прогуливались так ещё какое-то время. Графиня что-то рассказывала о себе и папеньке, а Данила ничего слышал. Конечно, он слышал её слова, но ничего не понимая, улыбался и кивал в нужные, как ему казалось, моменты. Шилякин пытался вслушаться в её речь, но она лилась настолько сладким ручейком, что мысли Данилы витали где-то очень высоко.

— Шилякин, Вы совсем меня не слушаете! — нарочито делано сердитым выражением лица она посмотрела на Данилу.

Шилякин посмотрел на графиню! Та, улыбаясь облизывала свои сладкие от сахарной ваты губы, а они блестели на солнце, будоража в его сознании самые недостойные фантазии. Он мысленно тряхнул головой, отгоняя скабрёзности размышлений. И видимо не мысленно, потому что графиня тут же спросила:

— Шилякин, Данила, с Вами всё в порядке?

— Я… Да, всё нормально… Я… — в его голове закрутилась та самая мысль, которая пришла ему в голову после прочтения записки. Он должен был ей сказать! Просто обязан! И ещё не придумав нужных слов, посмотрев прямо ей в глаза, начал:

— Ваша Светлость, я… мне… В общем я должен Вам сказать…

— Замолчите Шилякин! — она взяла его за обе ладони, придвинулась к нему и прильнула своими горячими и сладкими от ваты устами к его губам. Это длилось всего пару секунд. Сердце Данилы забилось так часто, как не билось никогда. Все мысли о том, что он должен был ей сказать сдуло прекрасным блаженством прикосновения её губ. Шилякин покачнулся, но устоял, он вынул свои руки из её ладоней, взял её за плечи и прижался губами ещё сильнее. Мир вокруг исчез. Всё стало таким неважным, несущественным. В эти секунды существовал только он, она и их поцелуй. Это продолжалось ещё несколько мгновений, пока оба не услышали разъярённый мужской возглас.

— Ах ты подлец! Господа вот этот недоносок пытался обесчестить мою дочь! Вы сами всё видели, схватите же его!

Аллеей, по которой только что шли Шилякин с графиней, к ним бежали уже знакомый Даниле высокий господин в сером дорогом костюме с усами как у Его Величества и двое городовых. Полицейские подбежали к Шилякину и схватили того за руки.

— Мерзавец! — он было замахнулся на Данилу рукой, но один из городовых поднял руку перед юнкером:

— Буде, Ваша Светлость, не марайтесь. Мы сами разберёмся, всё видели.

— Да что Вы видели? — опомнилась первой графиня. — Папенька что происходит?

— Что происходит? Я тебе расскажу, что происходит. Этот подлец, воспользовавшись расположением к себе совсем ещё юной особы, задурив голову своим геройством, пытался наглейшим образом воспользоваться ею! Хорошо — порядочные люди предупредили. Ух чернь! — он опять попытался замахнуться, но тут на его руке уже повисла сама Нади.

Конец ознакомительного фрагмента.