Логово тьмы. Цикл Воин

Дмитрий Янковский

Темные бесплотные твари, потерпев поражение от витязей Стражи, не пожелали остаться в долгу. А раз другие попытки провалились, они решили атаковать людей напрямую, вырвавшись из логова Тьмы и воплотившись в нашем мире в кошмарных чудовищ. Теперь Микуле и его товарищам придется напрячь все силы, чтобы сдержать этот натиск. И без потерь в этой битве не обойтись.

Глава 3

Стрела, послушная крепким пальцам, уверенно оттянула тетиву до уха. Рыжее перо, надежно зажатое в расщепе, трепетало от задувавшего в левый бок ветерка.

— На палец левее… — шепотом подсказал Рати-бор. — Учись чувствовать.

Волк послушно повернул лук и разжал пальцы.

Желтеющая листва обступившего леса дрогнула на пути рвущего воздух наконечника, с десяток листьев сорвались и закружили грустный танец в тугих лучах солнца.

Далеко впереди раздался мелодичный звон — дрогнули бронзовые колокольчики, закрепленные на прицельном шесте.

— Надо же! Попал… — искренне удивился Ратибор, почесывая ежикнедавно проросших после ожога волос. — Ладно, попробуй выделить следующий.

— Ну не видно же ни хрена! — насупился Волк. — Листья мешают!

— Ну ты даешь! А что тут с глазами стрелять-то? На сотню шагов… Просто срам, честное слово. Тут и без глаз-то попасть — чести мало, а коль видеть цель, так только позориться. Давай, давай, учись целить ушами. Для чего я колокольчики на шесты навесил?

— Так ведь не звенят!

— Это только кажется. Учись слушать то, что не слышно сразу.

Волк размял уставшие пальцы и нехотя вытянул из колчана стрелу. Ратибор глядел посмеиваясь, уже придумывал шуточку на случай промаха. Последние несколько дней тело перестало ныть нестерпимой болью от ожога, а разве этого мало для счастья? Бе-лоян запретил пока надевать грубую одежду, поэтому Ратибор выглядел потешно без привычного синего кафтана и таких же портков. Как дитятя — в просторной белой рубахе до колен и в портках, больше похожих на исподнее. Когда шел по Киеву, девки и бабы стыдливо отводили взор, но стрелка это только потешало — совести в нем и на ломаную деньгу не сыскалось бы.

Волк же, напротив, в одежде был безупречен, в теле чист, в мыслях светел. Ладная одежка из черной кожи подчеркивала скорее его стройность, чем худобу, больше проявляла удивительную быстроту, нежели излишнюю порывистость.

Он слегка натянул лук и чутко прислушался. На лице его читалось искреннее непонимание, куда же, собственно, надо стрелять.

— Продышись, — посоветовал Ратибор. — А то еще задохнешься… Дыхание надо задерживать перед выстрелом, а не загодя за три дня!

Волк только плотнее сжал губы, к неуклюжим шуткам стрелка он привык уже давно. Пальцы напряглись и побелели, все сильнее оттягивая стонущую тетиву, глаза тщетно пытались разглядеть в пестрой листве то, что разглядеть не могли.

— Ящер тебя дери… — зло шикнул он и отпустил толстый жильный шнур.

Стрела со звоном покинула насиженное место и незримо рванулась вперед, оставляя за собой целый дождь желтых листьев. Ратибор картинно приложил ладонь к уху, будто прислушиваясь к далекому звону колокольчиков. Точнее, к его отсутствию.

— Н-да… — Он разочарованно оттопырил нижнюю губу. — Пошла баба на базар прикупить молочка. Вообще-то надо бы тебя заставить стрелу сыскать. Следующий раз метче станешь целить.

— Иди ты… — отмахнулся Волк, откладывая лук с колчаном подальше. — Не мое это дело — стрелять. Тем более вслепую…

— А это не тебе решать, — вдруг совершенно серьезно вымолвил стрелок. — Это жизнь за тебя решит. Понял? Учись, учись… Я тоже не бессмертный. Без стрелка Дружину оставлять нельзя.

— Стражу! — поправил его Волк. — Жур называет нас Стражей. Наверное, так правильней.

— Не все ли равно? Хоть горшком назови, лишь бы в печь не садили. Тебе только бы увильнуть от науки… Что угодно придумаешь.

— Зря ты так, — всерьез обиделся Волк. — Когда я увиливал? Ну не получается у меня! Что я сделаю? Учи Микулку, когда вернется, хотя он и так стреляет тоже.

— Микулка не подойдет. В нем слишком много силы. А когда много силы, мало чутья. В стрельбе же без чутья никак. Понял? А вот у тебя его навалом. Ты ж у нас певец! Знамо дело, умеешь чувствовать. Али не так? Тебя если выучить, так ты получше меня стрелять сможешь.

Певец только усмехнулся:

— Сдурел? Куда уж лучше-то? Что богами дано, никакой учебой не переплюнешь. И что чуять? Ни глазам, ни уху уцепиться не за что.

— Тебе богами дано больше, чем мне, — вздохнул Ратибор. — Можешь поверить на слово. Такие вот дела. А насчет зацепиться… Дай-ка лук и пару стрел.

Стрелок нарочито медленно взял лук, одну стрелу привычно ухватил зубами, другую аккуратно пристроил на тетиве.

— Гляди… — буркнул он сквозь зубы и мощно натянул тетиву, плавно разжав пальцы у самого уха.

Звонко щелкнуло, и будто вихрь пробежал по листве, отвлекая внимание от молниеносного движения, уложившего вторую стрелу на стонущий от напряжения лук. Короткий поворот тела — и она, коротко свистнув, ушла чуть в сторону, а Волк с суеверным ужасом расслышал двойной звон колокольчиков — обе стрелы угодили в невидимые за листьями цели.

— Быть не может… — тихо вымолвил он.

— А ты поди проверь, — усмехнулся Ратибор и, блаженно потягиваясь, уселся в еще не высохшую траву. — Заодно разомнешься. И колокольчики сними, мне их княжьей ключнице вернуть надо.

— Но как же…

— Поди, поди! — Стрелок подтянул к себе дорожный мешок и принялся выуживать на свет божий всякую-разную снедь. — И возвращайся быстрей, не то без обеда останешься.

Волк поправил длинные черные волосы и, чуть задрав подбородок, скрылся среди листвы. Он так и не мог поверить в увиденное, еле сдерживался, чтоб не рвануть бегом ощупывать торчащие стрелы. Но мешала гордость. Потому он ступал неспешно, почти лениво.

Ратибор выудил из мешка половину запеченной курицы, придирчиво оглядел и вцепился зубами в румяный бок. j.

Место для обучения стрельбе он приготовил еще прошлой весной, когда лес без листьев был прозрачней горного ручейка. Шесты вбил тогда же. Одни боги ведают, сколько времени и стрел он извел, пристреливаясь к едва видным средь деревьев целям толщиной с руку. Хорошо хоть не напрасно. Вскоре он с пристрелянного места мог попадать в них легко, а потом, помня въевшиеся в тело ощущения, выучился всаживать стрелы даже вслепую. Это и было нужно. Главное — не потерять пристрелянное место, но хитрый Ратибор выбрал для него самую середку поляны, так что пока не зарастет, можно будет народ удивлять.

Мешок пустел куда быстрее, чем Ратибор насыщался, но все же стрелок был не настолько прожорлив, чтобы оставить соратника совсем без обеда. Он со вздохом бросил взгляд на оставшиеся полкаравая хлеба, вторую половину курицы и пару вареных яиц. Снова вздохнул и, через силу завязав мешок, отложил, от лиха подальше, шага на два в сторону. Ладно, ближе к вечеру можно будет в корчме восполнить недоеденное.

Волк вернулся не скоро, видимо, с присущим ему старанием разглядывал цели. Его ноги ступали настолько бесшумно, что Ратибор вздрогнул от неожиданности, когда соратник тенью явился из-за кустов, держа в руках обломки стрел и колокольчики с зажатыми в пальцах язычками. Ветер играл его густыми красивыми волосами.

— Обе в самую середку столбов, — сухо вымолвил Волк.

— А твоя? — Стрелок заинтересованно поднял брови.

— Одна мимо ушла, а первая в левом столбе. Я ее там и оставил.

— Красоваться? А мои зачем взял?

— Отнесу Белояну, — с поразительной честностью ответил Волк. — Пусть проверит, нет ли какой волшбы. Если нет, то поверю, что ты стрелял честно.

— Ну-ну… — одними глазами усмехнулся Ратибор. — Проверь, проверь.

— Но если все честно, — словно не замечая язвительности, продолжил певец, — то будь я проклят, если не выучусь стрелять так же. Только объясни мне, как же ты узнаешь, куда посылать стрелу, если цели не видно?

— Не знаю… Что-то чую, — не моргнув глазом соврал стрелок. — Привык уже… Может, слышу, как ветер свистит в шестах, может, что-то еще.

— Хорошо, я попробую. Но по всему видать, что одними ушами тут не обойдешься. Что можно расслышать за сотню шагов?

— Но ведь ты первую стрелу послал точно в цель! — Ратибор сощурился и склонил голову набок. — Как умудрился?

— Не знаю… Может, случайно?

— Да уж хрен там! Случайно… Лучше прислушайся к своим ощущениям. Разберись, пойми.

Сам он прекрасно знал, почему первая стрела легла точно в цель. Просто Волк направил лук почти верно, достаточно было на палец подправить в нужную сторону. С пристрелянного места это легко. Только певцу знать об этом совсем ни к чему, пусть ищет решение, может, и впрямь найдет. Ратибор верил в звериное чутье доброго друга, не зря ж его сызмальства кличут Волком!

Стрелок протянул соратнику мешок с едой, а сам осторожно улегся на траву. Шкура чесалась невыносимо, но уже не горела огнем, перелезала ломтями. Только грудь и спина приобрели замысловатый рисунок, оставленный раскаленными кольцами кольчуги. Ничего! Будет чем перед девками хвастать. А то кого нынче удивишь обычными шрамами?

Вспомнив о девках, Ратибор припомнил и Микул-кин наказ — забрать из деревни оставленного Ветерка. Вот Ящер… Позабыл совсем. А для паренька этот конь, по всему видать, значит слишком много.

— Не хочешь прогуляться до вечера? — спросил он уплетающего курицу Волка. — Тут, верст пять на полудень, есть деревенька, мы там с Микулой коней оставили. Ветерка точно надо забрать, а то Микула с меня последние лоскуты шкуры спустит, заодно заберем и мою лошадку. Ее можно неплохо продать, а то с деньгами у нас сам знаешь… Татей ведь мы ловить перестали…

— А у князя просить не хочется. Хотя дал бы, конечно, — скривился певец.

— Ну а я о чем? Давай махнем прям сейчас? Тебя что-то держит?

— Только этот мешок, — весело улыбнулся Волк.

— Значит, решили. Ты доедай, доедай. Или тебе помочь?

Полтора десятка избенок далекой от Киева деревушки схоронились на лесистом холме, как зайцы при разливе реки. Дорога изгибистой лентой скатывалась оттуда и услужливо подстилалась под ноги Ратибора, босые ступни утопали в теплой пыли чуть не по щиколотку. Шкура меж пальцев еще не утратила беззащитный розовый цвет, и Белоян обувку носить пока не давал, ждал, когда ступни огрубеют после ожогов. Но казалось, стрелок был этому даже рад — шел скоро и легко, разве что не напевал по обыкновению себе под нос, наслаждаясь последним осенним теплом. На тонкой белотканной одежке, как седло на корове, потешно перекосился на один бок матерчатый пояс с коротким ромейским мечом в кожаных ножнах.

Волк, наоборот, ступал хмуро, никак не мог позабыть неудачный выстрел и довольную ухмылочку друга. Темный и грозный шагал он, заставляя тонкую пыль виться под подошвами низеньких черных сапог, за спиной яростно сверкали рукоять меча и кожаный чехол с непривычной на Руси лютней.

— Ты чего насупился, словно туча в бурю? — хлопнув певца по плечу, спросил Ратибор. — Просыпайся давай, а то спишь на ходу. Э-э-й!

— Да ну тебя… — отмахнулся витязь. — Чего шумишь?

— Что-то стряслось? — мигом посерьезнев, глянул ему в лицо Ратибор.

За долгие годы дружбы он выучился доверять удивительному чутью соратника.

— Ну… — Певец снова махнул рукой. — Сам не знаю… Ты мне вот чего скажи — это та деревенька, куда мы идем?

— Нет, та должна быть подальше. Мы ведь с Ми-кулкой шли от нее через Собачий Овраг, а он сейчас прямо за лесом. Как кончится, так и будем искать. Хотя дорога небось сама выведет.

— Тогда эту лучше обойти стороной, — насупившись посоветовал Волк.

— Не понял? — поднял брови стрелок. — Ты ясней говорить можешь? Что случилось?

— Смертью пахнет, — коротко буркнул певец. Ратибор принюхался, но Волк только раздраженно фыркнул:

— Стрелять ты меня, может, еще и научишь, а вот чуять — навряд ли. Я не носом чую… Сам не знаю чем.

— Могу подсказать… — усмехнулся стрелок, глянув другу пониже спины.

Волк зыркнул на стрелка, но смолчал — знал уже, что сколько ни кори, а от дурных шуточек тот не избавится.

— Но если честно, — вздохнул Ратибор, — так мне без разницы, чем ты чувствуешь. Хоть носом, хоть тем местом, о котором я подумал. Лишь бы верно. Но скажи хотя бы приблизительно, что там могло приключиться?

— А я знаю? — Волк остановился, прислушиваясь. — Тихо сверх меры. Неужели не приметил? Где дым из труб? Хоть один человек мелькнул?

— Н-да… Верно кажешь.

— Дошло наконец, — с удовольствием поддел друга певец. — Как до гуся через длинную шею. Давай лучше лесом обойдем, какого лешего соваться Ящеру в зубы?

— А вдруг там кому помощь потребна?

— На тебя, как я погляжу, Микула дурно влияет, — насупился Волк. — Того тоже, хлебом не корми, дай только в драку влезть за правое дело. Но мы-то с тобой знаем, что кривду от правды отличить куда сложнее, чем кажется.

— Да. Только он как-то отличает. Приметил? Завсегда встает на нужную сторону.

— Тоже чутье… — пожал Волк плечами.

— Вот нам бы такое… — тяжко вздохнул Ратибор. — Пойдем поглядим. Да не зыркай на меня! Осторожненько глянем со стороны леса и пойдем своей дорогой. Ладно, если тати напали, это на Руси дело обычное, но вдруг новый ворог объявился заместо поляков? Нужно узнать.

Певец спорить не стал, молча повернулся и, сойдя с дороги, зашуршал ногами в густой траве.

Желтеющий лес шумел совсем рядом, в полусотне шагов, беспрерывно роняя листья в незримые ладони легкого ветра. Волк добрался туда первым, раздвинул нависшие ветви и растворился в густой мешанине теней с яркими пятнами света. Ратибор поспешил следом, стараясь не обращать внимания на колючки и валявшиеся в траве сучья. Он догнал друга на чуть заметной тропке, пробитой в цветастом пологе тихо шуршащих крон, босые ступни проминали густой ковер прелых листьев, а это куда как приятней, чем ступать по колкой сухой траве.

— Ну чего ты дуешься? — примирительно спросил стрелок, глядя на гордо расправленные плечи соратника. — Чай, обидел тебя?

— Да ну… — не оборачиваясь буркнул Волк. — Ведешь себя как дитятя. Разве что на одной ножке озорно не прыгаешь… Где твоя былая серьезность?

— Сгорела, — по-доброму улыбнулся Ратибор. — Вместе с одежкой и половиной шкуры. Когда побываешь одной ногой на том свете, сразу понимаешь, какая жизнь кругом замечательная.

— Тогда это быстро пройдет, — уверенно сказал певец и надолго умолк.

Тропка вилась меж деревьев, грозя увести далеко от деревни, поэтому иногда приходилось пробираться через густой подлесок, как медведям, без дороги. Ратибор дважды наколол ногу, и веселость из него повыветрилась, зато Волк теперь посмеивался без всякой утайки. Стрелок от этого злился еще сильнее, не любил чужой правоты в ущерб собственной, а уж когда ее напоказ выставляют, просто бесился в душе.

Он хмуро топтал босыми ногами опавшие листья, не замечая, что лес все больше погружается в странную тишину. Изредка с тихим посвистом крыльев почти из-под ног взлетали стайки мелких птиц, сухо шуршал ветер в листве, но не слышалось веселого щебета и привычного гомона леса.

Внезапно послышался отчетливый шорох — кто-то не скрываясь пер через лес да еще бормотал бестолково и громко, невнятным, но явно человеческим голосом. Волк сбавил шаг и предупреждающе поднял руку, но Ратибор только фыркнул:

— Размахался… Я еще с полдороги услышал! Интересно, кого это леший несет?

В наступившей тишине звук шагов и треск сучьев звучали странно, нелепо — никакой нормальный человек в лесу так ходить не станет. Даже если ни от кого не хоронишься, то зачем же шуметь?

Друзья настороженно обернулись на звук, но только стая пичуг вспорхнула в той стороне да не в согласии с ветром колыхались золотистые от листьев ветви. Ратибор бессвязно ругнулся, чтобы отогнать нависшее чувство тревоги, шевельнувшее волосы на затылке.

Волк был взволнован не меньше, медленно потянулся за плечо, сжав в ладони сверкнувшую навершием рукоять, его глаза зорко впились туда, где чаща должна была выпустить то, что скрывала. Клинок с тихим шелестом выполз из ножен, а Ратибор сам не понял, как успел вытянуть и наложить на лук оконе-ченную булатом стрелу.

Шаги приближались.

— Он там застрял? — зло прошипел стрелок. — Или нарочно издевается? Так бы и стрельнул на звук…

— Погоди! — остановил его Волк. — Меткость не на ком опробовать? Сейчас выйдет, тогда и узнаем, кто таков.

Ветви качнулись ближе, недовольно фыркнул потревоженный еж. Ратибор потянул тетиву, уверенно ведя наконечником невидимую за листьями цель.

— Стой! — коротко рявкнул он, когда лес наконец позволил разглядеть бредущего меж кустов человека.

Незнакомец словно и не услышал — шел как шел, бормотал под нос и помахивал сломанным прутиком. Был он невероятно грязен, даже не ясно, какого цвета ткали на него портки и рубаху, самому весен двадцать пять от роду, а густые всклоченные волосы серебрились сплошной сединой. Взгляд больших голубых глаз не хранил и тени осознанной мысли, безумная улыбка вяло гуляла по перепачканному лицу.

— Лук убери… — выдохнул Волк, засовывая меч в ножны. — По всему видать, это местный дурачок из деревни. Домой идет.

Запоздало разглядев витязей, дурень остановился и радостно протянул прутик, мол, берите, не жалко.

— Тебя как звать? — угрюмо спросил Ратибор, взмахом руки отвергая столь ценный подарок. — Сам из деревни?

— Де-е-вня.. — пустив слюни, подтвердил дурачок.

Он натужно сморщился, изображая работу мысли, и, собравшись с духом, добавил, указав рукой в сторону.

— Там.

Тишина кругом никак не хотела растворяться в привычных звуках осеннего леса, окружала, давила, заставляла дышать беспокойно и часто.

— Н-да… — Стрелок сплюнул под ноги и засунул лук в болтавшийся за спиной налуч.. — Умная беседа. А главное, полезная. Ну так что, из деревни ты, али как?

— Де-е-вня… — повторил сумасшедший, чуть изменившись в лице.

Друзья с удивлением и тревогой разглядели в голубых глазах нарастающий страх, дуновение ветра показалось сырым и зябким, словно дыхание черной пещеры.

— Де-е-вня… — Дурень пустил пену и мелко затрясся.

Витязи недоуменно переглянулись, и Ратибор, скривившись, постучал у виска пальцем. Но тут же оба вздрогнули как ужаленные — дурачок неожиданно издал жуткий, ни на что не похожий рык. Он рычал и рычал, краснея с натуги, глазищи навыкате, а сам трясся, будто его везли на худой телеге.

Волк, побледнев, наотмашь отвесил дураку оплеуху, и тот внезапно умолк, втянув голову в плечи, только, стуча зубами, пучил повлажневшие от слез глаза.

— Де-е-вня… — виновато вымолвил он. — Там. Ратибор вытер со лба ледяной пот и сказал, стараясь держать голос ровным:

— Деревня, деревня… Ну так веди! Стоишь, слюни пускаешь. Давай показывай, что там случилось.

Но дурачок никуда не пошел, уселся на корточки и громко, взахлеб зарыдал, размазывая слезы по чумазому лицу.

— Что-то ему совсем худо… — вздохнул Волк.

— Ну и леший с ним, — махнул рукой стрелок. — Пойдем поглядим. Только осторожнее.

Они направились по еле приметной тропке, а стоны и всхлипы деревенского дурня еще долго слышались позади. Вдруг они смолкли, будто ножом срезали, снова сменившись жутким клокочущим рыком.

Ратибор вздрогнул и ускорил шаг, стараясь все же не наступить на что-нибудь колкое.

— Вот Ящер… — тихо ругнулся он. — Как людская глотка может такой рык издавать? Свихнуться ведь можно…

Булькающее рычание прекратилось так же внезапно, как началось.

— Де-е-вня… — донеслось сзади уже совсем тихо. — Там.

— Кажись пришли, — тихо молвил певец и внезапно остановился.

Ратибор, глядя под ноги, налетел на него как таран на ворота, разве что кости не хрумкнули.

— Ящ-щ-щер-р-р… — глухо ругнулся он. — Чего зад подставляешь? Совсем умом тронулся?

— Да тихо ты! Лучше погляди на деревню! Стрелок хмуро раздвинул густые ветви и замер будто прибитый, лишь по спине пробежала волна крупной дрожи.

— Великие Боги… — ошарашенно прошептал он. Деревенька прижалась околицей к самому лесу, а особенно наглые вековые дубы, не поддавшиеся топорам, стояли прямо на улочках и во дворах ладно срубленных изб. В этих же дворах и на тех же улочках валялись трупы. Много.

На них было жутко смотреть, словно кто-то огромный топтался по истерзанным телам, — побелевшие обломки ребер торчали во все стороны, одежда потемнела от высохшей крови, а руки и ноги вывернуты так, словно костей в них отроду не было.

Мужики, бабы, дети…

Ратибор насчитал с десяток, прежде чем Волк тихонько тронул его за плечо.

— Что это? — ледяным шепотом спросил певец. — Не похоже на павших в сече.

— Не иначе какая-то тварь порезвилась. Чтоб ее… Пойдем поглядим, может, кто-то остался? Интересно, давно они так лежат?

— Дня три… — неуверенно предположил Волк, потянув носом воздух. — Или чуть больше. Трудно сказать, на такой жаре тлен быстро свое берет.

— Почему же тогда ни собаки, ни волки, ни лисы…

— А почему так тихо? — вопросом на вопрос ответил певец. — Словно все замерло с перепугу.

— Не ладное тут дело… — выходя из леса, буркнул Ратибор. — Пойдем, только будь наготове.