Живая ткань поэзии Терентия Травника. Роман о стихах

ЕЛЕНА ЛОГУНОВА

«Живая ткань» – это осмысленное погружение в мир поэзии Терентия Травника. Книга Елены Логуновой есть значимый факт не только для самого автора, но и для каждого, кто открыл для себя его строки и в особенности для искренних почитателей его творчества. «Радуюсь, что ваши стихи будут к кому-то прилетать и с моей ладошки», – пишет Елена Александровна в своем письме Травнику. И это так: личные впечатления писательницы позволят читателю по-новому открыть удивительный мир поэтической строфы мастера.

Вот такая история…

Удивительная история случайной встречи со стихотворением и размышлений о нём. А дело было вечером: только что вернулась домой, сойдя с пыльных ступеней электрички, устала… Сил нет ни на что… Чем не повод тупо зависнуть в интернете? Листаю его страницы, которым несть числа, и вдруг на глаза попадаются над симпатичной космической картинкой всего две строчки Терентия Травника «…я со звездой всю ночь проговорил, она мне мерностью лучистой отвечала…».

Впечатлило. Особенно понравилась лучистая мерность. Мне вообще очень нравится слово мера и все другие, от него образованные. Мера — это порядок, мудрость и чуткость бытия. Открываю сайт поэта, ищу. И получаю стихотворение. Вот оно! И сразу вспоминается гениальная ода Гавриила Державина «Бог», и я беру на себя дерзость наградить безымянное стихотворение Терентия эпиграфом из этого бессмертного творения, созданного в 18 веке.

Не могут Духи просвещенны,

От света Твоего рожденны,

Исследовать судеб Твоих:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,

В Твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

Гавриил Державин

***

…я со звездой всю ночь проговорил,

Она мне мерностью лучистой отвечала,

И мне хватило смелости и сил

Улавливать Вселенские начала.

Писал стихом, иначе не поймут

Читатели языков звёздных пений,

Плеядных рифм, где метеорный труд

Акцентным росчерком в полнеба,

словно гений,

Играючи мелком с наклоном черканул

Мечтателям полночной тишиною,

И я, дивясь величию, воскликнул:

«О, Господи, я раб блаженный Твой!»

Хоть запятой, хоть сбитою секундой

Меня во Царствии Твоем Ты помяни,

Когда предстану нищим

в день Твой Судный,

Когда умолкнут все мои стихи.

Терентiй Травнiкъ

Читаю, проникаясь… Не все понятно… Но как же ощутимо высокое волнение человека, который вдруг нашёл в себе способность «улавливать вселенские начала», чтобы в итоге восторженно склониться перед величием Бога. Зачарованная, читаю стихотворение снова и снова, не сразу улавливаю тонкости ритма и смысла, но чувствую, что присутствует и то, и другое. Смотрю в словаре, что такое плеяда… Оказывается, это — рассеянное скопление звёзд.

И как же великолепны строки, предвещающие появление звёздных рифм:

И мне хватило смелости и сил

Улавливать вселенские начала…

Потрясает высота переживаний души в момент смирения: прежде чем вступить в разговор со Вселенной, замереть от собственной дерзости. Как в своё время замер и Гавриил Державин. А стихотворение Терентия Травника — это и есть проявление того единственного на земле, что может дерзнуть вознестись к Нему, к Богу. И этим единственным является свободная мысль человека.

«Писал стихом», — сообщает поэт. И я вздыхаю: ещё не так давно стихом называли всего лишь одну стихотворную строчку, словно подчёркивая значимость каждой из них. Сейчас стихом называют всё стихотворение. Но я буду мыслить по старинке. И называть данное творение Терентия, которое начинается со слов «…я со звездой всю ночь проговорил…», не стихом, а стихами.

И поэт говорил с нею, звездой, именно стихами — на том особенном языке, что на земле доступен, наверное, только поэтам. Ведь истинная поэзия — это не что иное, как перевод с Божественного языка на человеческий. Не всякому стихотворцу это подвластно — писать о Несказанном… И вдруг ощутить, что у россыпей звёзд есть свой ритм и свои — плеядные — рифмы.

И это ж надо было придумать такое — метеорный труд! Образ привлекательный, но очень уж необычный. И тут же понимаешь, что, наверное, нет лучшего способа обозначить вечное движение метеоритов — небесных странников. Только они способны мгновенно расчертить небо гениально акцентным росчерком, причём сделать это легко, играючи. Для чего? А может, всего лишь для тех мечтателей, которые по ночам говорят с Небом? И что ещё им, мечтателям, остаётся воскликнуть после диалога с Небесами, кроме этих слов: «О Господи, я раб блаженный Твой!»

Пять строчек, завершающих стихотворение — это молитва! Молитва о радости ощутить себя песчинкой бытия, о блаженстве этой песчинки, что равна секунде или запятой — даже не точке! И уже не страшно, что этой песчинке, секунде или запятой, которая равна земной человеческой жизни, суждено быть сбитой во время полёта, а стихам — умолкнуть. Но как же несказанно блаженство: предстать перед Богом в смиренном осознании своей духовной нищеты, оставив всю земную суету у входа в Царствие Небесное. И, дивясь Его величию, воскликнуть:

О, Господи, я раб, блаженный Твой!

Хоть запятой, хоть сбитою секундой

Меня во Царствии Твоем Ты помяни,

Когда предстану нищим

в день Твой Судный,

Когда умолкнут все мои стихи.

Не стану спорить с поэтом: стихи действительно умолкают… Но умолкнуть — это не значит исчезнуть. Звезды тоже молчат, но многое могут рассказать устремившим свой взор к Небесам.