Безумный угар. Жертва

Евгений Белов, 2021

Звонок полицейского втягивает героя в пучину отчаяния и страха. Теперь о беззаботной и размеренной жизни офисного работника стоит позабыть. Пора посмотреть на окружающий мир трезвым взглядом… Содержит нецензурную брань.

Часть первая. В тихом омуте

Глава 1

Этот день должен был стать одним из тех, которые по своей событийности не оставляют в памяти ничего примечательного. На улице стоял мерзкий октябрь, который, кроме как постоянных дождей и холодного пронизывающего ветра, ничего не привносил в мою жизнь. Ощутимый вклад в душевное уныние добавляла тоска о солнечном лете, минувшем, словно один миг. Там ровно с июня по август стояла жаркая знойная пора.

Я находился в небольшой комнате на четвертом этаже проектного института. Помимо меня здесь сидели двое таких же трудяг, как и я, поэтому о просторе нашего помещения говорить не придется. Окно выходило на дворовую территорию жилых домов, которая своей мрачностью и запустением отлично гармонировала с таким временем года, как осень. Стрелки настенных часов неохотно приближались к долгожданной отметке пять вечера. Я без интереса смотрел в компьютерный монитор, то и дело щелкая мышью, то и дело вбивая в проект кое-какие расчеты — в общем, без энтузиазма имитировал рабочую деятельность, мысленно ожидая окончания рабочего дня.

В 16:30 раздался звонок мобильного телефона, который слегка привел меня в чувства, вернув понимание того, что я еще живой человек, а не запрограммированная машина, которая пять дней в неделю куда-то ходит и выполняет чужие прихоти. Номер телефона, высветившейся на дисплее был незнакомым, но это не остановило от ответа на звонок. Уже в коридоре, куда я предусмотрительно выскочил из кабинета, чтобы не отвлекать коллег, до меня из трубки донесся бодрый мужской голос.

— Добрый день, — произнес звонивший. — Дмитрий Александрович?

— Да, — с подозрением ответил я.

В силу моего возраста, двадцати восьми лет, так презентабельно ко мне редко кто обращался. Да и рабочую должность я занимал самую рядовую, хоть и в трудовой книжке имелась приписка инженер. Поэтому всякий раз, когда звонивший незнакомец начинал разговор с почтения, во мне тут же, как по щелчку пальцев, включался защитный режим, отгораживающий меня от назойливых торговцев кредитами или еще какими убыточными вещами.

— Меня зовут Кнутов Иван Сергеевич. Я из уголовного розыска, — так же бодро протараторил мужчина.

— Откуда? — удивленно и с долей недоверия вырвалось у меня.

— Из уголовного розыска, — теперь медленнее, четко проговаривая каждую букву, произнес собеседник.

Ранее запущенный «защитный режим» никоим образом не защитил мою впечатлительную натуру от испуга, ведь подобная комбинация слов почти у каждого здравомыслящего человека ассоциируется с чем-то плохим.

— Чем могу быть полезен, — ответил я, словно чужим голосом.

— Вы, наверное, слышали об убийстве девушки в конце августа. Многие газеты тогда писали об этом.

«УБИЙСТВЕ» — устрашающим эхом раздалось в моей голове. На несколько секунд я потерял способность понимать людей. Полицейский продолжил свое бодрое повествование, из которого я не запомнил ровным счетом ничего.

— Ну, так сможете сегодня?

— Что смогу? — сквозь сбитое дыхание вырвалось из меня.

— Встретиться для разговора. Я сейчас на машине, и чтобы ускорить опрос людей из списка, объезжаю всех.

— Какого списка?! — истерически выдал я.

— Что же вы меня совсем не слушаете, Дмитрий Александрович. Список тех, чьи мобильные номера попали в зону пеленгации недалеко от места преступления.

— Но я совсем ничего не знаю об этом происшествии, — мне было тягостно произносить слова «преступление» или «убийство», поэтому я интуитивно подобрал более деликатный вариант.

— Давайте, при встрече это и выясним.

— Я сегодня не могу. У меня много дел. Мне вечером нужно навестить больную сестру, — выдал я, что первое пришло на ум.

Естественно, никакой больной сестры не существовало. Такое понятие, как рассудительность, куда-то вдруг запропастилось, я находился в полуобморочном состоянии, когда рассудочная деятельность отказывает тебе в принятии решений, и ты с серой пеленой на глазах действуешь совсем неосознанно, по инстинктам, которые нацелены только на спасение и бегство.

— Будь по-вашему, — с долей разочарования сказал он. — Хотите ехать в участок — езжайте.

— Да! Так будет лучше, если я приеду сам.

— Тогда до завтра. Записывайте адрес.

— Завтра?! — испуганно провозгласил я.

— Ну, а что же нам тянуть. Дела на то и существуют, чтобы их решать быстрее.

Полицейский продиктовал адрес, который я из-за своего взвинченного состояния толком не запомнил, уповая на то, что на крайний случай могу уточнить его с помощью ответного звонка. Затем он попрощался и бросил трубку.

Дорога домой протекала в полнейшей прострации, как будто происходящее было во сне. Моя память не запечатлела деталей того, как я вышел из офиса — сказал ли я что-то на прощание ребятам или нет, совсем вылетело из головы мое появление на остановке и проезд в автобусе, который по обыкновению в часы пик сопровождался невыносимой толкучкой. Причиной беспамятства был страх и как его следствие напряженный мыслительный процесс: я пытался вспомнить свою августовскую жизнь, места, которые посещал, новых людей, которые могли появляться в моем окружении, но, к сожалению, ничего наталкивающего на здравое объяснение причин попадания в тревожные списки полицейского не приходило на ум.

Рассудок ко мне вернулся только у дома, на подходе к подъе́здной двери, где я столкнулся с соседями, проживающими на этаж выше.

— Здарово, сосед! — добродушно провозгласили мне.

Я вздрогнул и поднял взгляд. Слова принадлежали Михаилу, крупному мужчине с заметным брюшком, который вечно ходил в коричневой футболке с нагрудным карманом и широких черных штангах, но сейчас, ввиду прохладной погоды, он утеплился еще и осенней курткой, молния которой была расстегнута. Мужчина не выглядел толстым, скорее производил впечатление тяжелоатлета, забросившего спорт лет так десять назад.

— Здравствуйте, — сдержанно ответил я и хотел было продолжить свой путь, но мне будто невзначай преградили дорогу, давая понять, что разговор на том не окончен.

Компанию здоровяку составляла его жена или подружка, не знаю уж, кем она приходилась ему на самом деле. Звали женщину довольно непривычно на слух, — Изольда. И это крайне странное имя для наших мест прекрасно сочеталось с ее покладистым и молчаливым характером. И здесь слово молчаливый использовано по своему прямому назначению — я ни разу не слышал ее голоса. Они были примерно одного возраста, думаю, им было около сорока. И, несмотря на свои неюные годы, темноволосая пассия Михаила сохранила хорошую фигуру и имела завидную гладкость лица, которая, на мой непрофессиональный взгляд, объяснялась инъекциями ботокса.

— Куда же ты так спешишь, сосед? — с задором поинтересовался Михаил, когда я попытался обойти необычную пару.

— Да так, дела, — витиевато ответил я. — Могу я пройти.

Но меня будто и не слышали.

— Изольда мне все уши про тебя прожужжала, — с легкой усмешкой произнес Михаил и по-отечески обнял свою спутницу. — Говорит, может, мы его тогда чем обидели, что он больше к нам не заходит.

Я посмотрел на его подружку, выражение лица той осталось невозмутимым, без единого намека на эмоцию, словно у манекена из бутика. Но ее вечно ошарашенные глаза были в полнейшем разладе со спокойным телом и мимикой, и выдавали бушевавший внутри пожар, причиной которого уже без всяких сомнений являлся ваш скромный герой. Сомнения отпали в тот злополучный вечер, который пронзил мой невинный рассудок развратным бедламом, творившимся в их квартире. А сейчас, когда наши взгляды пересеклись, ее широко раскрытые глаза забегали словно ошпаренные, а затем, застыв, принялись сверлить во мне сквозную дыру.

Пока ее муженек продолжал тарахтеть о своем, мы с женщиной какие-то секунды нелепо смотрели друг на друга — я с неловкостью, она с вожделением.

— Так ты обижен чем на нас? — поинтересовался Михаил, в конце неувлекательной тирады.

— Нет… Конечно, нет. Все в порядке, — неуверенно ответил я и наконец-то высвободился от гипнотического взгляда его сумасшедшей подружки.

— Это очень хорошо. Это очень хорошо, — повторил он, вероятно, оттягивая время для раздумий. Затем заявил следующее:

— Как говорится, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе, — заулыбался он так широко, что стали видны золотые коронки крайних зубов.

Эта идиотская улыбка вкупе с фразой из голливудских фильмом вызвали у меня чувство стыда, совершенно не остывшего, хотя со странного застолья с парой Михаила и Изольды времени прошло порядком.

— Предложение, значит, такое, — продолжил он. — Сегодня футбол. А все нормальные мужики любят футбол. Ты ведь нормальный мужик, я вижу.

Вдруг он довольно резво и совершенно беззастенчиво обхватил мое худое плечо и начал наминать своей здоровенной ладонью, якобы оценивая мою несуществующую мышечную массу.

— Глянь, какая бицуха, Изольда! Ты только посмотри, Изольда! — провозгласил Михаил.

Но та осталась совершенно хладнокровной к призывам муженька.

— Качаешься? — спросил Михаил, продолжая вызывающе наминать мою руку.

Не могу объяснить, почему я так долго позволял ему совершать свои дикие манипуляции, возможно, причиной тому стал эффект неожиданности и настороженность к его внушительной и мощной фигуре.

— Нет, — зардевшись, ответил я и наконец-то высвободился из неприятного захвата.

— Да ладно тебе, не скромничай, — снова широко заулыбался Михаил, а затем снова произнес те же вводные слова, что и прежде. — Предложение, значит, такое. Купим пивка и посидим у нас по-семейному, поболеем за наших хромых миллионеров. Как тебе такой план, сосед?

Это слово «сосед» ужасно резало слух, а он будто специально его произносил при каждой удобной и неудобной возможности, наверняка, чтобы позлить. Хотя прекрасно был осведомлен о моем имени.

— План отличный. Но сегодня совсем никак. У меня на работе страшный завал. Нужно непременно закончить проект к завтрашнему дню, — выдал я уже заезженную отмазку, с которой не раз увиливал от назойливой парочки.

— Как же так? Работа. Работа. Снова эта работа. И жизни никакой! — с негодованием провозгласил Михаил.

Я лишь театрально развел руки, показывая — «ну что я могу поделать, раз так велит руководство».

— Изольда, ну хоть ты повлияй на него, — не успокаивался Михаил. — А то с этой работой сосед совсем не выползает из своей каморки в люди, так сказать, в высший свет.

Но та будто и не слышала призыва, она продолжала только смотреть, словно остальные человеческие чувства ей были неведомы.

— Ладно, мне пора идти, — сказал я затем с наигранным разочарованием. — Эти проекты совсем задрали меня. Хорошего вам вечера.

Но ответной вежливости я не дождался, на прощание мне сообщили другое.

— Да-а, — протянул Михаил. — Поспать тебе сегодня точно не придётся.

И это звучало очень хитро, словно странная парочка задумала каким-то образом поспособствовать моей бессоннице.

В подъезде, на цокольной площадке десятиэтажного панельного дома, как всегда было мрачно, причиной тому являлось отсутствие окон и перегоревшая неведомо когда лампочка, что свисала на проводе с потолка. Я быстро поднялся по лестнице на четвертый этаж и попал в свою скромную двухкомнатную квартиру, которую снимал на протяжении четырех месяцев. А та парочка заехала месяц назад, и почти сразу проявила инициативу отметить новоселье именно с соседом снизу. Тогда я с наивной и доверчивой улыбкой принял их предложение «посидеть по-скромному», и был изрядно разочарован, если выразиться мягко. Что происходило внутри их обители, сложно объяснить логически — это было самым настоящим абсурдом, о котором мне неприятно вспоминать. В тот раз Михаил как ни в чём не бывало предложил вступить в сексуальную связь с Изольдой, а он в свою очередь намеривался понаблюдать за нами со стороны, — наверняка, при этом разминая своего змееподобного дружка. Столь шокирующее заявление было озвучено после моей пятиминутной отлучки в туалет. Оба этих клиента к тому моменту сидели в зале за праздничным столом абсолютно голыми, и до моего появления преспокойно смотрели телевизор. Не знаю уж, в какой спешке они скидывали одежду, когда я справлял нужду, но точно могу сказать, с какой скоростью я покинул их квартиру. Молниеносно. Сейчас при достаточно частых случайных встречах с соседями сверху, острое чувство неловкости почему-то одолевает только меня, а эти двое сохраняют завидную выдержку. Встречи настолько часты, будто сумасшедшая парочка каждый раз поджидает с работы свою жертву, шпионски высматривая ее из окна.

Несмотря на пустой желудок, чувство голода меня никак не тревожило. Аппетит отсутствовал из-за недавнего звонка полицейского. Поэтому вместо кухни я сразу же направился в комнату к ноутбуку. Схватив его, я разместился на кровати в уличной одежде, за исключением ветровки, которую повесил на крючок в прихожей.

Из-за нетерпения докопаться до истины, каким образом моя скромная персона умудрилась попасть в списки свидетелей или подозреваемых, процесс загрузки ноутбука казался вечным. И вот, наконец, на экране появилась домашняя страница, и я нервными щелчками мышки запустил браузер, где затем в поисковой строке вбил запрос: «Убийство девушки. Август». Представшее глазам обилие ужасных фотографий чуть было до конца не уничтожило всяческую рассудочную деятельность в моей голове. Еще бы совсем немного и я бы потерял сознание от зловещего холодка, пробежавшего по спине. Но все-таки собравшись с духом, я поставил необходимую галочку в поисковике, чтобы тот дал только результаты происшествий в нашем городе. Тут картина кардинально преобразилась, как то и полагается для малых провинциальных городов. Дышать стало намного легче. И в глубине души я наивно понадеялся, что никакого убийства не было вовсе, а звонок полицейского не более, как шутка случайного идиота. Но седьмая строка в поисковике вернула прежнюю тревогу:

«Утром 29 августа на берегу реки в районе поселка «Снегири» было обнаружено бездыханное тело девушки. Жуткую находку сделал житель нашего города, отправившийся на рыбалку. На место происшествия прибыли сотрудники полиции. Они зафиксировали на жертве многочисленные ссадины и кровоподтеки. Личность и обстоятельства гибели несчастной предстоит выяснить оперативникам».

На фотографии, прилагавшийся к статье, была изображена обнаженная девушка, лежавшая в неестественном положении с раскинутыми в стороны конечностями. Ее лицо и оголенные части тела были заретушированы цензурой.

После прочтения я выскочил на балкон и дрожащей рукой вытянул из пачки, лежавшей на подоконнике, сигарету. Курил я очень редко, в основном во время употребления спиртных напитков или вот по таким, несчастливым поводам. Почему-то во время стрессовых ситуаций сигаретный дым не кажется противным, а сама сигарета заканчивается в разы быстрее. Так произошло и сейчас, поэтому я следом закурил вторую.

На улице по обыкновению было спокойно, люди возвращались с работы, автомобильная стоянка дома напротив степенно заполнялась. Я уже не курил, просто стоял и смотрел на свой район. Меня обдавало прохладным октябрьским ветром, врывавшимся из открытого окна, но чувства зябкости я не испытывал, ведь был разгорячен мыслью, что накануне убийства я, и вправду, был в том поселке, и весьма бурно отмечал вечер пятницы, не только в частном доме моего друга, но и захаживал с веселой компанией на злополучный берег реки.

К двенадцати ночи я приготовился ко сну — принял теплый душ и выпил горячий какао, чтобы успокоиться и хоть как-то остановить навязчивые мысли. Отчасти мне удалось расслабиться, но как только я погрузился в постель, то тревожность вернулась вновь. Сон долго не приходил, ведь мой мозг, совершенно не интересуясь самочувствием хозяина, непрерывно прокручивал веселые моменты той вечеринки вместе с пугающей фотографией девушки на берегу, словно намереваясь все соединить воедино. Около полутора часов я находился в дремотном бреду, как услышал разгоряченный голос сверху, от пыла которого вздрогнул всем телом. В тот момент показалось, что стены нашего дома слеплены из картона или еще каких тонких материалов — так четко и громко раздался соседский крик.

— Ах ты грязная сука! — заревел Михаил.

После послышались глухие удары и звук падения чего-то увесистого на пол, от которого, казалось, задрожал весь «картонный» дом. Я поднял корпус и испуганно посмотрел наверх. «Что за херня там происходит?» — пробормотал я.

Минуты две из их квартиры не доносилось ни шороха. Я снова лег на спину и закрыл глаза, пытаясь отгородить свою совесть от семейных разборок соседей сверху, как вдруг раздался мужской плачь навзрыд, хотя было бы логичней услышать женский. Если, конечно, его вечно молчаливая подружка еще была способна после шумного падения на какую-либо жизнедеятельность. После некоторых сомнений я резво вскочил с кровати и схватил мобильный телефон с целью сообщить в правоохранительные органы о возникших опасениях. Но следующая примирительная риторика Михаила и факт того, что Изольда при встречах со мной была немой как рыба, остудили порыв выполнить гражданский долг.

— Какой я дурак! Какой я дурак! Ты сильно ушиблась, моя дорогая?! — сквозь рыдания громко произнес Михаил.

Дальше он говорил тише и неразборчиво около минуты, но затем снова прогорланил во весь голос:

— Прости меня! Прости, моя Изольда! Ты единственный луч света в этом мраке земного абсурда! Я люблю тебя, Изольда! Пусть знают об этом все!

Бесспорно, его театральные высказывания во втором часу ночи попахивали сумасшествием, но знание того, на какие извращения способны эти двое, у меня в момент его словесных изливаний на лице не дрогнула ни одна мышца. И я, удостоверившись, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, что его пассия жива, попытался вновь отгородиться от лихого дня и уснуть.

Не знаю, какой промежуток времени я был в отключке, когда нарастающий скрип пружин и грубые мужские стоны вторглись в мой мирный сон и заставили открыть глаза. «У них точно не всё в порядке с головой! — промелькнула злая мысль. — Я съеду из этой чёртовой квартиры куда угодно, лишь бы подальше от них!»

Минут пять он шпилил ее под собственные охи и ахи, а в самом конце взял такую ноту, которую не в состоянии осилить ни один оперный певец в мире. Михаил был прав, когда кинул мне на прощание фразу, что поспать сегодня, и впрямь, не придется.

Глава 2

Наступило утро. Будильник прозвенел в семь часов, хотя особой надобности в нём не было, ведь я так и провалялся в кровати с бредовыми мыслями, которые мешали нормальному сну. Открыв глаза, я отметил, что сегодня октябрь вновь не порадует горожан солнцем и дивной погодой. На улице стоял полумрак и завывал холодный ветер, а по окнам стучал мерзкий осенний дождь. Даже если откинуть горькие обстоятельства, обрушившиеся внезапно на меня, то утренний подъем мало для кого стал бы радужным.

На кухне я вскипятил чайник и сделал растворимый кофе. О какой было еде я даже не помышлял, в состоянии страха и неизвестности стенки моего желудка трусливо сжались, и вряд ли бы без приключений пропустили внутрь что-либо, кроме жидкости.

«Эти дебилы сверху, наверняка, еще сладко дрыхнут, — зло подумал я, когда неспешно потягивал кофе за кухонным столом. — А мне совершенно разбитому придется переться на работу и долгие часы беспокойно ерзать в кресле в предвкушении вечернего похода в полицейский участок». Ничего хорошего от которого я не ждал.

Факт того, что ожидание беды хуже самой беды, для меня являлся прописной истиной. Но я и предполагать не мог насколько ожидание бывает мучительным. Мои руки целый рабочий день находились в беспокойстве — они заметно дрожали при любой манипуляции с внешними предметами, следствием чего стала залитая чаем клавиатура, которая затем вышла из строя. Да и честно признаться, в ней тогда совершенно не было необходимости, ведь о какой-то производственной деятельности я даже и не помышлял. «Скоро идти на допрос. Как вести себя? Отрицать, что я был на берегу реки? Или рассказать всё как было?» — крутились подобные вопросы голове. К сожалению, ответа на них не находилось. Любой из вариантов при детальном рассмотрении казался провальным. А когда мыслительный процесс доходил до пика трагичности, мое сердце билось с такой частотой, что тут же появлялся страх сердечного приступа. Я откидывался на кресле и принимался жадно поглощать воздух, иногда это происходило с шумом. Моя восприимчивость была полностью отрешена от будничных хлопот, поэтому не знаю, как на меня реагировали коллеги, но они непременно проявляли обеспокоенность странным поведением до этого спокойного и неприметного молодого человека.

В два часа дня я отпросился у начальства и сразу же покинул офис.

Полицейское отделение по левобережному округу находилось на восточной окраине города. Дорога туда принесла мало удовольствия, ведь пришлось добираться с двумя пересадками в автобусах, забитыми под завязку. Само здание полиции располагалось во дворах, среди старых пятиэтажных домов из кирпича, пожелтевшего от беспощадного времени. В своем большинстве это были коммунальные квартиры и молодожёнки, — район не из престижных, если выразиться мягко. Сам полицейский участок представлял из себя двухэтажное здание, облицованное светло-коричневыми панелями снизу и белыми сверху. Внутри ремонт был не так свеж, как снаружи, виделось легкое запустение. Я подошел к окошку дежурного сотрудника и поинтересовался, где можно найти Кнутова И.С. В ответ меня попросили предъявить паспорт. После сотрудник внес мои данные в журнал учета посещений. Затем он пояснил, что старшего лейтенанта Кнутова можно обнаружить на втором этаже в кабинете №214. И я, поблагодарив полицейского, отправился к лестнице.

В коридоре перед дверью кабинета никого не было. Я нерешительно постучался и, затаив дыхание, открыл дверь.

— Здравствуйте, к вам можно? — пролепетал я двум сотрудникам полиции в штатском. Они находились в небольшой прокуренной напрочь комнате. Один сидел слева у окна и в наглую дымил сигаретой, дым которой плавно поднимался из-за допотопного компьютерного монитора, другой был рядом со входом, по правую руку от меня, стоящего в нерешительности в дверном проеме. Третье пустующее рабочее место располагалось тоже у окна, но только напротив курящего.

— Вам кого? — деловито произнес сотрудник, который курил.

— Мне… — я прокашлялся. — Где я могу найти Кнутова Ивана Сергеевича?

— Это ко мне, — вновь озвучил курящий. — А вас как зовут?

— Я Маслов Дима… Точнее Дмитрий Александрович.

— А-а! — воодушевленно произнес старший лейтенант Кнутов. — Вы вовремя, Дмитрий Александрович. Я уже подумывал, не позвонить ли вам. Вдруг вы запамятовали о нашей встрече, увлекшись заботами о больной родственнице. Как она, кстати, поживает?

— Кто? — испуганно выдал я, ведь в моей голове крутился только образ убитой девушки.

— Ваша сестра.

— А-а, сестра, — с облегчением сказал я. — Сегодня уже получше.

Я продолжил неуверенно тесниться в дверном проеме. Честно сказать, это место совсем не казалось уютным — на стенах были старенькие светлые обои с мелким рисунком, побеленные потолки имели желтые разводы около водосточных труб, сами трубы, выкрашенные бледно-желтой краской, были облуплены во многих местах. Слева от входа в комнату находился перекошенный гардеробный шкаф, по периметру располагалось три рабочих стола с компьютерами, хаотично закиданными разной макулатурой, а прямо напротив меня были замызганные окна, прикрытые потрепанным тюлем.

— Проходите смелее. Что же вы робеете? — пригласил меня старший лейтенант Кнутов. — Не надо робеть. Жизнь она такая, будешь мямлить — она тебя нагнет.

После этих, на мой скромный взгляд, нелепых слов я неспешно зашагал к его рабочему столу. Он резво затушил сигарету и бросил ее в мусорное ведро под столом.

— Присаживайтесь, — вежливо предложил он, когда я сблизился с ним.

Я окинул брезгливым взглядом стул, на который мне предстояло сесть. Он был обляпан чем только можно, на его черном сиденье явственно проступали белые пятна, схожие со следами соли на высохшей от пота одежде. Кнутов заметил мое замешательство.

— Согласен. Виноват. Возьмите вон тот. Все равно наш обалдуй сегодня не придет, — улыбнувшись в свои тридцать два зуба, он указал на пустующее рабочее место напротив.

Я отставил обляпанный стул в сторону и принес кресло, отсутствующего сотрудника, которое, надо сказать, было немногим чище.

— Такс-с, — прошипел он, постучав пальцами по столу, когда я наконец-то уселся, — давайте приступим.

На вид ему было около пятидесяти лет. Он имел густые черные волосы, просеянные сединой, и такие же густые усы на круглом, пухленьком лице. Телосложение его было коренастым, рост около метра семидесяти пяти. Своими повадками и небрежным обликом он походил скорее на слесаря с завода, только что отрубившего смену с гаечным ключом в обнимку.

— Вы говорите, что вас зовут Маслов Дмитрий Александрович, — зачем-то он вновь озвучил мое полное имя, но сейчас это было сказано таинственным образом.

— Да, всё верно.

— Это хорошо, — задумчиво произнес он. — Давайте так, Дмитрий, а лучше Дима, перейдем на ты. Я человек простой, не приемлю всей этой псевдоуважительной чуши. Так ведь намного проще вести диалог. Как вам такой вариант? Хотя нет, тебе? — заулыбался Кнутов.

— Я не против, — скромно ответил я.

— Ну и отлично. Обращайся ко мне Иван, Ваня, без разницы, — сказав то, Кнутов протянул руку, которую не без доли неловкости я поспешил пожать.

Признаю, его неординарный дружелюбный подход сказался благотворно на моей нервозности: беспокойные зажимы в теле ослабили хватку, и я почувствовал себя комфортнее в этом чужом и мрачном кабинете. Сложилось такое ложное ощущение, что человек, протянувший мне только что руку, способен на понимание и сострадание во всех жизненных перипетиях, и поэтому я могу без страха говорить ему о любых вещах, в каком бы нелепом свете они меня не выставляли.

— Можешь закурить если хочешь, — он протянул мне открытую пачку сигарет. — Разговор нас ожидает не из приятных. Мне то уже привычно, я с этим дерьмом каждый день вожусь. А тебе, как новичку, Дим, наверно, слегка не по себе?

— Да, — не сразу ответил я. — Есть такой момент.

Он по-доброму усмехнулся:

— А я о чём толкую. Ты бери-бери. Не куришь что ли?

— Мне немного неловко курить здесь.

— Я тебя умоляю, Дим, — мгновенно он состроил уничижительную гримасу. — Здесь все свои.

Не без доли сомнения я вытянул одну сигарету из пачки и вставил в зубы. Кнутов тут же поднес к моему лицу язычок пламени от зажигалки, и через секунду я уже ощущал грубый сигаретный вкус во рту.

— Двадцать восьмое августа, — вдруг произнес он. — Пятница, насколько я помню, была. Ты парень еще молодой, наверное, приветствуешь разные тусовки в клубах, на природе, может, предпочитаешь собираться с друзьями? Чем занимался, короче, в тот день, Дим?

Иллюзия спокойствия и доверчивости мигом спала, когда пришло осознание того, к чему с виду добродушный человек, так вкрадчиво и тактично подводил. Я посмотрел на него испуганным взглядом, который непременно дал повод собеседнику заподозрить мои дальнейшие слова в нечистоплотности. Мой ответ последовал не сразу.

— Двадцать восьмое августа? — затем как пришибленный озвучил я. — Не помню. Это же было давно. Что я тогда делал? — спросил я будто бы у себя. — Так быстро и не приходит ничего на ум.

— Дима, а ты хорошо подумай. Ведь отдыхал с друзьями, что греха таить.

— Ну, если это была пятница, то, возможно, и отдыхал с друзьями. В этом нет ничего необычного, — с напускным спокойствием ответил я.

Кнутов ухмыльнулся.

— А я и не говорил о необычности ситуации, заметь. Об этом заговорил ты… Ладно, не будем об этом. Что уж тут ходить вокруг да около, ты прекрасно понял к чему я, так сказать, ласково пытался подойти, чтобы не ранить твоих изнеженных чувств, — посмеялся он.

Почему-то его звонкий смех самым мерзким образом тронул неведомые взору струны моей души, и вдруг стало так невыносимо и отвратительно быть здесь, на нелепом допросе, к делу которого, как я думал тогда, не имею никакого отношения.

Из-за поворота, который принял диалог, я позабыл о сигарете; она бесполезно тлела в моей правой руке. Когда понял свое упущение, то вместо табака обнаружил серый столбик пепла, державшийся на честном слове на нетронутом огнем сигаретном фильтре. Я было хотел стряхнуть его на пол (других пристойных вариантов не было), чтобы не оставить следов на столе, но как только я дернулся, пепел рассыпался на неведомый документ, не знаю уж, какой важности. Кнутов не заметил моей оплошности, ведь был строго сосредоточен на лице допрашиваемого. Я, делая вид, что у меня всё под контролем, поднес остатки сигареты к губам и затянулся.

— Ты не обращай внимания на него, Дим, — подал голос второй постоялец кабинета №214, который до этого что-то усердно набирал на компьютерной клавиатуре. — Наш Иван — рубашка-парень, несмотря на свои неюные годы. Как ляпнет что, хоть стой — хоть падай.

Я судорожно повернул голову в сторону говорившего и заметил на его губах приветливую улыбку.

— Да всё нормально, — ответил я.

— Семён, ты работал там? — язвительно сказал Кнутов. — Так работай! У нас здесь все на мази, пацан в состоянии сам отличить шутку от колкости.

— Дима, держись, — продолжая улыбаться, второй постоялец показал жест поддержки сложенными крест-накрест ладонями.

— Майор Игнатов, я сейчас встану — ты ляжешь! И мне наплевать, что ты выше по званию! — шутливо пригрозил Кнутов.

— Всё-всё, — Семён поднял руки вверх, обозначая свою сдачу. — Занимайтесь, не буду вам мешать.

Второй сотрудник полиции был гораздо моложе Кнутова, и поэтому было неожиданным узнать, что его звание выше. Он имел светлые короткие волосы, худое лицо с большой родинкой у носа и такое же костлявое телосложение. Некоторые остряки подобных персонажей называют «вешалка», отмечая, как широко и угловато сидит на его плечах рубашка или же другая одежда.

— Так, на чём мы остановились, — теперь Кнутов обратился ко мне. — Ах да, точно! Ты что-то хотел рассказать про пятничный досуг.

Я прочистил горло и сказал, словно не своим голосом:

— Я был в клубе в тот день, а потом… После клуба мы с ребятами поехали к другу в загородный дом. Но детали того дня я плохо помню, — соврал я. — Потому как часто провожу выходные подобным образом.

— Это нормально, что часто. Пять дней в неделю корячиться на работе, нервы и всё такое, само собой разумеется, хочется слегка забыться на выходных. Алкоголь, девочки и все дела, — как-то двусмысленно закончил следователь.

— Я мало пью.

— Я совсем не осуждаю, Дима. Сам таким был. Знал бы ты, как я зажигал в свое время, — и потом он без какой-либо смысловой паузы заявил то, что заставило меня затрепетать сильнее. — Загородный дом находится случайно не в поселке «Снегири»?

— Да. Там.

— Интересно. Очень интересно. И чем вы там занимались? Можно и с пошлыми подробностями, — лукаво заулыбался Кнутов.

— Ничего такого не было, — словно извиняясь, произнес я. — Просто выпили еще немного, и я пошел спать.

— А остальные ребята?

— Честно сказать, я был настолько утомлен вечером, что почти сразу вырубился.

— Во сколько по времени?

— Я… Я не помню, — промямлил я.

— Ну хотя бы примерно. Это было до трех ночи, или после.

Если бы кто-то сейчас тепловизором измерил мою температуру, то на дисплее отобразился бы впечатляющий результат. Я просто явственно ощущал, как от неудобных вопросов и моего неподготовленного вранья, горели уши. Наверняка, мою грудь и шею покрыли красные пятна — следствие несовершенства нервной системы. Хорошо, что на улице было прохладно и дождливо, поэтому я пришел на допрос в ветровке с высоким воротником, которую не позаботился снять в помещении.

— Наверное, до трех ночи, — соврал я.

— Угу, — издал он гортанный звук, затем сложил руки в замок и, некоторое время подумав, спросил. — Получается из дома ты никуда не выходил до самого утра?

— Всё верно, — снова последовала ложь.

— Хорошо, тогда задерживать тебя я больше не смею.

Я было уже навострил уши, чтобы по-быстрому ретироваться из этого мрачного кабинета, как:

— Но пока ты не ушел, не мог бы ты взглянуть на фото потерпевшей? Может, ты встречал ее в тот вечер?

Ловко, словно он оттачивал сей маневр ни раз, следователь Кнутов вытащил из выдвижного ящика серую папку и расположил в открытом виде прямо передо мной. Внутри лежали кипа листов А4 и несколько фотографий, которые он затем извлек оттуда и веером разложил на столе.

На снимках была она, убитая девушка, лежавшая обнаженной на берегу реки, но только теперь ее лицо и части тела предстали без цензуры. После увиденного мир будто бы перевернулся с ног на голову… Я знал ее.

— Сигарета, — сказал он.

— Что, сигарета? — отстранено произнес я, продолжая лицезреть ужасные фотографии.

— Фильтр уже задымился.

Я резко перевел взгляд на руку, в которой были зажаты остатки сигареты. Действительно, в дрожащей мелкой дрожью руке дымился фильтр.

Кнутов с особой осторожностью вытянул бычок из моих пальцев и, затушив его об пол, выкинул в мусорное ведро.

— Да ты весь побледнел, — с каким-то подозрением затем отметил он. — Плохо что ли стало? Узнал девчонку?

Я медлил с ответом.

— Или ты такой впечатлительный малый? — продолжил он.

— Нет, не узнал, — глухо ответил я.

— Жаль, — вздохнул Кнутов и бодро сложил фотографии в папку, которую потом поместил обратно в выдвижной ящик.

— Я могу идти?

— Почти, — иронично произнес он. — Сейчас пальчики откатаем, и можешь уходить восвояси.

— Пальчики?! Зачем?! Я же здесь совсем не при чём! — испуганно и с долей недоумения я покосился на него.

— Не стоит так переживать. Это стандартная процедура. Как говорится, доверяй — но проверяй.

Когда я покидал кабинет в сопровождении капитана Кнутова, то обратил внимание с каким таинственным прищуром провожал меня второй постоялец. В купе с неприятными обстоятельствами, нагрянувшими как гром среди ясного неба, холодный, расчетливый взгляд поначалу приветливого человека с родинкой на лице ничего хорошего не сулил, поэтому мою спину в очередной раз обдало зловещим холодом.

Мне снимали отпечатки пальцев на первом этаже под аккомпанементы юмористических зарисовок между Кнутовым и другим сотрудником полиции, шустро проводившим манипуляции с моими руками.

Было около четырех дня, когда всё завершилось. Я вышел на улицу пребывая в таком состоянии, словно моя душа осталась в кабинете №214 — был настолько морально опустошен, что совсем не знал, как поступить дальше, и минут пять отстраненно стоял на подъездной дорожке, ведущей к дверям полицейского участка.

Раздался звук автомобильного клаксона. Я поднял взгляд и увидел, что впереди, в метрах десяти, на двухполосной дороге остановился черный «Логан». Из открытого переднего окна мне помахал человек, которого я узнал только по голосу.

— Сосед, ты как здесь?! — прокричал Михаил. — Давай сюда! Тебя подвезти до дома?!

В других обстоятельствах я бы картинно достал телефон из кармана и приложил к уху, якобы мне кто-то позвонил, а затем бы мгновенно развернулся в противоположенную сторону и исчез где-нибудь за поворотом, будто бы что-то запамятовал забрать или сделать. Но сегодня был совсем другой день, очень критичный для моей тонкой натуры, и мне было невыносимо оставаться в одиночестве, ведь сложившаяся ситуация требовала быстрых решений, точнее помощи со стороны, ведь сам я был не в состоянии трезво мыслить. Поэтому из-за отсутствия альтернатив, поддаваясь зову первобытных инстинктов, я направился к тому человеку, который накануне, в три часа ночи, театрально распевал, словно оперный певец, во время полового акта.

— Запрыгивай, — радостно произнес он, раскрыв переднюю пассажирскую дверь. — Ты какими судьбами в мусарне был?

— Да так, ничего серьезного, — сказал я, погрузившись в автомобиль.

В начале нашего пути домой Михаил с задором рассказывал какую-то чушь, которую я внимал с вежливой улыбкой и редкими кивками, приличествующими некоторым моментам его словесного поноса. Но на самом деле мои мысли витали очень далеко от загаженного салона автомобиля. Где-то на полдороги Михаил посмотрел на мои сложенные на коленях руки, которые я совсем небрежно вытер от следов черной краски.

— Ты что, пальцы им свои оставил? — удивленно воскликнул он.

— Да, — сухо ответил я.

— На хрена? Ты под следствием что ли?

— Нет, меня просто опрашивали сегодня. Сказали, что это стандартная процедура.

— Сосед, ты извини меня, конечно. Но ты полный дебил!

— Дебил? — нахмурился я. — Почему?

— Кто же мусорам дает свои пальцы откатывать, после простого разговора! Я всегда говорил, ваши институты — это полная херня! Нас только жизнь учит жизни!

— Ну, оставил им пальцы и оставил. Ничего страшного, — прервал я его звонкую тираду.

— Ничего страшного?! — его брови экспрессивно поползли вверх. — Ничего страшного, говоришь?! А я тебе сейчас скажу, что страшно всё это! За тебя серьезно взялись, сосед! Они не имеют права пальцы снимать просто так!

Не знаю каким образом, но я отчетливо ощутил, как мои зрачки расширились.

— Взялись за меня? — безжизненно пролепетал я.

— А что ты так удивляешься? Ты в какое время живешь? Им нужно раскрыть дело, вот они его и раскроют, повесив всё на тебя.

— Но я же ничего не сделал…

— Да им насрать! Им нужен был козел отпущения! Вот получите и распишитесь!

— Думаешь, всё плохо?

— А то! По какому поводу они у тебя вынюхивали?

— Убийство… Девушку кто-то убил… На берегу ее нашли.

— О-о, — неоптимистично затянул он. — Попал, короче, ты!

Теперь не только были уязвлены мои душевные силы, но очередь выпала и физическим. Состояние было невыносимо тяжелым: холодный пот выступил на спине и лбу, из-за судорожного дыхания организму критически не хватало воздуха, дневной свет быстро мерк в глазах. Я терял сознание на переднем сиденье автомобиля. Еще бы чуть-чуть…

— Ты чего, сосед?! Дурно что ли стало?!

Михаил перекинулся через меня и импульсивными движениями, вращая ручку стеклоподъемника, открыл окно. В салон ворвались холодные и живительные потоки воздуха. Мне становилось легче.

— Еще трупаков здесь не хватало! — на веселый манер произнес он. — Отпустило?

— Все хорошо, спасибо, — слукавил я.

— Может, остановиться?

— Не надо. Сейчас отойдет.

Глава 3

Через двадцать минут мы подъехали к дому. Михаил ловко припарковался задним ходом, заглушил мотор и энергично обратился ко мне:

— Ну что, настало время, так сказать, выполнить соседский долг.

— Чего? — сухо выдал я, продолжая находиться в полной прострации.

— Предложение, значит, такое. Сейчас поднимемся ко мне, ты хлопнешь сто грамм отборного коньяка и всё подробно расскажешь, как ты вляпался в подобное дерьмо. А я затем по старым связям попробую отмазать тебя от этого дела.

После его ободряющих слов я мгновенно почувствовал себя лучше, словно получил лошадиную дозу эндорфина. И холодный октябрьский день перестал быть таким уж паршивым и мрачным. Жизнь налаживается!

— Вы работали в полиции? — спросил я с широко раскрытыми глазами, полными надежд.

— Был такой грешок, — заулыбался Михаил. — Всё будет хорошо, не переживай.

Их квартира была вполне себе опрятной и чистой, словно влажная уборка проводилась каждый час. Стены не пестрили, как и элементы интерьера, и могло показаться, что здесь проживает скромная семейная пара, которая ценит консерватизм, привитый родителями, а смыслом жизни видит продолжение потомства. Но в нашем случае порядочное одеяние квартиры было средством для отвода глаз от пошлости, которая происходила в этих стенах с завидной регулярностью.

В прихожей мы скинули уличную одежду и разулись.

— Изольды пока нет. А жаль, она бы обрадовалась тебе, — сказал Михаил. — Залетай в зал и чувствуй себя как дома. Можешь телек включить. А я пока пойду за коньяком на кухню и приготовлю что-нибудь нам закусить.

— Я не голоден, спасибо. И пить совсем нет настроения. Может быть, вы просто позвоните бывшим коллегам?

Он усмехнулся:

— Поверь, пьют как раз для того, чтобы настроение появилось. А позвонить я всегда успею. Еще какие-то возражения будут? — Вдруг он насупился и настороженно взглянул на меня. — Может, тебе и вовсе моя помощь не нужна! Так сказать, я умнее всех, а об остальных можно и ноги вытереть!

Оставшись в ступоре от последней истерично произнесенной фразы, я решил, что сейчас не время и не место для споров:

— Ладно, я выпью. Если только немного.

— Вот это другой разговор, сосед!

Бежевый диван был удобен и приятен на ощупь. Поначалу я скромно расположился на нём, но после пятнадцатиминутного ожидания в гостиной моя спина завыла от дневной усталости, и я откинулся на спинку, вздохнув с облегчением. С кухни доносились тихие переговоры Михаила с кем-то по телефону, его сдержанный тон указывал на то, что разговор был не для посторонних ушей. Это меня слегка насторожило, но не настолько, чтобы заподозрить неладное, ведь предложенная им помощь являлась на тот момент единственно возможным решением проблемы.

Михаил появился на пороге комнаты с лучезарной улыбкой и белым пластиковым подносом в руках, на котором находилась тарелка с закусками и два наполовину полных бокала с жидкостью янтарного цвета.

— Ну-ка, подвинь журнальный столик поближе к дивану, — обратился он.

Круглый деревянный стол находился по центру помещения. Я тут же поднялся и подвинул стол, выставив его посередине дивана. Михаил поставил поднос на стол и сел на диван, я расположился по другую сторону стола.

— Ну, за все хорошее! — провозгласил Михаил, подняв бокал.

— Может быть, вы сначала позвоните, — вкрадчиво произнес я.

— Что ты как маленький! Сначала пьют за успех предприятия, а потом уже дело доходит до самого предприятия! Чему вас только в институтах учат?! — возмутился он. — Ты бери-бери бокал, не стесняйся.

Я неспешно взял бокал и поднес к лицу. Пахло довольно приятно чем-то фруктовым. От запаха коньяка аппетит разыгрался не на шутку, и я вспомнил, что не съел ни крошки со вчерашнего дня. Михаил быстренько опустошил бокал, прокряхтел и содрогнулся в плечах и шее, словно вкусил живительного пойла.

— Хороша, зараза! — заявил он и потянулся к подносу за лимонной долькой.

Горечь, которую почувствовал я от выпитого коньяка была приемлемой. После я живо схватил бутерброд с колбасой и так же спешно поглотил его. Коньяк почти мгновенно расслабил, и я без стеснения взял второй бутерброд. Михаил принялся искать в старом кнопочном телефоне необходимый номер, зачем-то медленно и четко произнося вслух список контактов по порядку, многие из которых звучали довольно нелепо — Маруся(баня), Вася «Кровавое яйцо», Леха «Черкас» и всё в таком же духе. И вот, наконец, он обнаружил искомое, о чём дал мне понять деловито поджатыми губами и фразой: «А вот и оно».

Михаил поднялся с дивана, прислонил телефон к уху и начал беспокойно отмерять пространство гостиной длинными шагами, то и дело с подозрением посматривая на меня. Взгляды здоровяка настораживали, словно он чего-то ждал, что должно было избавить его от данного в машине обещания. После двухминутной картины того, как грузная фигура вышагивала по комнате туда-сюда, закралось сомнение, что он вовсе не собирается никуда дозваниваться. Вместе с сомнением пришло осознание того, что Михаил так и не удосужился поинтересоваться о деталях моего похода в полицейский участок, он не знал фамилию сотрудника, который вел допрос, не знал подробностей самого допроса, не ведал о предыстории, из-за которой я, собственно, и оказался на допросе.

— Ну что? — нетерпеливо поинтересовался я и хотел было предложить заполнить пробелы, но…

— Погоди, — он остерегающе, ладошкой наружу, вытянул руку и после недолгой паузы заговорил по телефону. — Да, алло! Полковника Простакова пригласите, пожалуйста, к телефону!

Снова в комнате воцарилось молчание. Михаил то и дело поглядывал на меня, каждый раз показывая гримасой, что всё идет по плану. Но его попытки остудить мои нервишки были малоубедительны, ведь сомнение, что он лишь тянет время, усиливалось. Но тянет для чего? Ответ пришел вместе с началом его нелепого разговора с якобы полковником Простаковым, — поначалу я почувствовал легкое недомогание. Затем состояние ухудшилось, появились головокружение и галлюцинации.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — с армейской чеканкой протараторил Михаил, который в моих глазах стремительно перевоплощался из человека в жирного бегемота. Его череп вытягивался, челюсть приобретала массивную форму, пухлые светло-розовые щёчки обвисали, вместо носа остались две крупные дырочки, уши залезли на макушку и встали торчком. Вместо человеческих кистей и стоп у него появились копыта, вместо обычного живота, крупное свисающие брюхо. Бегемот продолжал вышагивать на двух ногах туда-сюда по комнате, периодически посматривая на меня.

Почему-то этот абсурдный факт не тронул моего рассудка, и я продолжил внимательно вслушиваться в телефонный разговор.

— Старший сержант Акордеонов вас беспокоит по очень важному делу, которое не требует отлагательств… Не узнали, товарищ полковник? Как же так?!… А-а, это вы шутите так! — Михаил искусственно посмеялся. — Какое важное дело, спрашиваете? Тут мальчонка один в беду попал, надо бы выручить… Какой мальчонка, спрашиваете? Знаете, парень очень хороший! Спортом занимается, умный… Так сказать, достойный гражданин общества, которого пытаются неправомерно обвинить в преступлении!

Вдруг здоровяк, полностью перевоплотившийся в бегемота, с лукавой улыбкой посмотрел на меня. Я попытался выдержать его пронзительный взгляд, но не вышло. Головокружение усилилось, комната, вместе с гигантской тушей бегемота, стала расплываться. Я уперся локтями в колени и обхватил голову руками, наблюдая за обстановкой сквозь пальцы.

— Какое преступление, спрашиваете?! — продолжал здоровяк. — А это важно, товарищ полковник, раз парнишка не виноват… Говорите, подло обвинять невиновного?! Полностью согласен! Таких бед полно в нашей неидеальной стране. И только мы своей инициативой сможем что-то изменить. Так выручите по старой памяти?!… Ну, и славно! Старший сержант Акордеонов будет у вас в долгу! — продолжал нести околесицу Михаил, почесывая копытом кругленькое брюхо.

Мое состояние ухудшилось. Я поднялся с дивана и слегка пошатнулся в сторону, в ногах не осталось прежней уверенности.

— Я пойду умоюсь, — буркнул я себе под ноги, находясь словно в тумане, и осторожной поступью направился к выходу из гостиной.

Голос говорящего Михаила отдалялся, когда я на ощупь двигался по коридору в поисках умывальника. Теперь он заговорщицки говорил с кем-то другим.

Просветление в сознании вернулось на мгновение, когда я сидел на полу туалета в обнимку с унитазом. Там было порядком наблевано, но это не останавливало меня от умывания грязной водой. Периодически я черпал нечистоты одной рукой и смачивал лицо, видимо, таким образом я намеривался освежиться. Прежде чем снова провалиться в темноту, я почувствовал, как в штанах нарастает эрекция. Это показалось довольно странным в плачевном положении дел.

Мне снился бредовый сон. Я лежал на мягкой зеленой траве посреди пальмовой рощи. Был слышен стрекот цикад и живительный шум прибоя. Кожу ласкал теплый морской ветер, а лучи яркого солнца, проникавшие сквозь прорехи пальмовых крон, заставляли щуриться. Окружавшее тропическое изобилие являлось самым обыкновенным желанием любого жителя средних полос в период холодов, но бредовость, граничащая с пошлостью, заключалось в другом — в этом сне я был не один. Между ног сидела незнакомка с диснеевским лицом и импульсивно наминала мою промежность. Жуткая боль сопрягалась с наслаждением. Я останавливал себя от крика и лишних движений только с одной целью — боялся, что она прекратит. Рядом с нами туда-сюда нервно ходил жирный бегемот, он постоянно подгонял незнакомку, и приговаривал, что сопляк скоро очнётся. Вдруг я почувствовал приятный спазм внизу живота и содрогнулся тазом. Незнакомка еще мгновение покорпела над промежностью, а после застегнув молнию на джинсах, покинула меня. Теперь очередь развлекать выпала бегемоту. Он взгромоздил меня на спину и принялся с задором катать по кочкам и ухабам пальмовой рощи. Моментами было больно, особенно в последний раз, когда бегемот с ненавистью скинул меня со спины. Дальше эти двое необъяснимо исчезли подобно тому, как зачастую и происходит во снах.

Глава 4

Меня хлестко лупили по щекам.

— Живее просыпайся, мудила! — громко произносила девушка.

Я неохотно открыл глаза и мгновенно ощутил всю ущербность человеческого существа — жутко раскалывалась голова, болела спина, словно к ней приложились кувалдой, а главное — мучительно пульсировал пах, который я тут же обхватил рукой, в надежде, что это как-то уймет боль.

— Только проснулся и сразу взялся за член! — усмехнулась она. — В этом и есть вся ваша мужская натура!

Поначалу распознать девушку составляло сложность, ведь после пробуждения в моих глазах рябили черные мушки и комната ходила ходуном, но когда она отошла на метр, я узнал ее, и если выразиться мягко, был потрясен, вот так просто увидеть ее в своей комнате, после бредовых событий дня, навалившихся на меня, как гром среди ясного неба.

— Почему ты здесь? И как ты попала в мою квартиру? — слова давались с трудом, ведь каждый изданный звук пронзал жалящим эхом больную голову.

В ответ она усмехнулась.

— Живее поднимай свою ленивую задницу с кровати. Нам пора валить отсюда, если, конечно, в твоих планах не значится провести ближайшие годы за решеткой!

— За решеткой?! — испуганно переспросил я и шустро поднял корпус над кроватью, невзирая на острую боль между лопаток. — Тебе что-то известно об этом?

— Совсем немного. Только то, что удалось выловить из диалога той придурковатой парочки, которая притащила тебя сюда в бессознанке!

В голове незамедлительно всплыл грязный сон, который, похоже вовсе и не являлся сном, а был не чем иным, как последствием отравления. Что за мощную дрянь подмешал в бокал с коньяком жирный извращенец, если меня так крючило со стояком в туалете?

— И что ты узнала? — спросил я после того, как выбросил пошлые образы из головы.

— Дима, у нас нет времени на задушевные беседы. С минуты на минуту в твою квартиру нагрянет разъяренная бригада спецназа и прижмет твое миленькое лицо в пол, и совсем нелюбезно скрутит руки. Просто доверься мне. Я все тебе расскажу потом.

Я быстро скинул ноги с кровати и поднялся. Марина окинула меня брезгливым взглядом и с ухмылкой произнесла:

— От тебя воняет ссаниной, и ты с головы до ног в блевотне. Иди помойся и надень одежду посвежее.

— Ты же сказала, что сейчас сюда завалится спецназ! — в панике протараторил я.

— Все верно, — холодно ответила она. — Поэтому я лучше подожду тебя внизу, в машине… И поздравляю, у тебя вдруг появились бонусные пять минут, чтобы привести себя в порядок.

— Черта с два! — выкрикнул я и шагнул в сторону комнатной двери. — Я ухожу с тобой!

Девушка грубо оттолкнула меня.

— Охлади свой пыл, ковбой! В таком виде ко мне в машину ты не залезешь!

— Но…

— Никаких «но», Дима! Не теряй время на пустые разговоры.

Ничего другого, как согласиться мне не оставалось. Марина развернулась и вышла из комнаты, пока я суетливо скидывал одежду на пол. Уже в коридоре она обронила через плечо следующее:

— Не забудь взять всю наличку, которая имеется дома. О зарплатной карте можешь забыть.

Я посмотрел в ее сторону отупевшим от страха взглядом и вновь принялся раздеваться догола, чтобы направиться в ванну и смыть себя недавний позор.

В ужасной спешке всегда приключается что-то этакое. В моем случае, я поскользнулся ванной, когда выбирался из неё и прилично ударился глазницей о находящуюся впритык с бортом ванны раковину. Удар был таким, что я на мгновение потерял всякую координации и всем весом плюхнулся на мокрый кафельный пол, который до этого небрежно залил из душевой лейки. Сука, как же больно! — прокричал я в сердцах.

Кожа возле левого глаза стремительно набухала и багровела от крови, образуя шишку. Две-три секунды я пялился на себя в запотевшее от горячего душа зеркало и с осторожностью примеривался пальцем к ссадине. По-хорошему, нужно было каким-то образом спустить кровь, чтобы избежать масштабного синяка под глазом. Но, к сожалению, время на то отсутствовало. Я мокрый выбежал из ванны и направился в комнату. Там в той же спешке надел на себя первую попавшуюся в шкафу одежду: темно-синие джинсы, футболку и черную толстовку с капюшоном. После я обшарил выдвижной ящик в тумбочке, где обнаружил две тысячи триста рублей с мелочью и паспорт, схватил мобильный телефон и побежал в прихожую. Быстренько напялив кроссовки на босую ногу и оранжевую куртку с черными рукавами, я вышел на лестничную площадку. Там было разительно прохладней, чем в квартире, тем более это явственно ощущалось на мокром теле. Но мыслей о риске заболеть не возникло, возникла более глупая идея, если брать в учет, что с минуты на минуту должна была нагрянуть разъяренная группа спецназа. Когда я миновал два лестничных пролета, то вспомнил, что оставил дверь незапертой. Зависнув мгновение на месте в сомнениях — стоит ли возвращаться или нет, мое «слабоумное подсознание» решило, что стоит, и я, перепрыгивая через ступеньки, вновь оказался на своем этаже, где дрожащей рукой запер дверь. И в какой-то степени «слабоумное подсознание» спасло мне жизнь.

На цокольном этаже привычно было темно, привычно не горела лампочка и уж тем более не появилось окно. Я резко остановился перед подъездной дверью, услышав чьи-то переговоры снаружи. Сердце отчаянно забилось в груди, показалось, что сейчас случится сердечный приступ. На этот раз в голове не родилось ни одной идеи, даже глупой, как быть дальше — я просто стоял как истукан в темноте перед дверью, ожидая неизвестно чего. Возникло обманчивое ощущение, что время ускорило своей темп, и сейчас движется семимильными шагами, но на самом деле прошло не больше десяти секунд до того, как домофон известил об открытии двери и громогласной голос кого-то скомандовал: «Вперед! Вперед, мужики!»

Залетевшая в подъезд толпа людей в камуфляже и с оружием наперевес мгновенно сбила меня с ног, словно являлась мощной стаей быков, двигающейся только прямо по загону и не замечающей ничего по сторонам. Я отлетел к подножию лестницы и, перекатившись вправо, свалился на стоянку детских колясок и велосипедов. По счастливому стечению обстоятельств день подходил к закату, и поэтому тусклого вечернего света из открытой двери было недостаточно, чтобы осветить меня. Я лежал, затаив дыхание, между коляской и боковиной бетонной лестницы и мог краем глаза наблюдать за происходящим снаружи.

Оголтелый табун стремительно пронесся мимо вверх по лестнице. Следом за ним в подъезд проникли двое из полицейского участка — старший лейтенант Кнутов и майор Игнатов. Внутри всё затрепетало, когда они в каком-то метре проходили мимо меня. Казалось, что я был как на ладони, но это явилось лишь иллюзией моего рассудка. Темнота и нагромождение колясок и велосипедов сыграли против них. Они были в бронежилетах поверх гражданской одежды, в руках у обоих были пистолеты. Двигалась парочка вальяжно и молчаливо, и уже к этому моменту словила отставание от штурмовой бригады, в составе которой было как минимум десять человек, если судить по топоту по ступеням. Органы правопорядка явно переоценили мою способность давать отпор.

Через минуту, когда все участники группы захвата, включая Кнутова и его дружка, собрались на четвертом этаже перед моей дверью, послышался злобный стук по металлу и донесся грубый мужской голос:

— Господин Маслов, это полиция! Откройте дверь!

После их бессмысленного призыва стало очевидным, что сейчас лучший момент для того, чтобы покинуть подъезд. И, как ни странно, план по побегу возник очень быстро, хотя, возможно, этому поспособствовало укрытие, в котором я валялся среди детских колясок.

У открытой подъездной двери осталось караулить два человека, по крайней мере стольких мне удалось разглядеть. И если отталкиваться от их незамысловатых переговоров — один другому повествовал, как он отжёг в клубе в прошлые выходные — ребята не были сосредоточены на успешном выполнении задания. Данный фактор являлся довольно удачным для меня.

Я слабо тянул на отца молодого семейства, но ничего другого не оставалось, как позаимствовать чью-то коляску и вырулить с ней из-под лестничного пространства как ни в чем не бывало. Именно так все и произошло. В тот критический момент страх покинул меня, что было удивительным для счастливца, которого природа одарила слабой на передок нервной системой. Тогда почему-то казалось, что абсолютно все получится, несмотря на полнейшую абсурдность задуманного.

Я тихо поднялся и взял первую попавшуюся коляску. Из-за массивного козырька и плотной москитной сетки содержимое коляски практически не просматривалось. Выкатив ее к дверному проему, я с долей наглости обратился к двум сотрудникам полиции в полном боевом облачении, один из которых продолжал взахлёб делиться веселыми событиями выходных.

— Разрешите пройти!

— Да-да, конечно, — посторонился тот, кто до этого внимал житейским небылицам своего дружка.

При виде вблизи их угрожающих автоматов нервозность снова разыгралась. Когда передние колеса коляски уперлись в выпирающую над поверхностью пола часть дверной коробки, я поддался даже легкой панике, ведь вместо того, чтобы их приподнять, я немного отъехал назад и с разгона принял препятствие так, что коляска резво подпрыгнула. С учетом моего заплывающего глаза и наркоманского прикида эти двое могли заподозрить как минимум, что ребенок воспитывается в неблагополучной семье, и как максимум, что я украл коляску. Но они ничего не заподозрили, а ожидали лишь одного — чтобы гражданский с коляской побыстрее удалился восвояси, и они снова смогли продолжить увлекательный разговор о выходных, где один из них ради своей бабы (так он ее называл) начистил морду какому-то алкашу (так он его называл).

Выезды с дороги вдоль дома перекрывали два черных микроавтобуса, третий микроавтобус был небрежно припаркован напротив моего подъезда, внутри сидел водитель с открытым лицом и задумчиво курил, уставившись куда-то в небеса. Вероятно, думал о высшем.

Сверху из подъезда раздались звуки пилы по металлу. Кто-то из группы захвата срезал петли моей двери. Я огляделся по сторонам в поисках Марины, а точнее ее автомобиля, о марке которого девушка мне опрометчиво не сообщила. Покрутив по сторонам головой, я не обнаружил машин, находящихся в режиме ожидания. Она вновь бросила меня! — с досадой пронеслось в голове. После, совсем бездумно, я завернул направо с подъе́здной дорожки и направился к выходу из двора. По мере отдаления от людей, карауливших подъезд, темп шагов возрастал, как и усиливалась дрожь в руках. Вдруг пришло осознание, что мгновение назад моя задница была на волоске от полного краха. Из-за подобных мыслей приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы совсем не перейти на бег с детской коляской, — эта нелепость уж точно не ушла бы от невнимательных глаз тех двоих. Хотя, кто его знает.

Я поравнялся с перекрывавшим выезд из двора микроавтобусом и боязливо окинул его боковым взглядом. На переднем сиденье располагалось два амбала, они в полной тишине, с абсолютно умиротворенными лицами так же взирали в небеса. Ну это уже явный перебор идиотизма, — подумал я. Стало даже как-то обидно за полицейского Кнутова и его худого приятеля, что все их усилия по поимке подозреваемого пошли коту под хвост. Обогнув микроавтобус по левую сторону, пришлось даже коляской выезжать на газон, ведь автотранспорт занимал всё пространство дороги, я покинул свой двор, в доме которого происходили странные вещи, и направился неизвестно куда, но главное, как можно дальше отсюда.

Через пять минут бегства с коляской по грунтовой дороге, которую я зачем-то еще сохранил, сзади послышалось шуршание колес и рёв мотора, кто-то гнал на высоких оборотах. Затем мою спину осветили фарами. Еще через секунды две машина лихо вырулила из-за меня и, резко затормозив, преградила дорогу.

— Папаша, тебя подвезти?! Коляску можешь закинуть в багажник, если она тебе так дорога! — из открытого переднего окна старого светло-коричневого Вольво с издевкой прокричала Марина.

Я оттолкнул коляску в бок, словно не имел к ней никакого отношения, и погрузился в салон автомобиля.

— Давай, гони! — загорланил я голосом обезумевшего человека и стал остервенело хлопать ладонью по бардачку. — Гони! Гони, детка!

Мои чувства разгорячились, и теперь осознание того, что я нахожусь в полной заднице, было как никогда острым. Молодого парня, у которого еще вся жизнь впереди, обвиняли в безумных проделках кого-то другого. Такое в страшном сне и не приснится.

Несмотря на призывы «гнать», машина не тронулась с места. Я вновь загорланил, настоятельно требуя «Гнать». В ответ на эмоциональный призыв Марина обдала меня холодным взглядом и с придиркой сказала следующее:

— Слышь?! Своих девчонок так хлопать будешь по заднице, либо парней! И еще раз назовешь меня деткой, я тебе обещаю, что добью твой затекший глаз до конца! Ты всё усвоил?

— Да, да, усвоил! Только поехали, пожалуйста! — на тон тише протараторил я.

— Так-то лучше, Дима. Покладистость тебе к лицу.

Марина сняла «Вольво» с ручника и с буксом тронулась с места.

Только минут через десять быстрой езды, когда мы отдалились километров на семь от злополучного дома, меня отпустило ощущение, что я могу быть пойманным группой амбалов в бронежилетах, и мысли начали степенно возвращаться в привычный порядок.

— Куда мы едим? — спросил я, когда мы двигались по центру города, ловко лавируя в потоке машин.

— Заедем ко мне домой. Кое-какие вещи нужно забрать. Заодно обсудим в какое дерьмо ты вляпался, ковбой.

— Кстати, о дерьме. Как ты узнала, что мне требуется помощь?

— Секрет фирмы, — она отвела глаза от дороги и с лукавой улыбкой посмотрела на растерянного попутчика. — Ну, а впрочем… Я умею читать мысли на расстоянии.

— Я сейчас серьезно, Марин. Как ты узнала?

Она посмеялась, переключила скорость на пятую и нажала на педаль акселератора так, что меня вжало в кресло. Интересно, откуда в этом старье столько мощи?

— Не уходи от ответа, — не унимался я.

Она ухмыльнулась:

— Даже не собиралась ни капельки. Я же предельно ясно сказала, что могу залазить в твою голову на расстоянии. Как ты думаешь тогда, откуда мне известно, что ты частенько импульсивно шпилишь свой ненаглядный матрас, свернув его в клубочек?

— Что?! — с недоумением произнес я.

— Ну, матрас. Все нормальные пацаны шурудят руками, а ты видно особенный, раз на такие ухищрения изгаляешься.

Марина залилась звонким смехом в тот момент, когда мои щеки стали наливаться краснотой… Я был пойман с поличным за постыдным занятием.

— Это какой-то бред, — не очень убедительно запротестовал я.

— Дело говоришь. Я точно так же и подумала, — сквозь смех вымолвила она, — когда ты методично сверкал своей голой задницей.

Не знаю уж, по каким правилам функционирует наш мозг, но после обличения в моих сексуальных связях со скрученным в трубочку матрасом, я на какое-то время позабыл не только о головной боли, изрядно докучавшей мне, но и о своем плачевном положении, где на меня объявила охоту полиция, с целью засадить в помещение с решетками на окнах. И судя по тяжести совершенного кем-то преступления — надолго.

— Хватит ржать! — стыдливо выкрикнул я. — Это неправда!

— Хорошо, как скажешь, Дима, — она примирительно кивнула.

Через секунд десять остатки смеха девушки стали затихать. Это благотворно повлияло на мое любопытство, которое стало пересиливать неловкость, возникшую от неприятной правды. Мне захотелось докопаться до истины.

— Ладно! — выкрикнул я. — Было такое! И это мое личное дело!

— Безусловно, — снова засмеялась она.

— Прекрати издеваться. Сейчас не лучшее время для подколов.

— Ладно-ладно. Сделаю вид, что мне ничего такого неизвестно, — девушка хитро подмигнула.

— Сделай после того, как объяснишь всё по порядку.

— Хорошо, — Марина снова взглянула на меня, оторвав глаза от дороги. — Совет на все времена: будешь в следующий раз заниматься самоудовлетворением, закрывай экран ноутбука. Либо заклей камеру пластырем, если вздумаешь посмотреть порнушку на экране.

— Что-о? — недоуменно протянул я.

— Пластырь. Это то, чем ты свои пальчики заматываешь, когда поранишься.

Я сделал вид, словно пропустил ее последнюю колкость мимо ушей:

— Ты залезла… ты взломала мой ноутбук?!

— Как сказать, — задумчиво произнесла она. — Зря ты в нашу последнюю и единственную встречу разрешил им воспользоваться.

— Зря?! Что ты сделала?!

— Кое-что установила, чтобы иметь удаленный доступ к камере ноутбука.

— Нахрена?! Нахрена ты сделала это?! — истерично выкрикнул я.

— Мне просто любопытно изучать людей. Вот и всё. Я в скором времени планирую поступать на психолога. В какой-то степени это был научный эксперимент. Я абсолютно не вижу ничего в этом плохого.

— Не видишь?! — мои глаза от недоумения полезли на лоб. — Не видишь?! Я не подопытный кролик, чтобы меня изучать! Ты не имеешь никакого морального права вторгаться в личную жизнь человека! Я доверился тебе!

— Эх, — вздохнула девушка. — Видимо, зря… И, к слову, кроме как сексуальной связи с матрасом, в твоей личной жизни ничего примечательного не происходит.

— Да какая к чёрту разница?! — мои гневные слюни, вылетевшие изо рта, хорошенько замочили округлую щечку и часть шеи Марины.

— Что ты так завелся, Дима? — девушка тыльной стороной руки протерла лицо. — Я поняла! Ты переживаешь, что мы не взяли матрас с собой!

В салоне автомобиля вновь раздался девичий смех.

— Да пошла ты, — буркнул я и отвернулся к окну, там стремительно пролетали знакомые окрестности провинциального городка, где я родился и спокойно жил до всех этих незваных злоключений.

— Ты обиделся, что ли?

— Причем здесь моя обида. Это ненормально следить за человеком. У тебя определенно не всё в порядке с головой.

— Ну, нормально или нет, вывод один: если бы я сегодня мимолетом не запустила твою камеру, то неизвестно, где бы ты сейчас находился.

Ответа не последовало. Ведь что можно противопоставить колючей правде? Ничего.

Через десять минут мы подъехали к ее дому, одноподъездному, высокому, серому и больше ничем не примечательному. В пятистах метрах западнее находился железнодорожный вокзал. В городской черте на таком расстоянии стук колес приезжавших и отъезжавших поездов был пока недоступен, его перекрывал городской транспорт вкупе с остальными звуками жизнедеятельности людей.

В отличие от меня, Марина резво покинула автомобильный салон и хлопнула дверью. Затем девушка, совершенно не дожидаясь своего сообщника, спешно последовала в сторону подъезда по пути поставив машину на сигнализацию, дверь которой я закрыл какую-то секунду назад.

— Живее! Шевелись там! — не оборачиваясь поторопила она.

Пробежав метров двадцать, я настиг девушку у самого крыльца дома.

— Пойдем по лестнице, — сказала она внутри.

— Какой этаж? — со сбитым дыханием промолвил я.

— Одиннадцатый.

— Может быть, все-таки на лифте? — удивившись, предложил я.

— Нет. Необходимо все риски свести к нулю. Перспектива в нашем положении застрять в лифте, меня не прельщает.

— Ладно. Ты босс, тебе и решать.

Она пронзительно посмотрела на меня, не сказав ничего. Но по ее взгляду я понял, что сморозил нечто из ряда вон выходящее.

Пробелы в физической подготовке дали о себе знать на седьмом этаже, — я стал с жадностью поглощать спертый подъездный воздух. В отличие от меня, Марина не сбавляла темп, двигаясь так, словно не ведала усталости. В какой-то момент стало даже стыдно, что хрупкая девушка уделывает тебя на мужской территории.

Наконец-то мы достигли одиннадцатого этажа. На бледно-зеленой стене, предвещавшей его, было отмечена черным маркером фраза «Здесь проживает ШЛЮХА». Я на секунду остановился, чтобы разглядеть ее внимательнее. Это не ускользнуло от проницательных глаз Марины. Так же на стене имелась нелепая картина причинного мужского органа с редкими волосками на яйцах, и крылатые ругательства «лох» и «пидр», стоящие рядом со словом «Сос», видимо, прозвищем кого-то из жильцов.

На лестничной площадке перед дверью Марина выудила ключи из кармана черных узких джинсов. Затем открыла дверь и проследовала внутрь темной квартиры. За ней последовал я. В квартире пахло приятно: чем-то фруктовым и неуловимо женским. Девушка включила свет в коридоре. И глазам стали доступны очертания ее обители. Можно было отметить относительный беспорядок и несвежий ремонт.

— Закрой дверь на защелку, — сказала она.

Через некоторые время, когда мы разулись и сняли верхнюю одежду, девушка пристально посмотрела на меня.

— Обычно я предлагаю секс гостям мужского пола. Но сегодня не тот день, уж извини, — спокойным тоном заявила она.

Я остолбенел, и казалось, из-за неловкости мои щеки моментально покрылись краснотой.

— Ничего страшного, — сглотнув, промямлил я.

Она разочарованно улыбнулась, с недоумением покачала головой и прошла вглубь квартиры, скрывшись в одной из комнат.

— Какой же он все-таки идиот, — глухо донеслось после.

Квартира была двухкомнатной. Когда я тихо шел по коридору, то боковым зрением случайно заметил, как в спальне, освещенной неяркой настольной лампой, слетала на белый ворсистый ковер одежда Марины. По инерции переведя взгляд туда и чуть выше, мне стали доступны голые женские очертания худенькой спины и бедер. Мгновенно мои глаза стыдливо закрылись, и были закрыты до тех пор, пока я не минул дверной проем комнаты.

— Я подожду тебя на кухне, если ты не против, — затем сказал я.

Ответа не последовало.

Глава 5

Заморосил мелкий дождик, покрывая кухонное окно влагой. В приоткрытую створку окна залетали порывы холодного осеннего ветра, но на фоне жарких батарей сквозняк являлся живительной прохладой. Марина вошла в кухню в тот момент, когда я придался тоске о прошлой, однообразной жизни офисного работника, которую ранее всем сердцем порицал. Тогда я не знал настоящего стресса, а та депрессия, которая, казалось, в последние годы существовала бок о бок со мной, теперь виделась не чем иным, как избалованностью и ленью человека, который боялся немного пошевелиться, чтобы разукрасить унылую жизнь.

— Пиво будешь? — предложила она.

— Нет, спасибо, — ответил я, продолжая смотреть в окно.

— Ну-ка, повернись ко мне, — девушка коснулась моего предплечья.

Я обернулся и увидел озадаченно стоящую Марину, затем выражение лица девушки смягчилось. Она вновь отдала предпочтение черным узким джинсам, но вверх был иным — приталенная кофта цвета хаки, в которой ее маленькая грудь смотрелась выигрышно.

— Прекрати плакать, — с неожиданной нежностью сказала она и приятно провела рукой по моей щеке, после коснулась ссадины возле глаза. — Тебе больно?

Тут вдруг я осознал, что на моих глазах наворачиваются слезы, и одна из них успела проложить себе дорожку рядом с подбитым глазом. Мне стало стыдно за проявленную слабость, и я отстранился от женской руки.

— Немного. Меня больше беспокоит головная боль от дряни, из-за которой я вырубился.

— Какой?.. А-а! — протянула Марина. — Та придурковотая парочка что-то подмешала тебе.

Я с горечью кивнул, вспомнив с отвращением соседей-извращенцев.

— У меня есть таблетка от башки, — сказав то, девушка принялась шарить в навесном шкафу и через секунд тридцать обнаружила там серебристый блистер, который затем продемонстрировала мне. — Тебе повезло, осталась одна таблетка. Но, похоже, срок годности слегка истек… Ты ведь не из пугливых? — улыбнулась она.

— Нет, — замотал головой я, словно хотел отыграться за те пущенные слезы, которые, к слову, успел вытереть об рукав толстовки, пока Марина шарила по ящику.

Девушка достала таблетку и выбросила пустую упаковку в мусорное ведро. Подойдя к раковине, она взяла стакан с подвесной полки и наполнила его водой. Теперь она направилась ко мне.

— Открой ротик и высуни язык, — сказала она, протягивая белую таблетку, сжатую в тонких изящных пальчиках.

Я беспрекословно повиновался.

— А теперь запей ее водой, — к моим губам поднесли стакан.

Я выпил.

— Вот и молодец, — Марина похлопала меня по здоровой щеке.

После черты милого девичьего лица стали излучать холод, словно былой нежности вовсе и не было. Она резким движением руки вылила остатки воды в раковину, поставила стакан на столешницу и подошла к холодильнику, из которого достала бутылку пива.

— Зря отказываешься. Отлично снимает стресс, — заявила она.

Марина провернула пивную крышку, бутылка с пшиком открылась.

— Мне тоже не по душе вся эта нервозность, — после сказала она, отхлебнув из бутылки. — Я все мечтаю о том дне, когда перестану париться о чем-либо… Но боюсь, это будет днем моей смерти.

— Ты умеешь подбодрить, — с укором произнес я.

— Извини, — улыбнулась она и села за стол напротив меня, совсем не по-девичьи широко расставив ноги.

— Ты так не рассказала, что именно тебе удалось узнать от той дебильной парочки, которая притащила меня в отключке домой.

— Точно, — Марина указала на меня рукой с бутылкой пива. — Хочешь, пойдем к компу, и ты сам всё увидишь? Прога держит в памяти последние пять часов видеозаписи.

Девушка обратила взгляд на фитнес-браслет, что был у нее на левом запястье.

— У нас есть еще около часа, после материалы удалятся, если их не сохранить.

Мгновенно во мне возникло соперничество между чувством неловкости и любопытства. Через секунды раздумий неловкость одержала верх, — совсем не хотелось увидеть себя со стороны в невыгодном свете, да еще рядом с этими извращенцами, которые отравили меня и воспользовались дальнейшей беспомощностью.

— Может, ты мне просто расскажешь, о чем они говорили?

— Не расскажу, — лукаво заулыбалась Марина. — Я хочу вновь улицезреть эту дикуху. Зрелище было эпичным.

— Тогда иди одна. А я пока здесь посижу.

— Не-е, — протянула девушка и живо вскочила из-за стола. — Идем со мной. Ты должен это увидеть. Будет угарно!

— Знаешь, Марина, ты совсем не умеешь мотивировать людей. Теперь мне совсем расхотелось просто даже знать, что там происходило, не говоря уже об увидеть.

— Что ты такой нудный все время! Поднимайся! — она с улыбкой потянула меня за руку.

Я для приличия сопротивлялся некоторые секунды, но затем поддался ее уговорам и неохотно поднялся со стула.

Компьютер располагался в гостиной у широкого окна. Обстановка комнаты была самой обыкновенной, без излишеств, не считая небольшого плюшевого медвежонка в углу синего дивана, закованного в кожаные наручники, с ажурной маской на глазах.

— Прыгай на диван, — сказала Марина.

Разместившись рядом с медвежонком, ведь отсюда обзор был лучше, я уставился на два монитора, которые пока еще находились в спящем режиме.

Девушка села за кресло и вывела компьютер из «спячки». На экранах появился рабочий стол, полностью усеянный разнообразными ярлыками. Марина кликнула мышкой по одному из них и на правом экране открылась папка, где упорядоченно располагалось множество видеозаписей, вероятно, разбившихся по временным отметкам.

Вдруг меня озарило воспоминание, что из-за старенькой батареи вилка кабеля питания моего ноутбука была постоянно вставлена в розетку. И поэтому ноутбук 24/7 оставался бодрствующим. Хотя…

— А как же спящий режим?

— Что с ним не так? — колко ответила Марина, продолжая искать нужное видео, путем перебора по порядку всех материалов в папке.

— Ну, вероятно, мой ноут был в спящем режиме, когда те двое притащили меня.

— Вероятно, — ответила девушка, словно общалась со слабоумным.

— Тогда, получается, камера была тоже отключена.

— Вот, похоже, и оно! — вдруг воскликнула Марина, запустив очередной видеоролик и после недолгой паузы добавила. — Камера прекрасно работает даже в спящем режиме. И не только камера, но и твой микрофон. Это тебе урок на будущее. А теперь всё внимание на экран.

Девушка развернула окно видео-браузера на весь монитор и предусмотрительно отодвинулась на кресле в бок, освобождая обзор для других присутствующих в гостиной (не стоит забывать и о медвежонке). На экране отображалась до боли знакомая комната с бегущим хронометражем времени в правом верхнем углу. Сердце тут же замерло в ожидании того, что так забавляло Марину и пугало меня.

Через минуту из колонок компьютера донеся шум. Кто-то пробрался в мою квартиру, довольно в агрессивной манере захлопнув входную дверь.

— Открой дверь комнаты, — натужно произнесли мужским голосом, донесшимся откуда-то из коридора квартиры. — Как я заебался его тащить! Этот петушара только кажется худым!

— Может, у него широкая кость? — ответили мягким женским голосом.

— Хуёсть, блять! — взревел мужчина. — Дверь открывай!

Дверь в мою комнату открылась и на ее пороге появилась молчунья с этажа выше. Теперь она чудесным образом обрела весьма приятный голос, словно из озвучки иностранных блокбастеров. Женщина прошла вглубь комнаты и отошла в сторону, освобождая дорогу своему сообщнику. Тут в дверях нарисовался он, пузатый здоровяк, несший мое обмякшее тело. Взгляд на себя со стороны (в основном по снятым друзьями на телефон видео) всегда вызывал неприятное ощущение внизу живота, я казался себе каким-то слишком высоким и непокладистым парнем, имеющим длинные конечности и тонкую шею с подавшейся вперед головой. Сейчас же, смотря на свою испачканную одежду, на бледно-серое лицо с вкраплениями зерен рвоты на щеках и лбу, на влажные, взъерошенные волосы и обвисшие конечности, картина выглядела куда ужасней, — на секунды я даже забыл, как дышать. Тем временем, здоровяк боком проник в комнату, дабы сойтись долговязой ношей с габаритами дверного проема. Он сделал пару неуверенных шагов внутрь, — было отчетливо заметно, как вздуваются его жилы на покрасневшей шее и дрожат руки, — и, запутавшись ногой в ковре, стремительно рухнул на пол, смягчая себе падение именно моей спиной. От мощного удара об пол задрожал весь дом.

Мои глаза, потрясенные увиденным на экране монитора, округлились до предела и полезли на лоб. Каплю дегтя добавила и реакция на происходящее Марины — она истерично засмеялась во весь голос, увидев красочную картину падения шкафоподобного человека на худое беззащитное существо, точнее меня.

— Сука! — заорал Михаил и неуклюже поднялся, потирая себе локоть. — Похоже, я руку сломал!

— Дай-ка взгляну, — нежно промурлыкала Изольда и подалась к нему, по дороге случайно ткнув лежащего на полу парня каблуком в пах.

Вдруг бренное тело подало признаки жизни, содрогнувшись и свернувшись калачиком. Нависшая над ним парочка тут же замерла в испуге.

— Тише, — прошептал Михаил.

Марина вновь засмеялась пуще прежнего, наблюдая за нелепостью, сходящей с экрана. «Это какая-то дичь! — сквозь смех произнесла она. — Мне тебя очень жалко, правда! Но ничего поделать с собой не могу! Смотреть на это в присутствии хедлайнера вечеринки еще смешнее!» Я одарил ее отупевшим от ужаса взглядом и вновь уставился на экран: там дебильная парочка на какие-то секунды затихла и, потом осознав, что лежащий на полу человек не пришел в себя, продолжила строить козни.

— Так, — командным тоном начал Михаил. — Позвони боссу, скажи, что его биоматериал у нас, пусть спускает своих шавок.

— Хорошо, — отозвалась женщина и вышла из комнаты.

Михаил нагнулся и со стоном боли поднял меня, заметно щадя свою правую руку. После он, приблизившись к кровати, осторожно положил обмякшее тело на постель.

— Ну и мудила, — резюмировал он, потирая больную руку.

Через минуты три в комнате появилась Изольда с телефоном в руке, в отличие от наших личных встреч женщина больше не выглядела ополоумевшей и озабоченной идиоткой, она приобрела фактуру солидной особы, довольно притягательной и желанной для ее неюных лет.

— К нему вломятся где-то через час, — сказала она. — Нам пора валить отсюда.

— Протри ручки дверей от «пальчиков». А я пока пойду приберусь в нашей квартире.

Женщина согласилась с ним, достала платок из кармана джинсов и прошлась им не только по дверным ручкам, но и по тем поверхностям, на которых, по ее разумении могли остаться следы.

Я продолжал наблюдать за происходящим на экране с неподдельной тревогой, когда ко мне обратилась Марина:

— Вот тут я и поняла, что тебе нужна помощь, — со всей серьезностью заявила она.

— Прикалываешься, — сказал я сухим голосом.

— Нет.

— Т.е. того, что меня какой-то дебил вместе с какой-то шкурой принес в комнату в отключке тебе было недостаточно?! — прокричал я.

— Честно? — и продолжила она через паузу. — Не особо. Кто знает, какие у вас там причуды. Может, это были твои лучшие друзья.

— Классные друзья! — я саркастически показал девушке большой палец. — Лучшие друзья на свете!

Марина в недоумении пожала плечами и не удосужилась как-то поддержать гневную тираду.

На экране монитора ничего примечательного больше не происходило. Женщина, избавившись от следов присутствия себя и сообщника, удалилась из комнаты, оставив там меня одного, опороченного, побитого и облеванного.

— Кстати, о каком биоматериале шла речь? — спросила Марина так, словно упустила важную деталь в сериале. — Случайно не о…

— Не важно! — перебил я девушку и резко поднялся с дивана. — Пиво еще осталось?!

Марина лукаво заулыбалась:

— Согласна. Такое лучше смотреть под пивко.

Я пристально посмотрел на нее, сощурив глаза. Она была такой раскованной и спокойной в тот момент, когда мир переворачивался с ног на голову, будто происходящее являлось какой-то детской игрой, из которой она не раз выходила победителем. Но эта не игра! На кону стояла моя жизнь. Происходили странные вещи, итогом которых стало мое заунывное положение. Странная парочка, жившая на этаж выше, оказалась не теми людьми с придурью, кем мне было удобно их считать. Кто они на самом деле и как связаны с группой захвата, отправленной на мой адрес? Вопрос оставался открытым.

— Нет! Такое лучше никогда не видеть! — на эмоциях сказал я. — Такое угнетает и заставляет бояться! Такое не должно происходить со мной! Это какой-то бред! И еще ты, — я указал на девушку дрожащим указательным пальцем, — следишь как озабоченная маньячка за людьми. Это не нормально, Марина! Н-Е Н-О-Р-М-А-Л-Ь-Н-О!

Мое дыхание сбилось это импульсивности, с которой были озвучены претензии. Я, жадно и с шумом поглощая воздух, ждал вразумительного ответа от нее. Но…

— Так, ты будешь пиво? — как ни в чем не бывало спросила девушка. — И мы можем просмотреть самые сливки этого дня. Тебе, наверно, интересно, как те амбалы с пушками разнесли твою квартиру.

На миг ноги потеряли стойкость, и я чуть не рухнул на пол, от мысли, что в тот злосчастный момент мог находиться там, если бы Марина вовремя меня не разбудила. К счастью, удалось сдержать порыв слабости, и я снова медленно опустился на диван к закованному в наручники медвежонку. Ответ девушке последовал безжизненным голосом:

— Да… Нам… Точнее мне, необходимо понять, почему меня обвиняют в том, чего я не совершал.

— Тогда устраивайся поудобнее, а я пойду сгоняю за пивом, — воодушевленно произнесла Марина.

Скоро девушка вернулась и протянула мне запотевшую от холода бутылку пива, которая предусмотрительно была открыта. Я взял бутылку дрожащей рукой и сразу же поднес к губам, чтобы сделать несколько жадных глотков охлажденного напитка. Намерение было одно — скорее притупить эмоции и больше не чувствовать страха.

Марина минуты через три обнаружила необходимую видеозапись. На экране вновь появилась многострадальная комната.

Из компьютерных колонок гулко вылетал вой пилы, срезающей металлические петли входной двери. Далее, когда дело было сделано, послышался звук ее падения на пол и ужасный топот, словно в квартиру ворвалось стадо бизонов. Через мгновение дверь, ведущую в мою комнату, кто-то без особой надобности «открыл с ноги», та, резко отворившись, с грохотом ударилась об стену. В комнату забежало два человека в масках и с автоматами. Осмотревшись по сторонам около секунды, один из них отправился на балкон, видимо, в поисках меня, другой принялся лазить в шкафу, осматривая с особым вниманием отсеки, где по его разумению мог поместиться человек. Со смесью страха и вскипающей злости я наблюдал, как рушат опрятный облик моей квартиры, как из шкафа вылетает одежда, как с балкона доносятся угрожающие звуки падающей на пол утвари. И вот амбалы добрались до совсем новой кровати и с деревянным хрустом перевернули ее. А после, будто специально, принялись следить грязными берцами по белоснежной постели.

— Здесь чисто! — прогорланил один из них, когда поиски не увенчалась успехом.

Затем в комнате появился старший лейтенант Кнутов. Он с дельной физиономий оглядел бардак и задумчиво резюмировал:

— Куда он делался?

Через минуту в комнату вошел его худой коллега с черной родинкой у носа.

— Ну, что здесь? Тоже пусто? — поинтересовался майор Игнатов.

— Как видишь.

— Как мы могли его упустить? — словно воздевая руки к небу, произнес Игнатов. — На балконе смотрели? — он обратился к двум амбалам в масках, те утвердительно закивали.

— Может, он спрыгнул с балкона? — после предположил один из амбалов.

— Ты совсем идиот? Мы на четвертом этаже, — с издевкой произнес Кнутов.

— Ну, я просто отрабатываю версии, — промямлил амбал. — Всякое бывает.

— Ага! Всякое! Наш клиент — спайдермэн! — хрипло рассмеялся Кнутов.

— Так! Хорош разводить базар! — урезонил их Игнатов. — На нет и суда нет. Вы двое, — указал он на амбалов. — Все подозрительное в этой квартире изъять.

— Подозрительное? — почесал голову тот же амбал в черной маске.

— Да! Я имею ввиду информационные носители и тетради с записями, которые могут навести на его след. Может он вел личный дневник. И… Возьмите, какой-нибудь неприметный комплект верхней одежды — джинсы и футболку, на ваше усмотрение.

— Зачем одежда то? — подал голос другой амбал.

— За НАДОМ! — прокричал Игнатов. — За работу!

После он резко перевел взгляд на ноутбук, и показалось, что его глаза прямиком через камеру заглянули в мою душу. Я неосознанно отшатнулся назад. Дернулась и Марина, видимо, она почувствовала тоже самое; вылетевшие капли пива из ее бутылки слегка оросили ковер.

Майор Игнатов уверено подошел к столу, выдернул кабель из электрической сети и захлопнул ноутбук. Мигом красочная картинка исчезла и на мониторе отобразился черный экран. Но писать звук ноутбук продолжал, пока через минуты две не села батарея.

— А ты Иван, — обратился он к Кнутову. — Пробей-ка его телефон. Может, еще есть шанс зацепиться за соломинку.

После этой фразы Марина резко обернулась ко мне и обдала умоляющим взглядом, словно надеясь, что на ее логично последующий вопрос, я отвечу отрицанием:

— Ты взял с собой телефон?

Я проглотил образовавшийся ком в горле и хотел было как-то оправдаться, но ситуация разрешилась сама собой.

Слабые звуки полицейских сирен ворвались в комнату, где в тишине находились двое: красивая рыжеволосая девушка и высокий парень, сидящий рядом с плюшевым медвежонком, который был закован в кожаные наручники.

— Свой телефон живо мне! — гневно прокричала Марина.

Я поднялся с дивана и судорожными движениями, словно телефон являлся горячей картошкой, вытащил его из кармана джинсов и бросил девушке.

Марина ловко поймала телефон и, сняв с него силиконовый чехол, запулила им в стену. Телефон ударился с грохотом и срикошетил на ковер, прямиком к босым ногам девушки. Он с достоинством выдержал первую попытку уничтожения, не считая потрескавшегося экрана. Марина импульсивно подняла его и попыталась разломить, но у нее ничего не вышло. Дальше девушка подбежала к окну, открыла его и вышвырнула телефон на улицу. На какие-то секунды я потерял дар речи, когда наблюдал, как безжалостно обращаются с тем, где была сосредоточена внушительная часть моей жизни.

— Собирайся, мы уходим! — приказным тоном сообщила Марина.

— Мой телефон… На хрена? — еще находясь под впечатлением от увиденного, невнятно произнес я. — А нельзя его было просто отключить?

— Наверное, можно, — покидая гостиную, через плечо бросила девушка. — Извини, я просто растерялась.