Миг Мысли. Роман-эпилог

Евгений Владимирович Кузнецов, 2022

Роман «Миг Мысли» завершает ЭПОПЕЮ-ПЕНТАЛОГИЮ «Быт Бога»: ранее романы «Быт Бога», «Жизнь, живи!», «Рад Разум», «Суд Счастья». Открытия дались герою на фоне мировых и отечественных событий целых 20 лет! – С марта 1992-го по март 2012-ый. «Люди являются на этот свет – побывать. И тела, и духи. В тела новорождённые влетают духи предназначенные. Ангелы или бесы. Люди рождаются готовыми. И такими противоположными. Чтобы бодрствовать. И соперничать. И выделять энергию. Чтобы – отдавать. Это постоянно необходимо помнить, не взирая ни на какие трудности и сомнения. И в этом ни в коем случае – не усомниться. Жизнь самая обычная сделается спокойной и увлекательной. Каждую минуту следует просто и легко – радоваться! Если одним словом: мир, весь Мир, Видимый и Невидимый, делится прежде всего – на Ад и Рай… Я – уже в Раю или в Аду». Автора интересует прежде всего человек как таковой. Роман публикуется в авторской редакции. На обложке фото из личного архива автора. Содержит нецензурную брань.

Часть четвёртая

1

…Она на экран смотрела — хотя не смотрела: она смотрела на всё разом пространство, по крайней мере, города.

И не старалась так смотреть, а само по себе так смотрелось…

Она в этом пространстве, и глубоком, и доступном, видела — этого! этого! этого!..

С этим она целовалась… с этим спала… с этим ещё как спала!.. с этим просто обнималась…

Но со всеми — давно или очень давно.

И не то чтобы стыдно… и не то чтобы досадно… и не то чтобы скучно… и не то чтобы забавно…

А — все они, и этот, и тот, были какие-то… не главные.

Были все, да, мелкие.

…Впрочем, позвони сейчас хоть кто из них — она бы, наверно, полетела к нему!

Махнув на самое важное-то в себе.

Точнее — туда, просто туда…

Потому что, опять, язык не поворачивается проговорить: «к нему», «он»…

Кто он, в самом деле, такой!

…Было уже, что она, с подругой на пару, подавала в газету, в «службу знакомств».

Было уже, что с одним ходила на концерт, с другим на стадион… Само собой, с обоими… и не только с ними двумя… в кафе…

Потом, конечно, вечер превращался в ночь — или «у него»… или «у себя»…

Было уже и то, что и тот, и этот подолгу не звонили… а некоторые вообще никогда потом не позвонили…

Было уже и то, что она, сидя перед экраном… на диване, поджав ноги, спиной на подушке… вдруг плечами, грудью и бёдрами… начинала ощущать… скольжение по ним ладоней… ласково-грубых… незнакомо-умелых… Но — без касания, без прикосновения!..

Тогда она, стиснув зубы, ныла нутром…

Громко?.. Может быть…

И — текли слёзы.

Такие щедрые и такие горячие… что их даже становилось жалко…

И она — валилась лицом в диван.

…Ничего не думала.

Но само собой разумелось: эти её бёдра, эта её грудь… словно бы растворены во всём пространстве города… и — всем известны!.. и — всем доступны!..

И — никому не нужны…

Потом долго и трудно засыпала, сама не замечая когда.

Она не рассказывала об этом нытье и об этих слезах даже самой близкой своей подруге.

Но как бы само собой разумелось, что та и без того всё это знает.

Потому что… потому что…

Они не живут, что называется, по-настоящему, а — перемогают, пересиливают какую-то траурную страду.

Подруга прямо и просто говорила — словно бы о не видимом, но явном воздухе, — что она на ночь пьёт или таблетки, или коньяк.

…А она — сказала себе.

Нет! Так не может быть.

Ведь она молода и красива.

И квартира. И диплом. И работа.

И вокруг — целый город.

Она — сказала себе.

Призналась, наконец.

И призналась, что призналась.

Что она — ждёт.

Ждёт.

Вот её какое, по сути, состояние.

Вот её какое положение и расположение… на диване… и во всём городе.

И она, вечерами и ранними ночами, стала, сидя на диване истуканом, — смотреть.

Смотреть — не на экран.

Стала смотреть не только глазами, но — всем своим телом и, главное, каким-то… сгустком явным в своём теле… смотреть — во весь город разом и в целом.

Этот сгусток ощутимый тугой… и как бы самостоятельный… словно бы плавал по всему её телу… от лба до лобка… от корней волос на голове… до кончиков ногтей на ногах…

И она — забывалась…

Забывала — о своём обо всём теле.

Не думала, но само собой разумелось, что этот сгусток — есть она сама, есть — она.

Он-то, сгусток, — и ищет, он-то — и ждёт.

Да! Если так, что ему, сгустку, нужен не мужик, не ладони, не член.

А — серьёз.

«Серьёз»…

Иначе она — когда вдруг изобличала себя и откровенно спохватывалась — выразиться не умела.

…Так она сидела и даже уже днём такая ходила и ездила — может, месяц, может больше…

И она — сгусток тот в ней нащупал в пространстве города нечто особенное! — Как бы, однако, чужеродное этому всему городу… но зато — как бы удовлетворительно совместимое с нею, с настоящей…

Явно нащупала! — Будто бы сама же, своими руками и на своих глазах… уронила иголку в стог сена!..

…Однажды она вдруг вообразила… дикаря!.. человека того первобытного!..

И будто…он — её…

А как именно?..

Она стала грезить

Стонать…

2

Общаюсь теперь, волей-неволей заметил, почти только с женщинами.

Вот такое бы мне было дано — в испуганном отрочестве, во взбалмошной юности!..

Теперь — по возрасту моему?..

Тогда: по возрасту — чего во мне?..

…В моём стоянии теперешнем этот быт — символический, знаковый?

Даже больше — далее предположу.

Явясь в пространство ощутимое, я сам как вещество ощутимое, плод и младенец, — общался ведь, телесно-то, исключительно с матерью — с женщиной!

…То есть — я вернулся к истинному моему состоянию. — Кровному, естественному, природному.

3

«Будет женщина — будет жизнь.

Будут радость — будет мужчина.

…Что же это я?

Пишу от лица… женщины».