Ужасная версия

Евгений Греков, 1992

Совершено преступление: убит водитель, развозивший зарплату, а деньги и кассирша бесследно исчезли. К расследованию привлекается опытный следователь прокуратуры Татьяна Обручева. Она выдвигает версию, что за преступлением стоит некто безжалостный и расчетливый и в ближайшее время он проявит себя еще тремя убийствами. Но Татьяна даже и не подозревает, насколько непредсказуемы и нелогичны могут быть действия этого неизвестного, и вскоре сама оказывается в его ловушке… Откройте для себя очередной детектив Евгения Грекова с характерной для него нарастающей напряженностью и непредсказуемостью поворотов сюжета. Содержит нецензурную брань.

Грузовой автомобиль «ГАЗ-53», на котором с третьего отделения колхоза «Красный луч» возвращалась кассирша, обнаружили невдалеке от дороги, в небольшом овраге, скрытым от глаз кроной деревьев.

Шофер грузовика, Сергей Краев, полулежал в кабине с открытыми глазами, и, хотя они были уже застывшими, в той позе, в которой он находился, сохранилось столько естественности, что присутствующим казалось, будто он только-только прилег отдохнуть, и сейчас ему просто лень пошевелиться, чтобы обратить на них хоть какое внимание. Но загустевшие вокруг лужицы крови рассеивали это впечатление и свидетельствовали о происшедшей здесь трагедии.

— Ну что там у вас, доктор? — нетерпеливо и грубовато спросил склонившегося над трупом медэксперта заместитель начальника областного УВД, который прибыл сюда прямо из аэропорта в явно взвинченном состоянии.

— Я же не развлекаюсь, товарищ полковник! — не оборачиваясь, резковато ответил врач, и в его голосе прозвучала обида.

Обручев сердито кашлянул, поправил очки на носу и, ничего не сказав, потоптавшись с минуту, отошел к стоявшей неподалеку «Волге».

Вскоре, подскакивая на ухабах грунтовки, подкатила еще одна машина, из которой скорее вывалились, чем вышли, двое старшин и два капитана.

— Замначальника РОВД капитан Яснов, товарищ полковник! — отрапортовал Обручеву один из офицеров.

— Так-так… Значит, Яснов! — полковник потер переносицу. — Как вас по батюшке-то, капитан?

— Виктор Палыч, простите, Павлович, — поправился офицер.

— М-да, Виктор Палыч, крепко придется здесь попотеть. Хоть ты и Яснов, но сам понимаешь, до ясности далеко. Долго в районе я не задержусь, так что инициативу не стесню, — полковник слегка улыбнулся, — Но с самостоятельных и спрос особый! Это ничего, что я сразу на ты?

— Да что вы, товарищ полковник!

— Ну и лады! Я, конечно, не провидец, но мне сдается, что узел будет крепким. В любом случае работать и контачить нам долго. Будет время познакомиться, — подытожил он. — Ты вообще-то давно здесь, в районе? — неожиданно поинтересовался Обручев.

— Почти пять лет, товарищ полковник!

— Тогда ты не знаком с ней. Завтра к вам приедет из области следователь прокуратуры Обручева Татьяна Владимировна. Будете действовать, так сказать, параллельно.

— Татьяна Владимировна… По-моему, я слышал…

— Да, она в Татьяновске начинала следователем милиции. Из здешних. Умная женщина. Нервотрепки тебе не будет, Яснов. А я ведь, к слову, тоже работал в ваших местах. Правда, очень давно. Хотя ладно, не до лирических воспоминаний, — оборвал себя Обручев.

— Разрешите! — к полковнику подошел закончивший свой осмотр медэксперт и стал кратко и четко излагать свое заключение.

— Спасибо, доктор, — сказал Обручев, когда врач замолчал. — Я помечу себе для памяти, что убийство произошло шесть часов назад, и на теле погибшего два пулевых отверстия. Да, — спохватился Сергей Петрович, — для детальной экспертизы труп отправьте в центральную анатомичку. Вы поняли, товарищ Яснов? — повысил голос Обручев. — Впрочем, извиняюсь, это в вашей компетенции, доктор.

— В центральную, так в центральную, — равнодушно согласился врач.

В это время к ним подошли майор и довольно моложавый мужчина высокого роста в коричневом костюме и такого же цвета шляпе и галстуке.

— Председатель колхоза, — словно бы виновато представился он Обручеву.

— Здравствуйте! — полковник протянул председателю руку. — Сергей Петрович Обручев, — четко отрекомендовался он.

— Извините, я как следует не назвался: Соин Денис Ильич. Привык, что меня все знают, — объяснил он. — Беда, товарищ Обручев! Зарплату нечем выдавать, не знаю, что и делать!

— Кассирша как в воду канула, товарищ полковник, и никаких следов, — пробурчал майор, приехавший с Соиным.

— Да, да! Абсолютно никаких, — подтвердил председатель. — Мы уже тут и своими силами все обыскали и обзвонили.

— А куда звонить-то? — обронили Яснов. — Что ж, она домой к себе или к подруге с перепугу побежала?

— Да черт его знает, что было делать! — неожиданно рассердился председатель колхоза.

— А она не могла быть замешана в преступлении? — перебил Обручев. — Сколько всего при ней было денег?

— Получили-то из банка всего 580 тысяч. Ну сколько она могла там, на отделении выдать? Думаю, тысяч около восьмидесяти, не больше, ведь на центральной усадьбе еще никому и рубля не выдали. Третье отделение хоть и самое маленькое, но выдавать зарплату начинаем с него. Дорога-то к нему, сами видите, какая! А дожди, почитай, через день. Как зарядят, ни проехать, ни пройти. Вот и стараемся всегда с третьего, с Торфеевки, по-нашему.

— А зачем все деньги-то было таскать на каждое отделение, если нужно всего от силы восемьдесят, ну пусть хоть сто тысяч? — заметил Яснов.

— А что ж вы раньше не подсказали мне эту ценную мысль? — раздраженно парировал председатель колхоза. — Не за тридевять земель ведь от нас живете, и телефон под рукой, да и за мяском по грошовой цене, небось, не раз приезжали! Могли бы и подсказать!

— Я мясо не ем, от него стареют! Это вам к сведению, товарищ Соин, — резко среагировал Яснов.

— Все умны задним числом, — примирительно проговорил майор, это был начальник Улуйского РОВД Герман Семенович Захаров. Он почувствовал, что Яснов почему-то злится, а сам сердито подумал о жене, допекшей его с мясом, ибо председательский упрек коснулся сейчас его. Жена откуда-то узнала, что в колхозе забили бычка, сломавшего ногу. Майору отвалили большой кусман, и он, завернув его в бумагу, отправился внести деньги в кассу. Кассирши не оказалось, Захаров поднялся в бухгалтерию, а как только вошел — ему сразу и передали телефонную трубку. Звонил дежурный по отделению. Уловив суть, майор пулей выскочил из бухгалтерии, забыв про мясо. И вот злополучный сверток давно протухал в конторе, а он глотал здесь пилюли председательских упреков — Герман Семенович поморщился, как от зубной боли.

— А что из себя представляет эта кассирша? — повторил свой вопрос полковник, обращаясь к Соину.

— Да как вам сказать… Молодая девчонка. Наша, местная — Настя Лобова. Родители всю жизнь здесь, в колхозе. Вот и Герман Семенович знает! — обратился председатель за поддержкой к начальнику милиции.

— Знаю, конечно. Сколько ей!? Лет двадцать. Десятилетку закончила три года назад. Училась у моей Петровны — жена моя была у Насти классной руководительницей, — пояснил он. — Неплохая девушка. Месяца четыре, как вышла замуж за одного местного тракториста.

— И тракториста ее знаешь, Герман Семенович? — слегка улыбнулся замначальника УВД.

— А как же, Сергей Петрович?! Здесь ведь, на центральной они живут. Конечно, муженька она себе подцепила, я извиняюсь! Любитель такой, что!.. — майор выразительно щелкнул себя по горлу. — Когда вышел указ, и мы позакрывали тут магазины, так он больше всех извелся. На тракторе за бутылкой пива за сорок километров, не задумываясь, махнет.

— Так может, он начало какой-то ниточки, а? Займитесь-ка его личностью, Яснов, — Обручев обернулся к капитану. — Ведь о деньгах этот муженек мог знать все, так сказать, из первых уст. Вот и осенила его идея. Шофера-то убить он мог решиться, а вот молодую жену пожалел. Мог пожалеть. Так что Настеньку надо основательно поискать. Кстати, Лобов был знаком с покойным?

— Да тут почти все знакомы, — вмешался председатель колхоза. — Но дружбы между ними, думаю, не было. Разные они были ребята. Сережа-то был стоящий парень!

— Товарищ капитан! Тут такие дела… — обратился к Яснову пожилой старшина. — Я думаю, что это залетных рук дело. Утром по району на ЗИЛе мотались какие6-то приезжие, и — не обманывает меня зрение — третьим в кабине был Димка с третьего отделения, Копыловых сынок. К слову, уже два раза «парился»; он же дружок Настиного муженька, холера ему в бок!

— А что за ЗИЛ, не приметили поточнее? — заинтересовался Обручев.

— ЗИЛ-130, с синей будкой, товарищ полковник! Номер я не рассмотрел, — тотчас добавил старшина.

— А чем вы мотивируете, что это дело приезжих?

— Ну, во-первых, видел я этот ЗИЛ еще в шесть утра. Чего бы это без дела в такую рань появилась в районе чужая машина? Я уже выяснил у наших бабенок, что еще часом раньше она как раз проезжала по этой дороге. Кроме третьего отделения по ней никуда не попадешь. Вероятно, ездили к Димке, если я видел его в этой машине. Бабы, наоборот, его не видели: говорят, что в кабине сидело двое. Его самого, кстати, нигде сейчас нет. Я интересовался.

— Лобова тоже нигде нет! — подхватил председатель колхоза.

— А!.. пьяный спит за гаражом, — отмахнулся старшина.

— Не могу удержаться от добрых слов за вашу наблюдательность и осведомленность, товарищ старшина! — похвалил Обручев.

— Так я же всю жизнь тут, товарищ полковник! — отозвался старшина.

— Лицо мне ваше знакомо… Видимо в Татьяновске встречались, когда я еще там работал. А вот фамилию, простите, не помню.

— Иваненко, Родион Кузьмич… Так я еще что скажу, — довольный похвалой начальства, заторопился старшина. — Наш пятьдесят третий с убитым Серегой загнали в кусты уже со спущенными баллонами. И передний, и оба задних с правой стороны.

— Да это мы сразу зафиксировали, — подтвердил Яснов.

— Ну и вот, — продолжал Родион Кузьмич, — значит, они что, когда остановили нашу машину, пока говорили там с кассиршей, успели проколоть ему колеса. А точнее, вон там я прибрал в машину эти три деревяшки с гвоздями, что они им подложили.

— Ну и ну! — протянул Обручев.

— Я обнаружил их на дороге, грузовик-то их в грунт вдавил, — объяснил Иваненко.

— Из этого можно предположить, — подключился Захаров, — что налетчики допускали, если водитель пятьдесят третьего после остановки вдруг что-нибудь заподозрит и попытается рвануть, то далеко так и так не уйдет.

— Вполне допустимо, Герман Семенович, — подтвердил полковник. — Ты видишь, какой у тебя старшина!

— Вижу! Только его начальник ничего не знает, — сердито отозвался Захаров.

— Так я же только сейчас подошел, товарищ майор, — заоправдывался Родион Кузьмич. — С этой беготней и доложить ничего не успел.

— Ладно, ладно, товарищи, — утихомирил их полковник. — Я думаю, что ребята здесь и без нас завершат, что нужно, а мы поедем в отделение и там все обсудим основательно и детально. Садитесь в машину, товарищ Яснов. И ты, Герман Семенович, со старшиной садись.

— Итак, — продолжал вслух размышлять Обручев, когда «Волга» взяла с места, — налетчики подкладывают под колеса грузовика деревянные брусочки с гвоздями. Для чего? Либо стрелявший — никудышный стрелок, и таким образом он решает себя подстраховать; либо это своеобразная уловка, чтобы подкинуть следствию дополнительную задачу. Может быть и третий, пока нами не предполагаемый, вариант. Правильно или нет, а, ребята?

— Обстряпали все аккуратно, однако, — откликнулся Яснов. — И дощечки с гвоздями припасли, и баранку с рычагом скоростей тряпкой вытерли, когда после убийства Краева машину в кусты загоняли. Это значит, чтоб дактилоскопистам ничего не оставить, — зачем-то пояснил Яснов, хотя среди сидящих в машине дилетантов в области сыска не было. Пояснять без надобности — такой грешок за капитаном водился.

Захаров и Иваненко промолчали, и вопрос Сергея Петровича так и повис в воздухе.

— Предварительно я могу предложить вам такую расстановку сил, товарищи. Вы, Родион Кузьмич, кровь из носа, выясняете все, что связано с машиной. Откуда, когда, где и кто? Кассиршу продолжать искать всеми имеющимися силами. Где находился и находится Копылов — это вам, товарищ Захаров. Природу брусков с гвоздиками пусть изучат эксперты. Мужа кассирши допросить и установить наблюдение. Кстати, Виктор Павлович, вы говорили, что в кабине нет никаких следов хоть самой малой борьбы. Ну шофера они убивают сразу, когда девчонка сидела еще в кабине. Вероятней всего, что так. Тогда сама-то она, что — так взяла, да и спокойно вышла навстречу налетчикам?

— Да нет, — усмехнулся Захаров. — Я думаю, что девушка просто оцепенела от страха, а потом уже вылезала из машины в невменяемом, шоковом состоянии, когда ее просто-напросто достаточно было поманить пальцем. Знаю ее родителей. Хорошие, спокойные люди. А сейчас и представить страшно, каково матери-то.

— А шофер… Сергей Краев с кем жил? — поинтересовался полковник.

— Детдомовский он. Но парень — во! — опередил Захарова старшина и тряхнул в воздухе кулаком, словно бы подтверждал этим жестом все хорошее, что было в Сергее Краеве.

— Хоть по парню будет некому убиваться, — буркнул Захаров и добавил: — Лично я не припомню похищений в наших краях. В исчезновении кассирши какая-то странность. М-да…

— Это точно! — кашлянул старшина. — А вообще, громкие дела случались. В Татьяновске тогда, помните, Сергей Петрович, один маньяк, с какой уж не припомню фамилией, убил продавщицу, жену вместе с ее сестрой, потом сержанта с Раздольнинского РОВД, еще кого-то…

— Тополюк была его фамилия, — не задумываясь, подсказал Обручев. — Я в то время работал в Татьяновске начальником уголовки.

— Во-во, Сергей Петрович, Тополюк! — обрадовался старшина.

— И как раз расследовал это дело. А Татьяна Владимировна из прокуратуры, что к вам завтра приедет, тоже с этим делом знакома, да еще как!.. Впрочем, там была длинная история, — прервал себя полковник. — Сейчас нужно думать о сегодняшнем преступлении. А 580 тысяч, сгинувшая кассирша, да еще убийство шофера — это нам не фунт изюма, — Обручев замолчал и полез в карман за папиросой.

Неожиданно, а в общем, так ли уж неожиданно, Сергей Петрович подумал о сыне. Интересно, о чем они говорили с Таней? Полковник знал, что после освобождения из колонии сын виделся с бывшей женой. Как дальше сложится его жизнь, сможет ли он выправиться как надо? Внучка стала совсем уже взрослой девушкой. С Таней они тоже давно не встречались — пожалуй, с тех самых пор, как она перешла из милиции в прокуратуру. Ну завтра-то увидимся обязательно! — с внутренней радостью подытожил полковник.

Сергей Петрович потянулся и увидел себя в зеркальце. «Совсем седой стал замначальника управлением. Мог бы быть давно и начальником», — без обиды, но с некоторым оттенком досады подумал полковник.

Но в том, чтоб он так и остался замом, помог сынок. Правда, тогда он помог не только в этом и не только ему. Ему — опозориться, когда он моргал глазами перед товарищами после осуждения сына, а жене — превратиться в старуху лет на десять раньше. Как раз на тот самый срок, что он тогда получил. Вот ведь чертовщина какая в жизни! — ругнулся в душе Сергей Петрович. Будто я враг народа какой и учил его всяким гадостям! На мать при нем ни разу голоса не повысил. А он сам? Казалось бы, отслужил действительную в армии, невесту ему я нашел, женой стала. Сейчас она вот, пожалуйста, старший следователь прокуратуры Татьяна Владимировна Обручева, а сын — бывший уголовник. Это ж надо додуматься, залезть в номер к певице, приехавшей на гастроли!..

***

А неделей раньше до описываемых событий в Татьяновске встречались два старых друга.

— Давно я тебе говорил, куда ты денешься от Татьяновска! — Игорь и Антон приобнялись, похлопывая друг друга по плечам. — Если с бутылкой, то туфли можешь не снимать, — дурашливо разрешил хозяин квартиры.

Игорь Роликов был искренне рад, что невесть откуда свалившийся Антон Ромашинский не забыл его. В узком кругу Антона чаще всего звали Генрихом, а кличка прилепилась к нему с тех пор, как он отслужил действительную в Германии. О чем бы не заходила речь, Антон восклицал: «Вот у нас, в Германии…»

— Договорились, туфли я не снимаю, хотя мыслишка имелась, что я зря захожу в винный. Надеялся, что тебя давно исправил Егор Кузьмич, — хохотнул Антон. Он подхватил свой чемоданчик, который поставил было в прихожей, и без дополнительного приглашения двинулся на кухню. — Татьяновск — притягательный город, — согласился он. — Но главное — это друзья. Вот в Германии у меня действительно водились кореша, а теперь ты да Митька остались.

«Побыстрей бы бутылку вытаскивал, — подумал Роликов. — Кореша у него водились в Германии! Забыл, видать, как по пьянке рассказывал, что били его там деды смертным боем. Били, кстати сказать, за язык, что много и красиво базарил. Таких казарма не любит». Игорь Роликов порядки армейские знал: сам служил, да не где-нибудь в Германии, а в советском стройбате.

Ничего этого вслух Игорь Роликов, естественно, не произнес. Во-первых, мысли возникли без всякого зла, а как-то случайно. Во-вторых, Игорь побаивался друга в душе, поскольку знал, что если того били давно, то сейчас он сам это отменно делал. Роликову приходилось видеть, когда Герман запускал кулаки в работу, и ждать тогда пощады не приходилось. Ну а в-третьих, он действительно обрадовался его приходу.

— Эх, чертила! — Антон опять обнял друга за плечи. — Все один! И не женился, и старую не вернул?

— Почему один? — Игорь достал из холодильника банку сайры, не первой свежести батон и кусок сыра. Затем полез в стол за стаканами.

— Да я вижу, ты совсем неплохо живешь! Продуктов навалом, в квартире тихо, чисто. Телевизор новый узрел у тебя.

— Ну так ведь ты сам намекал — борьба с пьянством и алкоголизмом. У тебя тоже поднимается жизненный уровень — факт налицо: ты даже коньячку фирменного прикупил.

— Это я ради нашей встречи. Не виделись-то сколько!.. Да… Я все мотаюсь по России. Пока без прописки и без постоянного места жительства, зато при свежих и оригинальных идеях. Так-то! — Антон придвинул к себе уже наполненный стакан. По части налить-разлить его друг никогда не медлил. — Как всегда, полный стакан набухал, — заметил Антон.

— Так ты же знаешь, я человек простой: из мензурок не пью, а коньяк не лимоном, а селедкой закусываю.

— Ну да, я помню. От коньяка с лимоном тебя мутит, — они засмеялись.

— Как там у тебя дела по женской линии? — переменил Антон тему, платком промокая губы.

— А у меня всегда нормально, — самодовольно и вроде непонимающе отозвался Роликов.

— Надеюсь, — перебил его Антон. — Но в этом деле я не за тебя переживаю. Сейчас я беспокоюсь о себе.

— Маленькая комната в твоем распоряжении, — Игорь сделал широкий жест и, разлив оставшийся коньяк, потянулся за второй бутылкой, лежавшей в раскрытом чемодане.

— Комната — это хорошо. На какой период времени я могу задержаться в ней, а, мой друг? — Генрих отодвинул стакан от себя.

— Для тебя ограничений нет, сам должен бы понимать! — Игорь поднял свою граненую емкость, наполненную вновь до краев.

— Давай-давай… Я пока задержусь, а то могу раньше времени исчерпать свои возможности. Женщины ведь давно мечтают о таком подарке, как я, и вдруг… — он захохотал. — Юлька-то здесь еще живет? Наверное, уже выросла, как раз для меня!

— Да, недавно ее видел. Она, правда, с запросами, насколько я знаю. Красит все: губы, ногти, ресницы, может еще что-то… Но если учесть, что сейчас и одеколон в цене, то с коньячком разговор может получиться. Правда, ей не больше восемнадцати.

— Ну а что? Как раз! Мне тоже еще не больше сорока. Как это пели: не расстанусь с комсомолом — буду вечно молодым! Мы ведь с тобой по сто двадцать собирались жить, а сейчас нам обоим всего ерунда, ха! Так что старуха мне не нужна! — Антон погрозил Игорю пальцем. — Давай, рассказывай, какая она, Юлька, сейчас — уважь друга!

— Ну на мордашку — ты ведь помнишь, а глаза!.. Ох, и притворяешься ты, корешок, если не забыл о девахе. Вцепился с расспросами, словно клещ!

— Да я не про мордашку и глаза! Чего прикидываешься?

— Ааа… В общем, первый сорт. В твоем и моем вкусе. Фигура стройная, сама худенькая, но ножки в норме. Мода сейчас паршивая. Я бы этих, как их там по-научному, дизайнеров убил: всюду макси. Но я теоретически вычислил, что там может быть…

Они засмеялись.

— А может, практически? — прищурился Антон.

— Ты же знаешь, что я малолетками не увлекаюсь, — заметил Роликов и пояснил: — Много возни и разных расходов типа конфеты, духи, коньяк. А мне самому на простую русскую водку не хватает. Я уважаю баб, которым за тридцать. С ними интересней по всем статьям. Жизнь они понимают, опыт имеют и губы не кривят, когда их приглашаешь в автобус, а не в такси.

— Ладно, твоим объяснениям можно верить. Хотя один раз я уже тебе поверил… Однако, замнем для ясности. Я шучу.

— Ух! А коньячок хорош! — выдохнул Игорь и потянулся вилкой за куском сыра. — Но водка простая все-таки лучше. Это ты интеллигент, — не удержался он, чтобы не кольнуть.

— Болван ты! Я уже тебе сказал, что приехал со свежими идеями. Воплотим их в жизнь — и тебе перестроиться придется. Вольемся в цивильное общество! Но это потом. А пока валяй дальше про Юльку.

— Ростом вымахала с меня, — сообщил Игорь, похоже стараясь хоть чуточку уязвить самолюбие друга, который был значительно ниже крупного Роликова.

— Акселерация. Их сейчас большинство только под твой рост, — спокойно отреагировал Ромашинский. — Но зато под мой темперамент. Ха-ха-ха!.. Владик никуда не уехал? — резко обрывая смех, спросил он без всякого перехода.

— Здесь.

— Шоферит, небось… Хочу встретиться, и с Димкой тоже.

— Организуем. Только они все пьют, — заметил Игорь и хихикнул.

— На выпить нам пока хватит. Ты ведь знаешь, как я приезжаю к друзьям с золотых приисков. Ну так как, сможешь сейчас позвать Юльку? Поговорить надо.

— Поговорить… Попробую. Предлог найти нужно. Какая там статья за совращение малолетних? — осклабился Игорь.

— Заранее страхуешься? — ухмыльнулся Антон. — Что-то ты стал боязливым. Я тебя по делу не потащу — можешь оставаться спокойным. А так, за подобное 119-я и 210-я УК РСФСР. По последней максимум пять лет, — заключил Антон, одновременно блеснув перед другом своей правовой осведомленностью. — Сидят невежды! А поэтому нужно изучать уголовный кодекс! — поучительно резюмировал он.

— Что ж. Раз так — пойду, схожу, — Игорь икнул и не очень охотно поднялся со стула.

— Простыни-то хоть чистые у тебя на кровати?

— Ты совсем обнаглел! У меня всегда и все по первому разряду! Неужели забыл? — и не делая паузы, предупредил: — Смотри, только без шума, если она заартачится или приложится к твоей роже. Дома современные, стены тонкие, соседи нервные, а телефоны у всех. Враз приедут люди в серых шинелях, — подытожил Игорь.

— Я тоже нервный…

— Вот и я говорю.

— Эксцессы исключены, старик. Я ведь интеллигент… и вообще неординарная личность! — беззастенчиво заявил Ромашинский. — Ну ладно, сходи до Юлии. Люблю все дела решать сразу! — с некоторым раздражением заявил друг.

Игорь вышел, а Ромашинский подошел к окну и, чиркнув спичкой, раскурил сигарету. «Может, устроиться в Татьяновске на работу? Можно ведь и по специальности, причем, в два счета. Вопрос с жильем тоже есть возможность решить. Но самое худшее в том, когда сам не знаешь, чего хочешь. Вот Юльку или любую другую матрешку ты всегда хочешь, или почти всегда. В этом вопросе все ясно. А вот в жизни, вообще в жизни! Ты даже не знаешь, хороший ты или плохой, и на какую меру добра или зла ты способен. Дрянное это дело — уметь все понимать и не знать, как поступать». Антон в задумчивости отвернулся от окна и с отрешенным видом прогулялся по комнате. В это время и послышался шум открываемой двери, а вместе с ним до ушей долетел женский голос. «Молодец Игорек!» — мелькнуло в голове. Скрестив руки, Антон принял добродушно-ласковый и приветливый вид. В большую комнату вошла стройная и высокая девушка. Это была та самая девочка, племянница его приятеля, и в то же время это была не она.

— Здравствуй, Юлия! — Антон сделал навстречу девушке плавный шаг и галантно протянул руку. «Губы и веки действительно знакомы с косметикой», — отметил он для себя.

— Это вы?.. — она запнулась, видимо не зная, как его назвать.

Антон поспешил ей на помощь:

— Неужели я стал такой старый, чтоб называть меня на вы или Антоном Яновичем? — он широко улыбнулся и слегка пожал ей робко протянутую руку.

— Да нет… — Юля несколько смутилась. — Эта встреча неожиданна. Конечно, мы знакомы, — продолжила она после легкой паузы, — Только это странно звучит. Тогда мне было, — она расширила зрачки своих серых глаз, — ну да, четырнадцать, а сейчас уже совсем старуха… — девушка мило улыбнулась. — К тому же, вы ведь ходили к моему дяде…

— Да, Юличка, я ходил к твоему дяде. Но ведь мы и с тобой не раз выбирались и на карусели, и в кино… Кстати, что пишет дядя? Как здоровье? Он что, не попал под амнистию?

— Дамы и господа, прошу к столу! — позвал из кухни беззаботный голос хозяина. Когда имелась выпивка, Игорь Николаевич не раздумывал над другими делами. Вернувшись в квартиру, он сразу же проскользнул на кухню мимо гостей и распечатал последнюю бутылку. Но со стороны выглядело иначе, а именно, будто Роликов из чувства такта оставил Антона с Юлей один на один.

— Не пишет дядька, чернила высохли! — фыркнула Юля. — Ему и раньше никто не был нужен, а тем более посылок ему тетка не посылает, — и без всякого перехода: — А вы меня хотели увидеть или о дядьке узнать? — она бросила на него насмешливо-испытующий взгляд.

— Я очень захотел увидеть тебя, Юлия… — Ромашинский запнулся, по-видимому, подбирая подходящие слова. — Я запомнил очень красивую девочку и ждал, когда она вырастет, — проникновенно прошептал он.

— Ой! Не нужно комплиментов, Антон…Янович, — девушка немного споткнулась перед тем, как назвать его по отчеству. — Мне как-то не удобно их слышать от вас. Да к тому же, не по себе в квартире у Игоря, — добавила она, взглянув на часы, что были у нее на руке.

— Ты спешишь, Юля? — Ромашинский перехватил ее взгляд. — А ведь я совершенно искренен в своем желании видеть тебя и, планируя эту встречу, здорово помучился прежде, чем выбрать тебе подарок. — Антон извлек из кармана маленькую коробочку, раскрыл и, поставив на ладонь, протянул в ее сторону руку.

Поколебавшись мгновение, девушка изящным движением руки дотронулась до коробочки и извлекла из нее тонкую золотую цепочку, которая так и зазмеилась в ее пальцах. Юля медленно подняла глаза на Антона. Они были с чуть голубоватым белком и туманным взглядом, засветившимся тайной ласковостью. Последнее, возможно, Ромашинскому только показалось, но ему хотелось думать, что это так.

— Поверь, Юля, я от души желал сделать тебе приятное, надеясь получить для себя еще больший подарок — посидеть и поговорить с тобой, полюбоваться твоей молодостью и красотой. А на Игоря стоит ли обращать внимание! У каждого — своя жизнь. Я заметил некоторую пренебрежительность в твоем голосе, когда ты упомянула Игоря. И тем не менее, ты назвала его только по имени, а ведь мы одного с ним возраста. И мне бы лично польстило — называй меня такая девушка просто по имени. Это бы значило, что я действительно еще молод и могу быть любим. Знаешь, Юля, а пока давай все-таки пойдем, посидим за столом, как и полагается при встрече. А этот подарок ты, Юля, возьми, — Ромашинский прикрыл ее ладонь с цепочкой своей рукой. — Вот забирай и коробочку…

Антон Янович дождался, пока она молча уложила подарок в коробочку и опустила ее в кармашек светлой юбки. Лишь после того он легонько взял ее локоть и потянул на кухню, из которой опять донесся нетерпеливый зов Роликова, а затем выглянул и он сам с крайне раздосадованным видом.

— Идем-идем, — успокоил его Антон.

— Отличный коньячок, только холостяцкая закуска, — воодушевляясь, заговорил Игорь Николаевич. — Вы уж простите нас, молодая фея! Сегодня и для меня все неожиданно. Но тебе мы найдем даже яблоки!

— А вы, оказывается, совсем и не такой, — вспыхнула Юля, усаживаясь на придвинутый Ромашинским стул и оправляя края юбки.

— А какой же я? — живо отозвался Игорь Николаевич.

— Ну, если откровенно, — Юля поправила челку волос, — мы ведь не за сотни километров друг от друга живем… Видела я вас пьяненьким, слышала из уст кое-что…

— Ааа, — неопределенно протянул Игорь. — Тогда мы сначала выпьем, — заявил он, будто именно от этого действа зависел его ответ на брошенную девушкой реплику.

— Да-да, Юличка, выпьем! — Ромашинский ласково, но лишь на мгновенье заглянул ей в глаза, услужливо протягивая наполненный стакан.

— Господи, Антон Янович! — ужаснулась Юля. — Куда же мне полный стаканище?!

— Да что ты, Юличка! Это ведь не водка. Специалисты утверждают, что это целебнейший напиток. Ты просто смелей!

— Ох, Антон Янович!.. — Юля с решительным видом подняла стакан и, зажмурившись, стала пить, не дожидаясь мужчин и дальнейших уговоров.

Ромашинский положил перед ней яблоко и, залпом опрокинув в себя стакан, с облегчением откинулся на спинку стула. «Уже можно считать, что пройдено полпути», — с удовлетворением подумал он.

— Слушай, Юля! — заговорил Игорь Николаевич. — Ты вот сказала, что слышала там что-то из моих уст, как ты выразилась. Но неужели ты сама такая безупречная что ли, и если услышишь брань, то краснеешь и приходишь в ужас? Люди — они ведь не ангелы. А мат в наше время, это как…

— С добрым утром! — подсказала Юля и звонко засмеялась.

«Коньячок начинает действовать», — отметил про себя Ромашинский, а вслух произнес:

— Предлагаю тост: выпьем за Юлино изящество и красоту! — он встал. — Я только что слушал ваш диалог и скажу вам, друзья мои, что мне было забавно. Так какие же мы в жизни? А в жизни мы все: на людях одни, в узком кругу — совсем-совсем другие. Да ведь надо же когда-то бывать и самими собой! Конечно, я согласен с Юлей…

— Тост был произнесен! — перебил говорившего Роликов. — Поэтому необходимо выпить.

— Да-да, конечно, — легко согласился Антон и в мгновение ока справился с подсказанной процедурой, наблюдая за Юлей, успешно допивающей свой стакан.

— Итак, я согласен с Юлей в том, что на людях, то есть в обществе, блюсти себя следует строго. Ну а в узком кругу своих знакомых… По-моему, и в прошлом столетии самое светское общество не всегда отличалось благоразумием нравов и соблюдением понавыдуманных условностей. Я тут недавно прочел в одной книженции: «Ничто так не сближает людей, как коньяк».

Юля засмеялась, а Ромашинский отметил, что девушка раскраснелась и приняла вполне непринужденную позу, закинув ногу на ногу, при этом она подтянула свою длинную юбку так, что из-под нее стало виднеться волнующее колено, обтянутое капроном телесного цвета.

— Граждане-товарищи! — бодро продолжил Антон. — А у нас, я вам скажу, непорядок, — он выразительно пощелкал пальцем по бутылке, в которой осталось примерно четверть ее содержимого. — Есть дельное предложение. Учитывая проблемы, сложившиеся в последние годы с этим напитком, — Ромашинский сделал паузу и как можно эффектней извлек из кармана брюк нераспечатанную пачку пятирублевок, — я предлагаю попросить моего друга Игоря проявить все свои способности, пустив в ход располагающую улыбку и используя обширнейшие знакомства и связи в этом городе, достать сей напиток, эликсир бодрости и веселья, хоть из-под земли! — секунду помолчав и сменив интонацию, он закончил: — Ты, Игорь, просто-напросто поймай любое такси и щедро используй имеющиеся средства на общее благо.

— Такое предложение трудно не поддержать! Но сначала… — и хозяин квартиры потянулся к недопитой бутылке.

— Извини, пожалуйста, друг! — сказал Ромашинский и с улыбкой отвел руку товарища в сторону. — Тебе в дорогу, а каков сейчас социальный климат, тебе известно не хуже нашего. Правда, Юля? — Ромашинский осторожно приобнял ее за плечи.

— Ладно, — Роликов вздохнул и, махнув рукой, решительно покинул кухню. Через полминуты за ним щелкнула английским замком входная дверь.

— Вот и создалась та самая обстановка, при которой люди становятся самими собой… — тихо проговорила Юля и, вздохнув, как-то уж совершенно по-трезвому долгим и изучающим взглядом посмотрела на Ромашинского.

— Ты что, Юличка? — несколько растерялся Антон, хотя все время готовил себя к этому моменту. Она казалась ему слишком юной, чтобы признать в ее словах вполне откровенный смысл. Антон по-прежнему придерживал ее за плечи, а девушка, не шелохнувшись и несколько помолчав, заговорила вновь.

— Я ведь сразу поняла, чем это кончится, Антон Янович! — она усмехнулась. — Особенно после того, как решила взять эту цепочку. Она ведь золотая… Ей я и связала себя, стала чем-то обязанной. Золотая цепочка! — зачем-то повторила она.

— Ты сама золотая, а не цепочка! Какой же ты стала взрослой…

— Даже более взрослой, чем ты бы хотел, да? — Юля опять усмехнулась.

— Умная ты моя, милая девочка!.. — Антон одной рукой привлек ее к себе, а вторую осторожно пропустил меж ее коленей. Ощущая тепло ее тела, он почувствовал, как безумный жар наполняет его всего, а рука медленно поднималась вверх от ее коленей. Неожиданно его пальцы споткнулись о резинки, державшие чулки на ее ногах, и сердце тоже, словно споткнулось, чтобы затем сделать свой бешенный толчок. Резко поднявшись со стула, он подхватил Юлю на руки, припав к ее губам, и, оттого вдвойне задыхаясь, понес ее в комнату.

***

На работу Настя Лобова собиралась в крайне дурном настроении. Сидящий на диване муж пытался с ней говорить, но она не вслушивалась в его хриплый голос, ибо считала, что кроме как «дай десятку», он сказать ничего был не в состоянии. А ведь каким ласковым и внимательным представлялся он всего несколько месяцев назад, когда они вечерами встречались. А теперь и деньги на выпивку находит каждый день, хотя зарплату выдавать будут только сегодня вечером. За ней ей и предстояло сейчас ехать в банк, в город, так как их районный находился на ремонте. «Ух, пьяница ненавистный", — с досадой подумала Настя. Вчера поздно вечером притащились они с этим уголовником Димкой и все что-то несвязно бормотали, что она самая богатая женщина в колхозе, и не только в колхозе, а и в самом районе. А вот родному мужу не может, мол, выделить и десятку паршивую.

— Да заткнулся бы ты, алкаш! — в сердцах сказала Настя. — Может, тебе завтра все пятьсот тысяч отдать?!

— А чо, отдай! — ломался Василий. — Сейчас тебе двадцать, а выйдешь — тридцать пять будет. Всего. Самое главное, вовремя вспоминай, что даже сорок лет — бабий век. А в сорок пять — баба ягодка опять.

— Дурак! — огрызнулась Настя.

— А чо дурак? — продолжал куражиться муж. — Дурак он и в Африке дурак.

— И не стыдно?

— Кого, Митьку? Ох-ха-ха! Он свой человек. Вот отдашь нам завтра 500 тысяч! Я — ладно, пьяница, как ты меня обзываешь. Значит все пятнадцать лет, пока ты будешь сидеть, я только и буду знать, как засыпать и опохмеляться. А вот Митька, — Василий качнулся на диване, — он трезвенник. Так что знай: он тебя не забудет, есть кому таскать передачки. За это ты не боись! Ну и на свиданки, пока я буду спать, будет за меня к тебе ездить, чтоб рассчитываться с тобой и натурально, а?

От последней наглости мужа Настя взорвалась. Резко обернувшись, она со всего маху дала оплеуху по пьяной роже. Вместе со стуком захлопываемой за ней двери раздался и грохот в комнате. Муж, увлекая стоявшую рядом табуретку, боком повалился на пол. Над ним захлопотал несколько обескураженный Димка Копылов.

— Ну не сука ли? — пробормотал, сплевывая с губы кровь и поднимаясь с пола, Василий. — Совсем шуток не понимает, зараза! За то и люблю! — Лобов не сердился.

Домой Настя возвратилась только под утро. Ночь она провела у своих родителей, живущих неподалеку.

В банк за деньгами они выехали около девяти утра. Соин выделил для этой цели ГАЗ-53, на котором работал Сережа Краев. Мнение о Сереже сложилось у девушки вполне положительное. Во всяком случае, пьяным она его не видела ни разу. А за эти несчастные месяцы, что она прожила с Лобовым, пьяный или трезвый — эти два критерия стали для нее определяющими в оценке, хороший или плохой человек. Приехали в банк они до открытия. Однако очередь из машин была уже изрядной, и Настя успела сбегать в универмаг, где купила стирального порошка и зубной пасты. Все это лежало и в их магазине, но покупать в городском казалось интересней. У выхода из универмага торговали рыбными беляшами, они были еще теплыми, и Настя взяла их семь штук. «Мне и Сереже. Ему, как мужчине, четыре, мне — три», — рассудительно решила она.

Погода обещала быть солнечной, в небесную даль уплывали последние облака. Настю толкали люди, выскакивающие из универмага и те, кто только еще устремлялся туда.

Наконец она добралась до места. Сидя в машине, они с шофером уминали эти беляши, перебрасываясь ничего не значащими словами. Настроение Насти значительно улучшилось, и она уже напоминала собой беззаботную девчонку. С крыши дома на асфальт опустились две голубки и доверчиво и, в то же время, важно направились к машине, как раз с той стороны, с которой сидела Настя. Один из голубей выглядел покрупней и, вроде бы, порешительней, судя по быстроте его приближения к автомобилю. «Наверное, самец! А проще, голубиный мужчина», — рассудила Настя. Она оторвала от беляша три кусочка.

— Это тебе, — вслух проговорила девушка и бросила два кусочка в сторону большого голубя. — Ты ведь мужчина, защитник! — вытянув губы трубочкой, ласково проговорила она. — А это тебе, — она кинула голубке один кусочек.

Птицы лениво начали поклевывать угощение.

— Ты не обижайся, голубушка! Склюешь — я дам тебе еще. У меня много. Я ведь дала ему больше просто для поддержки авторитета, — улыбнулась Настя и, слегка тряхнув головой, поправила мягкие волосы.

Не доклевав и одного из своих кусочков, голубь направился в сторону, в то время, как голубка продолжала свою трапезу. Он степенно приблизился к луже и принялся пить воду, высоко вскидывая голову и одновременно ею подергивая.

— Да неужто и ты пьяница? — снова вслух заговорила девушка. — Видимо, аппетит потерял с похмелья. Вон как припадаешь, нехороший, к водичке! — вновь погаснув, невесело пошутила Настя. Видно, вспомнив домашние неурядицы, она вернулась к действительности.

Сидевший в машине шофер с добродушной улыбкой молча слушал и наблюдал за Настей. Устраиваясь на сиденье поудобней, девушка уловила его взгляд и, видимо, смутившись, стала без нужды одергивать и без того довольно длинное платье.

«Хорошая девчонка», — подумал Краев. «Но с Васькой ей, конечно, не малина. Обидеть физически он ее, возможно, и не обидит: вон какие у нее глаза решительные! Хотя и добрые в то же время. А красивые — факт. Но нервы он ей повымотает, бесспорно. Впрочем, у всех по-своему складывается жизнь!» — философски рассудил шофер.

— Ну я схожу узнаю, Сереж, что почем?..

— Действуй, Настюша! Ты сейчас командир, — Краев лениво потянулся, опираясь рукой об руль. — Вздремну пока.

…На центральную усадьбу они приехали в самом разгаре дня. На крыльце конторы появился председатель колхоза, Денис Ильич Соин.

— Все в порядке? — для проформы поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, добавил, обращаясь к шоферу: — Ну езжай, давай, обедать. Не ели, поди? А с обеда сразу за ней, и дуйте на третье отделение. А то как бы не пришлось ехать в дождь: по радио в конце дня обещали осадки.

— Понял, — Сергей отжал сцепление и газанул, сразу же исчезнув в клубах пыли.

— Бух здесь, иди, — буркнул Соин Насте, которая уже открывала дверь конторы.

… И вот они вместе с Сережей возвращались с Торфеевки, или, проще говоря, с третьего отделения, когда незнакомый встречный грузовик посигналил им фарами, призывая остановиться. Сережа вопросительно глянул на Настю, на коленях которой лежал чемоданчик, набитый пачками денег.

Встречный грузовик-фургон остановился, и из его кабины выпрыгнули два человека. В одном из них шофер узнал Димку Копылова и тогда надавил на тормоз.

Незнакомый мужчина среднего роста отделился от Копылова и, подойдя к кабине с приветливой миной, приложил к стеклу расходный ордер.

— Отсчитай-ка нам, дорогая, четыреста восемьдесят рэ. Не успели мы тебя в конторе поймать! — громко заговорил он. — А денежки позарез нужны, — он полоснул ребром ладони по горлу и пояснил: — Мы по договору у вас в колхозе одну работу проделали, ну и вот… Все подписано и предом, и главбухом. Вот паспорта. Так что раскошеливайся, красавица!

Настя открыла дверцу кабины, и говоривший мужчина положил ей на краешек сиденья два паспорта, при этом слегка потянув за платье.

— Ну еще!.. — Настя нахмурила брови.

Мужчина ухмыльнулся и здесь же выкрикнул:

— Слушай, Дима! А инструмент мы забыли на радостях! — при этих словах он начал обходить машину спереди. В тот момент Копылов стоял рядом с шофером и что-то говорил, жестикулируя руками.

— И я ведь совсем забыл… — приятель Копылова замешкался у кабины с водительской стороны и, нырнув в карман пиджака, вытащил пистолет и два раза подряд выстрелил в шофера.

— Спокойно! — осадил он невольно метнувшегося в сторону Копылова. Не обращая внимания на громкое вскрикивание кассирши, успевшей поджать ноги и сжаться в комок, он заново быстро обошел машину. Чемодан с деньгами, который она так и не успела открыть, свалился на пол. Настя уже не видела, как преступник выхватил из кабины чемодан. Она смотрела в его сторону расширившимися от страха глазами, но лица разобрать не могла. Почти теряя сознание, она увидела шофера Сережу, его руку, подогнувшуюся в локте, а от его раскрытых стынувших глаз начало сковывать и все ее существо. Настя не замечала, что левая ее рука в Сережиной крови: кровь сочилась откуда-то из-под рубахи и растекалась по сиденью, не успевая застыть.

— Ну тебе что, сука, повторять?! Живо вылазь — и в будку!

Только сейчас до нее дошли слова говорившего. На ватных ногах выбралась она из кабины и, здесь же подхваченная двумя парами мужских рук, очутилась в крытом кузове чужой машины. У дверей фургона возникла голова еще одного мужика. Настя опустилась на пол в переднем углу и сразу почувствовала, что слезы сплошным потоком покатились по переносице и щекам. До нее наконец дошла суть происшедшего. Послышался шум мотора их газика, а через какое-то время уже трое мужиков засуетились у фургона.

— Руль и рычаг по уму протер? — донесся до нее чей-то голос. — А ручки?

— Все путем! — хрипло отозвались в ответ.

Настя увидела, как в фургон стремительно влез мужчина, и узнала в нем Димку Копылова. За ним плотно захлопнулись дверцы, и раздался стук задвигаемой снаружи щеколды. Взревел мощный мотор, и грузовик запрыгал по ухабам, набирая скорость.

— Как, кошечка, дела? — Копылов, шумно дыша, опустился на пол рядом с Настей. — Трусишки-то сухие? Или ты в плавочках? — Димка бесцеремонно потянул на ней платье, задирая его к самому животу. Настя попыталась отбросить его жилистую руку, вжимаясь в угол и подбирая ноги до самого подбородка. Однако здесь же ощутила быстрый и довольно сильный удар в грудь. Она задохнулась от боли и уронила голову на колени, и слезы с новой силой хлынули из глаз.

***

Василия Лобова ввели в кабинет Захарова примерно через час после того, как тот приказал его отыскать. Майор должен был признать, что вид у Лобова остался довольно-таки сносный, если учесть, что еще совсем недавно он дрых в стельку пьяным на задворках колхозного гаража.

— Где Настя? — хрипло спросил Васька, подойдя к Захарову, и дыхнул перегаром ему прямо в лицо.

— Это же я хотел выяснить у тебя, — брезгливо поморщился начальник милиции, наклоняясь к столу и опираясь на него руками.

— Тебе известно: я спал, и с утра я ее не видел, — Лобов без приглашения опустился на стул, что стоял рядом с массивным сейфом.

— Со вчерашнего, значит, гудишь? — Захаров машинально повертел авторучку.

— С позавчерашнего. Где Настя? — глухо и туповато повторил Лобов.

— Вчера где пил?

— Дома.

— С Копыловым?

— Наверное.

— А точнее?

— Ну с ним.

— О чем же вы говорили, а, Лобов?

— О чем можно говорить по пьяни?! О жизни.

— Понятно. Решали мировые проблемы!

— И их тоже. Где Настя?!

— Ты что заладил, черт тебя дери! — рассердился майор. Раньше следовало беспокоиться «где»! — зло заключил он.

— Да я их, козлов, всех передавлю, если что с Настей! — Лобов встал.

— Это кого же? — Захаров с любопытством взглянул на Ваську снизу вверх.

— Знать бы, кого! Правду говорю, не знаю совсем ничего! Все проспал! Люди вон больше знают, чем я. Украсть по мелочевке, может быть смог, но грабить, майор, — нет! Тем более кого, свою?! Да я за Настьку сам кому хошь голову размозжу!

— Искренне, вроде, говоришь… А если подумать, может, спровадил куда жену? И денежки спрятал? — невесело усмехнулся начальник милиции.

— Семеныч!!! Глупость ты говоришь! Чтоб спровадить ее, с ней надо заранее договориться! — Лобову и в голову не пришел подтекст вопроса. — А она чистая, как стеклышко! А мне не веришь — так у меня это, как его, алиби есть. Где, когда и что я делал, все подтвердят! Пил и спал я, вот и все мои занятия! — горячо выдохнул Васька Лобов.

— Не богато, — усмехнулся Захаров, распрямив спину. — Вчера, когда с Копыловым пили, он никак не интересовался по части денег? Когда получают, сколько, например? Может, спрашивал об этом как-нибудь вскользь?

— Да нет… Он ничего не спрашивал. Это я вчера пошутил по пьяни. По-дурацки, в общем. Ну Настя и съездила мне по морде, я аж на пол приземлился. Димка мне еще и подняться помог. После он сразу потопал, а я спать лег. И вообще, Семеныч, какой тебе смысл тянуть из меня душу! А если ты в чем-то подозреваешь Димку, то у него бы мог и спросить, что тебя интересует.

— В том-то и дело, что не мог. Нет его в районе нигде. Все время крутился на виду, а тут — как испарился. Думал, ты вот подскажешь.

— А может, он в город уехал? Ему там брат дом свой оставил после того, как новую квартиру получил.

— А ты знаешь, где он, тот дом? — встрепенулся Захаров. — Или придется сначала брата его искать, а потом уже выяснять адрес?

— Знаю… — нехотя обронил Лобов и добавил: — Только пустой будет эта затея, и разговор с Димкой пустой.

— Как знать, Василий, как знать… Во всяком случае, искать-то твою Настю где-то надо! — Герман Семенович полез в стол и вытащил пачку «Примы». — Будешь курить?

— Нет. И без курева сердце колет, — неожиданно отказался Лобов.

— Рано тебе еще, сердце… Хотя, если так пить, может и заколоть, — согласился Захаров.

— Да не с того! — отмахнулся Василий. — С меня, как услышал, что произошло, сразу весь хмель вышел. Только бы Настю найти, а Семеныч? Истинный крест, завязываю я тогда с этим пойлом. Хорош!

— Тогда вот что, Василий. Сейчас подойдет машина, и поедем в Татьяновск. Начнем искать Копылова, авось и в самом деле он там.

— Настю нужно искать, а не его, — буркнул Лобов. — А вообще, поехали. Мне сейчас все равно. Тем более, на месте тошно сидеть. Только дай сначала попить, Герман Семенович, — не удержался он.

***

Созвонившись с Татьяновским ГАИ и выяснив кое-что для себя, старшина Иваненко попросил у Яснова мотоцикл и, не мешкая, выехал в город. Фактически он действовал почти-что вслепую, но какое-то десятое чувство подсказывало ему, что начинать поиск следует все же с города.

— Давненько ты не заглядывал в наши края, Кузьмич, давненько, — поднимаясь из-за стола и пожимая Иваненко руку, заговорил знакомый лейтенант. — Садись, рассказывай: чую, что неспроста…

Вкратце изложив суть дела, Родион Кузьмич по возможности подробно описал интересующую его машину.

— Значит, сто тридцатый. Синий фургон, — зачем — то повторил лейтенант. — Таких у нас с десяток. Сейчас попробуем, — лейтенант снял телефонную трубку и принялся накручивать номерной диск. — Так… Один молчит. Ты знаешь что, Родион Кузьмич… Через часик я прозвоню по всем нужным адресам, а ты, если хочешь, конечно, прогуляйся в универмаг. Я, понятно, не спец, но у меня тут жинка недавно была и говорила, что какие-то там больно дефицитные кофточки продают, свободно. Может и ты облюбуешь, да и порадуешь свою половину?

— Уговорил, Иван, уговорил, — согласился старшина и добавил: — Я ненадолго. Посмотрю только то, что ты рекламируешь, и назад.

— Давай-давай! Деньги-то есть с собой? А то смотри, я могу одолжить.

— Спасибо, есть. Кроме зарплаты у нас и огород, и курочки помогают. Моя-то не стесняется и на рынке в выходной постоять, — немного смущенно признался Иваненко.

— А чего стесняться-то? Вот глупости! Ворует она что ли? Своим трудом. Сейчас это дело наоборот — поощряется, — поддержал лейтенант, вновь снимая телефонную трубку.

Назад Родион Кузьмич возвратился быстро, и с бумажным свертком.

— Ну, я вижу, что не зря отправил тебя, — обрадовался лейтенант.

— Смотрю, берут все, — заулыбался Родион Кузьмич. — И нахваливают, прям восторгаются! Ну я и не утерпел.

— Все правильно. Молодец! Мы итак бабочек-то своих не часто балуем. Пусть носят на здоровье. Почем, двести? Правильно, не жалко. Я сейчас в гробу видал, такие деньги за бутылку отдавать! За эти деньги можно на день жратвы набрать. Я, считай, уже полгода вообще не пью. И ничего, ты знаешь, пока держусь, — лейтенант широко улыбнулся. — А ты как? Или Марковна не дает умирать, самогончиком подлечивает?.. Только я шучу, Кузьмич. Знаю ведь тебя, и Марию знаю. Как-никак пять лет рядом прожили. В общем, ладно, о деле. Считай, что тебе повезло. Есть здесь у нас УПТК — управление производственно-технической комплектации. Это в районе таксопарка — найдешь. Так вот, у них пропала машина, схожая с той, что ты описал. Вместе с ней исчез и водитель. ЗИЛ-130, синий фургон, номерной знак 34-27 ТНО. Поезжай прямо сейчас. Начальник УПТК тебя ждет, я попросил.

— Спасибо, Иван, спасибо. За оперативное содействие, так сказать. Кстати, ты бы хоть заглядывал когда. У меня, ты ведь помнишь, и огород, и кролики, и куры… А ты теперь горожанин, но зато машину имеешь. Что тебе сорок кэмэ?

— Точно, Кузьмич! Как-нибудь выберусь. Привет там от меня Марии, — он проводил Иваненко до выхода и постоял на крыльце, пока тот заводил мотоцикл. «На всех постах о ЗИЛе уже известно», — подумал лейтенант.

А Родион Кузьмич оседлал своего железного коня и влился в поток городского транспорта. Где располагался таксопарк, он знал, а УПТК, по словам лейтенанта, находилось рядом.

В приемной начальника УПТК никого не было. Иваненко взглянул на часы. «Без десяти пять. Вероятно, секретарша уже убежала домой, — подумал он. — Женщины особенно не теряются, когда есть такая возможность».

— И молодые, и старые, — вслух заключил старшина. Он постучал в дверь, на которой красовалась более чем шикарная для такой шарашкиной конторы табличка «Начальник».

— Доброго вам здоровья! — входя в кабинет, произнес старшина, а про себя отметил: «Все отделано под дерево, как в каком-нибудь баре».

— Здравствуйте! Рад представиться работникам правоохранительных органов! Степан Яковлевич Глушко, — мужчина вышел из-за стола и протянул старшине руку. Рука начальника УПТК была не по-мужски пухлой и белой, хотя его самого полным назвать было нельзя. Средних лет, в безупречном костюме и под цвет ему рубашке без галстука. Он обладал и располагающей к себе внешностью; и только в глубине глаз, вопреки его приятному облику, таилось какое-то чрезмерное довольство собой.

Все это единым взглядом охватил опытный глаз старшины, и в нем возникла настороженность к этой личности. Родион Кузьмич человеком считался наблюдательным, любил и порассуждать; жаль только, что образование получил только в объеме общеобразовательной школы; да и то, последний год науки постигал он в школе вечерней. А там, известное дело, какая учеба была. Однако любую работу делал старшина аккуратно, будь она хоть милицейского профиля или просто починка собственного курятника. И совсем уже машинально Родион Кузьмич подсчитал, что на каждом из трех окон кабинета по четыре горшочка с кактусами, а телефон на столе оранжевого цвета, заморский. Другой, точно такой же окраски, в углу, на журнальном столике. Не дотянуться рукой, прикинул старшина. Вероятней всего, для значительности. Шкаф с многочисленными брошюрами и книгами. Семь широких кресел вдоль стены. Встроенные в стену шкафчики, у двух — зеркальные дверцы. «Ладно», — мысленно оборвал свой непроизвольный осмотр кабинета старшина.

— Чем могу помочь? Садитесь. Курите? — начальник УПТК вытащил из стола нераспечатанную пачку «Бородино».

— Спасибо, пока не хочу, — поблагодарил Иваненко, присаживаясь. — Расскажите мне все подробнее о пропавшей у вас машине. Когда и как она исчезла. О шофере тоже — кто такой. Ну в общем, меня интересует все.

— Собственно так, — начал начальник. — Работает на этой машине Сахно, Владик. Четыре дня назад отправил я его в командировку в Большие Ключи. Надо было там кое-что достать по хозмелочи, — с доверительной улыбкой пояснил он. — Ну и должен был, по всем прикидкам, вернуться позавчера, а все нет. А сегодня, как только ваш коллега поинтересовался машиной, я ему все и сказал, что ЗИЛ до сих пор не возвратился. В книге приказов все оформлено, как положено, путевой лист, накладные… Если хотите, можете посмотреть книгу приказов.

— Спасибо, не надо, — Иваненко сделал упреждающий жест. — Лучше расскажите, какой он, этот Сахно? Как с дисциплиной, о товарищах его по работе, где живет. Сколько ему, кстати, лет?

— Да вот недавно тридцать лет отмечали. Всем коллективом. У нас, знаете, дружный коллектив. Людей у нас работает немного, половина — друзья-товарищи, — продолжал начальник УПТК. — Так что выделить особо кого-то из его друзей не смогу. А насчет дисциплины — исполнительный парень. Ну и в отношении выпить — уже с год, как не замечал. Лично не замечал.

— А не лично? Может, от кого из работников доходили сигналы?

— Нет, и такого не было.

«Надо проверить, не судим ли Сахно», — подумал Иваненко, а вслух сказал:

— Ну ладно, извините за беспокойство. У меня к вам все. Вот только адресок мне его дайте, пожалуйста, я запишу.

— Вы простите, конечно, за любопытство, — наконец не удержался начальник УПТК. — Что, что-нибудь серьезное произошло? Вы можете объяснить мне как его руководителю, что он натворил?

— Я вряд ли вам что объясню, — сухо ответил Иваненко. Он записал адрес Сахно и убрал авторучку в карман. — Я человек маленький, сами видите, всего лишь старшина. Мне начальство сказало, чтобы выяснить — я выясняю, — Родион Кузьмич беспомощно развел руками. — До свидания!

Подходя к мотоциклу, старшина подумал: «Эх, не скоро еще доберешься домой! А дел с крольчатником невпроворот…»

Дом индивидуальной постройки, в котором проживали Сахно с женой, оказался на самой окраине города. Родион Кузьмич постучал в крашеную калитку, и за ней сразу же залаяла собака, а вслед за тем женский голос прикрикнул: «Ну-ка, тихо! На место!»… Собака умолкла; послышались легкие, быстро приближающиеся шаги; щелкнул запор, и в проеме предстала молодая ослепительная блондинка.

— Здравствуйте! Владислав Сахно проживает здесь?

— Да! А что-нибудь случилось? Я его жена, — обеспокоенно проговорила женщина.

— Почему вы думаете, что должно что-то случиться? — вопросом ответил старшина.

— Да нет, извините… Видите ли, милицейская форма, — женщина, похоже, смутилась поспешности своего вопроса. — Вы проходите!

— Вас как звать? — просто спросил Иваненко.

— Ирина!

— Очень хорошо. Значит, Ирина, дело у меня вот такое, — заговорил старшина, проходя за ней в дом. — Твой Владислав шестого числа уехал в командировку, так?

— Так, — ослепительная блондинка присела за стол. — Садитесь напротив, — она указала Иваненко на стул и, казалось, приготовилась что-то долго и внимательно слушать.

— Он вам говорил, когда он должен возвратиться домой?

— Он сказал, что уезжает на неделю. Вообще, он часто ездит в командировки, бывает и по полмесяца.

«Выходит, супруге наврал, на сколько в самом деле командировка». Вслух старшина уточнил:

— Значит, вы не знали, что командировка в этот раз была у него всего на три дня, и он уже должен был бы возвратиться домой?

— Нет, не знала! Вот скотина! — выпалила она. — Вы мне скажите, что на самом деле произошло? Как-никак, пока я ему жена и должна знать! — женщина с тревогой посмотрела на милиционера.

— Могу. Он не возвратился в положенное время на работу. И вообще, исчез где-то вместе с машиной.

— Только и всего, — женщина, неопределенно усмехнувшись, встала из-за стола. — Мне лично все понятно. Опять спутался с какой-нибудь бэ, гадина!

— Извините, Ирина, и такое было? Он часто гуляет?

— А то не было! Только за руку его не ловила… Я у него вторая жена. Первая живет где-то под Лидиинском, в деревне. От него у нее сын. Алименты ей платит, — все это одним духом выпалила Ирина.

— Ну алименты он платит не ей, а сыну своему, — возразил Иваненко.

— А я думаю, что ей! — с чисто женским упрямством, особенным в таких случаях, отрубила она. — Могу точнее — ее любовникам! Которые пьют на эти деньги за его здоровье и посмеиваются. А он, дурак, тешит себя, что сыну. Если бы я ничего не знала о ней, так бы не говорила! И давайте, лучше не будем об этом, — она замолчала.

«Вот женщины! — усмехнулся в душе Родион Кузьмич. — Сама же завела разговор в излишних подробностях, и «давайте, лучше не будем!»

Иваненко еще раз беглым взглядом окинул комнату, в которой находился. Цветной телевизор — точно, как у него, кассетный магнитофон валяется в кресле, сервант с посудой, приличный диван. Поняв, что больше ничего ценного для себя он здесь не узнает, старшина поспешно распрощался со словоохотливой хозяйкой и вышел из дома. Мотоцикл словно бы ждал своего хозяина, потому что послушно завелся с первого раза.

***

Сообщение о том, что ЗИЛ-130, государственный номер 34-27 ТНО, принадлежащий Татьяновскому УПТК, найден, замначальника УВД получил только что. Полковник немедля снял трубку и попросил связать его с Улуйским РОВД, надеясь заполучить подробности по данному факту. Вскоре на том конце провода ответили, и Сергей Петрович услышал такой знакомый и родной голос: «Старший следователь прокуратуры Обручева у телефона».

— Таня, здравствуй. Это я…

— Здравствуйте, товарищ полковник! Я поняла, что это вы…

— Таня, попроще! Рассказывай все, что знаешь.

— Машину, Сергей Петрович, нашли в восьмидесяти километрах от Татьяновска, в стороне от Раздольнинской трассы. Лежала в овраге, кверху колесами. Странно, но изуродована не сильно — я выезжала на место происшествия. Скоро ее прибуксируют, и эксперты поколдуют по всем статьям. Водитель нигде не обнаружен. Старшина Иваненко побывал по месту его работы, а также беседовал с женой Сахно, но ничего существенного он от нее не узнал. Кассирша тоже как сквозь землю провалилась. Люди говорят, что Лобов, муж ее, с горя, не запил, как обычно все мужики делают, а наоборот, пить перестал, — не удержалась следовательша от этой маленькой и, пожалуй, излишней подробности. — Копылов с третьего отделения тоже неизвестно где. Захаров лично беседовал с его отцом и матерью, а старший брат Копылова вообще ничего не знает. Занимательно то, что исчезли те, кто все время находился на виду, и кого хорошо знают. А то, что налетчики обнаруженный ЗИЛ использовали, теперь это вне сомнений. В меня закралось тревожное предположение, Сергей Петрович. Если те, кого мы подозреваем, и в самом деле грабители, то они не должны по логике так поступать, чтобы и на работе, и дома все обратили внимание на их внезапное исчезновение. Вот и получается, что либо мы в корне ошибаемся, считая их причастными к данному преступлению, либо… — Татьяна Владимировна замолчала.

— Выкладывай дальше, — приказал полковник.

— Раскладка такая, что старшина Иваненко в шесть утра видел в кабине троих. Двоих мы знаем: исчезнувшие Сахно и Копылов. А кто третий? О нем мы ничего абсолютно не знаем. Кроме старшины версию о его существовании не подтвердил никто. Можно, конечно, предполагать, что в кабине находился вообще посторонний человек, скажем, случайный попутчик, но это не совсем логично. Готовясь на такое дело, попутчиков, я думаю, не берут. Тогда и выходит, что третий соучастник все-таки был. Роковую роль в этом преступлении мог сыграть Копылов, поскольку имеется достоверный факт, что его хорошо знал покойный Краев. По всей видимости, Краев только потому и остановил машину в глухом месте, что увидел Копылова. Что произошло далее, мы так или иначе знаем. А некто третий, по моему мнению, главный организатор и исполнитель ограбления. Этот лидер подобрал себе тех, кого хорошо знал и на кого более или менее надеялся положиться. Однако, на них он делал ставку только тогда, когда их всех объединяло желание обогатиться. С самого начала своей задумки этот Некто прекрасно осознавал, что дружков его быстренько вычислят, а потому, по конечному его плану, все они должны навсегда исчезнуть.

— Так, — выдохнул в трубку полковник. — Картину ты мне нарисовала со скверным сюжетом, но на реальность она похожа. Поэтому я распоряжусь усилить поиски по всем возможным маршрутам. Только мне совсем не понятно одно: куда и зачем они запрятали эту кассиршу Настю? Неужели и она их соучастница, черт возьми?!

— В этом, Сергей Петрович, я тоже еще не разобралась, — призналась Обручева.

— Ладно, Татьяна, основное я уяснил. А сейчас о другом. Нам ведь так и не удалось поговорить. Поэтому позволим несколько слов не по служебному, — явно волнуясь, продолжал полковник. — Жаль, все-таки, что отпустили мы тебя в прокуратуру. А вообще, ты всегда была умницей, и я в тебе не ошибся. И понимаю ведь я, что одно дело делаем, а все равно сожалею, что переманили тебя в другое ведомство. Как там внучка? — без всякого перехода осведомился полковник.

— Они сейчас с папой пойдут в кино. Я вот только перед вашим звонком говорила с ними по междугородней.

Сергей Петрович почувствовал, как кольнуло сердце. «Вот и все. Значит, все-таки у внучки появился новый папа…». Обручев понимал, что не может Таня выжидать год от года еще не известно чего. Слава богу, одна итак, почитай, пятнадцать лет! А все равно, как больно, ах как обидно за сына! И ревность, злая ревность обжигает душу и затмевает рассудок.

— Сергей Петрович, вы что молчите? — дошел наконец до полковника приглушенно-взволнованный голос Тани.

— Да нет, я слушаю тебя, Татьяна Владимировна. Я слушаю тебя, Таня… — пересилив себя, мягче повторил Обручев.

— Ты прости, папа… Мы не успели тебе ничего объяснить. Хотели решить все основательно!.. В общем, мы снова живем с Володей. По-моему, все у нас теперь будет хорошо. Я тебе и сказала, что они пошли в кино… Я, дурочка, была уверена, что он опередил меня с этой вестью, а получилось…

— Спасибо, дочка… — Сергей Петрович облегченно вздохнул, почувствовав, как свалился с души непомерный груз. — Я завтра приеду к тебе. Завтра я буду в ваших краях, — поправился он. И уже прежним, официальным тоном: — Ну все!

***

Роликов возвратился в квартиру часа через три. Собственно, ни Антон, ни Юля его не ждали. Он по-хозяйски толкнул дверь, что вела в малую комнату и, расплывшись в улыбке, остановился на пороге.

— О! У вас уже любовь! — с неискренним удивлением в голосе констатировал он, хотя в душе Игорь Николаевич особенно не поразился, ибо весь женский пол мерил на одну колодку. И когда ему пытались втолковать, что дело не в том, что порядочных и неприступных женщин нет, а в том, что он просто не знаком с ними, а, следовательно, не сталкивался, Роликов отмахивался, даже не собираясь вступать в полемику. Сегодняшний пример в очередной раз убеждал его в правоте своих взглядов. Усмехнувшись, он повернулся и двинулся на кухню, где принялся шумно выставлять бутылки на стол.

— Будем вставать, золотая моя? — Антон, пряча руки под одеялом, погладил ее по груди и, почувствовав, как Юля замерла и напряглась, тоже на минуту затих.

Наконец Юлька, высунувшись из-под одеяла, куда она забралась с головой еще только заслышав Игоревы шаги, проговорила:

— Слышишь, Антон… Не смотри, пожалуйста! Я быстро оденусь, хорошо? — она просительно заглянула ему в глаза. — Сейчас, когда все у нас уже это случилось, может, смешно тебе… но мне стыдно.

— Юличка, милая! Я исполню твою просьбу!

Он притянул ее к себе и крепко обнял, однако тотчас же отпустил, чувствуя, как мгновенно начинает воспламеняться от ощущения молодого, упругого и, в то же время, необыкновенно нежного тела.

–?..

— Все-все! Я закрыл веки! Ты свободна, моя юная мадонна!

— Я жду вас, господа влюбленные! — донесся из кухни нетерпеливый голос Игоря Николаевича.

Шурша натягиваемой одеждой, Юля хихикнула:

— Антон, а твой друг, по-моему, точно алкоголик!

Ромашинский совершенно непроизвольно разомкнул веки. Юля успела надеть одну кофточку, протянув руку за юбкой. Только во второй раз за эти, проведенные с ней, часы он увидел ее длинные ноги, обтянутые капроном, который она так и не снимала, и покатый овал бедер под символическим прикрытием розовых плавочек.

— Ой! — Юля поспешно натянула юбку.

— Извини, я не хотел, — серьезно заверил ее Антон.

— Это я сама виновата, — слегка покраснела Юля. — Ведь я назвала тебя по имени. А вообще, сейчас мы опять выпьем, и мне совсем не будет стыдно тебя. Тогда я стану совсем смелая!.. Как ты думаешь?

— А вот и посмотрим! — откликнулся Антон, резво выбираясь из постели. — Вот я тебе сейчас! — шутливо пригрозил он.

— Не поймаешь, не поймаешь! — Юля показала ему язык и, рассмеявшись, выбежала в зал.

— Ого, как у вас весело! Может, вы и пить вовсе не будете? — с деланным удивлением на лице Роликов вышел из кухни.

— Игорь Николаевич, вы алкоголик, — заявила Юля и звонко захохотала. Успокаиваясь, она стала поправлять волосы.

— Просто не знаю, чего Антон не мог раньше догадаться приехать! Смотри ты, как захорошела, будто одуванчик! Видать, на пользу тебе Антон…

— А вас завидки берут, Игорь Николаевич! — прыснула Юля. — Вы только бы договаривали, если назвали меня одуванчик, то и добавляли бы — божий! Я уже слышала от вас это выражение: примерно с месяц назад мы встретились с вами в подъезде, когда с вами шла какая-то женщина… Вы еще запнулись на лестнице, потому что я помешала, и сказали: «Крутятся здесь под ногами божии одуванчики!». Правда, я ничего не стала вам отвечать.

— Все может быть… В этом мире может быть все! — Роликов неожиданно попытался поймать Юлю за пальцы.

— Руки, Игорь Николаевич! Руки! Вы думаете, что сейчас мне ничего не остается, как быть покладистой и покорной! В этом ваша ошибка, Игорь Николаевич! То, что получилось у нас с Антоном, не дает вам такого же права!

— Ух ты, как сильно сказано! — усмехнулся Роликов. — А к слову, я не заводил разговор на тему: кровать, раздевать, полежать, поспать.

— Ну еще этого не хватало! — Юля презрительно повела бровями.

— А ведь из всех русских слов, — не обращая на девчонку внимания, продолжил Роликов, — я больше всего уважаю такие слова, как «темень» и «постель». Правда, еще слово «водка» красиво звучит, ласково так, даже приятней, чем слово «женщина».

— Возможно, вы и оригинал, Игорь Николаевич! Только от ваших слов больше попахивает пошлостью и алкоголизмом, — по-ханжески заявила Юлька, явно довольная собой.

— Конечно, я мог бы обидеться. Но пошлость — естественное состояние души. Для всех, — спохватываясь, подчеркнул он.

— Очень мудрая философия! — Юлька дурашливо привстала на цыпочки и качнулась из стороны в сторону.

— Да у вас целая дискуссия разгорается! — появляясь в зале, проговорил Ромашинский.

— Целой может быть только бутылка, до которой не дотянулась рука пьяницы, да еще женщина в воображении шизофреника! — поупражнялся в остротах Роликов.

— Сегодня Игорь Николаевич в своем амплуа! — подытожила Юлька.

— Нисколько. Меня всегда поражает одно и то же: большинство людей не желает называть вещи своими именами! Ведь это же так естественно. Нет, так мы не договоримся. Пойдемте-ка лучше за стол.

На минуту примолкнув, они прошли на кухню, и Роликов заговорил первым:

— Меня что интересует! — он сделал ударение на последнем слове, одновременно поднимая бутылку с водкой и разливая содержимое по стаканам, всем поровну. — Я думаю, Юлия здесь свой, а тебе — и родной человек, и нам можно говорить обо всем, — обратился он к другу. — Если ты, конечно, думаешь оставаться в Татьяновске. А пока минута молчания: пьем!

Медленно прожевав кусочек плавленого сырка и уже после того поморщившись, будто именно сырок имел вкус водки, Игорь продолжил:

— Я хочу посоветовать тебе идти опять в УПТК. Начальник там новый, но мужик он во! Пьет, правда, мало, но дела с ним воротить можно, — по мнению Роликова, кто мало пьет, не может делать серьезных дел. — Кстати, Владик там по-прежнему шоферит, только другую машину получил. Ну а при умном подходе сам же шеф и поможет тебе обстряпать квартирку, какую ни есть: они дом заложили на 18 квартир. Ну и следующим этапом — мы тебя с Юлькой официально поженим. По закону все, честь по чести! Водкой-вином затаримся, гостей назовем побольше, — размечтался Роликов.

— Следующим этапом, значит… — секундой задумавшись и растягивая слова, проговорил Ромашинский. — А у этого начальника голова-то хоть масштабно варит? — живо поинтересовался Антон, чтобы не углубляться в проблемы женитьбы. Хотя в целом он ничего не имел против того, чтобы иметь в женах такую, как Юлька. И внешностью девочка вышла, и фигурой. Престижная была бы жена, будь она даже дурой. А девочка не дура! По своему развитию она стоит где-то на среднестатистическом уровне, — отметил про себя Ромашинский.

— Начальник — я еще раз тебе говорю — там с понятием! Себя не обидит, но и деловых людей не забудет, — заверил Роликов.

— Приятно слышать, что я попадаю в разряд деловых. Тогда согласен, будем решать, оставаться мне здесь или нет. Завтра, конечно.

— Ясное дело, что завтра, — подтвердил Игорь.

— Ой, мальчики! А ведь я пьяная совсем… И как только я пойду домой, — не совсем уверенно произнося слова, заговорила Юля. Она на расстояние вытянутой руки отодвинула от себя пустой стакан.

— Дойти мы тебе поможем, если уж сильно захочешь, — первым отозвался хозяин квартиры. — А так, куда тебе спешить? Дети дома не плачут, выговаривать и читать мораль тоже некому. Дядька сам еще исправляется, а тетка, как мне кажется, для тебя не авторитет.

— Юличка! Это действительно не серьезно. Неужели ты не хочешь остаться со мной? Ну-ка, иди ко мне, детка, иди быстренько! — Антон протянул в сторону Юли две руки, и та быстро пересела к нему на колени. Обнимая его за шею, она принялась поудобней устраиваться и, глядя влюбленными и доверчивыми глазами в лицо, вдруг уткнулась ему в ухо и что-то быстро зашептала, неожиданно вспыхнув под конец.

— Такая любовь, я просто балдею! — с пьяноватым блеском в глазах и легкой иронией в голосе проговорил Роликов.

— Игорек, все в норме! Ты нас извиняй, но мы уединимся в маленькую комнату. Время клонит к вечеру, а точней, уже вечер; Юличка устала… — Ромашинский подмигнул другу, — и я тоже; так что баюшки-баю, чтобы утром пораньше встать. Дел много, начну работать — не останется времени на личную жизнь.

— Ну что ж, годится! — согласился Игорь. — Я ни для кого не бываю обузой, и свободу желаний ничью не стесняю. Спокойной ночи, господа! Хотя еще вопросик: тебя будить ночью опохмеляться или нет?

— Благодарю за заботу, друг, но думаю, что не стоит.

***

— Вот здесь тормозите! — указал майору Лобов на невзрачный деревянный дом с закрытыми ставнями, что стоял на окраине улицы в ряду таких же одноэтажных строений.

Захаров открыл дверцу уазика и секунду помедлил, видимо решая, брать или не брать кого из сотрудников. Решив никого из них не брать, поманил за собой Ваську Лобова.

Майор толкнул калитку, ведущую во двор. Она оказалась не запертой. С правой стороны от дома стоял небольшой флигель, а дальше шел огород. Захаров, как сельский житель, издали рассмотрел, что на нем произрастали одни сорняки. Внутри двора окна были без ставень, и, хотя располагались они вровень с землей, разглядеть что-либо внутри жилища было невозможно из-за зашторенных занавесок.

В этот момент Захар увидел, что дверь отворилась, и из нее выбежал мальчуган в светлой рубашонке и коротких штанишках, годиков четырех. Заприметив двух дядь, малыш остановился и, в упор разглядывая их, со степенным достоинством засунул палец в рот.

— Как звать-то тебя, джигит? — Захаров сделал к ребенку шаг и присел перед ним на корточки.

Мальчуган помолчал и, вытащив палец изо рта, отступил на один шажок.

— Мама-то дома, что молчишь? — Герман Семенович подмигнул ребенку.

— Дома! — неожиданно громко выкрикнул малыш и попятился, собираясь дать стрекача. Однако в этот момент на пороге появилась худенькая девушка в цветастом простом платьице и домашних тапочках на босу ногу. Увидев мужчин, причем, одного из них в милицейской форме, она, как показалось Захарову, нахмурила брови.

— Вам кого? — спросила она грубоватым голосом.

— Пока, наверное, вас, — майор встал. — Здравствуйте! Моя фамилия Захаров. В доме, кроме вас, есть еще кто-нибудь? Мне, как работнику милиции, хотелось бы многое выяснить.

— Да… Сестра. Старшая сестра с ребенком. И больше никого. Можете посмотреть, только у нас беспорядок, — она переступила с ноги на ногу.

— Видите ли, нас интересует Дмитрий Копылов. Он здесь проживает?

— Нет. То есть, это его дом, но он тут почти не бывает. А мы вот с сестрой — квартирантки.

— Теперь все понятно, девушка. Давайте где-нибудь присядем, а? — предложил майор. Захаров прошел к скамейке, стоявшей возле флигелька. Сев, он дождался, когда его собеседница тоже устроится рядом с ним, и сказал переминавшемуся с ноги на ногу Лобову:

— Ты, Василий, иди пока в машину. Посиди, покури там.

Сделав необходимую паузу и обращаясь теперь только к девушке, Захаров продолжил:

— Мне бы хотелось более или менее обстоятельно поговорить с вами. Я работник Улуйского отделения милиции. Фамилию свою я называл, а вот вы, кстати, не представились. Вас как звать? Меня Герман Семенович.

— Оля…

— Ну так вот, Оля… Ты только что говорила мне, что Копылов в доме почти не бывает. Но «почти» не означает, что «совсем». Так? Вот ты и расскажи мне о Дмитрии все, что знаешь. Он хорошо тебе знаком?

— Да уж куда лучше! — с некоторой досадой обронила она.

— Что, не дает покоя, пьянствует что ли? Вы говорите, как есть, не бойтесь! — майор кашлянул и полез в карман за сигаретой.

— А мне что бояться?! Да и почему вы решили, что он пьянствует? — девушка в упор глянула на Захарова. Майор увидел, что у нее очень милое личико. Особенно его красили глаза — даже сейчас, когда в них проглядывали недоверие и тревога. Эти глаза смотрели отчужденно и холодно и не оставляли надежду на легкую и откровенную беседу.

«Понятно одно, что ей в тягость этот разговор. Почему?» — подумал он, а вслух сказал:

— Значит, как я понял, живете вы хорошо, никто не мешает. Но я ведь знаю Копылова немного и сейчас ваше отношение к нему чувствую. По крайней мере, в словах, брошенных в его адрес, уважительного отношения не слышно.

— А я обо всех так говорю, — обронила Оля.

— О мужчинах или вообще обо всех? — уточнил Захаров. Не дождавшись ответа, спросил: — Малыш-то ваш? Симпатичный пацаненок, только тоже не пожелал со мной разговаривать.

— Вы уж лучше спросите, а где мой муж! И не знаю, где, — заговорила Ольга без всякого выражения.

— А зачем? Это я и так понял. Хотя странно, что такая красивая девушка вдруг одна… Тем более, что худенькие у молодых ребят сейчас в моде, — майор улыбнулся открыто и мягко.

— Оказывается, вы знаток женщин, товарищ Захаров, — с явной иронией отозвалась девушка.

— Да нет, Оля, я не знаток. Но в красоте разбираюсь и вкус свой имею. К тому же, я все-таки мужчина, поэтому просто невольно приглядываюсь к женщинам даже сейчас, уже будучи староватым.

— Вы шутник, товарищ майор.

— Сомневаюсь, Оля, это тебе показалось. Меня смущает твое нежелание отвечать на мои вопросы. Если ты считаешь, что я приехал к тебе посвататься или просто от скуки, тогда и в молчанку сойдет поиграть.

Ольга неожиданно звонко рассмеялась.

— Ой, насмешили вы меня, товарищ майор! — проговорила она, успокаиваясь. — Что я могу вам рассказать… — ее взгляд снова стал отчужденным. — Бывает он здесь редко: придет-уйдет, — она прикусила нижнюю губу и добавила: — Выпьет, как все, и все дела. Ночевать он здесь не ночует. Опять что ли подрался? — вдруг спросила она. — А так, он парень ничо! — коротко заключила Ольга.

— Он часто дерется? — попытался ухватиться Захаров.

— Да нет, — замялась девушка, — просто вид у него решительный.

— Хм… Понятно. А личные вещи у него в доме есть? Можно все-таки заглянуть в ваши апартаменты?

— Ну если очень желаете, — нехотя согласилась Ольга.

Она поднялась со скамейки и прошла к дверям. Захаров двинулся следом.

Дом состоял всего из одной комнаты и маленькой кухни. В углу, недалеко от печки, стоял шифоньер, рядом с ним стол, в другом углу столетняя тумбочка и небольшой телевизор «Рассвет». Еще в комнате стояли две железные кровати. На одной из них сидела девушка, овалом лица и бровями схожая с Ольгой, но разве что чуть постарше, и баюкала грудного ребенка. Она никак не отреагировала на появление милиционера и только ниже склонила голову к своей малютке в ответ на приветствие Захарова. Задерживаться в доме не имело смысла, и Герман Семенович вышел во двор. В это время в калитке появилась и исчезла фигура сержанта Мачуевского.

— А можно открыть этот флигель? — спросил Захаров у вышедшей вслед Ольги.

— Можно, — отозвалась она и тут же подумала, что флигель открывать вряд ли стоило.

Когда-то Ольга с сестрой две недели прожили в нем. Тогда было им не до выбора, где жить: они бегством спасались от пьяной мачехи, разгулявшейся с топором в руках. После того, как хозяева съехали на новую квартиру, они заселились в дом, и флигель пустовал до тех пор, пока однажды не объявился Копылов — самый младший. После организованной им пьянки Ольга во флигеле не прибирала.

Майор вошел в небольшое и низкое помещение. Печка, кровать, два стула, стол и диван. На оконце плотная занавеска. Дух во флигеле был нежилой, хотя на столе стояло десятка полтора пустых бутылок из-под вина и водки. В нескольких из них Герман Семенович заметил остатки спиртного. Среди всей этой батареи на столе еще затерялись два стакана, сухарь и кусочек пожелтевшего сала. «Да здесь пьют, как все», — подумал майор. Однако на столе среди всего этого лежала еще и новенькая поршневая авторучка, которая никак не гармонировала с обстановкой. Захаров аккуратно взял ее в руки и, сняв колпачок, раскрутил. Ручка была заправлена черными чернилами.

— Не ваша? — Захаров обернулся в сторону девушки.

— Понятия не имею, откуда она взялась. Да и сомневаюсь, чтоб Димка что-то писал, — она криво усмехнулась. — А может, и писал что, черт его знает! Я, во всяком случае, могу этих подробностей и не знать. Правильно? — вопросом и с детским раздражением закончила она.

— Все правильно, — миролюбиво согласился Захаров. — Я запишу вам два телефона, и у меня будет такая просьба: если появится Копылов, позвоните по любому из них. Очень хотелось бы с ним увидеться, но о моей просьбе ему говорить не стоит. Да и вашей сестре, я думаю, нет необходимости об этом знать. Если что, скажите ей, что на Бородинской угнали машину и ищут свидетелей, кто что-то слышал. Надеюсь, ты пойдешь мне навстречу?

— Возможно… Интересненькая просьба.

— Я чувствую, что уже надоел. До свидания. Всего тебе доброго, Оля.

Выходя из флигеля, Захаров заприметил в крохотных сенцах ящик с соткой. Нагнувшись, он зачерпнул горсть гвоздей и одновременно с этим увидел валявшуюся ножовку. Здесь же, около ящика, удалось рассмотреть и тонкую россыпь древесных опилок. «Ну вот почти и полное подтверждение — все замышлялось здесь», — быстрым пунктиром пронеслись мысли в его голове. «Две дощечки с гвоздями… Именно соткой были проколоты колеса ГАЗ-53».

— Оля! Если можно, я возьму их немного, — распрямившись с горстью гвоздей в руке, Захаров повернулся в сторону девушки. — Я ведь человек из глубинки, и как раз позарез надо пару десятков в хозяйстве, а до хозмагазина никак не дойду.

— Вот добра-то! — фыркнула Ольга. — Берите, жалко что ли?

— Ну и спасибо. Еще раз до свидания.

Майор быстро пересек двор и вышел на улицу.

— Заждались, наверное? — проговорил он, подходя к машине. Боковым зрением он заметил, как девушка вслед за ним выглянула на улицу, и лишь затем громыхнула задвигаемая щеколда. «Когда я входил, калитка была не запертой», — автоматически отметил майор.

— Заверни во что-нибудь! — Захаров протянул шоферу гвозди. — А ты, Мачуевский, вот что… — отводя сержанта в сторону, потому что в машине сидел Лобов, медленно заговорил майор: — Прямо сейчас установишь за домом наблюдение. Я лично удостоверился, что здесь замышлялся и подготавливался разбой. Место, где удобней устроиться, выберешь сам; а я поеду сейчас в горотдел и там договорюсь, чтоб прислали еще одного парня. Потом вас обоих сменят. Если появится Копылов — ты его узнаешь сразу — звони дежурному, он будет в курсе дела; а твой напарник пусть продолжает наблюдение, пока ты станешь созваниваться. И если до прибытия оперативников он надумает уходить — проследите. Я сейчас скажу лейтенанту, чтоб он отдал тебе рацию, так будет верней. А вообще, смотри по обстановке. Да поаккуратней!

— Все будет в норме, товарищ майор!

— Пистолет у тебя при себе?

— Так точно!

— Я потому спросил, что в нашей работе ничего не исключено. А в доме две женщины и двое детей, один из них грудной. Ты усек, Мачуевский?

— Так точно, Герман Семенович!

— Ну и добро! — Захаров хлопнул сержанта по плечу и пошел к уазику.

«Пожалуй, я допустил грубый прокол», — подумал Герман Семенович, усаживаясь на переднем сиденье. Шофер сразу завел машину. «Не стоило появляться здесь в форме, да еще приезжать на «канарейке». Может случиться нежелательное, что Копылова еще на подходе к дому проинформирует кто-нибудь из соседей о нашем посещении. Само по себе то, что он куда-то исчез в день преступления, мало о чем говорит. Но опилки и гвозди во флигеле, да плюс к тому не очень ласковое поведение квартирантки — это уже многовато. Даже если не брать во внимание то, что он с утра разъезжал с незнакомыми людьми на чужой машине. М-да… Улики и факты так и поплыли в руки, только самих субъектов преступления не видно на горизонте. Вообще-то, как правило, чем крупнее преступление, тем меньше улик. А пока самое вероятное, что Димку тут вряд ли дождешься, если то, что я здесь нашел, конечно, не представляет из себя вариант идиотских по количеству совпадений. Старики Копыловы и знать не знают, что старший сын получил новую квартиру, а старый дом оставил в распоряжении младшего; да и откуда знать: как никак сыновей и родителей разделяет целых пятьдесят километров! Когда доберешься, чтоб их навестить! Интересно, появилось что нового у Яснова?» — вспомнил майор о своем заместителе. Вспомнил по той причине, что именно Яснов перед самым его отъездом в Татьяновск сообщил, что родители Копыловых не знали о получении старшим сыном новой квартиры.

***

Ольга постояла во дворе, пока не услышала шум отъезжавшей машины. «Принесло его сюда, мента проклятого!» — зло подумала она. «И этот… Допрыгался, наверное, сволочь! Вряд ли они зря приедут. Если Митьку посадят, можно будет хоть свободно вздохнуть. Его старший брат их не потревожит, он серьезный парень. А вот жена его, довольно невзрачная с виду, скорее даже дурнушка, но надо же — повезло. А вообще, уйти бы отсюда, куда глаза глядят… Да куда ж они глядят?! У нее Алик, так ему уже хоть четыре! У сеструхи вон, совсем грудной. Где снимешь еще жилье с таким наследством?! А домой возврата нет. Опять станет, сука, с топором бегать. Как нажрется — так за вилку или за топор. А трезвая обижается, почему мамой не называем. Вдобавок ко всем радостям еще и братик полмесяца назад объявился. Не приведи бог заиметь такого, как он, братишку. Правда, двоюродный, а все равно брат, и никуда от него не деться. Как уехал из деревни, так и болтается теперь по Татьяновску. Шестнадцать лет, не работает, волосы отрастил больше моих, а когда заявляется — так перебудит всех. А волокется постоянно в два часа ночи. Только в газетах и писали «профилактическая работа с молодежью» или «особое внимание молодому поколению»… А в жизни так: явится сегодня это «молодое поколение» ночью и заорет, как обычно: «Дырки, подъем!». И по роже ему не дашь…»

Ольга вошла во флигель, который так и не закрывала после визита нежданных гостей, и сразу бросилась на кровать. Лежа на животе, она ощутила, что платье неудобно завернулось, оголяя ноги. «Наверное, по самую задницу», — пронеслось в голове. Пошевелиться, однако, было лень. «Да и все равно, я одна. И вообще, и в частности… А если бы кто и находился, так там и смотреть-то не на что! Вон на работе, девчонки диету соблюдают, и все равно у них есть за что подержаться мужикам». В крайнем раздражении на саму себя Ольга дернулась на кровати. «Да будь они прокляты, эти мужики, чтоб еще отращивать для них свои прелести! Лучше бы вообще не знать эту любовь! Читать про нее в книгах, как раньше в школе, и верить во всех Онегиных». И всплыло воспоминание, да только совсем не связанное со школой, совсем свежее.

Мужчина, который тогда пришел вместе с Митькой, был интеллигентным по виду. Собственно, тогда она их обоих увидела в первый раз. Он говорил ей бесконечные комплименты, что было приятно. Хозяин же дома, как он сразу о себе заявил, наоборот, повел себя крайне по-хамски. Ольга пыталась ему объяснить, что на квартиру ее вместе с сестрой пустил его старший брат, поэтому они даже не ведали-не гадали, что кто-то может предъявить им свои претензии. За жилплощадь и свет они платят, порядок поддерживают. Однако новый хозяин дома не слушал, что говорила ему девушка. Пересыпая бранью бессмысленные фразы, он кругами ходил по двору и пинал там и сям стоящие банки, ведра и прочую утварь. Генрих, как звали мужчину с манерами интеллигента, все пытался урезонить товарища; и тот, наконец, стих. Копылов деловито подошел к забору и вытащил из растущей вдоль него полыни четыре здоровых бутылки вина, которые чаще всего называют огнетушителями. Совершенно успокоившись, Димка торжественно водрузил их на стол, что стоял здесь же во дворе, а затем подтянул поближе скамейку. Усевшись на нее, он стукнул кулаком по столу и произнес:

— Закуску! — а в следующую секунду уже заорал: — Ты чего мнешься-трешься, шалава! Сказал, закуску, значит шевели броднями, дура!

За свою недолгую жизнь Ольга в общем-то и не была избалована обходительным обращением парней. Поэтому поведение Копылова ее не удивило, но по самолюбию все же задело. Она хотела уже ответить ему парой ласковых слов, но в последнюю минуту раздумала и молча ушла в дом. «Посмотрим, что будет дальше», — решила она.

Сестра в это время находилась в доме и сейчас, сидя на кровати, кормила малыша грудью.

— Кто там? — спросила она.

— Еще познакомишься… — почти про себя обронила Ольга и громче добавила: — Хозяин новый объявился. Закуску требует!

— Это Копылова брат? Симпатичный? — заинтересовалась Надька.

— Дура ты! — рассердилась Ольга. — Мало тебе одного! — она указала рукой в сторону малыша, безмятежно посасывающего сиську. — Там, по-моему, такой «подарок», что лучше и не придумаешь!.. Жаль, до 8-го марта далеко, а то в самый раз бы получить!

— Что, он обидел уже тебя, что ли? Злая ты, кажется, здорово.

— Лается, как кобель, вроде я ему жена или любовница. А ведь видит в первый раз! Все банки перебил-распинал по двору, что я вчера перемыла.

— Пьяный, наверное. Вот и рисуется, как все они делают, стоит увидать им красивую девчонку. Мордашка-то у тебя на все сто! Это я тебе не только как сестра говорю, — Надя вздохнула и стала укладывать наконец-то наевшегося малыша. Затем она застегнула халат на груди и подошла к сестре, которая крошила в большую миску зеленоватые помидоры.

— Мордашка, мордашка! — не оборачиваясь, передразнила сестру Ольга. — Всем мужикам нужна ночь, а ночью мордашки не видно. В темноте основное, чтоб было за что пощупать, — она бросила нож и, обернувшись, ущипнула сестренку за бедро. — Вот как у тебя, например.

— Ты, Олечка, не прибедняйся! Поняла? Я-то наверно знаю, к кому больше липнут…

Ольга сосредоточенно посолила нарезанные помидоры, а затем вновь обернулась к сестре:

— Да ты разуй глаза! Одни косточки остались! — она задрала платье до самого пояса, демонстрируя себя перед сестрой.

— Постой, дорогуша! — Надя ухватила ее за руки, не давая опустить платье. Моя оценка здесь не то, ты вон выйди вот так во двор — я уверена, что он сразу перестанет материться и откроет рот.

Конец ознакомительного фрагмента.