Свежий ветер с моря. Записки одесского путешественника

Евгений Деменок, 2020

«Свежий ветер с моря. Записки одесского путешественника» – сборник великолепных эссе о различных странах, городах и людях. Книга приглашает в увлекательные путешествия, открывая известные многим го-рода и страны с неожиданной стороны. Перед нами настоящие «записки одесского путешественника» – ведь это истории о самых разных странах и… одесситах, в них живущих, их связи с прекрасной Южной Пальмирой, рассказанные с юмором и любовью.

Голландия

Каждой твари по паре… колес

Теперь я знаю, почему у каждого в Голландии есть велосипед.

Это самое надежное средство для борьбы с транспортным хаосом.

Вы думаете, что транспортный хаос и Голландия — вещи несовместные?

Как бы не так.

Взять, например, недавний случай. Перед нами стояла задача — съездить из Амстердама в Роттердам и вернуться обратно. Казалось бы, чего уж проще — поезда в Роттердам и обратно идут каждые полчаса. Купи билеты и наслаждайся видом из окна.

С первой частью путешествия мы справились блестяще. Хотя наше участие было, конечно, минимальным — нужно было лишь приехать вовремя на вокзал. Всю остальную работу проделали голландские железнодорожники.

Все интересное началось на обратном пути. Оказавшись на роттердамском вокзале около шести вечера, мы с радостью увидели, что наш поезд отправляется буквально через десять минут. Правда, с пятнадцатиминутным опозданием. Ну и отлично. Все равно ведь у нас билеты на «Intercity Direct», самый быстрый экспресс, который делает всего две остановки. Пятьдесят минут — и мы в почти уже родном городе кофешопов и красных фонарей.

На перроне было многолюдно, а люди казались непривычно нервными. Поезд подошел — нет, буквально подлетел — вовремя, но выскочивший из вагона бритый налысо проводник буквально перегородил вход страждущим, желающим ворваться в заветное нутро вагона.

Страждущие начали толкаться.

К толкотне мы люди привычные, потому позиций не сдавали. Через несколько минут презрительно наблюдавший за молчаливой толчеей проводник попросил всех показать свои билеты. Выяснилось, что наш билет для этого поезда не подходит. Как и билеты девяноста процентов остальных.

Что за чертовщина?

«Ладно», — успокаивали себя мы. «Поезда в Амстердам отходят очень часто, сядем в следующий».

Спустились вниз, стали глядеть на табло. А там вдруг началась чертовщина.

Поезд прибудет через 13 минут. Нет, через 34. А, через 45. Лучше пойдем на перрон. Так спокойнее.

Не успели подняться — поезд тут как тут. Не наш, но едет через Амстердам. Переполнен. Ну да ладно, какая разница, поедем стоя. В конце концов, за окном такая красота! Реки, каналы, мельницы, утки и даже лебеди.

Минут через сорок — остановка в Лейдене. Стоим непривычно долго. Кто-то догадывается выглянуть наружу, посмотреть на табло. Там — надпись о том, что поезд дальше не пойдет. И никаких объявлений от машиниста.

Постепенно на перрон выходят все. Посреди него стоит мужчина в форме. Вокруг — небольшая толпа, пытающаяся выяснить, в чем дело. Никто не нервничает, и он отвечает медленно, размеренно. На табло появляется надпись — следующий поезд в Амстердам придет через 35 минут. Нет, через 45.

Потом надпись исчезает.

На наш вопрос мужчина флегматично отвечает, что сегодня поездов на Амстердам не будет вообще. Наш поезд уезжает обратно в Роттердам.

Как такое может быть — непонятно.

Пятнадцать минут проходят в сомнениях и тягостных раздумьях.

И вдруг…

К соседнему перрону подъезжает поезд до Харлема. Того самого, первого, в честь которого и назвали нью-йоркский. Харлем гораздо ближе к Амстердаму, и мы буквально впрыгиваем в поезд. Растерявшиеся остаются на перроне в Лейдене. Наконец куда-то едем. Жизнь налаживается.

В Харлеме у билетных касс сразу же образуются очереди — таких шустрых, как мы, оказалось много. Кассирша в летах флегматично объясняет, что поездов до Амстердама сегодня нет и не будет, автобусы туда тоже не ходят, что нам делать, она не знает.

На мой вопрос, в чем причина такой вакханалии, отвечает — сбой в компьютерной системе. Отменены все поезда. Мы зависим от компьютера, понимаете?

Пассажиры начинают роптать, но тетеньке все равно. Вспоминаем, что у нас есть Google Maps. Он пишет, что в Амстердам идет автобус номер 300, который отходит через две минуты.

Выбегаем из вокзала наружу. Вот он! Почти пустой. Покупаем билеты, садимся. Рай.

Ничего, что ехать еще час. Ничего, что пошел уже третий час нашего путешествия. Зато едем. И даже можно зарядить телефон.

Проехали полпути. На следующей после аэропорта остановке водитель объявляет, что автобус дальше не поедет и нам нужно быстро бежать в другой, тот, что впереди.

Половина пассажиров успевает, половина нет. Следующий автобус будет через полчаса. Если, конечно, верить надписи на табло.

Когда подошел следующий автобус, наш билет уже не действовал. Он ведь на полтора часа. Пришлось объяснять, что нас высадили дважды — из поезда и из автобуса. Водитель махнул рукой — проходите.

Еще полчаса — и мы дома! Победа! Дорога заняла всего четыре часа.

На следующий день мы поехали в центр на метро… Смутные сомнения терзали меня.

На обратном пути наш 51-й маршрут высадил нас на четыре остановки раньше и умчался вдаль. Следующий поезд обещали подать через 54 минуты. Начался дождь. Табло с расписанием заморгало и сообщило нам, что поезда не будет вообще.

«Сбой в компьютерной системе», — раздался на перроне голос из динамика.

И тут мы окончательно поняли, почему в этой стране так много велосипедов.

Чтобы не зависеть от компьютерных систем!

Велосипедисты тут — каста привилегированная. На дорогах они главные. Велосипедные дорожки в два раза шире пешеходных.

А то и в три.

Автомобилист в Амстердаме — существо низшего порядка, забитое, зажатое и заранее ощущающее свою неуместность и вину.

Чуть выше в иерархии стоит пешеход.

Но выше всех — велосипедист. Он может ехать на полной скорости, не обращая внимания ни на кого.

— А ну брысь, двуногие! — может кричать он пешеходам. Он может даже сбить их, и ничего ему за это не будет. Общественное мнение всегда на его стороне.

Для него будет проложена велосипедная дорожка даже вдали от города, среди полей, коров и овец.

Пешеход же в Амстердаме обречен испуганно жаться к домам и кустам.

Теперь вы понимаете, почему мы решили немедленно купить велосипеды.

Жаль, конечно, что их часто воруют.

По следам святого Луки. Из Одессы — в Харлем

Если символами городов могут быть не только архитектурные памятники и знаменитые уроженцы, но и картины, хранящиеся в городских музеях, то два евангелиста работы Франса Хальса могут без всяких сомнений считаться символами Одессы. Чудесным образом попав в наш город, они не только пережили второе рождение — правильную атрибуцию — но и стали главными героями знаменитой детективной истории. Точнее, один из них.

Если вы еще не смотрели фильм «Возвращение «Святого Луки», обязательно найдите и все же посмотрите. Правдивого в нем немного — завязка и развязка. Знаменитая картина Хальса, которая вместе с «Поцелуем Иуды» кисти Караваджо является визитной карточкой Одесского музея Западного и Восточного искусства, действительно была похищена с выставки в Москве. Ее действительно нашли и в Одессу вернули. Почти все остальное в фильме — вымысел, что не делает его менее интересным. Вторую визитную карточку, как известно, тоже украли и тоже нашли, но в музей пока не вернули. И фильм пока не сняли. Ждем.

А «Святой Лука» со «Святым Матфеем» и сейчас удивляют посетителей музея — и не только мастерством исполнения, но и самим фактом своего существования. Ведь кроме четырех евангелистов, никаких других работ на религиозные темы у весельчака Хальса не было вообще. И две из четырех — в Одессе. Невероятно.

Тот, кто видел евангелистов хоть однажды, вряд ли их забудет. Они написаны нарочито небрежно даже для Хальса. С заметными исправлениями — у Матфея удлинены фаланги пальцев, у Луки передвинут его символ, телец. Я с детства помню грубые узловатые пальцы Луки — меня поражало, как у святого могут быть такие руки. Да и лица евангелистов нарочито просты. Похоже, Хальс писал их чуть ли не для домашнего пользования.

2 сентября Одессе исполнилось 225 лет. В этот день я решил поехать в Музей Франса Хальса в его родном Харлеме. Перебравшись туда из Антверпена, домосед Хальс настолько прикипел к городу, что отказывался выезжать в Амстердам даже под угрозой потери серьезных заказов. Терял, но не ехал. Понятно, что и в Одессу, живи он тогда, вряд ли бы поехал. И поэтому мы сами поехали к нему — эдакими послами празднующей Южной Пальмиры.

Работы Хальса находятся в музейных собраниях всего мира (кстати, знаменитый портрет Декарта из Лувра — всего лишь копия), но самая большая коллекция его работ — именно в Харлеме. Да и «почувствовать» художника лучше всего, конечно, у него дома.

Музей в Харлеме находится в двух корпусах. В одном, прямо на центральной Гроте-Маркт — современная живопись. Прямо рядом с ним — самый большой храм города, церковь Святого Бавона. Попасть в церковь из-за воскресной службы нам не удалось. А жаль, кроме могилы Хальса, там есть еще одна достопримечательность — легендарный орган, на котором играли когда-то Гендель, Мендельсон и десятилетний Моцарт.

Петр Вайль писал, что в Харлеме ему везло — каждый раз, приезжая туда, он попадал на какой-то праздник. Возможно, это действительно город непрерывных праздников — весь день, что мы провели там, на центральной площади шел фестиваль уличных оркестров. Все это напоминало сказку, причем скандинавскую — например, «Люди и разбойники из Кардамона» Турбьерна Эгнера.

Чтобы посмотреть работы самого Хальса, нужно повернуть с Гроте-Маркт направо, на узкую улочку между «новым» корпусом и церковью и пройти минут десять в сторону реки Спарне, к бывшему «старческому дому», богадельне, построенной еще в 1609 году. Собственно, именно в богадельне впавший в нищету художник и умер. Одними из поздних его работ стали групповые портреты управителей и управительниц домов престарелых, которых в Харлеме было множество.

Сегодня Хальс считается лучшим портретистом своего времени. Да и вообще входит в тройку величайших голландских художников — вместе с Рембрандтом и Вермеером. Возможно, это потому, что манера его письма близка и понятна нам теперь, когда импрессионисты заменили собой классиков — именно Хальса они считали своим предтечей. Понятны его широкий, даже небрежный мазок, пренебрежение к лессировкам, ярко выраженная экспрессия. Работы Хальса сразу узнаваемы на фоне работ коллег и современников. Хотя, как ни странно, стоили они порой даже меньше, чем «зализанные» работы его младшего брата, Дирка, которому первые уроки живописи дал именно Франс. Кстати, третий брат, Йост, тоже был живописцем, как и пятеро сыновей самого Франса. Впечатляющая преемственность.

Вообще харлемский музей — это музей «золотого века» голландской живописи, в основу которого легло собрание картин городской ратуши, которое начало формироваться еще в середине XVII века. Хальс как раз и был первым городским реставратором, занявшимся восстановлением конфискованных у католической церкви полотен. А потом началось. Всего за тридцать лет, с 1605 по 1635-й, в Харлеме было написано более 100 тысяч (!) живописных произведений. Здесь жили и работали Хендрик Гольциус и Корнелис Корнелиссен, Виллем Клас Хеда и Питер Клас, Саломон ван Рейсдал и Ян Стен, Якоб ван Рейсдал и художница Юдит Лейстер, которая, как и мужчины, была членом Гильдии Святого Луки. И многие, многие другие. Потрясающий город, в котором каждый четвертый был тогда художником. Потрясающая страна. Кстати, в Харлеме и сейчас сохранилось больше произведений искусства, чем в любом другом голландском городе. Собственно, по именам уже понятно, что именно здесь был изобретен фирменный голландский натюрморт — да-да, тот самый, с заворачивающейся лимонной кожурой.

О многих из этих мастеров написал художник Карел ван Мандер, вдохновленный трудом Вазари. Самого же Мандера считают учителем Хальса. «Книга о художниках», написанная Карелом ван Мандером — первый искусствоведческий труд в Северной Европе. Работы их всех представлены сегодня в музее.

Но мы же приехали за Хальсом. В музее немало написанных им групповых портретов — например, мушкетеров-милиционеров стрелковых рот святого Адриана и святого Георгия. Хальс первым нарушил парадность группового портрета, усадив коллег за банкетный стол — сам он тоже состоял в роте святого Георгия с 1612 по 1624 год. И, конечно, есть в музее великолепные одиночные портреты — «Путешественник», «Портрет женщины с перчатками», «Портрет Якоба Хендрикса» и другие.

Поздние работы Хальса написаны в еще более свободной манере, чем ранние. Он решает их в скупой цветовой гамме, построенной на контрастах черных и белых тонов. Ван Гог однажды заметил, что у Хальса не менее двадцати семи оттенков черного…

А что же наш Святой Лука? Он ведь считался покровителем художников, первым написав икону Богородицы. В Музее Франса Хальса есть замечательная работа, написанная в 1532 году Мартеном ван Хемскерком, где как раз изображен этот процесс. Живший в Харлеме Хемскерк был одним из ведущих членов гильдии Святого Луки и служил церковным старостой в церкви Святого Бавона. А сам Хальс стал в 1644 году президентом этой гильдии.

Приехать в Харлем стоит, конечно, не только ради Хальса. Небольшой сегодня город, он был в XIV веке вторым по величине в Голландии после Дордрехта, превосходя и Делфт, и Амстердам, и Лейден. В 1634-м именно тут был открыт первый в стране канал — трекварт, по которому перевозили на баржах грузы, почту и пассажиров. Роль бурлаков выполняли лошади. Канал просуществовал до 1883 года! Причем последние сорок лет он работал параллельно с железной дорогой.

Ну и, конечно, Харлем не мог не отметиться на карте Америки. Современный нью-йоркский район Гарлем находится на месте бывшего поселения Новый Гарлем, располагавшегося на территории Новых Нидерландов.

В 30-х годах XVII века Харлем стал одним из главных центров «тюльпаномании». Здешняя биржа успешно спекулировала луковицами этих растений — причем стоили такие луковицы иногда почти как дома в престижных районах Амстердама. В «Черном тюльпане» Дюма Харлем описан как «город, имеющий полное право гордиться тем, что он является самым тенистым городом Голландии», а населен он «людьми со спокойным характером, с тяготением к земле и ее дарам».

К Хальсу это, пожалуй, не относилось.