Моё кино. 24 кадра в секунду

Евгений Журавлев

Это стихи о любви и страсти, жизни и смерти. Каждое стихотворение как маленькая киноистория: смешная или грустная, полная трагизма или переполненная счастьем. Книга содержит нецензурную брань.

Л.Т.

Мы с тобой студенты ВГИКа,

Оба молоды с тобой;

И постель белеет книгой

По науке половой.

Ставим мы оценки сами,

Строже, чем профессор, я;

Ночью ты сдаёшь экзамен

Лучше, чем при свете дня.

Что нам Вайсфельд или Гребнев!

Тут Феллини даже глуп.

Нам понятней, чем учебник,

Милый шёпот мягких губ.

Мы с тобой сбегаем с лекций,

Ты боишься одного:

Как бы не схватить инфекций

От предмета моего.

Вновь усов небритых щётки

Колют кожу щёк твоих;

Наши баллы не в зачётке —

Между наших ног нагих.

Кино для двоих

Горячо возражаешь, упорно,

Но мне тоже знаком алфавит.

Я снимаю не жёсткое порно,

Я снимаю кино о любви.

Ты глядишь горячо и задорно,

Я в зрачках отражаюсь твоих.

Я снимаю не жёсткое порно,

Я снимаю кино для двоих.

Нам не надо воды и попкорна,

Ничего нам не стоит показ.

Я снимаю не жёсткое порно,

А красивую ленту о нас.

Ты на съёмках отныне покорна:

С оператором — тело одно.

Знаешь ты: это вовсе не порно,

Для двоих мировое кино.

Последний сеанс

Как целуются сладко в кино:

На экране и в зрительном зале.

Мы с тобой поцелуем давно

О любви своей всем рассказали.

Дикий Запад… Горячий ковбой

К белокурой красотке подходит…

Я ещё раз целуюсь с тобой

Словно делаю дубль в эпизоде.

Вновь герои целуются всласть,

Любят так, как ещё не любили…

Мы свою демонстрируем страсть

И о белом экране забыли.

Свет зажёгся, экран наш погас…

И из зала расходятся люди…

Я целую тебя про запас:

Ведь другого сеанса не будет.

Мы были голодны как волки

И поохотиться не прочь;

И бег за жертвой был недолгий,

И коротка охоты ночь.

Мы были молоды, и в стае,

Мы гнали самок как овец.

И голод наш как снег не таял,

Не мог догнать нас пуль свинец.

Смотрели женщины с любовью

В наши звериные глаза,

А мы захлёбывались кровью

И продолжали их терзать.

Точили мы на самок зубы,

Пускали в ход свои клыки,

Но волчьи силы шли на убыль,

И грызлись мы как старики.

Давно в хвосте мы стаи волчьей.

Как много шкур вокруг седых.

Мы ждём и доедаем молча

За дерзкой стаей молодых.

Пусть бьётся сердце в нас живое,

Нет силы шею псу свернуть.

Всё чаще на луну мы воем,

Моля нам молодость вернуть.

Мы не охотимся. Все ночи

Нам снится: не лысеет шерсть,

Клыки остры, бросок наш точен

И красен снег от крови жертв.

Каких женщин я видел во сне!

Я не знал их ни имени, отчества.

Сновиденья позволили мне,

Как в кино, делать с ними, что хочется.

В моих фильмах красотки одни:

Длинноногие, стройные, смелые…

Только память — мой тайный дневник —

Знает всё, что с телами их делаю.

Снов моих так заманчив сюжет.

Всё, что я пожелаю, исполнится,

Но сеанс покидая, уже

Ни одна на лицо не запомнится.

А когда кадры снов зарябят,

Я пойму: не ушло одиночество.

Я проснусь… Я увижу тебя…

И другого мне сна не захочется.

Я снимал фотокамерой «Кодак»

Наши праздники и торжества,

От которых в течение года

Так безумно болит голова.

Но не смог я найти даже снимка

Наших ссор, разногласий, обид,

От которых в глазах моих дымка

Горьких слёз постоянно стоит.

И когда, через многие годы,

Мы откроем семейный альбом,

Вспомним наши обиды, невзгоды,

Но в альбоме таких не найдём.

Эти фото повышенной чёткости

Могут многое мне рассказать:

О твоём эгоизме и чёрствости,

И зачем ты отводишь глаза.

Эти фото — язык информатора,

И не станет никто отрицать,

Что не нужен наезд трансфокатора,

Чтоб увидеть всю лживость лица.

Но вгляжусь я при помощи лупы ли,

Лучше глаза… до самого дна.

И увижу — неверная, глупая,

Ты в меня и сейчас влюблена.

Я помню парк и девушку с веслом

И леденцы, и аромат акаций.

Теперь сюда древнейшим ремеслом

Приходят проститутки заниматься

Смотрю документальное кино:

Гуляют в парке старики и дети;

А здесь не лимонад, одно вино

И водку пьют в пустых аллеях этих…

Я молод был. Как часто назначал

Я девушкам любовные свиданья.

Без страха мы гуляли по ночам

Среди цветов и их благоуханья.

Часть парка старого идёт теперь на слом.

И пианист здесь не коснётся клавиш,

Немного пьяный, девушку с веслом

Я за меня склоняю выйти замуж.

Жаль, аромат акаций унесло;

Жаль, развалилась русская держава,

И потеряла девушка весло,

Которое в одной руке держала.

На экране последняя часть

Зритель ждёт в темноте хэппи-энда.

Весь сеанс меня мучает страсть

Посильнее, чем вся кинолента.

С первых кадров болван-режиссёр

Обещает всем свадебный ужин.

Я смотрю два часа этот вздор

И к концу мне становится хуже.

Цифры, линии… Пляшет ракорд…

Вспыхнет свет, встану с пятого места.

Я услышу последний аккорд

Мне невидимого оркестра.

Завтра вновь загорится экран.

Фильм придёт словно сон к изголовью.

Я пойму, что вся жизнь лишь игра

Между смертью и нашей любовью.

И опять хэппи-энд и ракорд,

После фильма свет яркий как вспышка.

Мне на выход, кому-то на вход.

В кинобудке не старец — урод,

Новичок, шаловливый мальчишка.

Глаза смотрели в потолок

Как на экран огромный в зале.

Любви ты видела пролог,

Развязку люди рассказали.

Ты не желала знать конца,

Глаза в испуге закрывала.

Но он умел читать в сердцах:

Ты шла к нему под одеяло.

Один обрыв, другой обрыв

В последней части киноплёнки.

На полчаса его забыв,

Случайно вспомнишь о ребёнке.

Тебя пугает детский крик,

Ты хочешь кем-то быть любимой.

Тебе бы час любовных игр,

И снова ты неутомима.

Сама ты хочешь одного,

Чтоб он пришёл сегодня в гости.

Подростка — копию его —

Готова растерзать от злости.

Тебе приснится сладкий сон:

Цветы и поцелуй на людях.

К тебе с вещами входит он.

Проснёшься. Но его не будет.

Сверну я на Вильгельма Пика

У входа трое, из своих.

Стоят на главном входе ВГИКа,

Соображая на троих.

Они мне не нальют стакана,

И я им тоже не налью;

Хотя, пошарив по карманам,

И соберём мы по рублю.

Пройду я через проходную,

Сдам в гардероб своё пальто;

Увижу жизнь совсем иную:

Лиц молодых живой поток.

Тьма в просмотровых кинозалах,

Во мне воспоминаний тьма.

Спешит студенткой, что проспала,

Муза десятая сама.

Благодаря десятой музе

Я встретил девушку свою,

Живём с ней в творческом союзе,

Я до сих пор её люблю.

Студенты нынешние дико,

В испуге отвечают мне.

Не знают ни Вильгельма Пика,

Ни Эйзенштейна, ни Карне.

Я выйду не спеша из ВГИКа,

Всю жизнь с кино мне по пути.

Жаль, что в стране моей великой,

Таланты новых не найти.

У нас как в лучших кинолентах:

Любовь, измена, брак и смерть.

И фильм о нас, простых студентах,

Нам до конца не досмотреть.

Мне нравится кино немое

Любовь с заламываньем рук,

Жестикуляция героя,

В дверях явившийся супруг.

Не слышу шума пьяной драки,

Ни выстрелов, ни криков нет;

И жестов говорящих знаки

Понятны более ста лет.

Но я уже на пятой части

От этой немоты оглох.

Хочу услышать голос страсти,

Неповторимый женский вздох.

В кино немом и чёрно-белом

Понятны чувства и просты.

И я любуюсь женским телом

Стодвадцатилетней красоты.

Её лицо белее снега,

Черны безумные глаза.

Она страдает больше века:

«Люблю» пытается сказать.

Всю ночь мы пили, и не в фокусе

Теперь весь мир передо мной.

Сегодня в непотребном образе

Придётся ехать мне домой.

Коньяк закусывали пиццею,

А утром хлопнули пивка,

И заберут меня в полицию

С таким лицом наверняка.

И голос мне шептал таинственный.

Чтоб торопился я домой.

Я не пошёл к моей единственной,

В гостях остался у другой.

Вся жизнь пошла не по сценарию.

Смотрел я через объектив:

Попал совсем не в ту кампанию

И хорошо, что ещё жив.

Одни лишь пьянки вместо отдыха.

В кругу то шлюх, а то актрис.

Мне только б две коробки «Кодака»

И я бы снял кино на «бис».

Я выпью, всё вокруг запачкаю…

И камнем опущусь на дно.

И будет белою горячкою

Озвучено моё кино.

Ты ждала, что в сердце распогодится

Он придёт, хотя бы год спустя.

И ему ты словно богородица

Поднесёшь красивое дитя.

Он обнимет первенца, расплачется,

Поцелует сына и тебя.

В ЗАГС пойдёт с тобой, не заартачится,

И ему ты наплодишь ребят.

Ждёшь ты вечерами в тёмной комнате

Робкого топтанья у дверей..

Тихо плачешь, тонешь в тёмном омуте

Чёрных мыслей и земных страстей.

Матерью считают одиночкою

Все вокруг и даже ты сама;

И уже беременна ты дочкою,

От того, кто свёл тебя с ума.

Взгляд твой ищет, ищет меж иконами

Ту, что родила на казнь Христа.

Долгими молитвами, поклонами,

Просишь пожалеть, что нечиста.

Ты глядишь в глаза её, послушная,

И не знаешь про её дела:

Богоматерь, женщина замужняя,

Не от мужа сына родила.

Ей слышится то тихий плач

То смех, то неземные звуки.

Он в чреве прячется. Палач

Найдёт, казнит, умоет руки.

Польётся кровь по простыне,

На веки навернутся слёзы.

И ей, лежащей на спине,

Вдруг вспомнится о красных розах.

Она уйдёт спустя лишь час;

И не заметит, что забыла

Не только женской плоти часть,

А часть души, что так любила.

И вечером на смех мужской,

Звучащий ласково и твёрдо,

Приёмный вспомнится покой

И краска роз после аборта.

Весна придёт: цветов букет

Подарит ей другой с любовью;

И дрогнут у неё в руке,

Цветы, окрашенные кровью.

Был голоден я как упырь

И чрезвычайно кровожаден.

Я надувался как пузырь

От свежей женской крови за день.

А ты была одной из жертв,

Я жил твоей слезой и кровью,

И, сделав неприличный жест,

Я звал насилие любовью.

Но пулею из серебра

Я был твоей смертельно ранен;

И даже наш поспешный брак

Не вылечил больные ткани.

Я целовал тебя взасос,

Но сам я был твоей мишенью.

С лица отбросив прядь волос,

Насквозь прокусывала шею.

Убила жизнь твоя любовь:

Я сделался больной и тощий,

И как вино пила ты кровь

Вместе с невесткою и тёщей.

Наш брак был пострашней кино,

И в каждом кадре только ужас,

И было зрителей полно,

Собравшихся на жуткий ужин.

Как был доволен режиссёр

Минутой своего успеха.

Он кровь с губы ещё не стёр,

Актрису укусив из смеха.

Мы снимем одежду и обувь

Лишимся, раздевшись, тепла.

Посмотрим мы с ужасом оба

На голые наши тела.

Увидим одни недостатки

На теле, на коже, везде.

Как будто играли мы в прятки

И встретились только что здесь.

С тобой занимались мы сексом

Без слов, поцелуев и ласк.

Боролись с морщинами, с весом,

Но счастье бежало от нас.

Мы дружно возьмёмся за дело

И примем и ванну, и душ.

Легко грязь смывается с тела

И с болью смывается с душ.

Бельём и одеждою модной

Уродство скрываем как грех.

Любить не умеем свободно,

Раздеть свою душу при всех.

Была моя юность короткой

И мной измерялась в часах;

И я утешался не водкой,

А тем, что я прятал в трусах.

Всем девушкам нравилась живость,

Мужское моё естество.

А то, что в трусах шевелилось,

Им нравилось больше всего.

Красивые девушки были

Со мною в любые часы.

Любили меня — не любили,

Но лезли за счастьем в трусы.

Всем девушкам нравился поиск

Невиданных прежде чудес.

Пытались пониже чем пояс,

Любовный искать интерес.

Они всё в любви испытали,

Но возраст нельзя побороть.

И вместо мужских гениталий

Встречалась им вялая плоть.

Пусть ищут они по старинке,

Забыв, что и сами стары.

Пропали, упав из ширинки,

Мои золотые шары.

Кружился мир мой на качелях

Всего минуту погодя.

Мне забралась любовь под череп,

На белый свет не выходя.

Смыкал я в мертвой хватке челюсть,

Но останавливал твой взгляд.

Я женщинам служил как челядь,

Был как любовник нарасхват.

Я был помадою заляпан,

От клятв любовных безголос;

И рот мне затыкали кляпом —

Густыми прядями волос.

Я был настойчивый и ловкий,

Я добивался женских тел,

Но вили из меня верёвки

Те, кого я давно хотел.

Я шёл к любви как к месту казни,

В помаде женской как в крови.

Болезни я не знал заразней

И смертоноснее любви.

Не помогали мне прививки,

И не спасал презерватив,

Но я снимал густые сливки,

Соперников опередив.

Я брал любовь у женщин через

Мои страдания и боль.

Я был не раб, не просто челядь,

А их возлюбленный король.

Любил я по своей охоте

Никто со мною не скучал;

И женщин тех, кто были против,

Я в молодости не встречал.

Порой я чувствовал усталость,

Вздремнуть часок я был не прочь.

Сосали самки, что осталось

Во мне, будя меня всю ночь.

Мне нравились ночные тени,

Игрой их был я восхищён:

Они не требовали денег

И не просили ласк ещё.

Но холостяцкою постелью

Гордился я, похоже, зря,

Жизнь прогоняла тень за тенью.

Совсем один остался я.

По комнате плясали тени:

Свет фонарей и свет авто.

Купить любовь не мог без денег.

Бесплатно не давал никто.

С букетом комнатных растений

Я жду всех женщин и тебя.

Но в гости явятся лишь тени,

Не обнимая, не любя.

Было холодно. Стало тепло

Было сыро. Теперь уже суше.

Словно с крыши из глаз натекло

Под окном твоим тёмные лужи.

Но закончится ливневый дождь.

Кто-то снова тебя пожалеет.

Ты, умытая ливнем поймёшь,

Без любви жить ещё тяжелее.

Она в любви моей тонула

Продлить страдания моля,

В глаза мне только заглянула,

Я понял, что она — моя.

Уверен был: она утопла

В моей любви как в море грёз,

Но кто-то спас её и тёплой,

Живою на руках унёс.

Я жду её. Мне очень жалко.

Она в другого влюблена;

И плещется в реке русалка,

Зовёт, но это — не она.

ххх

Тебе открою душу настежь

Как тёплою весной окно.

Смотри, копейки не потратишь,

А интересней, чем в кино.

То я играю роль убийцы,

То неудачника, то знать.

Искусно я меняю лица.

Так, что меня нельзя узнать.

Готовлю замысел кровавый,

Предательство, насилье, ложь.

Но ты войдёшь. Из пальцев правой

Руки я уроню мой нож.

Разделась ты, и я разделся

В постели встретили весну.

Я голосом твоим согрелся,

Под шёпот ласковый уснул.

А год спустя страсть стала постной,

Убил любовь семейный быт.

Казалось мне, влюбиться просто,

А ещё проще разлюбить.

Ещё полгода пролетело,

Мы стали холодны как смерть.

Плоть, что от шёпота горела,

Теперь не мог я в зной согреть.

Привыкли мы с тобой метаться,

Губя желания свои.

Как много было имитаций,

Как мало жизни и любви.

Мы смотрим фильм документальный

Он без начала и конца:

Рожденье, жизнь, исход летальный

И холм с фамилией отца.

Фильм временами чёрно-белый,

А временами в цвете весь;

Фильм снят рукою неумелой,

Но каждому понятен здесь.

В кинотеатре свет погашен,

И у соседа черт лица

Не разглядеть. Он очень страшен:

Фильм без начала и конца.

Но ты глядишь его с восторгом,

И по щеке ползёт слеза.

Экран прямоугольным оком

Глядит нам зрителям в глаза.

Была написана прекрасно

Правдиво пьеса до конца.

И мы с тобой играли страстно

В любовь от первого лица.

Зал скуп был на аплодисменты,

И не играли мы на бис.

Хотя прекрасные моменты

Любви нам явно удались.

Старались, лезли мы из кожи,

Напрасны были все труды.

Слова любви забыли ложи,

Партера тёмные ряды.

А публика смотреть устала

Игру без крови и измен;

И сняли нас с репертуара,

Других поставили взамен.

И вот теперь уже другие

Бросают реплики, и зал

Глядит на их тела нагие,

В их равнодушные глаза.

Срывая голоса от крика,

Играют публике на бис

Не пьесы о любви великой,

А омерзительный стриптиз.

Прошу: не верь календарю

И не ругай холодной осени.

И в ноябре тебе «люблю»

Шептали те, кто в мае бросили.

Ты вспомни: я к тебе пришёл,

Мы встретились с тобою в августе.

Нам было очень хорошо,

Не помнили себя от радости.

Часы нам были не нужны

Ни кварцевые, ни песочные.

Без мужа — ты, я — без жены.

Встречались мы в часы полночные.

Прошу не верь календарю.

Всё это — глупости и шалости;

И холод в сердце январю

Ты не приписывай, пожалуйста.

Ты сегодня такая красивая

В белом платье, в тумане фаты;

И надежды улыбка счастливая

Прибавляет тебе красоты.

Может, вздрогнешь ты ночью от ужаса

Рядом с тем, кого выбрала ты?

Может, вспомнишь ты тех, до замужества,

Никогда не даривших цветы?

Простыня как судьба твоя стелется

В эту ночь: ни морщин, ни пятна.

И тебе в твоё счастье не верится,

Как и в то, что ты будешь одна.

Ты в улыбке задумчивой, утренней

Скроешь всё от невежливых глаз.

И судьба твоя станет припудренной

И торжественно-лживой как ЗАГС.

Дунул ветер в занавески

И по комнате кружа,

В люстре он качнул подвески…

До сих пор они дрожат…

Со стола он скинул ворох

Мной написанных стихов.

Вымел головы, в которых

Много сора и грехов.

Дунул он, погасли свечи..

Стало в комнате темно..

Подарил нам чудный вечер,

Залетев шутя в окно.

Остудил в твоей тарелке

Перегретый мною суп.

Завершил свои проделки,

Чуть коснувшись влажных губ.

На тебе не тронул волос,

Освежил у нас постель;

И завыл от страсти, в голос,

Попадя в дверную щель.

Воспоминанья вороша

Как листья, шли вдвоём бульваром.

Была ты также хороша.

Выходит, я любил недаром.

Дымила мокрая листва,

И листья нехотя горели.

Забыли мы все те слова,

Которые сказать хотели.

Шёл от тебя я в двух шагах,

Стараясь обувь не испачкать,

Вертелась у меня в ногах

Ты как домашняя собачка.

И рвали мы свои мечты

Как паутинки между веток.

Забыли оба, я и ты,

Поцеловаться напоследок.

Шёл бесконечный долгий дождь,

И капли лбами бились оземь;

И била наши губы дрожь

В холодную, сырую осень.

Стояли липы без одежд,

Наряд уже немодный сбросив,

Мы шли и не было надежд

У нас на солнечную осень.

Ты вышла в мороз без перчаток

Увидеть меня торопясь.

Дышала ты бурно и часто,

И грела тебя твоя страсть.

Тепло тебе было сначала,

Но вот постепенно мороз,

Чтоб сердце потише стучало,

Под лёгкую шубку заполз.

Сжимал я замёрзшие руки,

Стараясь в глаза не глядеть.

И пробуя больше от скуки,

Дыханием руки согреть.

Озноб ещё бил твоё тело,

Но стали теплее персты.

Дыхание руки согрело,

Но я к тебе сердцем остыл.

Согрел я холодные пальцы,

Но тронул мне душу мороз.

Держались мы близко как в танце,

А были давно уже врозь.

Расставив ноги словно циркуль

Она работала хлыстом,

Как много женщин было в цирке,

Любовным мучаясь постом.

Циркачка верила дрессуре,

И на до мной смеялся зал.

Как лев на собственной я шкуре

Все прелести кнута узнал.

Любовь хлыстом загнала в клетку.

Увидев взгляд из-под ресниц,

Я словно лев порвал кокетку

От головы до ягодиц.

Кровь алая лилась в опилки,

В грязь на арене цирковой.

Как много женщин было в цирке,

Желавших участи такой.

Я любовался свежей раной

И крови нализался вдрызг.

Но был застрелен я охраной

Под женский сладострастный визг.

Была любовь у нас большою,

И кровью обрывалась связь.

И это цирковое шоу

Смотрела публика, смеясь.

Мир разрушали до основ

Топтали землю сапогами.

Травинкой тонкою Любовь

Из праха поднималась вновь

И зеленела под ногами.

Дотла, казалось, мир сожжён,

Нога тонула в горах пепла.

От горьких слёз детей и жён

Мир слепотой был поражён.

Одна Любовь от слёз не слепла.

Был неспособен даже бог

Вернуть земле красы и славы;

Но шла Любовь, и сквозь песок,

Сквозь снег из-под разутых ног

Как чудо пробивались травы.

В любви снимал я только сливки

И ложью головы кружил.

Остались мне одни обрывки

От той любви, которой жил.

Всё было словно в час полночный:

Вздох, стон, короткий интервал.

Имён у них не помня точно,

Я всех возлюбленными звал.

Я черт лица у них не помнил,

Хотя любил их без ума;

И становилась всё огромней

Вокруг меня слепая тьма.

И женщины во тьме кромешной

Ночами называли дни.

Ища мужской любви поспешно,

Меня не помнили они.

Восхищаюсь графикой заборной

Просто всё и ясно до штриха.

Сколько в ней и юности задорной,

И желаний плотских без греха.

Эти безобидные рисунки

С возрастом мне нравятся вдвойне.

Школьным мелом, вынутым из сумки,

Женщин ты рисуешь на стене.

Будто в школе, перед классом стоя,

Ты сдаёшь экзамены свои,

Забывая самое простое,

Помня только правила любви.

Ты себя и девушку рисуя,

В позе сзади, ей не объяснишь,

Почему не карандаш, а кончик хуя,

Ты рукой невольно теребишь.

С ханжеством борясь и протестуя,

Обьясняя эти буквы три,

Живопись наскальную, простую

Буквами спешишь ты повторить.

Ты, совсем неопытный художник,

Смутным вожделением томим,

Пробуешь любви рисунок сложный,

Объяснить себе и всем другим.

Было утром немного прохладно

Разум где-то в траве потеряв,

Я назвал тебя вслух ненаглядной,

За собой потянул за рукав.

Ни любви я в глазах твоих светлых,

Ни надежды на счастье не ждал.

Дождь недавний, закапавший с веток,

Нас от близости не удержал.

Вновь по парку с другой, в ту же осень,

Я гуляю… Деревья в дыму.

Даже если она не попросит,

Я её просто силой возьму.

На тела наши падают капли,

Наслаждения миг торопя.

На ветру мои страсти озябли:

Не хочу ни её, ни тебя.

Чтоб не слышать как женщина ропщет

И боясь сказать правду в ответ,

Я бегу, и листва ярко-жёлтая в роще

Заметает свидания след.

Всё было сделано стремглав

Без лишних слов и без прелюдий,

И быстро от любви устав,

Я понял: новых встреч не будет.

И верно: не было ни встреч,

Ни электронной переписки,

И стало некого беречь,

И даже не с кем выпить виски.

Не думал много лет о ней,

Она меня забыла напрочь.

Но вышло, что любовь сильней,

Чем смерть. Пусть и пришла лишь на ночь.

Она пришла всего на час,

Мы оба вспомнили что было.

Любовь соединила нас,

А смерть нас посетить забыла.

Дали имя, фамилию, отчество

И бумагу, что я человек.

Как игрушку одно одиночество

Мне судьба подарила навек.

Наша встреча была как пророчество,

Думал я: мы с тобой навсегда.

Просто спряталось одиночество,

Отвлеклось на минуту тогда.

Если вдруг мне другую захочется,

И я стану её целовать.

Не любовница, а одиночество

Ляжет рядом со мною в кровать.

Не даёт мне уснуть и ворочаться

Заставляет ночами оно,

Бесприютное одиночество,

В мир единственное окно.

И уже не с детьми я играю, а с внуками

И заигрываю с тобой.

Одиночество тихо аукает,

И стоит за моею спиной.

В ней нет особой красоты

И ласки, как у всех, похожи,

Но в гости к ней приходишь ты

И от неё мороз по коже.

Она такая не одна,

Вокруг такие же милашки,

Но открывает дверь она,

И по спине бегут мурашки.

Она в тебя не влюблена,

Однообразны ваши ночи,

Присядет на постель она:

Нет силы языком ворочать.

Она уже не молода,

И не умна она особо,

Но взглянет на тебя она:

Не сможешь ты сдержать озноба.

Ты помнишь каждый свой недуг,

Ты помнишь все его симптомы,

Но вновь захватывает дух

От женщины давно знакомой.

Сам не знаешь: родился ты в марте ли,

Или в мае. Обычный пацан

Ничего ты не знаешь о матери,

Никогда не слыхал про отца.

Неизвестного происхождения.

Знаешь, что за тобой не придут.

Зато праздновать свой день рождения

Можешь триста раз в каждом году.

У тебя есть друзья и приятели,

А у них, всех до одного,

Есть сестрёнки, отцы или матери.

У тебя нет совсем никого.

То, что в детстве казалось всем драмою,

Стало пьесой с хорошим концом..

Не придётся звать пьяницу мамою,

А прохвоста любимым отцом.

Она со мной играла в прятки

То слышал смех её, то зов,

То шла вдали, то мне на пятки

Пыталась наступить любовь.

Её искал почти на ощупь.

Казалось, руку протяни,

Схвати её и будет проще

Узнать, кто прячется в тени.

Напрасны были все старанья

Её поймать. Прошли года.

Я только прикоснулся к тайне,

Но тайн её не разгадал.

Мы до сих пор играем в прятки.

Она — капризна, я — упрям.

За ней иду я без оглядки,

Не видя пропастей и ям.

Иду на голос и на запах,

Иду туда, где слышу смех.

Не зная где восток, где запад,

И не надеясь на успех.

Портрет

Она дышала где-то рядом.

Он запах чувствовал её.

И пропиталось словно ядом

Насквозь постельное бельё.

Он слышал вздох её глубокий,

Конец ознакомительного фрагмента.