Запах ведьмы

Евгений Зубарев, 2023

Остроумная история, начинающаяся как комедия положений, как веселый роман без обязательств, заканчивается чудовищным общечеловеческим катаклизмом. Вы увидите трагедию тысяч женщин, заклейменных как ведьмы четыреста лет назад. Эта трагедия возвращается в современность, становится актуальной. И снова, как в средневековье, даже образованные и воспитанные мужчины оказываются готовы убивать женщин, лишь только заподозрив в них ведьм.

Глава 10

Я налил Николь кофе и подвинул чашку.

— А знаешь, ты здо́рово изменился, — задумчиво сказала она, делая глоток. — Два дня всего прошло, а ты уже на человека стал похож. Ты точно ему не родственник? Может, у тебя это в генах сидит? Ну, твой дедушка фабрикантом не был до революции, нет?

Из распахнутого окна номера обдало жарким воздухом, и я ухмыльнулся.

— Сударыня, позвольте мне снять пиджак?

Николь задумчиво кивнула, наблюдая, как я вешаю шелковый пиджак на спинку стула.

— А мне вот всему этому на ходу пришлось учиться, — все так же задумчиво сообщила она. — У нас в Саратове галантными считались пацаны, которые семечки в кулек сплевывали, а не на туфли подруги.

— Так ты из Саратова?! — не удержавшись, прыснул я.

— Только приятелю своему не говори.

Она вздохнула.

— Знаешь, в Москве очень легко разоблачают подделки. Есть с чем сравнивать. Ты стараешься, учишь слова, копируешь манеры, думаешь, все получилось. А потом какой-нибудь краснорожий Марк говорит тебе прямо за столом, где еще человек тридцать собрались: «Не тянешь ты на леди, дорогая. Как была саратовской шлюхой, так ею и осталась». А все вокруг только мило улыбаются, будто ничего не слышали, зато потом полгода будут это обсасывать. И обязательно какая-нибудь сволочь сольет в «Столичный сплетник», где тебя исследуют послойно и вынесут вердикт: саратовской шлюхой была, шлюхой и осталась.

Я попробовал ее приободрить.

— Да ладно, сами-то они кто такие? Откуда вынырнули?

Николь покачала кудряшками.

— Нет-нет, ты не понимаешь. У настоящей леди должно быть три диплома — ее собственный, ее мамы и ее бабушки. А у меня что?

— А что у тебя? — заинтересовался я.

Она обреченно махнула рукой и взялась за свой кофе. Она сидела очень прямо, под стать воротничку на своей блузке, изящно подложив левую руку под невесомый подбородок и отпивая кофе мелкими беззвучными глотками. Мне показалось, что она преувеличивает свое классовое несоответствие столичной тусовке. Да и было бы чему соответствовать…

В гостиную вошел Ганс, как спал, в трусах и майке. Рыжая щетина у него на голове сливалась с заросшими той же рыжей порослью щеками, и еще рыжие кусты топорщились из-под лямок мятой майки.

Ганс демонстративно сунул веснушчатый нос в наши чашки, поднял крышку кофейника и с недоумением и даже обидой спросил:

— Только кофе? А пожрать не заказывали?

— Доброе утро, молодой человек, — строго сказала ему Николь.

Ганс почесал мятое пузо и подошел к распахнутому окну.

— Какое же оно доброе? — не согласился он, перегибаясь вниз.

Впрочем, внизу ничего интересного не обнаружилось, и Ганс, плюнув, вернулся к столу.

Я налил ему кофе, и мой сослуживец с любопытством заглянул в свою чашку.

— Ты мне, типа, кофе, что ли, с утра пить предлагаешь? — то ли возмутился, то ли изумился он.

— А что еще, по-твоему, пьют по утрам финансовые магнаты? — мягко упрекнул я его.

Ганс недоверчиво сощурился на меня, потом медленно отхлебнул свой кофе и прислушался к ощущениям.

— Душа пива просит, — резюмировал он, отставляя чашку.

Потом он опять подошел к окну — чем-то манило оно его невероятно.

— Михась, рублей триста есть?

Я порылся в карманах пиджака — там нашлись несколько тысячных купюр и больше ничего, если не считать чего-то тяжелого во внутреннем кармане.

— Возьми штуку, — предложил я.

Ганс забрал деньги и вернулся в спальню — одеться. Он уже выходил в коридор в своем немнущемся шелковом костюме и припорошенных какой-то белесой дрянью лакированных туфлях, когда Николь вдруг встрепенулась.

— Ты куда собрался? Вместе на завтрак пойдем, я скажу, куда.

Ганс покачал головой.

— Опять ваших омаров жрать? Не хочу. Задолбали! Хочу шавермы с пивом. Вон там, через дорогу, ларек стоит. Я быстро.

Он показал на окно и шагнул в коридор, но Николь подскочила к дверям и закрыла проем собой.

— Стой, тебе говорят!

Ганс не стал с ней спорить, а метнулся к окну и проделал свой старый трюк — перевалил свою тушу через подоконник и плюхнулся на газон под нами.

— Скоро буду, братва! — обнадежил он снизу, тяжело шлепая по мягкой земле.

Мы с Николь встали рядом у окна и смотрели, как Ганс пересек газон, а потом топает через проспект к вожделенному ларьку.

У ларька стояла небольшая очередь, и Ганс принялся о чем-то оживленно болтать с постоянными клиентами — наверное, о преимуществах двойной шавермы перед ординарной. Поэтому он не заметил, как к ларьку подъехал «козелок» военной комендатуры и оттуда вышли трое солдат и офицер.

Я хотел было заорать, но было поздно — Ганс влип совершенно классически. Он обернулся на шум, увидел солдат и чисто рефлекторно бросился бежать.

Разумеется, патруль в полном составе бросился за ним.

Мы с Николь, не отрываясь, смотрели на завораживающее зрелище — как хорошо одетый господин с зажатой в руках тысячной купюрой удирает от молоденьких солдат, подгоняемых зычным матом офицера.

Ганс совершил еще одну ошибку, побежав не к гостинице, где хотя бы можно было затеряться, а в ближайшую открытую дверь. Это оказалось помещение небольшой парикмахерской, где Ганса и взяли, скрутив руки за спиной какими-то полотенцами.

Ганса подвели к «козелку» и принялись запихивать упирающегося детину на пассажирское сиденье. Ганс ни разу не бросил взгляда на окно, хотя наверняка знал, что мы смотрим, — решил, значит, героически не выдавать друзей.

Тем временем офицер достал рацию и принялся что-то неслышно бубнить туда.

Я кое-что вспомнил, подбежал к стулу с пиджаком и вытащил из внутреннего кармана точно такую же рацию.

–…тоже включи в сводку. Докладывает майор Птицын. Патруль комендантского взвода задержал самовольно отлучившегося из военно-строительного батальона сержанта Миллера.

— Да вы что? Ганса взяли? — услышал я в ответ довольный бас Акулы. — Тащите его сюда, падлу рыжую, воспитывать будем. А где второй гнус, Прохоров? Тоже должен где-то рядом быть. Прием.

— Не знаю. Этот рыжий один тут околачивался, — отозвался майор, и я невольно отшатнулся от окна, увидев, как он внимательно смотрит по сторонам, разглядывая снующих мимо прохожих.

Николь тронула меня за плечо.

— Так даже лучше, — сказала она, осторожно подбирая слова. — Он только мешал. Твой немец не нужен.

Впрочем, было видно, что она отлично понимает мои чувства и просто пробивает меня на вшивость.

— Николь, Ганса будем вытаскивать, — сказал я совершенно спокойным ровным голосом, чтобы она даже не думала увиливать.

— Пацанская дружба, ага, — поморщилась она.

— Почему пацанская? Просто дружба. Я его не брошу, потому что он мой товарищ.

— А меня? — заинтересовалась Николь. — Меня бы ты тоже вытащил из такой же задницы?

Конец ознакомительного фрагмента.