Не без обломов

Евгений Макарихин

Сборник рассказов «Не без обломов» – это десяток отражённых эпизодов детства, отрочества, юности и молодости автора. Реалии советских 1980-х годов и бурных постсоветских 1990-х предстают перед читателем в разных ракурсах. Развенчание наивности и иллюзий, столкновение со случайностями и странностями, преодоление трудностей и познание мироустройства, в целом – «как молоды мы были» в исполнении среднестатистического нижегородца.

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ И ОБЛОМЪ

Как-то в первой половине 1980-х гг. один школьник — ну, скажем, Иван, — шёл утром в школу. На удивление тёплое и солнечное октябрьское утро навевало хорошее настроение всю дорогу. В сотне метров от школы, когда Иван извилистой грунтовой тропинкой обходил уже последние сараи, окружавшие школьный двор, он кое о чём вспомнил — и напрягся. На воспоминание его навёл тот факт, что путь к знаниям, наравне с жёлтыми листьями, в тот день почему-то усеивали б/у листы бумаги. И точно: сегодня был день сбора макулатуры, — а, следовательно, школьник, помимо портфеля, должен был нести с собой в школу несколько килограммов оной.

Иван, хоть и был отличником, отличался некоторой рассеянностью, так что раньше или позже подобное пренебрежение социальными обязательствами должно было произойти. Теперь ему грозило распекание перед классом, что он, такой-сякой, не уберёг от вырубки дерево, а ведь пионерский галстук обязывает, и т. д. В смутных раздумьях Иван постоял пару минут у последнего поворота перед углом школы; его то и дело обгоняли ученики параллельных, а также старших и младших классов, нагруженные связками бумаг…

Было как-то неудобно, что хоть килограммчик, а не принёс; этот вес был необходимым минимумом, чтобы классная учительница просто сказала «э-эх, ты…», без дальнейших порицаний. Прямо хоть домой возвращайся, подумал школьник; а это было далековато, опоздал бы напрочь… Впервые в жизни он обратился к формальности обряда приноса макулатуры: никто и ничто не гарантирует больших достижений; вдруг не сложилось, не нашлось, не накопилось?.. Авось, сойдёт и мелочёвка?..

Так Иван решил «испытать систему». Из валяющихся под ногами листков он за минуту собрал тоненькую, объёмом в реферат, пачечку и смело направился к школе. У входа — как и полагалось в такие дни — учеников ждали ответственные за отчётность младо-комсомольцы: парень с безменом в руках взвешивал подаваемую ему макулатуру, а девушка на свежеотрываемых четвертушках тетрадного листа записывала полученный вес. Далее она заверяла бумажку своей росписью и отдавала её школяру как документ для дальнейшего предъявления классному руководителю.

Иван, сам того не ведая, заглядывая в собственное будущее в смысле пофигистического панковского мироощущения на десятилетие вперёд, сунул в руки зрелому восьмикласснику свою ничтожную добычу. Весовщик воззрился сверху на мелкого, не зная, что делать и как быть, — считать поданное ему макулатурой или нет. Формальные признаки совпадали; это была макулатура, сколь бы мало её ни было. Девушка-учётчица также какое-то время думала. Школьник стоял с видом «давайте уже быстрее, не задерживайте». Старшие обменялись взглядами, выдавили из себя ряд междометий, но долг надо было исполнять: парень связал пачку верёвочкой и объявил вес «30 грамм»; девушка торопливо и неразборчиво записала эту горькую правду на бумажке и отдала её Ивану. Он пошёл в класс.

Встреченные по дороге и ещё раньше отдельные одноклассники, честно припёршие свою норму 3—5 кг (требовать от пионеров большего было не принято, — всё же не ломовые лошади) вроде бы видели, что Иван сегодня ничем не помог отечественной бумажной промышленности. Тем удивительнее было наличие у него бумажки, свидетельствующей о том, что он сдал требуемое вторсырьё. В ответ на вопросы разгильдяй честно признавался, что принёс 30 грамм, и не более того. Одноклассники — те, кто не видел процесс взвешивания, — были не в силах поверить ему.

Первый урок начался с досмотра: классная руководительница двинулась проверять бумажки-свидетельства. Пройдя первый ряд, после десятка «Молодец!» и пары «Э-эх, ты», она двинулась по второму, где на очередной парте и споткнулась взглядом о документ Ивана. Она обсмотрела бумажку, продираясь сквозь корявый почерк, и даже переворачивала её, надеясь высмотреть пояснения, комментарии или нечто подобное на оборотной стороне.

Ничего не менялось: на бумажке по-прежнему было «30» чего-то, — написано откровенно не по канонам чистописания, и закорючку, выражавшую «гр.», в принципе, можно было принять за что угодно. Конечно, опыт разбора любого почерка, обретённый за десятилетия учительницей, давал ей основания решить, что написанное говорит скорее о граммах, чем об иных единицах измерения. Но представить такое в советской реальности, тем более в реальности советского отличника, было трудно. Школьник же сидел с видом «документ предъявлен — взятки гладки».

Оцепенение классной руководительницы, подобное ступору встретивших Ивана весовщиков, длилось секунд десять. Снятие же когнитивного диссонанса произошло самым непредсказуемым образом — она расплылась в улыбке и произнесла: «30 килограмм, — какой молодец, а, посмотрите, ребята! И как же ты это доволок?!. Родители помогли, да?..».

Теперь уже школяр впал в ступор, нечленораздельно отвечая на удивлённые возгласы одноклассников с разных сторон. В основном жестами, он пояснял, что как-то вот так оно получилось, сам не ожидал… Здоровый хохот тех, кто своими глазами видел ивáновы «тридцать килограмм», влился в общую ноту одобрения, и ни к каким негативным последствиям не привёл.

Иван почему-то воспринял ситуацию как своего рода неудачу: вот поступишь так цинично, а в ответ — ничего… А если в следующий раз три грамма принести, — взвесят, запишут и тоже похвалят?

Тема макулатуры по окончании досмотра закончилась, перейдя в урок русского языка. Иван же, вместо родной речи, начал задумываться об основах социалистического строя. Бумажку с надписью «30 гр.» он потом хранил много лет, как историческое свидетельство.

Пару десятилетий спустя он наблюдал гектары соснового леса, там и тут нарастающего на заброшенных колхозных полях, и шаркал пальцем по дисплею, чтобы прочитать что угодно в безбумажном виде…

Конец ознакомительного фрагмента.