Недействительность. Или «эффект Манделы» для начинающих

Евгений Макарихин

Автор непредвзято, с естественнонаучных позиций приступил к разбору феномена, который трактуется как «ложные коллективные воспоминания» и до сих пор воспринимается лишь как предмет для констатаций, вызывающих когнитивный диссонанс.Книга в первую очередь предназначена для возрастной категории «40+», ввиду того, что её содержание опирается на кондиции человеческой памяти, развитой ещё в условиях самостоятельности, без постоянной опоры на информационные возможности Всемирной сети.

Наименование феномена

Отметим для начала то, как стартовать в научном исследовании нельзя, но как всё же поступили, опустившись буквально до уровня дворовой компании. А именно: что за извращение до сих пор имеет место в характеристике, увязанной на «эффект Манделы», — «массовые (коллективные) ложные воспоминания»? Что за предвзятость с обязательно ожидаемой ошибочностью заявлений, причём от общественности?..

Почему бы тогда сразу не использовать прилагательное «отвратительные»? Это ещё жёстче предзадавало бы отношение к феномену.

Такой «буллинг» в истории науки — причём без участия церкви! — бывал, разве что, при идеологическом противостоянии двух систем, социалистической (коммунистической) и капиталистической. Например, в конце 1940-х — первой половине 1950-х годов советскому учёному полагалось говорить «буржуазная лженаука генетика», «буржуазная лженаука кибернетика» и просто отвергать их. К чему это привело? К отставанию на годы и десятилетия. Чем обзываться — лучше непредвзято изучать, разбираться без навешивания ярлыков; неужели это может быть кому-то непонятным? Так что автор, для начала, предлагает перевести прозвище феномена в нормальное научное наименование: чем же он, по сути, является. Дадим адекватное (годное до середины раздела «Теория») определение по внешнему его проявлению: эффект формально-эстетической мутации реальности, направленный из прошлого.

1. Почему формально-эстетическая? Потому что фиксируемые изменения в подавляющей массе касаются отнюдь не жизненно важных вещей, не денег, не экономики, не энергетики, не ВВП, не ВПК и т. п. и не влияют на материальный ход истории в наше время. Кстати, здесь находится одна из точек опоры неверующих в эффект (и оскорбляющих чувства верующих, в соответствии с изысками законодательства): мол, что вы нам несёте ерунду про какие-то мелочи из старых кинофильмов и мультфильмов, да кто это помнит, да кому это интересно…

Ну, клипсы у актрисы такой-то в фильме таком-то обновились, по вашему мнению, — какая разница? Сюжет же не поменялся; фильм же остался. Ну, звали сказочную героиню, допустим, Акюдаг, а стала она Анидаг; от этого что, мир перевернулся?.. Вот если бы в городе неожиданно исчезло (или появилось) метро — а губернатор молчит по этому поводу — было бы злободневно и актуально. Или, например, в электросети напряжение вместо 220 вольт внезапно станет 110, а кто-то будет утверждать, что оно всегда было 110? Вот такое воспринималось бы остро, жизненно, а оправдания о «так было изначально» смотрелись бы курьёзом. А от того, что, например, на государственном флаге Советского Союза к серпу и молоту добавилась звёздочка — что, от этого СССР не развалился, что ли?..

2. Почему мутации? Потому что глубинных, радикальных изменений обычно не происходит; они касаются, в основном, вещей поверхностных — и, в каждом случае, нерезультативны в отношении влияния на ход истории. Меняется форма чего-то, линия, окраска, диспозиция, несколько букв, слов, деталей, но основное остаётся.

Ну, ходил мультперсонаж в штанах на подтяжках — теперь их нет; видимо, святым духом элемент одежды удерживается, без пояса. Но ведь не пропали же штаны совсем, как и сам персонаж?.. Ну, скорректировалась эмблема у автомобиля, но от этого же количество лошадиных сил в двигателе и мест в салоне не изменилось.

Отдельные читатели первых версий данного исследования были в претензии относительно выбора слова «мутация», вместо которого можно было использовать, например, «апдейт». Но, в свою очередь, по мнению автора, свежий для русского языка термин из сферы компьютерного софта, знаменующий обновление (update), кажется не совсем адекватным ситуации. Речь не идёт о физической подоплёке происходящего, которую ещё предстоит выявить; дело в том, что позитивные коннотации, которые он несёт, не к месту. Происходит изменение реальности — не к лучшему, а просто куда-то; зачастую оно качественно ухудшает нечто, так что, скорее, имеет место «деградейт», чем «апдейт». Нас не ждёт никакой новый прекрасный мир; только недоумение, растерянность и неверие. Также, оценочно, рамки «апдейта» никто не ограничивает, это может быть и масштабное изменение, а «мутация» даёт требуемое ощущение, что изменения затронули небольшую, порой еле заметную часть чего-то и, скорее всего, практически малозначимую.

Самое же главное: за «update» стоит неявное предложение/принятие версии компьютерной симуляции реальности! Извините, мы в научном исследовании на такие вольности не согласны: оставаться гносеологически беспристрастными до последнего — наша священная обязанность. В общем, автор не намерен пособничать тем, кто чересчур много «сидит в компьютере».

3. Почему реальности? В определении «коллективных ложных» содержится противоречие в самом себе, sui contradictionem. Не бывает когнитивных искажений «группой лиц по предварительному сговору» (особенно если сговора и не было). Как раз психологи должны бы первыми учесть соображения, давно ставшие народной мудростью: «С ума поодиночке сходят. Это только гриппом все вместе болеют». То есть, отдельно взятый человек может иметь сколь угодно дырявую память, воспоминания, обросшие ошибками, приукрашиваниями, провалами; вообще кашу в голове. Это пожалуйста. Но если целая группа указывает на конкретные изменившиеся элементы этой «каши», одновременно, — это «звоночек». Признак объективности явления налицо.

Массовая констатация «А король случайно не голый?» с вероятностью 99% означает, что высокопоставленное лицо действительно не одето, а не то, что население государства абсолютно синхронно подослéпло или свихнулось.

«Массовые заблуждения…», «коллективные ложные…» — такое может быть приемлемо лишь в отношении достаточно сложных вещей и процессов, знаний о которых у большинства населения нет из-за специфики материала. Но это бессмысленные словосочетания в отношении однозначных фрагментарных впечатлений, заурядно осевших объёмов информации не более нескольких десятков байт или даже бит.

Вполне понятны и адекватны фразы «Имеют место массовые заблуждения относительно основных источников доходности в банковской сфере», «Имеют место ложные романтические представления о культуре и быте рыцарей в Средневековье» или «Бытуют расхожие заблуждения, связанные с процессом производства художественных фильмов». Но указывать другому такому же биологическому существу на ограниченность (причём спонтанную — по мнению «специалиста», когда тому будет угодно) его способности элементарно получить нечто органами чувств и далее хранить информацию в памяти, нести в своём сознании, — чересчур по-хамски. Это, в принципе, то же самое, что дать понять: «Ты — untermensch, недочеловечишко, который, чуть что, блудит в трёх соснах на ровном месте, у которого память как у аквариумной рыбки, на пару секунд, а в целом нейронные сети — дырявые. Ты не слышишь как нужно, не видишь как правильно; инвалид да и только».

Обвинители тех, кто подметил что-то изменившееся (при этом не должное меняться!) в окружающем мире, — в былой невнимательности, ошибках, необразованности, путанице, недоучёте побочных событий, недопонимании тонкостей и т. п. — берут на себя слишком много. У них самих нет медсправки о приоритетности их восприятия относительно других и первостатейном качестве их собственной памяти. Да это и не имеет значения: здесь «аристократический» фактор совсем не к месту и уступает демократическому. Память каждого человека — это значительная составляющая его личности, можно сказать, он сам (вообще, наше сознание — уж не является ли оно, по сути, памятью о наших предшествовавших состояниях, что нас и идентифицирует?..). Перед нами не флюгер, не безличное нечто, кусок биомассы или профайл в социальной сети, а всё-таки мыслящее существо. У человека присутствует ментальный базис, о чём лично он уверенно может сказать «а я помню вот так» и стоять на своём до последнего.

Если есть какая-то убеждённость — она на что-то опирается; когда же общую, единую опору в каждом вдруг находят тысячи людей, то это не просто «им показалось» или они все дружно ошибаются. И хотя формально-эстетические моменты в этом мире вторичны, и от них в целом ни тепло, ни холодно — проявим немного уважения.

4. Почему просто «направленный из прошлого», а не «инициированный в… запущенный из…»? Потому что подобные «целевые» прилагательные использовать рановато. Для этого надо иметь очень серьёзные основания, которых пока нет (и будут ли?). Можно лишь констатировать, что неизвестные истоки мутаций — не сегодняшнее переписывание на скорую руку; это внезапно случилось сразу в прошлом, с момента созидания чего-то или происшествия, далее (позднее) имеющего свои отражения в инфосфере. Звучит невероятно, странно, но тем не менее. Однозначно по информационным свидетельствам (за неимением возможности ознакомиться с прошлым непосредственно) выходит так: меняются вещи, в материале отражающие появившееся и случившееся десятилетия и столетия назад. Мутации — глубинного, корневого характера, они исторически честны. Это, увы, не в наше время кто-то что-то подтёр, подретушировал, подредактировал: с некоего недавнего момента обстоятельства, вроде бы канувшие в лету, пересложились. Специально не придумаешь…

Смотрим в сети Интернет, например; видим, что на фотоснимке объекта 1960-го года, сделанном в 1980-м году и виденном нами в 1990-м, нечто уже не совсем то, не совсем «правильное», — в смысле, как мы сейчас (ещё) помним, до эффектирования, — а что ж так вглубь? Зачем так обстоятельно подделывать? Нам туда не попасть, ни в 1960-й, ни в 1980-й, по физическим причинам; тех времён больше нет и тех людей (в том числе, местами, и молодых нас). Им тогда — всё равно. Землянам 1938-го года проживания и наблюдения окружающей реальности, имевшей место, например, совершенно безразлично, как выглядела эмблема Фольксвагена, созданная в том году (оформление смыкающихся букв W и v с годами менялось, но речь идёт именно о них самих и их соединении). Да как угодно; в конце концов, это прошлое, его больше нет где-то, рядом с нами или далеко, в доступе. Сейчас свидетели «насамомделешности» проявления подобного фортеля уже почти все (или точно все, если зарегистрировано изменение чего-либо, произошедшего или созданного более века назад) на кладбище; так к чему такие сложности…

Кстати, с полноценным историзмом в феномене сочетается незамаранность в плане подозрений, что он может быть результатом каких-то потаённых решений и скоротечных переделок здесь и сейчас… с официальных позиций! Иначе «компетентные психологи» не твердили бы год за годом «изначально так и было», не правда ли?..

С этими мутациями имеем дело мы, в конце первой четверти 21-го века, — а убеждённость, что они имеют (законно обретают?) свои корни в прошлом, появляется, если задуматься о процентной доле изменившихся материальных, фото-, видео — и текстовых свидетельств, относительно коллективной памяти. 99,9% контента мутирует, что подразумевает: это не сонм ретушёров и видеомонтажёров, режиссёров и актёров озвучания, редакторов и цензоров стараются (во всём мире, причём, оффлайн и онлайн). На такое количество работников художественного труда просто учебных заведений не хватит, как и финансирования на решение подобной задачи. Это, с позволения сказать, «было на самом деле» и все остальные подобные утвердительные выражения (которые, увы, в основном употребляют субъекты, плывущие по волнам чужой памяти). Тем более, несмотря на то, что «компетентные психологи», за свою жизнь, видимо, не бравшие в руки ни одной бумажной книги, газеты или журнала, порой именуют явление «интернет-феноменом» — оно касается информационных свидетельств вообще. Это не насчёт каких-то фрагментов двоичного кода на серверах, но на любых носителях, имеющих гораздо более основательную природу.

Пример вещной субстанциональности феномена: вот писатель, пробывший 130 лет О'Генри, стал О. Генри. Там, где были ирландские мотивы, в духе O’Connor, O’Doherty и т. п. — стало нечто невнятное; кто это теперь? Олег Генри? Остап Генри?.. Как бы то ни было, перемена подтверждается не какими-то почеркушками и помарками в Интернете, а, например… полумиллионом изданного в 1978-м году советским издательством «Правда» тиража книги О'Генри «Избранные новеллы». Творческий псевдоним автора упоминается в нескольких местах книги, да что там, во многих, — и замена на О. Генри везде произошла. Нефизично? Автор тоже так думает.

Можно отметить, что автором планировалось добавить в название феномена ещё и прилагательное «вторичной». Почему? Потому что, как покажет масса примеров ниже, первичным и целенаправленным такое быть не может. Будь то проявление естественных закономерностей природы или деятельности разумного существа, выглядит бесцельно и бестолково. Складывается весьма целостное ощущение, что это… как если бы после сотворения мира к нему приставили косорукого дизайнера или редактора, который местами лепит невесть какую дурь и блажь. Никак не уточнение, не облагораживание и не идеологический заказ; скорее, похоже на «побочку», «отходы производства». Какого, чего и чьего? На эти вопросы ещё предстоит ответить.

О проявлениях феномена в СМИ вы можете узнать, разве что, немного из редких статей в прессе, в интернет-изданиях (повторяющихся по приводимым фактам и не выводящих читателя никуда, кроме «Вам помнится вот так?.. А вы неправы, ведь на самом деле…», то есть за рамки официальной версии о ложных воспоминаниях массового характера). По телевидению о подобном не упоминают почти никогда. В Голливуде уже состряпали фильм с прямолинейным названием «Эффект Манделы», но эта второразрядная смесь фантастики и конспирологии просто становится досадной помехой в поисках в Интернете, когда интересующиеся граждане ищут информацию о феномене в целом.

В итоге ситуация в духе «назрел вопрос» по мутации настоящего и прошлого не возникает. Кто памятлив, заметил и понял, что происходит нечто неладное, — тот в теме. Тех же, кто ничего такого не фиксирует, можно навести на мысль об аномальных процессах вокруг, только «поймав за руку», — с помощью их памяти и внимания (уж сколько есть) направленно констатировав произошедшее изменение. Что имеется в виду? Фокус, который любой, ознакомившийся с примерами проявлений эффекта, может проделать со своими родственниками, друзьями и близкими или даже посторонними людьми в подходящей ситуации.

Один блогер рассказал о таком случае: как только он заметил мутацию наименования одной весьма известной картины, он немедля пошёл в книжный магазин. Там в разделе книг об изобразительном искусстве он взял соответствующее издание, нашёл страницу с репродукцией произведения, рукой название прикрыл и внаглую подошёл к пожилой интеллигентной продавщице-консультанту (понимающей в своём товаре и его содержимом) с вопросом «Как называется картина?». Женщина влёт и с готовностью начала отвечать, благо название недлинное и знакомое большинству населения страны, — но одновременно и блогер плавно убирал свою ладонь, закрывавшую название картины, в сторону… Не успев договорить, продавщица стала как будто ментально зависать; недоумённо, она переключилась с того, что только что было в её памяти, на печатный текст, который сообщал иное.

Автор неоднократно шутил подобным образом с гостями: спрашивал про весьма расхожие вещи — например, как люди помнят наименование того или иного литературного произведения, строки из него, сведения из истории, географии и т. п. — и тут же давал в руки вполне бумажную книгу, где было по-другому. Только тогда гости задавались вопросами «Да как же так?» и т. п. Всё-таки человек памятливее амёбы…

Что ж, подталкивание научного познания происходит, порой, с наблюдения буквально одного-двух явлений, не вписывающихся в принятые теории. Когда-то, в 1900-м году, лорд Кельвин заявил, что развитие физики закончено: осталось дообъяснить буквально пару мелочей; главное теперь — всё более точно проводить измерения. Но… Были некоторые нестыковки. И вот из проблемных фактов за век вырос целый комплекс научных направлений. Так бывает, если признавать реальность, наличие недоработок и несовершенств и делать то, что дóлжно.

В числе прочего в физике появились и слово «квантовый», и значимость наблюдателя (который уже никак не может считаться классически безучастным субъектом), и понятие «мультивселенной»… Это всё во второй половине книги очень понадобится, чтобы рассуждать о природе феномена. Ну а пока мы хотя бы поверхностно поименовали эффект аббревиатурой ФЭМР (формально-эстетической мутации реальности), избавившись от бытовизма обстоятельств его обнаружения.