Опция «Выход» не предусмотрена

Евгений Николаевич Курской (2020)

Он частный детектив. Одинокий, немолодой, циничный, давно никому и ни во что не верящий. Но зато у него есть принципы. Его нельзя купить и запугать. Его можно только убить, но он и сам не против стать жертвой в стремлении выманить опасного и хитрого врага из логова. Цена его жизни ничто в сравнении с жизнями тысяч других, уже ставших жертвами всемогущей медицинской корпорации. Но пока он жив — горе любому, кто решится встать у него на пути. Не помогут ни деньги, ни связи, ни дарованное загадочным центром нетрадиционной медицины бессмертие.

Глава 4

Слежку я почувствовал, когда направлялся к стоянке такси. Давненько за мной никто не следил, а потому я начал подзабывать это эфемерное ощущение несуществующего шевеления волосков на затылке. Натренированный за долгие годы рефлекс проснулся и дал тревожный звоночек, будя и мобилизуя ресурсы расслабленного организма. Управляемые сознанием зрение, обоняние и прочие чувства долгих пару-другую секунд сканировали улицу, прохожих, здания, автомобили, ища источник раздражения, а подсознание уже знало, где он находится. Через мгновение обнаружился второй, затем — третий. Наверняка где-то скрывались и четвертый с пятым, но хватило и этих, чтобы осознать серьезность брошенных против меня сил.

Делая вид, что не заметил слежки, я вальяжной походкой оторванного от мирской суеты отдыхающего направился к стоянке такси. Хотя не заметить столь откровенную халтуру было сложно — затаившаяся в ночной тени белая легковушка с водителем и пассажиром, гулявший вокруг фонарного столба кавалер с букетом цветов, ворковавшая парочка на скамейке под старым платаном.

— Вам куда, уважаемый? — подобострастно улыбаясь, ко мне подскочил плотно сбитый коротыш в зеленом спортивном костюме с задранными по локоть рукавами. Настоящие таксисты плотной группкой стояли в стороне и с тревогой наблюдали за развитием событий. Коротыш явно был не из их числа.

— Сколько будет до Краснодара? — решил проверить я фальшивого таксиста и с первого же выстрела выбил десятку. Он растерялся и на мгновение даже запаниковал, выдав себя бегающими глазами и непроизвольно дернувшимися руками. Крепыш не знал ответа, хотя даже самый неопытный таксист на подобный вопрос всегда отвечает на подсознательном уровне.

— Сторгуемся! — крепыш наконец нашелся, что сказать, но было поздно.

— Нет, уважаемый, — с улыбкой сказал я, обходя его. — Так не пойдет. Сейчас ты говоришь одно, а в Краснодаре выкатишь мне конский ценник. Плавали, знаем!

Лжетаксист что-то лопотал, бегал вокруг, суетился. И вдруг его словно выключили, он мгновенно отстал. Я боковым зрением увидел отмашку, которую ему дал обладатель букета. Тут же поднялась со скамейки парочка и запрыгнула в машину крепыша. Завелась, но фар не включила, белая легковушка. Ребята поняли, что посадить меня в свое «такси» не удастся и явно приготовились к реализации некоего плана «Б».

— До аэропорта подкинете гостя города? — объявил я во всеуслышание. Таксисты энтузиазма не выразили и старались меня не замечать, некоторые так и вовсе ретировались, спрятавшись в своих машинах. Пришлось стимулировать: — Щедрого гостя!

Из темноты раздался короткий свист и в круг света ближайшего фонаря вышел крепкий высокий армянин в белой расстегнутой сорочке поверх ярко-красных шорт.

— Поехали, — он поманил меня вальяжным жестом и направился к стоявшей в отдалении безликой синей «тойоте».

— Пятьсот просто так или за три косаря с ветерком, — сказал он, не оборачиваясь. Я сразу понял, что предлагал за три тысячи оторваться от соглядатаев или за пятьсот рублей просто прокатиться до аэропорта.

— С ветерком так с ветерком, — кивнул я, садясь на заднее сиденье и пристегиваясь ремнем безопасности, но перед этим положил на переднее пассажирское сиденье пятитысячную купюру. — Без сдачи, если просто вывезешь меня из города.

Он блеснул улыбкой в зеркале заднего вида и завел машину:

— Против музыки не возражаешь, друг?

Из динамиков грянуло что-то восточно-зажигательное, сразу поднявшее настроение, и наша «тойота» понеслась по ночным улицам, улочкам, переулкам и окраинам Сочи. Таксист не только умел водить и хорошо знал родной город, но и оказался просто башковитым парнем. Одних преследователей он оставил блуждать в узких закоулках через полминуты погони, от других избавился минутой позже, а потом он обнаружил и довольно долго играл в пятнашки с парочкой мотоциклистов. Получилось даже забавно, выброс адреналина был такой, что не на всякой американской горке в луна-парке доведется испытать.

Однако я недооценил своих преследователей. Скорее всего от них требовалось не просто следить за мной, а остановить любыми средствами. Что они и сделали. В какой-то момент мотоциклисты вдруг отстали, словно по команде, а на следующем же перекрестке сразу с двух сторон, не оставляя шанса, поперек выскочили два фургона. Синяя «тойота» с визгом шин и заносом успела увернуться от одного, но уже в следующее мгновение правым бортом врезалась в кузов другого.

Студнем болтающийся тент кузова был последней яркой вспышкой воспоминания. Следующим оказался беленый потолок с молочно-желтыми плафонами ламп. Я очнулся, лежа на кровати, лицом к слепящему полуденным солнцем окну, голый, и остатками сознания долго пытался связать потолок и борт грузовика. Затем к вернувшемуся зрению подключились обоняние и слух, уловившее стойкий запах антисептика и эхо большого помещения. Вывод, что я оказался в больнице, напрашивался сам собой.

Последним, с каждой секундой становясь все более невыносимой пыткой, вернулось осязание. Не было мышцы в моем организме, которую не сводило бы судорогой или ломотой, не было нерва, который не горел бы огнем. Но это было отлично, потому что я чувствовал, хоть и через боль, каждую клетку, чего нельзя было сказать о правой руке. Мелькнула даже паническая мысль, что я остался без самой ценной конечности, но беглый осмотр успокоил меня и озарил неприятным открытием — правая рука была заведена к изголовью кровати и прикована наручниками. В левом бедре торчали несколько длинных разноцветных игл с трубками, которые тянулись к пузатым пакетам с лекарством на стойке капельницы в изголовье кровати.

— Очнулся? Ну наконец-то!

Я с великим трудом перевел деревянный взгляд на источник неприятного звука и рядом с кроватью увидел типа в полицейской форме с погонами капитана и шевроном уголовного розыска. Лица толком разглядеть не удалось, доблестный служитель закона сидел между мной и окном, злые солнечные лучи превратили его в размытый силуэт. Силуэт издал гадкий звук — то ли хохотнул, то ли кашлянул.

— Спасибо, удружил! Я из-за тебя тут поселился. Второй день уже кукую!

К горлу подкатил раскаленный колючий комок и я зашелся в долгом сухом кашле. Однако на это не отреагировала ни одна сволочь в белом халате, даже не заглянула в палату, не поинтересовалась. Хороша больничка.

— Рука, — не своим голосом просипел я.

— Какая еще рука?

— Наручники. Онемела.

Чертыхнувшись, полицейский бросился освобождать руку. Онемевшая конечность безжизненной плетью упала вниз и ударилась о пол тыльной стороной ладони, но я этого даже не почувствовал. И только потом, спохватившись, он приковал к изголовью кровати левую руку, хотя опытный в этих вопросах полицейский сначала защелкнул бы на левой руке и только потом расстегнул наручники на правой.

— Полегчало? — спросил он и, не дожидаясь ответа, швырнул на кровать какие-то бумажки в файле. — Что это?

— Не вижу, — соврал я, сжимая-разжимая правый кулак, пока наконец-то не почувствовал долгожданное покалывание сначала в кончиках пальцев, потом и во всей руке.

— Это ксерокопии всех найденных у тебя удостоверений: ФСБ, МВД, МЧС, прокуратура. Есть объяснения?

Странный полицейский. Вроде бы капитан, а допрашивать не умеет, наручниками пользуется неопытно. Еще и форма эта, которую грамотные сыскари надевают пару раз в год исключительно по случаю каких-нибудь торжеств. Где же его учили? Да скорее всего нигде, это был явно ряженый в полицейскую форму и в меру дарованных природой актерских способностей изображавший стража закона.

— Есть.

— Ну?! — тот аж подался вперед в наивном ожидании признания.

— Сам читай.

— Что?

— Не что, а где. Начни с закона «О полиции». Потом проштудируй закон «Об оперативно-розыскной деятельности». Ну а заполируешь конституцией Российской Федерации. Как прочитаешь, приходи, поговорим за эти бумажки.

Полицейский вскочил и раздраженно пнул мою кровать. Странно, но болью это ни в одном моем члене не отдалось. Скорее всего какие-то лекарства начали действовать.

— Да я тебя…

— Пошел вон, — едва слышно промямлил я и закрыл глаза.

Он долгую минуту пыхтел надо мной, но потом вдруг собрал бумажонки и выбежал из палаты, что лишь подтвердило мои догадки. Как-то слабовато отыграл он роль, даже не старался особо.

За время вынужденного одиночества удалось осмотреться и сделать из увиденного кое-какие выводы. Я лежал на единственной кровати посреди просторной палаты. С трудом повернув голову, одним глазом разглядел-таки открытую дверь с темным проемом коридора, из которого доносились редкие голоса невидимых обитателей той странной больницы. Огромная палата, единственный пациент, никакого медицинского оборудования, кроме примитивной капельницы, не было даже захудалой прикроватной тумбочки.

Очередные гости ко мне пожаловали уже вечером. Место капитана занял лысый, уверенный в себе крепыш без шеи, но с солидным животом, забавно округлявшим пиджак мятого синего костюма. Этому уже не нужно было кого-то изображать, он явно был настоящим полицейским. Его окружал отряд амбалов в камуфляжных комбинезонах.

— Ознакомьтесь и распишитесь, — сказал лысый хорошо поставленным командирским голосом и швырнул мне на грудь планшет с каким-то бумажками под зажимом. — Это постановление о возбуждении против вас уголовного дела.

— Не могу, — снова соврал я, почему-то веселея, даже захотелось рассмеяться. — Рука в наручниках онемела. Ваш коллега так затянул, что отнялась. До сих пор не чувствую. Как бы ампутировать не пришлось.

— Не беда. Левой распишитесь.

— Не, не распишусь. Сначала я должен прочитать документы. Но увы! Зрение уже давно не то. Очки нужны.

Коренастый хмыкнул, сверля меня ледяным взглядом.

— Не беда, — пожал плечами он и, лениво махнув кому-то за моей спиной, приказал: — Понятых сюда!

Рядом с ним возникли камуфляжные тени.

— Все процессуальные действия производятся в присутствии понятых и с использованием видео — и звукозаписывающей аппаратуры. Итак, в соответствии со статьей 14 Федерального закона «О полиции»…

Тараторил он весьма профессионально, чувствовалась многолетняя выучка. Правда, выучка это была не прожженного оперативника, а канцелярской крысы из отдела кадров или пресс-секретаря районного ОВД. Кого для спектакля нашли в спешке, такого и подключили. Правда, не понятно было, зачем этот спектакль?

–…принято решение о вашем этапировании в следственный изолятор города Краснодар для проведения дальнейших процессуальных мероприятий в рамках открытого уголовного дела. Вам все понятно?

— До последнего слова! — отрапортовал я.

— Не паясничайте, молодой человек, — сказал коренастый, направляясь к выходу. — Вы угодили в переплет, из которого не выбраться.

С этим было сложно спорить.

— Судя по обнаруженному у вас набору фальшивых документов, вам светит от десяти лет строго режима, — попытался запугать меня коренастый. Секунду подумал и решил усилить: — И это если еще судья добрый попадется.

— Четыре года максимум, — через силу улыбнулся я. — И то, если докажут умысел и что они вообще мои.

Коренастый дернулся как от пощечины. Но тут же совладал с эмоциями и процедил:

— При обычных обстоятельствах, молодой человек. В городе находится президент. А тут вы со своими фальшивками. К тому же…

— Вы мне, кстати, не представились и не продемонстрировали удостоверение, — устало перебил я. — Настоящее удостоверение. Ваше. С печатями, фотографией, званием?

Он какое-то время раздраженно сопел, сверля меня взглядом, а затем бросил кому-то:

— Все! Я умываю руки. С самого начала было понятно, что на такое фуфло никто не купится, особенно этот…

— Вот сам ей и скажешь, — ответил ему кто-то. — Нам было приказано допросить, вот и допрашиваем.

— Ну да, заставь дурака Богу молиться…

Крепыш в синем костюме крутнулся на каблуках и вальяжной походкой вышел вон.

— Кретин! — бросил ему вслед кто-то за моей спиной. Затем набросился на камуфлированных громил, которые играли роль понятых: — По местам!

Те нехотя, превращаясь в конвойных, замерли у изголовья кровати.

— База! База! Я опекун. Готовы доставить посылку. Прием!

Ожившая рация ответила:

— База опекуну. Готовность десять минут. Подтверди. Прием.

— Опекун базе. Подтверждаю. Готовность десять минут. Конец связи.

Сбоку мелькнула тень. Обладатель рации и командир громил замер надо мной, а затем предплечье отозвалось неожиданной острой болью. Секундой позже я понял, что он мне сделал укол. Перед глазами снова все поплыло, предметы утратили очертания, звуки стали приглушенными, потянуло в сон.

Проверив пульс у меня на шее и одновременно заглядывая в глаза (я старался запомнить это лицо, но оно расплывалось бесформенным пятном), командир что-то невнятно сказал. Клацнули расстегнутые наручники, меня грубо схватили за ноги и под мышки, а затем швырнули на каталку.

— Твою мать! — выругался конвоир. — Все-таки вляпался в кровь!

— А когда ты не вляпывался?

Амбалы было заржали, но командир осадил. Встряхнув надо мной простыню, расправляя, он укрыл меня с головой, словно покойника. От простыни разило химической дрянью, щипавшей ноздри и саднившей в горле.

— Взяли? Выдвигаемся.

Каталку покатили, словно нарочно цепляя все углы и пороги. От тряски простыня чуть съехала и в открывшийся кривой треугольный просвет между собственными животом и ступнями ног я увидел много интересного. Оказывается, это была все-таки больница. Самая настоящая больница с дешевыми пластиковыми панелями на стенах, с постом дежурной медсестры в коридоре, с кроватями вдоль стен и распахнутыми в черным мрак больничных палат дверями. Оттуда долетали отголоски кашля, срывавшегося на стон крика.

— Неужели вы нас наконец-то покидаете? — откуда-то сзади, постепенно приближаясь, раздался властный бархатный баритон. Его обладатель мне казался великаном, всемогущим, чуть ли не моим спасителем. И словно подтверждая мои надежды, каталка остановилась. В просвет я видел, как из палат выглядывают и тут же прячутся испуганные белые пятна лиц.

— Да, — коротко ответил командир.

— Не подумайте, что я против, но неплохо было бы меня предупредить.

— Не по адресу. Я всего лишь выполняю приказ, — в голосе командира уже отчетливо звенело раздражение, грозящее перерасти в ярость.

— Как и все мы. Но в следующий раз постарайтесь все же. Ведь мне отчитаться как-то надо, документацию привести в порядок. Этот человек как-никак мой пациент.

— Был ваш, стал наш.

— Все-таки…

— Короче, док! — чуть ли не зашипел командир. Я представил, как он готовым к броску удавом навис над трепещущим сусликом в белом халате, в которого превратился давешний великан. Надежды на чудесное спасение улетучились. — Надоел. Я тебе в прошлый раз сказал и могу повторить. Не мне претензии предъявляй. Боссу звони!

— Но у меня нет контактов. Я бы с удовольствием пообщался с милой Еле…

— Вот и общайся. Ей затирай про сроки, договоренности, необоснованные расходы и прочую херню. Меня это не касается. Я доставляю туши. Остальное идет мимо меня лесом, тундрой и тайгой. Понял?

— Я же говорю, что у меня нет… — уже совсем жалко промямлил доктор и голос его из баритона превратился в плаксиво-просящий тенорок. Хотя, может это мне всего лишь казалось из-за действия лекарств.

— Тебе лучше вообще не говорить. Потому что херню несешь, как только рот открываешь. Уже третий раз ты меня цепляешь, отнимаешь время. Время! За время мне платят. Нас уже вертушка ждет, а ты меня цепляешь. Все! Ходу!

Каталка снова пришла в движение.

— Да пальцы ему сломать и все дела! — подал голос кто-то из громил, второй, поддерживая отличную идею, хохотнул.

— Я тебе сейчас голову сломаю, — рявкнул командир. — Он хирург. Ему нельзя пальцы ломать.

— Но не на руках же. Можно на ноге.

— На ноге? — удивился командир. — Ну, да. На ноге можно.

Они еще долго перешучивались на тему не вредящего делу членовредительства, а я старался запомнить в подробностях услышанный разговор. Врач и конвоиры вряд ли догадывались и очень удивились бы, узнай, насколько ценной информацией они меня одарили. Возникла даже крамольная мысль, что только ради этого следовало угодить в подобную передрягу.

Дурман от лекарств мешал, но я все равно пытался выстроить в подобие системы полученные сведения. Во-первых, босс была женщиной и ее звали скорее всего Елена, хотя возможны были и экзотические варианты вроде Елестемии или какой-нибудь Елекомиды. Во-вторых, и это было уже куда важнее имен, структура организации была примитивнейшая. Врачу было предложено контактировать с боссом, чтобы уладить низовой организационный вопрос. То есть управление организацией осуществлялось одним человеком в ручном режиме. Это уровень мелкой лавочки, внезапно распухшей до размеров корпорации. Денег и возможностей стало много, а сознание осталось по-прежнему мелколавочным. Что, собственно, и объясняло все нелепости в истории с олигархом и прокурором Матушкиным. Подобное обнадеживало и обещало самые радужные перспективы в будущем. Вывести на чистую воду контору с таким бардаком в руководстве было легко.

В предвкушении неминуемого обличения негодяев я и не заметил, как отключился. В себя пришел от укачивающей болтанки и не сразу понял, что носилки со мной сняли с каталки и тащили. Ноги холодил свежий ветер, а в изрядно увеличившийся треугольник в районе ног, ставший моим окном во внешний мир, я со смешанным чувством тревоги и удивления увидел залитую электрическим светом вертолетную площадку с замершей на ней винтокрылой машиной. И потому, как с каждым шагом моих конвоиров вертолет становился ближе и увеличивался в размерах, я догадался, что эти сволочи несли меня ногами вперед. Мало им наброшенной простыни, так еще и несли как покойника.

Вблизи вертолет оказался не таким большим, каким привиделся сначала, имел яркую желтую раскраску с цветными полосами вдоль борта и приметными красными крестами — вертолет санавиации.

Носилки довольно бесцеремонно скорее бросили, нежели поставили на бетон взлетки.

— Сопроводиловка? — потребовал кто-то.

Зашуршали бумаги, зацокали языки.

— Изолированная травма нижних конечностей, — бубнили прямо надо мной, — средняя тяжесть, ушиб мягких тканей, подозрение на воздушную эмболию… Стоп! Не проще ли «скорой»? С эмболией можем не довезти.

— Вези, чем хочешь, док, — буркнул командир конвоя. — Хоть на велосипеде. Теперь это ваш головняк. Расписаться не забудь.

Носилки со мной снова подняли и погрузили в салон вертолета, пристегнули ремнями прямо поверх простыни.

— Взлетаем мягко, — услышал я голос врача, словно из другой комнаты. — Если еще одного холодного привезем, то не видать премии.

— Настолько тяжелый, что ли?

— Нет. Побитый немного. Скорее всего после ДТП. Но его лошадиной дозой трамадола накачали и есть подозрение на воздушную эмболию.

— Это что?

— Пузыри газа в крови. Ерунда, скорее всего. В этой больнице всегда перестраховываются и пишут лишнее.

— А если не ерунда?

— Тогда не довезем. Пан или пропал.

Грузовые двери захлопнулись на удивление тихо и со звуком, больше присущим люксовому автомобилю, нежели летающей бочке. Только я успел подумать, что вертолет готовился взлетать, как ожила силовая установка машины. Поначалу я на этот свист не обратил внимания, приняв за отголоски звона в ушах, но с каждой секундой он нарастал, превращаясь в монотонный гул. Когда кушетка подо мной начала дрожать, я сквозь болезненную дремоту осознал, что причиняющие физическую боль раздражители атакуют мои тело и сознание все же извне, а не являются плодом наркотического бреда. Тем временем шум лопастей крутящегося винта нарастал, дрожь переросла в тряску и, когда стало совсем невыносимо, вертолет наконец взлетел.

Поначалу стало даже легко и я себя почувствовал парящим в невесомости без страданий и боли. Но мгновение спустя прилив блаженства сменился захлестнувшим шквалом страдания. Я не раз терял сознание и выплывал из липкого небытия в сопровождении терзавших кошмаров моего реального прошлого, вернее одного единственного, но с разным исходом. Снова вертолет, снова кушетка, снова взлет, снова боль. Вот только вертушка была не чистенькой иномаркой, а старым гремящим армейским транспортником, битком набитым такими же ранеными. Город был не уютным летним Сочи, а забытым в кровавых девяностых годах прошлого века слякотно-осенним Гудермесом. И болело не все тело, а развороченная осколком нога, но болела так, что не помогали никакие обезболивающие и ни стонать, ни терпеть боль не было сил. В реальности меня, молодого офицера военной прокуратуры южного военного округа, благополучно довезли до Владикавказа, прооперировали и спасли ногу. В кошмарах же я горел в падающем вертолете, бился во время ампутации ноги без анестезии, безуспешно пытался выбраться из-под горы заиндевевших трупов в изодранной военной форме, тонул в озере огня вместе с обломками рухнувшего вертолета.

Когда я в очередной раз пришел в себя, то не сразу понял, что меня окружала тишина, что кушетка подо мной больше не тряслась и что вертолет, похоже, стоял на земле. Неужели прилетели?

— И долго? — спросили прямо надо мной. Голос, вроде как, принадлежал врачу.

Ответ я не расслышал, говоривший был снаружи.

— И как мы объясним, что места нет? Это же не автобус!

Снова неразборчивое бурчание.

— Ну разве что так. Если контейнер стандартный, то можно и штабелем. Тушу сверху привяжем.

Вдруг все разговоры прекратились и скоро до моих ушей донесся шум подъехавших автомобилей. Захлопали дверцы, послышались крики.

— Это еще что? — услышал я и буквально кожей почувствовал, что говорили обо мне.

— Груз.

— Убрать! — не признающим возражения тоном приказал некто.

— Нет. Наш груз приоритетный, — спокойно сказал доктор.

— Да ты знаешь, кто это?!

— Не имеет значения.

— Да что б тебя… Саня, Толя! А ну сюда!

— Прекратите балаган. Лучше помогите закрепить наш груз поверх вашего контейнера. Только так мы отвезем вашего подопечного в Краснодар. Или вместе с нашим грузом, или он не летит вовсе.

В Краснодар! Мы таки летели в Краснодар.

— Ладно, — уже без былого запала буркнул обладатель властного голоса. — Саня, Толя! Давайте, выгружайте этого, на носилках.

Упомянутые Анатолий и Александр выволокли мою кушетку из вертолета и бросили на землю. Бросили так, что в глазах у меня пара фейерверков выстрелила под звук клацнувших зубов. Рука дернулась было, рефлекторно потянувшись к ушибленному затылку. Спохватившись, я настороженно замер, но, похоже, мою неуместную активность никто не заметил. Вряд ли этому способствовало небрежное обращение с моим бренным телом, скорее всего просто ослабло действие трамадола и мне бы очень не хотелось получить новую дозу. Для верности шевельнув нижней челюстью и почувствовав это, я с животным наслаждением облизал пересохшие губы. Организм просыпался, медленно выбирался из трясины лихорадочного забытья. При этом я понимал, что скоро вернется и настоящая боль. Но даже это в тысячу раз лучше давешнего паралича с единственным вариантом лежать и пялиться в одну точку.

Зажав уголок простыни пальцами ног, я с величайшей осторожностью потянул, каждую секунду ожидая окрика. Но моя хитрость осталась незамеченной и удалось освободить от укрывавшего меня савана сначала правый глаз, а потом и левый. На этом я благоразумно остановился, надеясь, что со стороны все выглядело так, будто простыня сползла сама.

Получив возможность не только слышать, но и видеть происходящее, я первое время не мог сориентироваться. Вертолет, фрагментарно выхваченный из темноты несколькими мощными лучами, нависал надо мной громадой корпуса. Я лежал на земле у левого борта и из-под днища мог наблюдать за мельтешением ног по правую сторону. Насчитал семерых, не считая людей в летных и медицинских комбинезонах.

Поняв, что мной вообще не интересуются, я уже смело огляделся. Перед вертолетом стояло несколько черных джипов и фургонов с включенными фарами, которые объезжала, опасно раскачиваясь на неровностях дороги, белоснежная карета «скорой помощи». Обогнув вертолет, она на какое-то время выпала из поля зрения, но потом снова возникла уже позади вертолета, неуклюже пытаясь пристроиться к нему максимально близко. Когда же распахнулись ее задние двери, давая возможность разглядеть содержимое, у меня внутри все сжалось. Конечно, была вероятность ошибки, действие лекарств и обманчивость ночи могли сыграть со мной злую шутку, но сомнения отпали, когда выволокли из медицинского фургона что-то похожее на обтекаемый черный саркофаг с плоским дном. По бокам у этого корыта имелся ряд рукоятей для переноски, чуть выше виднелся шов, разделявший массивное основание и полупрозрачный матовый колпак. Вживую эту диковину я видел впервые, но по описанию прокурора Матушкина точно знал, что именно увидел — точно такой же контейнер стоял рядом с трупом олигарха.

В сопровождении сопенья и шарканья ног саркофаг бережно занесли в вертолет. Через минуту туда же отправили и носилки со мной, снова привязали. Мордовороты не обратили внимания на мое почти открытое лицо и позволили рассмотреть салон изнутри. Контейнер стоял на месте моих носилок уже пристегнутый множеством ремней и у меня создалось впечатление, что это не первая и далеко не спонтанная перевозка подобного груза. Под него имелась площадка с системой ременной фиксации и ограничителей, из открытого в носу лючка этого гроба тянулся широкий шлейф проводов, подключенных к электросистеме вертолета.

Врач сразу заметил съехавшую простыню и, хоть я и изображал лежащего в беспамятстве с закрытыми глазами, резким рывком натянул ее обратно. Сделал это буднично, безразлично, как уставший санитар в морге. При этом смотрел он будто сквозь меня.

Тем временем возникла новая, но вполне предсказуемая проблема.

— А вы куда собрались?!

— Мы должны сопровождать!

— И без вас перегруз намечается, — отрезал доктор.

— Ну тут еще много места!

— Это не маршрутка со стоячими местами! — голос доктора уже звенел. — Самый легкий из ваших троглодитов утяжелит вертолет на центнер, а у нас каждый килограмм на счету.

— Тогда выкидывайте этого вашего! Без сопровождения нельзя!

Возник проблеск надежды, что меня все-таки действительно выбросят или хотя бы доставят в Краснодар менее шустрым и опасным транспортом. Но доктор погасил надежду:

— Мы это уже обсуждали. К тому же, быть может именно эта туша предназначена для вашего клиента? Вы его сейчас выкинете, а в Центре окажется, что он был единственным подходящим донором.

И двери вертолета захлопнулись, одновременно и мне отрезая путь к спасению, и обладателю властного голоса вместе с троглодитами не давая попасть внутрь вертолета.

Взлет возымел не столь разрушительное воздействие на мой истерзанный организм, как в прошлый раз. В начале, конечно, замутило с одновременным появлением стойкого позыва провалиться в небытие. Но я переборол желание плоти, в моем положении лишиться сознания было равнозначно утрате жизни. Я должен быть готов использовать любой шанс спастись, а сделать это будет проблематично в беспамятстве.

Скрытый простыней, я принялся осторожно разминать мышцы. В сопровождении с дыхательной гимнастикой систематическое сокращение и расслабление мышц от кончиков пальцев ног до шеи хорошо помогали привести тело в тонус. Разминка помогла убедиться и в цельности всех костей. Налфубин, промедол, фентанил и прочая химия, которой меня пичкали последние сутки, могли сыграть злую шутку с организмом. Не раз видел, как люди довольно шустро бежали с простреленными ногами и сломанными ступнями всего лишь под действием адреналина. Самое гадкое в этих историях, что потом эти шустрые беглецы попадали на стол к хирургам для ампутации, потому что вылечить столь запущенные переломы и повреждения было невозможно.

Неожиданно я каждой клеточкой организма почувствовал, как вертолет слегка накренился в повороте и как будто провалился, еще противнее взвыли двигатели, закладывая уши. Летчики молодцы, совершили вираж и посадили машину очень аккуратно, будь я не в полуобморочном состоянии, то и не заметил бы. Борясь с желанием блевать и одновременно пытаясь определить, где верх, а где низ, я с удивлением обнаружил отсутствие тряски и относительную тишину. Турбины еще какое-то время посвистывали, с каждой секундой стихая, но того сверлящего в основании черепа гула уже не было, принося невероятное облегчение. Тем временем в салоне вертолета началась возня. Неразборчиво бубня и постоянно задевая мою койку, кто-то сновал взад-вперед, раздавались щелчки многочисленных тумблеров и клацанье защелок.

Когда открыли люки, в медицинскую затхлость летающего госпиталя ворвался прохладный воздух, наполняя пространство свежими ночными ароматами и новыми звуками, прежде всего голосами. Снаружи скандалили, причем даже без контекста было понятно, что кого-то пугали невообразимыми карами.

— То есть как? — услышал я голос врача. — Нам ничего не сказали. В сопроводиловке…

— Заткнись! — прорычал кто-то. — Что вы ему вводили?

— Ничего. Мы его приняли в таком состоянии.

— А это что в сопроводиловке?! Вот! И вот!!! Ты читать умеешь, животное? Тебе же прямым текстом сказали, что шкуру спустят, если хоть один волосок с его головы пострадает. А ты его вообще овощем привез!

Мне сразу захотелось заглянуть в саркофаг и узнать, кого же столь важного привезли вместе со мной.

— Да я думал, что тушу везем для какой-то шишки…

— Тушу?!

— Да беспокоиться не о чем. Все показания в норме. Пульс, дыхательный ритм, давление в пределах…

— Я тебе такие пределы покажу, тварь!

Чья-то волевая рука сорвала с меня простыню.

— Он еще и связан! И почему он голый?!

Послышались хлесткие звуки разрезаемых ремней. Мгновенно стало легче. И внезапно оказалось, что речь шла не об обитателе саркофага, а обо мне. Про саркофаг вообще забыли.

— Одеть его!

— Но…

— Вот сам и раздевайся! Размер, похоже, один. И тапки свои не забудь.

И врач принялся покорно стягивать комбинезон и мягкие белые туфли. Через минуту я лежал, уже одетый и со стороны наверняка напоминал просто прикорнувшего доктора.

— Почему он без сознания?!

— Не знаю. Странно. По идее…

— Заткнись! В реанимацию! Немедленно!

Носилки со мной бережно вынесли из вертолета. Сквозь прищуренные веки я огляделся в поисках моего освободителя и очень удивился, увидев коренастую женщину в зеленой медицинской спецодежде с отражающими полосками на штанах и куртке. Правда, принадлежность к слабому полу была условной и дама напоминала чемпионку мира по метанию молота. Такая половину мужиков на ноль помножит не задумываясь. За ней стоял грузовой черный микроавтобус с распахнутыми дверями и толпилось с десяток народа в такой же спецодежде, как и грозная мадам с прокурено-простуженным голосом. Чуть поодаль замер промышленный погрузчик с манипулятором на стреле. Над ними, теряясь в рассеянном электрическом свете, нависала темная громада многоэтажного здания.

Как только меня выволокли из вертолета, погрузчик рыкнул мощным дизелем и, лязгая раскачивавшимся манипулятором, тронулся с места. Оживились и люди. Через секунду вокруг саркофага началась суета. Но как его извлекали из вертолета и грузили в фургон, мне увидеть не довелось. Загораживая окрестности могучими плечами и прочими атлетическими частями тел, двое дюжих молодцов схватили носилки со мной и по хорошо освещенной дороге чуть ли не бегом понесли к зданию. Слава Богу, понесли теперь уже головой вперед.

Как только наша процессия свернула за угол и попала на скудно освещенный участок, я внезапно для санитаров «ожил». Вряд ли они поняли, что произошло. Несший носилки сзади лишь успел округлил глаза и открыть рот, когда я вырубил его ударом ноги в подбородок. Санитар утробно булькнул, будто поперхнулся, а затем рухнул на меня, не выпуская носилок. Его напарник сразу же выронил ставшую непомерно тяжелой ношу, по инерции прошел пару шагов и только потом бросился помогать упавшему товарищу, и скоро «прилег» рядом. Со стороны выглядело так, будто его ударил лежавший на мне санитар. На самом деле бил я, точно в стык верхней и нижней челюстей, отработанным и проверенным ударом, на несколько минут выбивавшим дух из любого.

Полежав несколько секунд и собирая мгновенно растраченные силы, я кое-как спихнул с себя две туши и впервые за сутки поднялся на ноги. Ощущения были так себе, словно это не я только что, а меня нокаутировали. Перед глазами плавали фиолетовые пятна, окружающий мир раскачивался, будто я стоял на палубе корабля в пятибалльную качку.

Держась стены здания, я побрел в противоположную сторону, благо там и электрического света было поменьше и вроде как различались очертания высокой ограды.

Подойдя ближе, я действительно обнаружил забор из темного металлического профиля, однако его высота кроме отчаяния никаких эмоций не вызывала. Перелезть-то, наверное, я бы смог, особенно изнутри по каркасу, но спрыгнуть с него на противоположную сторону без травм вряд ли получилось бы. Чертыхнувшись, я побрел вдоль забора.

Путешествие показалось многочасовым с перспективой превращения в бесконечное. В действительности оно вряд ли длилось больше пяти минут, сказывались общая слабость и крепнувшее ощущение безнадежности. Не добавляло уверенности и полное отсутствие информации о месте, куда меня привезли. Простая больница, пенитенциарное учреждение, пресловутый филиал центра нетрадиционной медицины, на сей раз краснодарский? От этого зависела специфика охраны и сил, которые должны были бросить в погоню за мной. Каждую секунду я ждал воя сирены, криков, остервенелого собачьего лая и метавшихся в темноте лучей прожекторов. Тела санитаров уже должны были обнаружить и поднять тревогу, но почему-то ничего не происходило. Я это воспринимал как часть хоть и непонятного, но все же плана. Была и надежда, что меня вообще не хватились, но я всегда исходил из худших вариантов развития событий. Если в моей изрядно оскудевшей чаше кармы еще оставалось хоть несколько чудесных капель удачи, то искать меня должны внутри здания, вокруг вертолетной площадки или где-нибудь еще дальше от того бесконечного забора, вдоль которого я плелся. Мне нужно было всего несколько минут форы.

Выход обнаружился внезапно. Забор уперся в ярко освещенную будку со шлагбаумом, за которым была свобода. От шлагбаума убегала желанная, манящая приглушенным белым светом уличных фонарей дорога в город, огни которого просматривались впереди за деревьями сквера. В будке обнаружился невероятных размеров жирный тип в униформе с нашивками охранника, но он сладко спал на стуле под убаюкивающий голубой свет мониторов камер слежения. На одном из экранов я увидел себя, заглядывавшим в окно будки. Чуть ли не с обожанием глядя на храпевшего толстяка, я сразу успокоился. Если здесь так обстояло дело с охраной, то никакой это не режимный объект, где подобные типы при трудоустройстве даже собеседование не прошли бы.

Прокравшись мимо шлагбаума, я просто вышел на дорогу, взял чуть в сторону от ее освещенной части и, спотыкаясь, побрел в город. Тем более, метров через сто обнаружился какой-никакой тротуар и можно было плутать по ночным улицам без опаски попасть под колеса случайного авто.

Получасовая прогулка забрала остатки сил, но принесла и долгожданный результат. По номерам на машинах и названиям улиц я с успокоением констатировал, что меня таки доставили в Краснодар.

Первое попавшееся неприметное место, где можно было бы передохнуть, оказалось скамейкой возле закрытого продуктового магазинчика. С облегчением откинувшись на жесткую спинку, я закрыл глаза. Оставалось надеяться, что я напоминал уставшего выпившего человека, к которому со стороны окружающих обычно не бывает ни вопросов, ни претензий.

Очнулся я от неприятного раздражителя и не сразу понял, что это был бивший в глаза свет, чувствовалось даже исходившее от него тепло. Он был так ярок, его было так много, что казалось, будто кроме света в мире ничего не осталось.

— Живой! — свет резко скакнул в сторону и потух. — Эй! Доктор! Ну и нализался. Медицина, слышишь?! Ты на работу или с работы?

Кто-то стремительно наклонился к моему лицу, с шумом втянул воздух и тут же отпрянул.

— Не, он не пьяный. Лекарствами разит. Наркоман, что ли?

— Не, походу просто устал. Тут рядом больничка, оттуда наверное. С дежурства на автопилоте прет. У меня сеструха так же вкалывает в БСМП.

Щурясь, я во мраке разглядел две фигуры, вроде как в форме.

— Ребята, сморило меня, — выдавил я из себя, на лету подхватывая подброшенную идею с усталостью на работе. — Вторые сутки на ногах. Оптимизация медицины на марше. Работать некому, вот и приходится…

Ко мне кто-то наклонился, в лицо ударил жар чужого дыхания.

— А ну-ка!

Меня подхватили и с другой стороны, а потом буквально понесли.

В ходе короткого разговора выяснилось, что парни были казаками и возвращались домой после ночного патруля. Балагуря и подбадривая меня, они живо донесли мое мало на что годное тело до стоявшей невдалеке машины.

— Тебе куда, медицина? Домой или на работу? Можем подбросить.

— Да нет, не нужно…

— Не дело на улицах спать. Сейчас хоть и лето, а сквозняком легко может прохватить.

— Да и мало ли, — вторил ему другой. — Ночью лихих людей хватает. Обидеть могут.

— Так куда тебя?

И тут-то в голове сам всплыл адрес бывшей жены. Помнится, она в гости звала накануне? Вот и повод нашелся.

— Гидрострой. Улица Мачуги.

Поначалу казаки напряглись, заставив меня насторожиться — вдруг, это все-таки не Краснодар, но потом все объяснилось.

— Далековато, — с растягом сказал один и посмотрел на другого, неловко почесывая затылок.

— Вот я и говорю, — ухватился я за возможность. — Ничего со мной не станется. Сейчас такси вызову и все будет нормально!

— А деньги-то у тебя есть? — засомневался первый.

— Да какие сейчас деньги? «Яндекс» вызову и…

И я осекся, поняв, что у меня нет ничего, кроме медицинской униформы. Спасая ситуацию, я для вида похлопал себя по груди и бедрам в поисках телефона.

— Да что же это? Вроде брал. Помню же, что брал.

— Походу, тебя уже обчистили, медицина! — весело констатировал казак, невольно подыгрывая мне.

— Ладно, — мрачно сказал другой, как-то обреченно махнул рукой и распахнул заднюю дверь старенькой «хонды». — Поехали.