Крылья для демона

Евгений Орлов, 2012

«Свинцовые тучи зацепились меж «крейсеров» и опрокинулись чилимой – морось продрала до души. От остановки предстояло отскакать с полкилометра. - А что делать, Тёма, что делать? – Рома убеждал, по большей мере, самого себя. – Скоро белые мухи полетят, башмак надо покупать…. – Рома походил на Мефистофеля: огромная башка (волосы, похоже, не росли с младенчества), прижатые уши с острыми кончиками, недовольное лицо: уголки губ приспущены, как казацкие усы. Шарообразные плечи не вяжутся с цыплячьей шейкой и холеными кистями. – Уважаемый, закурить?.. – Рома зацепил очередного прохожего – невзрачный семьянин перепрыгнул по кирпичам на другую сторону. Рома глазами уничтожил жертву. – Что за горы, блин!..»

Глава 3. Артем.

Детство томило медом, комсомольская юность — грейпфрутовой горечью. Зрелость… Скучная станция с щемотой в груди, будто не успеваешь запрыгнуть на подножку экспресса. Сидя под часами, потешаешься над бегущими, злорадствуешь, если кого затащило под колеса, клюешь себя: «Вот-вот, притормозит — запрыгну». Не тормозит… Ромка вернулся с чебуреками.

— Держи, Азат привет передает.

— Лучше б денег передал, — Артем принял жареный «лопух», обжигаясь, откусил. По подбородку потек мясной сок. — Блин! — Утерся рукавом. — Долго еще ждать? — Ромка бухнулся на лавку, смятый пакет полетел мимо урны.

— А я знаю? — он вытянул ноги. — Покурить бы… — Сосредоточено смаковали подгон татарина.

— Башка трещит, — пожаловался Артем. — Чем бы комок размять?

— Я говорил: бухло от дьявола, трава — от Бога, — вставил Ромка.

— Хиппи, блин. Попроси, чтобы волосы выдали. — Артем стряхнул с пальцев жир, нашелся — вытер об лавку.

— Зачем они мне? — сморщился Ромка.

— Пробором зачесывать, страшилище.

— Пробором… А что за дракон вчера крест пугал? — Мимо: бомжи, менты, торгашки в засаленных фартуках, очкарик приторговывает газетой. Под виадуком ползают электрички. Таксисты спартанской фалангой перегораживают мост, ревниво «пилят» опассажиренных частников. Помойные голуби сражаются под ларьками и мангалами. Ночь для нескольких бухарей еще не закончилась — вымогают свежие «фонари» от попутчиков.

— Ну, его, Засранца, поехали к бабе Нине, — предложил Артем.

— Успеем. Гульденов нема.

— Что тех гульденов?

— Пять сотен.

— Чувствую, обернутся они…

— А че делать, Тёма, че делать? — Ромка привычно развел руками. Товарки покосились. Делать нечего — тут Мефистофель прав. Ромка поправил спортивную сумку. — Может, по пивку, беспризорник?

— Не может! — Артем проводил глазами почтовый поезд. Спекулянты заволновались, оглядываясь, поскакали к платформе. Кивнул. — Наш?

— Наш. — Ромка встал, окинул взглядом парковку. — Где Засранец? Без машины палево.

— Жить так палево! — буркнул Артем, закрыл глаза, с Золотого Рога потянул дизельный смрад — вояки проворачивали механизмы. Еле слышно Артем прошептал. — Что я делаю?..

Рядов приехал минут через десять, когда на платформе вовсю перла разгрузка. Грузчики услужливо подкатывали тележки, из вагонов летели ящики-баулы, крикливые барышни и мордатые интеллигенты делили места: визжало, плакало и материлось.

— Поперло барыжье счастье! — обрадовался Ромка.

— Где он, видишь его? — спросил Артем. Рядов привстал на ограждение, перегнулся.

— Да, вон он, в «варенке». С усами.

— Грач?

— Кто? — изумился Рядов.

— Черный?

— Фиг с ним — лишь бы не голубой, — хихикнул Ромка, пригубил протеина из баночки.

— Азер, кажется, — предположил Рядов; спрыгнув на тротуар, сунул руки в карманы. — Ну что, беретесь?

— Три сотни маловато, — начал Артем.

— Разговор был о пяти, — поддержал Рома. Рядов многозначительно наморщил лоб.

— Андрей Юрьич…

— Ясно — зажал! — закончил Ромка. — Две сотни на покупку дома в Альбукерке не хватило.

Рядов покраснел, ткнул в грудь указательным пальцем.

— Ты…

— Еще раз так сделаешь, Джоник — палец сломаю, — пообещал Артем. Рядов спрятал палец в кулак. Ромка повесил ему на руку сумку.

— Барин, присмотри. Только не уезжай без нас — у меня там каша.

— Какая каша? — опешил Рядов.

— Гречневая, с мясом, — признался Рома. — В банке.

— Нафига?

— Гы, Джоник — а че делать, че делать? — Они собрались уходить, Рядов путаясь в сумке, напомнил:

— Завтра на собрании его быть не должно. — Артему приспичило охолодить его:

— А давай наглушняк? — Рядов взбледнул.

— Как?..

— А че, Джоник, триста доларей — деньги хорошие, — объяснил Ромка. Рядов беззвучно открыл рот. Ромка развил тему:

— Поймают, все не зря — сидеть хорошо будем, тебя комсоргом в лагере сделают. Выйдем — по сотне зеленых на брата. — Рядов сообразил, кто будет третьим, сплюнул в сторону:

— Ну вас!

— Да я ж не с-сука — молчать не буду! — мрачно пообещал Ромка.

— Козе понятно, — Артем потянул товарища к виадуку. Метров через пятьдесят Ромка прошипел.

— Скрысил две сотни, козлина.

— Да понятно, — Артем уже искал в толчее злополучного кавказца. Из норки тоненько пропела совесть. — Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…

— Чего? — Ромка таращился на горы иностранного добра.

— Ничего.

— Гляди, Тёма, Камел грузят….

— Вот он, — Артем тронул друга за плечо. — Иди за угол. К туалету.

— Как?

— Спугнем — он тревожный, — объяснил Артем. — Там подцепишь.

— Яволь! — Ромка ссутулился — спина колесом, уши под воротником — залавировал между тележками. Проурчал моторами кар: грохочет цепь тележек, счастливые обладатели тюков сидят поверх добра, как беженцы в Гражданскую. Потрепанный вагоновожатый хрипит на тетку с золотым скорпионом на шее. Джинсовая спина гарцует у пирамиды коробок…

— Ваган Эдикович?

Мужчина дернулся — в руках два блока сигарет — развернулся.

— А? — Куртка раздулась, из-под ворота выглядывает свитер плотной вязки, над орлиным носом — бейсболка «Калифорния». Спортивные штаны и солидные туфли: поверх глянца лунная пыль.

— Ваган Эдикович? — повторил Артем.

— Вага, что случилось? — женщина оставила в покое вагоновожатого.

— Что? — мужчина встопорщил усы, заложив руки за спину.

— Мне сказали, что я могу с вами поговорить…

— Вага, кто это? — женщина двинула бюстом.

— Я простите, по поводу КТП, у нас свет…

— Приходите в правление! — мужчина приготовился отвернуться.

— Но, простите… У меня электричка через час, а вы здесь… — Артем унизительно сжался.

— Вага, Артур не может ждать! — женщина заслонила бюстом свет. — Чего вы хотели?

— Лана, не мешай! — мужчина добавил что-то на своем языке, женщина надула губы, гортанно ответила, заламывая руки. Он переключился на русский. — В правление! некогда здесь!

— Электричка… — повторил Артем затравленно. — Может, здесь договоримся? Я же понимаю, не бесплатно… — Мужчина заиграл глазами, сдался:

— Только быстро, ты с какого участка?

— Сто восемнадцать, у нас линия старая, мы бы хотели подсоединиться к вашему товариществу. Ольга Николаевна говорит — вы иногда позволяете. У меня семья…

— Семья, — повторил мужчина. Заиграл под черепушкой арифмометром. Родил. — Три сотни!

— Спасибо, Ваган Эдикович! Конечно! А какие бумаги? — Мужчина снисходительно посмотрел, как Артем суетит по карманам. — С бумагами сам сделаю.

— Вага, ты долго станешь болтать! — не выдержала женщина.

— Ай, женщина, не мешай!

Артем выудил, наконец, деньги, протянул ладонь. Ваган Эдикович опешил, разглядывая мятые бумажки, позволил себе улыбнуться.

— Ты что, дурак?!! Баксы давай! — Баксы, будут тебе баксы — отольются серебром…

— Баксы? — Артем жалобно приподнял брови.

— Баксы, баксы. Нет — проваливай, пожалуйста — некогда мне! Придешь, когда заработаешь. — Артем унижено переступил с ноги на ногу:

— Рублями никак? Откуда у меня доллары?

— Хочешь свет — плати, денег нет — сиди без света.

— Семья у меня…

— Эй, ты дурак? Посмотри, какая у меня семья, — Ваган Эдикович показал горластую жену. Артем покосился на угол — Ромка выглядывал из-за вокзального туалета — обреченно махнул рукой:

— Ладно… — Армян обтер ладонь о штанину — готовится принимать мзду. Артем трясущимися пальцами передал сотку из «гонорара». Волосатая ладошка «слизнула» денежку.

— Другие у жены, — завиноватился Артем, показал на угол. — Там. Пойдемте, заодно заявление… — Не давая возразить, переспросил. — А электрик ваш?

— Сам включай — только денег давай, — отрезал председатель дачного кооператива. Но за Артемом шагнул.

— Вага, ты куда! — увязалась жена. — Артур…

— Скажи, пусть подождет. Я доплачу.

— Чего ты заплатишь, откуда деньги, Вага?

— Цыц, женщина! — он вырвал рукав…

Вонь туалета охраняла безлюдье: Ромка вполоборота, да женщина в годах с сумкой-раскладушкой. Артем зашел за угол первым, отметил, что председатель не отстал.

— Валя, доставай деньги, мы договорились! — сказал он женщине. Та обернулась, глупо хлопая ресницами.

— Простите?.. — За спиной вякнули, Ромка смел армянина, придавив к стене. В ладонь скользнула арматура.

— Долги надо отдавать…

Председатель скрутился ежиком, подвывая от каждого удара.

— Ай, больно, а-а-а! — С его ноги слетел ботинок. — А-а-а!

— Что, урюк, любишь деньги? — под арматурой хрустнуло.

— Ай, мама-а! — Артем вытряхнул из кошелька купюры, пробил карманы, Ромка вскинул брови — небрежная пачка ассигнаций.

Отдельно — авансированный президент Франклин. Ромка уцепился за перстень.

— Брось! — Артем рассовал трофеи, откинул арматуру, в довесок пнул трясущееся тело.

— Брюл! Наташке подарю! — возразил Ромка.

— Брось! — Артем оторвал друга.

— Ах!

Они обернулись — псы над трупом. Жена армянина округлила глаза.

— Вага!.. — истошно заорала. — Вага!!!

— Заткнись, с-сука! — Ромка заозирался — чисто. Хлестко врезал в нос, она запрокинулась, захлебнулась: «Вага-а»!

— Помогите! — Ваган Эдикович шептал без малого акцента. — Помогите!

— Бог поможет, — пообещал Артем, наклонился низко-низко, выдохнул в волосатое ухо. — Долг отдай, в следующий раз — убью!

— Кому-у?! — заплакал армянин.

— Сдохнешь, грач! Лысый, ходу!

* * *

Рядов крутит руль, глаза — в зеркале заднего вида. Машину кидает по провалам; отзывается задняя правая стойка. Артем прислонился к стеклу; клокочет сердце; Ромка стучит ложкой: от стресса — жор; гречка кисло пованивает. Или это пот? Остов памятника Дзержинскому, ДВИСТ, «Пингвин» — «Корона» юзом входит в поворот. Ромка поперхнулся, оплевав переднее сидение.

— Полегче!

— Не трясись ты, проехали, — устало посоветовал Артем. Рядов послушался, машина пошла тише.

— К старухе? — поинтересовался он.

— К ней, — кивнул Артем.

— Когда с ней?.. Полгода возитесь… — Артем с Ромкой переглянулись — Лысый хмыкнул. Рядов не понял:

— Чего?

Ромка подмигнул.

— Крепкая — вчера холодильник на спине снесла, — объяснил Артем.

Ромка поддакнул:

— Блокаду пережила.

Рядов подрулил к обочине, припарковался, над подголовником показалось лицо-сковорода.

— Юрьевич ругается, подрядчики простаивают. Покупатель вроде нарисовался. — Ромка выскоблил остатки гречки, облизал ложку:

— Сочувствую — быстрее только топором.

— Юрьич загрыз.

— Джоник, а че делать, че делать? — Ромка честно уставился на Рядова. Артем открыл дверь.

— Джоник, не с-сы! — аванс потрачен, — сказал он, ставя ногу на тротуар. — Когда-нибудь мы ее победим.

— Гы, — подтвердил Ромка. — Про деньги не забудь. Что там, кстати, про гостинку?

— На продаже. — Рядов суетливо извлек портмоне, отсчитал две сотни. После паузы еще одну. — От меня.

— Брат… — Ромка выхватил бумажки, сделал вид, что целует руку.

— Ты чего? — Рядов по-заячьи подтянул кисть. — Чего!

— Ладно, Лысый, пошли, — Артем вытянул друга из салона.

«Корона» вонзилась в поток, клаксон ударил по ушам, остановка хмуро проводила наглеца…

Единственный дух коммуналки, баба Нина, встретила соседей неприветливо. Прошаркала на кухню, пристукивая клюкой — узловатой, гладкой от времени палкой. Опечатанные комнаты проводили героиню с уважением.

— Как жизнь, баба Нина! — Ромка высыпал на стол гостинцы.

— Не сдохла! — буркнула старуха.

— Мы тебе пенсию принесли.

— Ироды!

— А че, Рядов — не приходил? — как ни в чем не бывало, спросил Ромка. Баба Нина выглянула из-под платка, громко харкнула и сплюнула в раковину.

— Был. Натоптал. — Дрожащая рука подтянула табурет, старушка опустилась, опершись на палку.

— И чего? — не выдержал Артем.

— Натоптал…

— Да, слышали. Спрашивал чего? — Старушка укусила глазами пачку пельменей, дождалась, когда закроется допотопный холодильник.

— Спрашивал.

–?

— Про здоровье интересовался.

–?

— Какое там здоровье? — ноги не ходют! — разозлилась баба Нина. — Чего он хочит?

— Чтобы комнату отдала! — прокричал Артем на ухо. Бабка подняла прозрачные глаза — как в первый раз:

— А мне куда? — Бесконечная пластинка забавляла. Артем улыбнулся:

— Квартиру тебе дадут.

— На кой она мне? (Пауза) Григорий, царствие ему небесное, здесь получил — я с ним!

— Живи себе, баба Нина, — не спеши! — успокоил Артем. Ромка наполнил чайник, разжег газовую плиту и нарезал вареной колбасы. Старушка принюхалась, оперлась двумя руками на палку.

— Еще этот с ним был… высокий, лохматый… Андрей Юрьевич.

Артем поправил чайник.

— И что?

— Все про вас справлялся.

— И? — Поймал взгляд Ромки: плакало жилище! Бабка перекрестилась на паутину:

— Прости, мя Господи… Ироды вы и есть: убивцы — со свету мене сжить решили.

Отлегло. Артем накромсал хлеб.

— Спасибо, баба Нина, — поблагодарил он.

— Ох, срамныя дела твои… Зачем столько? Убили кого? — старуха строго прищурилась.

— Зачем? — удивился Ромка.

— Лиходеи вы и есть — руки отмоешь, а душа черна. Было б, где жить траванули бы меня?

— Траванули, — весело признался Ромка.

— Господи, за что такое наказание? — старуха сдула чаинки со стола. Неожиданно заметила. — Блядь ваша толчок засрала — газету туда сунула.

— Гнала б ее, — Ромка заглянул в чайник. Даже не сипело.

— Согнала… Вы им рот подушкой затыкайте — бессонница у меня. Срам!

Артем порылся в карманах, ворох трофейных купюр разделил напополам, и пододвинул кучку к старушке.

— Чего это? — она отстранилась. Засаленные деньги воняли бессчетным количеством карманов. Узловатые пальцы неловко прибрали подарок. Баба Нина пронзила глазами Артема:

— Украл?

— Заработал.

— Заработал он… — старуха раскрыла артритную ладонь, купюры рассыпались по полу.

— Ну, мать! — Ромка бросил бутерброд.

— Знаете, отнесите-ка в церкву свою… получку! — посоветовала бабка и тяжело поднялась. — Мыться будете, не забудьте — слив протекает. Подотрете.

— Я хотел за квартиру заплатить, — бросил Артем вслед. Старческий скрип отразился неожиданно:

— За меня Гриша платит. Отнеси… — Дверь на кухню притворилась, шаги затихли у бабкиной комнаты. Ромка вылез из-под стола, вывалил денежную разносортицу.

— Кукушка потекла, — он повертел пальцем у виска.

— У меня?

— У бабки: Гриша, церкви, боженька — и ссытся под себя. — Он показал на деньги. — Пилим? — Артем кивнул. Ромка заликовал, перемешав кучки. — Сегодня Галку закажу — всегда косяк с собой.

— И, правда, заткни ей рот. Орет — спать невозможно.

— Такая у нее работа.

— Работа… Помойка!

— Курни, — Ромка сложил свою долю пополам. — Трава от Бога…

— Бога нет! — резко обломал Артем. Рома налил крутой кипяток по кружкам. Старушкина чашка дала течь — паутинка по оранжевым горошинкам. Лужица отвоевывала клеенку и катилась на пол — некрашеные доски захожены до блеска. Артем смял купюры, бормоча в нос. — Черт с ней — ее деньги! — спрятал деньги в карман. И громче. — Звони Галке!

* * *

Позднее утро началось с харчка — бабка в туалете промывала горло. Взял голос унитаз, тапки зашаркали к кухне. Дурацкий пьяный сон напомнил о мальчике в обоссаных колготках и мамаше, что как молитву твердит: «Виталя договорился… Виталя договорился…». Нет бы, приснился Вага: «Ай, мама-а! Ай, больна, на-а!». Выработанная донельзя Галка разметалась по дивану, выжав откормленным бюстом немаленького Ромку. Впитался в стены конопляный дым, в бутылке кока-колы плавает «беломорина». Под плотной шторой — полоска света с трудом пронзает духоту. Телевизор нем, видик честно мотает метры пленки. Вспомнить бы, что смотрели до порнухи!.. Артем обмотался полотенцем, неслышно скользнул в ванную.

— Здрасьте, баба Нина! — поздоровался он, едва старуха попыталась открыть рот. Душ заглушил бормотания про «блядь», газету в толчке и описания дороги к покойному деду Григорию. Артем перекричал. — С добрым утром! — Потом он вытер воду, вернулся в комнату, Галка приподняла потекшую ресницу, мутно зыркнула и отвернулась — голый зад рассматривал Артема вызывающе. Одежда пропахла сивухой и дымом. Проверил кошелек — на месте. Старенький будильник пискнул «двенадцать». Артем, походя, нажал стопор. Дверь захлопнулась за спиной.

Их паучий угол не изменился: вечно строится гостиница, хмурые лица на остановке, машины в пробке матерят асфальт. Через дорогу — покосившийся забор Покровского парка. Кладбищенские тополя приоткрывают луковицу часовенки. Артем перешел дорогу, пролез между прутьями и погрузился в шелест. Листочки отталкивали мирскую суету: кладбище оно и есть кладбище — даже бывшее. Потрескавшаяся тропинка потекла под уклон. Затоптанные лавочки, перевернутые урны, стекло — следы вечерней вакханалии. Старушки с собачками, да жмутся редкие студенты. Университет приглядывает снизу монументальным фасадом. Часовенка. Белый кубик с зарешеченными окнами. Рядом, не решается зайти «малиновый пиджак». Приоткрытые двери выпускают монотонное бормотание, шерохи и сладковатый запах.

— Что, братан, держат бесы? — хохотнул Артем.

— Че-о? — «братан» округлил глаза, закрыл волосатой рукой «гимнаста» — золотой слиток в форме креста. Белые глаза пробили навылет. Артем шагнул внутрь… Чувство не понравилось: хотелось благоговения, но вышло разочарование. Сердце приготовилось ликовать — глаза не пустили: увидели священника в затертом золоте и богомольных бабушек, что рассказывали что-то детским картинкам на стенах. Иконы смотрели сквозь, навроде болвана в малиновом. Чтобы никого не обидеть, перекрестился — мгновенно, будто стесняясь. Сухая бабушка окинула глазами неприветливо, сдержанно прошептала:

— Что вы хотели? — Артем схватился за карман.

— Денег… дать. — Старушка перевела:

— Пожертвовать?

— Угу. Кому здесь… — он повертел головой. — Кто принимает?

— Потише! — прошипела она.

— А… — Артем послушно понизил тон. — Давай, мать, тебе отдам? — Она приложила палец к губам, строго показала на жестяной ящик с прорезью. Артем, просунул «пресс». Подмигнул лысому бородачу на картинке:

— От бабы Нины… Ну и от Вагана. — Сквозняк тронул огоньки на свечах. Артем оглянулся на старушку, вернулся к иконе — перекрестился. — Это от меня. Больше не дам! — Прежде чем он ушел, бабушка спросила:

— Может, молитву закажете? — Артем приостановился.

— За Мишку помолись, — решился он.

— Сын?

— Нет, мать — обидел я его…

— (Пауза) Спаси тебя Бог, сынок…

* * *

Мир не перевернулся, но карман стал неприятно пуст. «Бабкины» — утешался Артем, плетясь по дорожке. Возвращаться не хотелось: не дом — воровская малина. На пятаке под крестом сколотилась барахолка — «ботаники» меняли марки и монеты. Лавки заняли пенсионеры с шахматами. Внутри дернулось — мешковатый свитер и хвостик, этюдник на коленях. В уголке рта — карандаш, глаза смотрят сквозь крест. Он заглянул на картон: давешняя черно-белая церквушка, желтками светятся луковицы — причудливые фары на ночной дороге.

— Сюда б такой! — Артем показал на жестяную крышу часовни.

— А? — девушка оторвала глаза от креста.

— Тебя как зовут, черно-белая?

— Даша, — она отстраненно окинула его взглядом, узнала.

— Артем, — напомнил он.

— Ар-р… тем, — повторила она. Он присел рядом.

— Не помешаю? — Даша пожала плечами, болтая кисточку в грязной воде. Артем попробовал ее расшевелить. — Долго еще будешь?

— Чего «буду»?

— Рисовать.

— А что?

— Просто…

— Закончила уже. — Даша вытерла кисточку тряпкой, руку — о джинсы. — А что?

— Не бойся меня, ладно? — Дашка фыркнула:

— Вот еще! — картинно громко закрыла крышку этюдника.

Насмехаясь, заскакали воробьи. Старикан стукнул по доске, будто доминошной костью:

— Мат, Петрович! — король унизился щелчком пальца и скатился под ноги. Зрители расслабились смехом.

— Еще! — потребовал Петрович. Ему шумно возразили:

— За пивом дуй! — Проигравший выбрался из круга и закосолапил к ларьку. Артем проводил его взглядом, спросил Дашку, не поворачивая головы.

— Давай встретимся?

— Зачем? — удивилась она.

— Ну… не знаю. — Дашка развеселилась:

— Хм, так я фригидная!

— Вижу. — Даша сорвалась: — Чего ты видишь! — изучила Артема, плотно сжав губы. Дернулась.

— Ну, извини, извини! Сама начала. — Артем придержал за рукав.

— Отпусти! — Он улыбнулся:

— Не убежишь? — Даша напряглась, Артем поднял ладони. — Все, отпускаю-отпускаю! — Она встала: этюдник под мышкой, белые щеки еле подернулись краснотой. Артем попросил. — Пожалуйста, не злись…

Осторожно пробрался «гонец» с пивом, занял место в зрителях, победитель громко заглыкал из горлышка. Даша внимательно смотрит на шахматистов; роятся менялы, студенты делят на круг сигарету.

— У меня пара скоро, — бросила девушка.

— Даш! — Артем умоляюще поднял брови. Она зачем-то вытерла рот рукавом, указала на крест:

— Ты чего на нем висел? — Артем вздрогнул, изучил ее — ни тени издевки.

— Так… — буркнул он. Вот они, стеклянные осколки.

— Паршиво было? — двояко поняла она.

— Стремно, — признался он. Даша удивила:

— Красиво! — И прежде, чем уйти, кинула через плечо. — У меня пара в два заканчивается…

Артем проводил нескладную фигуру, «лошадкин хвостик» мерно качается из стороны в сторону, одно плечо выше другого, временами останавливается, чтобы перехватить деревянный ящик. Оглянется? Нет, Дашка сбежала по лестнице. Он поинтересовался у креста:

— Зачем? — давешний товарищ безмолвствовал… Бледная мышка, хрупкая — что прикасаться жалко. Отличница, наверное. Менялы косились на лавку, однако занять не решались. Неприкаянно шлялись старички с книжками.

— Отцы! — позвал Артем. Отозвался тип с бороденкой.

— Что такое?

— Тащите сюда свою библиотеку — я ухожу. — Артем поднялся, отряхнул брюки.

— Спасибо, — дядьки засуетились с клеенкой, один за другим расположились несвежие фолианты. По переплету — кофейные пятна, края засалены бесчисленными прикосновениями.

— «Капитальный ремонт»? — удивился Артем. — Можно?

— Ну… — Артем перелистнул. Тень детства. Кадетские погоны и радужные мечты о достойной смерти на твердом курсе. Флот оказался рабоче-крестьянским…

— Почем? — он сунул книгу под мышку. Букинист замямлил:

— Не думаю, что вам будет интересно. Царский флот…

— Я не спрашиваю, чудо, про интересно — сколько стоит? — огрызнулся Артем.

— Извините, — затараторил дядька. — Я еще не подумал… Мы только пришли…

— Пятьдесят, — нашелся напарник, поправляя очки.

— Пятьдесят, так пятьдесят, — Артем бросил «сотню» на лавку. — Еще «Дюну» возьму. — На этот раз никто не спорил. Видели б они Лысого — Ромка цитировал серию «Дюны» абзацами. Каждому — по Евангелию….

— Спасибо.

— На здоровье! — в руке по книжке. Захотелось посочувствовать. — Тяжело, мужчины? — Бородатый потупил взор:

— Кому легко?

— Пораньше приходите, — подсказал Артем. — Барыг — тьма!