Крылья для демона

Евгений Орлов, 2012

«Свинцовые тучи зацепились меж «крейсеров» и опрокинулись чилимой – морось продрала до души. От остановки предстояло отскакать с полкилометра. - А что делать, Тёма, что делать? – Рома убеждал, по большей мере, самого себя. – Скоро белые мухи полетят, башмак надо покупать…. – Рома походил на Мефистофеля: огромная башка (волосы, похоже, не росли с младенчества), прижатые уши с острыми кончиками, недовольное лицо: уголки губ приспущены, как казацкие усы. Шарообразные плечи не вяжутся с цыплячьей шейкой и холеными кистями. – Уважаемый, закурить?.. – Рома зацепил очередного прохожего – невзрачный семьянин перепрыгнул по кирпичам на другую сторону. Рома глазами уничтожил жертву. – Что за горы, блин!..»

Глава 4. Даша.

Фома щелкала крышкой футляра.

— Дуся, ты дура! — с этим?!!

— Сама дура, — Дашка прилипла к стеклу; коридор жил; студенты растекаться не спешили. Артем вышагивал вдоль остановки, невзначай пихая то одного, то другого лоботряса. Смешно: в них пузырится гнев, подскакивает, но, столкнувшись с холодными глазами, катится в пятки. Ар-р… тем-м.

— Нафига он тебе? — Фома косо посмотрела вниз. Дашка дернула плечом:

— Интересно.

— Чего-о? — вскинулась Ленка. — Смотри, Дуся, разложат тебя на круг — так это у них называется?

— Не разложат, — пробурчала Дашка без уверенности; сердце екнуло, холодок пробрал до затылка.

— Зачем, Дуся?!! — повторила Фома стеклянным голосом. И, правда, зачем? Хочется отомстить Санечке за разбитый нос? Тоже мне месть! Ар-р…тем-м — звуки срываются с губ, вязнут в стекле. Есть ли у демона крылья? Фома уселась на подоконник, оперлась на руки — плечики задрались до ушей. — Дуся, ты меня пугаешь.

— Ленка, есть ли у демонов крылья? — повторила Дашка.

— Этот, что ли, демон? — Фома небрежно показала на Артема. — Бык! — Дашка промолчала, мысленно провела через лопатки карандашную черту: растрепанные перья царапают асфальт, следом — черный пух. Озирается, будто что-то потерял. Совесть, наверное… Фома отобрала карандаш. — Эй, блаженная! Хорош стекло пачкать! В дурдом тебе, Дуся! — Дашка наслюнявив палец, оттерла окно. Уйдет? Хоть бы… ушел? Пусть остается! Прогрохотал трамвай; бабуська перекатилась через пешеходный переход, и остановка опустела. — Ишь, пиджачок одел! — пробормотала Фома. Осеклась, воскликнула. — Дуся, Дуся! А твой-то решил цветочком обзавестись! — Ехидно прищурилась. — Может, крикнуть, чтоб не тратился? — телочка и так мокрая! — Артем сунул в ларек деньги и, взяв розы, мельком изучил университетские окна. Дашка спряталась за стеной.

— Фу-у! — выдохнула она. Фомичева развеселилась:

— Страшно? — увидела кивок. — Так зачем!

— Есть ли у демонов крылья?..

— Заладила! Смотри, Дуся, триппером не отделаешься. Ну да! — его лечат.

— Идиотка!

— Только это не я на свидание иду.

Остановка снова замельтешила молодежью: сумки, портфели, тубусы. Артем меж ними — дурак с цветочным веником. Все в полный рост кричат: «Купи ей пива, лапоть!». Так трогательно расправляет целлофан, розочки перемещаются с локтя на локоть. Фома непонятно кого пожалела:

— Иди уж! — отпустила она. Дашка чуть не уронила этюдник:

— Ле-ен?..

— Чего?

— Пошли со мной.

Фома опешила:

— Еще чего! Свечку держать?

— Ле-ен, мне почему-то надо.

— Я бы сказала почему: дай Санечке — будет «не надо». — Дашка сжала кулак, меловая кожа обтянула костяшки:

— Фома, пожалуйста!.. — Ленка передернулась, выделила Артема глазами из толпы:

— Страшный… Злой… Будет шпарить анекдоты… Про Чапаева — и сам над ними ржать. Он хоть говорить умеет? — Даша пожала плечами. — Ну, про друга не спрашиваю, — Фома спрыгнула с подоконника. — Пошли, самка! В баню позовет — шлем в… баню.

— Угу. — Даша поправила ремень этюдника, свитер удостоился строгой оценки Фомичевой:

— Хорошо, одета в картофельный мешок — обойдется без спермотоксикоза. Что мне, богине делать?.. — она одернула мини. Махнула рукой. — Ладно, не впервой динамить…

Артем сделал шаг к лестнице, но при появлении Фомичевой вздернул брови.

— Привет, — сдержанно поздоровался он.

— Привет, — Дашка неуютно поежилась.

— Здрасьте! — Фома вытянула руку. Артем проигнорировал подругу, лишь цепанул скользким взглядом по ее ляжкам. С-сучка…

— Это тебе, — Артем вручил три розочки в помятом целлофане. Что с ними делать то? Дашка ткнулась носом в бутоны — трава травой — спрятала букет за спину:

— Спасибо! — пискнула она. Артем помялся с ноги на ногу, покосился на Фому. Ленка изо всех сил ловила Дашкины глаза. Как не сморозить глупость? Решилась. — Давно ждешь? — Артем приоткрыл рот — проглотил язык, что ли? — А нас Сычиха задержала, мелет что попало, хоть и доцент… — Знает он хоть кто такой доцент? Даша заглянула в лицо — играет желваками. Злится что ли? Ой, мамочки!..

— Нет… подошел… — соврал Артем, кивнул в сторону центра. — Недавно освободился.

— И кем же вы работаете? — влезла Фома. Дашке стало смешно, как Артем борется с искушением заглядеться на коленки. Смотри уж, дурачок!

— Менеджером… в недвижимости, — ответил Артем.

— Ой! — Фома всплеснула ладошками. — Так вы богатенький, наверное?

— Не богатенький, — признался Артем. — Недавно работаю… не успел…

Фома гордо выпятила грудь, голова склонилась, пальчик накрутил пережженный локон:

— А чего так? — Артем пожал плечами, заметно завибрировал. Дашка решилась:

— Лен, ну мы… пойдем? (Пауза) Правда, Артем? — Фома растерялась, ресницы вздрогнули — чуть не взлетела. Круглые глаза закричали; сейчас покрутит пальцем у виска. Ленка вцепилась в Дашкину руку, обворожительно улыбнувшись Артему:

— Мы на минуточку!

— Пожалуйста, — он отвернулся.

Молодежь выплеснулась из трамвая, заструилась меж ними. Дашка удивилась, как Фома рисует слова губами — прозрачные буквы падают в глаза, а в голове шум.

— Ты дура, мы ж договорились! — забурлила Ленка. Дашка кивнула, но прошелестела:

— Я уже не боюсь! — объяснила она.

— Я боюсь! Ты руки его видела?

— Нет.

— Кирпичи! Придушит, вякнуть не успеешь.

— Нафига я ему дохлая? — удивилась Даша.

— Ой, дура-а! — протянула Фома, выглянула из-за плеча. — Стоит паук!.. Дашка оглянулась — Артем не шелохнется; пустой взгляд что-то ищет в парке. Ага, яму, чтобы ее закопать.

— Фома, он хороший… стесняется.

— Да ну! Разложить на кон не постесняется.

— Опять, Лен? — Дашка поджала губы. После недолгой словесной перестрелки Фома сдалась.

— Ну, тебя, Дуся. С ума сошла со своими крыльями… Хоть ящик оставь…

Дашка взвизгнула и повисла у нее на шее:

— Ой, спасибочки! Я только альбом возьму!

— Фу-у, Дуся, — выдохнула Фома, папка перекочевала в сумку. — Целка полоумная…

Дашка хихикнула, дернулась к Артему, но Ленка сбила спесь:

— Дуся, осторожнее. Звони. Если что, я дома.

— Спасибо, Фома.

— Пожалуйста, Дуся. Ночевать приезжай…

* * *

Едва Ленка отошла, Дашка заискрилась злорадством.

— Ну что, к тебе? — ошарашила она. Ой, хвост поджал — не сбежал бы! Дашка ухмыльнулась. — Не бойся, я пошутила. Куда мы, гер кавалер? — Артем мгновение изучал ее, еле скрывая удивление. Дашка перепугалась, как бы не сболтнула лишнего. Но парень все понял правильно:

— Даш, бояться меня не надо. — Она обняла букет, глаза стрельнули из-за бутонов. Артем прибавил. — Посидим, поговорим — и все…

— И все? — она криво улыбнулась.

— Даш, — Артем дотронулся до руки, повторил. — Не бойся. — Колкие искорки побежали по пальцам, воткнулись в сердце, Дашка вздрогнула — стена опала. Он спросил. — Ты в «Океане» не была?

— Кино, что-ли? Мультики?

— Ресторан, — поправил Артем.

— Ресторан?

Он кивнул. Дашка покосилась на свитер. Артем понял, попытался скрыть улыбку:

— Все в порядке, там одни американцы — хозяин с ними взасос — в вечерних платьях ходить не принято.

— Ресторан?! — Она пожала плечами, розочка воткнулась в нос, Дашка чихнула. — Прости.

— Будь здорова, — Артем улыбнулся. Пронеслось в голове: «Ой, пялится, будто на икону — засветится, кобель». Дашка недоверчиво предупредила:

— Только у меня денег нет.

— У меня есть, — он похлопал по карману на груди.

— Просто посидим?

— Ну…

«Баранки, гну! Знаем, как вы лохушек разводите».

— Чтобы без этих… — она повертела кистью руки. — Ела-пила — поехали!

— Даш! — Артем, похоже, терял терпение.

— Не дам! — отличное имя. Она попыталась уловить, не пройдена ли грань от шутки до оскорбления. Самка, самка — но как охота в ресторан! Артем ухмыльнулся:

— Обещаю: не захочешь — не поедешь.

Дашка проглотила, обрадовалась, будто могло прозвучать иное.

— В ресторан, так в ресторан.

Интуиция голосом Фомы задела: «Дуся, ну ты и самка — за горбушечку…». Иди ты! «На мешковину — он же извращенец». Дура, Фомичева! — маленькие сиськи тоже сиськи. Но вот, есть ли у демона крылья?.. Заладила!.. Дашка спряталась за букетом, вдохнула аромат — почему он показался ей травой? — приятно. Сердце жужжит, как майский жук, падает в пятку, отражается по голове. Мамочки, какая же я дура!

— Даш, поехали, — осторожно позвал Артем: ласковый, как с дурочкой… Или с рыбой, чтобы не спугнуть. Таксист терпеливо ждал. Спину жгли завистливые взгляды девчонок, парни ревниво шипели: «Шалава». Дашка оглянулась — показалось! Вдохнула розовый аромат и забралась в салон…

Неразговорчивый таксист метался между «пробок». «Волга» хрипела передачей, звонко считала ухабы.

— Ай… мать! — водитель не выдержал, харчок улетел в приоткрытое окно. За дорожные службы досталось старушке, что ковыляла через переход. — Куда тащишься?! — Под капотом натружено заревело, Дашку кинуло на Артема. Он придержал ее за плечо. Задеревенела спина, а мысли юркнули в норку, серая вата в черепе смолчала.

— Нормально? — спросил Артем.

«Чего тут нормального? — лежу, как дура на мужике… хоть потом не воняет…».

— Угу. — Дашка выглянула из-под руки: стадион «Динамо», стайки разноцветных дамочек плывут на набережную. Гаишник «раздевает» глазами обтянутые зады. Таксист примерно вытянул спину, сорвался матом, машина вывернула к кинотеатру. Противно засвистели тормоза.

— Приехали, — известил он, обернувшись к пассажирам.

— Выйди, Даш, я расплачусь, — проворковал Артем. Подмигнул.

Дашка пошутила:

— У тебя глаз дергается, — Послушно вышла, поежилась — с моря тянуло. Действительно, в кинотеатре располагался одноименный ресторан. Странно, что раньше не замечала — неоновая подсветка горит, несмотря на день. Под афишами — редкие парочки. Дашка отвернулась от здания, загляделась на буруны: барашки перепрыгивали через волны, самые шустрые отрывались от воды и пенились — воображули! Хм, крылья есть даже у баранов, если хорошенько подтолкнуть. Дашка развеселилась, вывернула шею. Артема не видно за тонировкой, а вот шофер угрюмо смотрит в пол — школьник перед доской. Лысый, потеющий ученик — она попробовала дорисовать крылышки и ему. Получились куцые обрубки, они съежились под полосатой рубахой — не дано! Шофер кивал, по-детски дул губы. Вдруг дверь открылась — горохом обрывки разговора:

–…жу барыг — свободен!.. — Машина укатила, унеслась сталь, Артем взял Дашу под локоток. — Прошу!..

Она наигранно хмыкнула:

— Туда? — «Ой, мамочки, ресторан!». Ноги не слушаются, снова Фома: «Разминай, Дуся, икры — вдруг пригодятся». Дура! — Дашка поплелась за Артемом на негнущихся ногах. Фойе встретило швейцаром: угрюмый инвалид принял куртку Артема, на Дашку посмотрел с неодобрением. Спину щекотнула усмешка:

— Пообедать?

— Поужинать! — огрызнулась она. «Боже, я просто голодная блядь!» Руки огладили свитер.

— Миша, завязывай! — Артем протолкнул Дашку на лестницу. Пустой зал гнулся вдоль аквариумной стены, бармен считал мух, в дальнем углу под пальмой грустила шевелюра администратора.

— Ира! — позвал Артем. Голова оторвалась от сложенных рук. Лягушка — глаза навыкате, лацкан жакета в меловой крошке. Девушка дежурно приподнялась, отодвинула ногой стул.

— Привет, — безрадостно заметила она. Уставилась на журнал, в кильватер упущенных снов. Над головой: рыбацкая сеть — обрывок сумасшедшего декора… «Ой, а рыбу едят руками? Дура деревенская. Наверное, можно». Дашка села на предложенное место, сложила рядом альбом. Руки мешались, вязались в кренделя.

— Подожди, меню принесу, — попросил Артем. Она пожала плечами: «Нет — убегу»! Отвернулась к морю. Барашки ехидничали, неслись по черной воде селедочным косяком. Крохотный парус накрывает самых наглых. Выныривает из мглы перевернутая «миска» Песчаного. Чайки на фонарях — помет гигантского баклана. Отражение… Дашка ткнула близняшку пальцем — та поленилась повторить жест. Дуся. В руки попросился карандаш, альбом вильнул хвостом. Место! Дашка покосилась на Артема — сонная администраторша скользила глазами по залу, обходя препятствия, ручка что-то выводила в блокноте. Донеслось:

— Договорились? — Артем обернулся, подмигнул Дашке.

— Хорошо, не позже двадцатого, — Ирина покачала головой.

— Получится — раньше отдам.

— Смотри, Тёма, Питер…

— Первый раз что ли? Потерпит янки!

Дашка нашла на столе царапину, приложила ноготь — маловат. От царапины наросли кости, ворс дотек к кинжалам клыков — образина заглянула в глаза: «Рисуй!».

— Фигушки! — Дашка придавила альбомчик сумкой, стул задвинула под стол. Красные зрачки подернуло гневом, палец качнулся перед лицом: «Должок!». — Ага, разбежалась. Смотри у меня!.. — Исправила оскал на безумную улыбку мультяшного волка. Оборотень вдруг «сдулся».

— Разговорился…

— Даша? — Артем повесил куртку на стул.

— Ой, — икнула она.

— Кто разговорился?

«Дура-а! Смотрит каменной башкой, гоняет чугунные шарики по извилинам».

— Кушать хочешь? — ласково улыбнулся он, пододвигая меню.

— Ну… — Дашка раскрыла кожаную папку, бросилось в глаза: названия — худющие, а цены — бесстыже отожранные. Брови поползли вверх.

— Смелее, — ухмыльнулся Артем.

— Посидим-поговорим? — она глянула из-за меню, как из окопчика.

— Не веришь?

Дашка опустила глаза.

— Ирка, скажи, что я не буйный! — крикнул он пальме, под которой прятался администратор.

— Не буйный! — девушка отразилась эхом.

— Вот видишь, — он наклонился, дотронулся до руки.

«Не вижу!» — Она дернулась, ткнула пальцем в первое попавшееся слово:

— Жульен! Буду жульен.

— И все? — удивился он.

— Да. — воображаемый хлыщ с крысиной мордочкой, приподнял соломенную шляпу, улыбнулся в ниточку усов: Жуль Ен.

— Как знаешь, — пожал плечами Артем. — Вина? — Дашка напугалась, стиснула пальцами салфетку, Жуль Ен проворковал: «Шато Брюон двенадцатого года. Шарман, цыпа!».

— Не-а! — пискнула Даша. Артем не удивился, сдержанно проглотив паузу, поинтересовался:

— Я водки — можно?

Представила: разнузданный красноармеец в косоворотке — буденовка на ухо — пытается добраться до сисек и чешет манифест… Дашка тряхнула головой, жалко округлила глаза. Артем понял правильно:

— Немного — обещаю! — Запоздало признался. — Разговор не склеится. (Пауза). Боюсь. Честно. — Дашка хихикнула, хотя драпать захотелось уже сейчас. Возникла официантка: черная юбка обтягивает бедра, третья пуговка на блузе невзначай расстегнута, перегидрольные волосы уложены в мышиную косичку.

— Определись? — она ревниво «разложила» Дашку на атомы.

— Угу. Анжел, сто грамм водки, мясо по-милански и деревенское ассорти. — Артем водил пальцем по странице меню.

— А гостье? — глаза официантки лукаво прищурились. Дашка поторопилась открыть рот, но Артем перебил.

— Девушке жульен, мороженное и…

— Вина, красного, если можно! — выложила Дашка, была награждена недоуменным взглядом.

— Какого? — скучно пробубнила официантка.

— Шато Брюон двенадцатого года! — разозлилась Дашка. Шутку не оценили.

— Молдавское подойдет? — унизила официантка, поправив бирку. «Анжела. Официант». Не сиськи — тощая задница! — отомстила про себя Дашка. Артем нахмурился.

— Анжел!

— Водки сто, мясо по-милански, ассорти по-деревенски, жульен, мороженное, Барон Де Ареньяк, белое — бутылка, — протараторила официантка.

— Мне бокал, — возразила Даша. Официантка сделала вид, что не услышала, скрылась за барной стойкой. Графин принесли быстро, Артем без лишней скромности замахнул рюмку. Расслабленно раскинулся на стуле.

— Нравится здесь?

— Нормально, — уклонилась Дашка. А с чем сравнивать, со столовкой на Фанзаводе? Спроси еще «чем занимаешься»…

— Где живешь? — «обрадовал» Артем.

— На Океанской.

— С родителями?

«У-у, на тему, когда свободна хата… понимайт!».

— Угу.

— Работают?

«Ну, получи фашист гранату»:

— Нет! — Дашка с удовольствием заметила разочарование. Артем уплыл из притоки.

— Давно рисуешь?

Подлая скотина! Дашка ощутила: ворота заскрипели, мгновение — и понесет…. Потрогала альбом: заваленная куполами собака заскулила, осветился похабщиной тамбур электрички. Сморщенный дедукан в драповом пальто оперся на сучковатую палку, глянул с укоризной — не разукрасила.

— Ну… — напряглась она.

— Дашь посмотреть? — попросил он.

— Здесь мало — наброски одни. Основное дома… — «Ой, дура-а! Это я его что, приглашаю»? — Артем «наживку» проигнорировал, томно огладил глазами. Покраснела, если б умела.

— Ты другая, Дашка, — вырвалось у него.

Она попробовала не поверить, сердце сдавила удавка: «Хорошо-то как, мамочки»!

— Какая еще? — фыркнула она.

— Светлая.

Мамкино: «бледная, как смерть». Дашка увидела — пальцы играют вилкой.

— Ну, бледная…

Артем разулыбался:

— Я не в этом смысле, — глаза ехидно заискрились. — Загоришь.

— Не загорю, — возразила Дашка.

— Ничего! Выпьешь — порозовеешь!

«Дурак»! — Дашка дернулась уйти, даже напрягла коленки — Фома подбоченилась, выпятив бесстыже сиськи. Вот уж дудки!

— Подожди! — Рука-лопата легла поверх ладошки — замерла, под ложечкой кольнуло, в затылке — жаркий комок. Артем виновато улыбнулся, заглянул в глаза. — Извини. — Извини… звини, звини: вина-горошинка заскакала меж звуками, мерцая на солнце. Над ухом гас камертон. Дашка опустила альбом. Страшно, но странно — руку убирать не хотелось. — Мир? — Артем накрыл ее второй рукой. Дашка выдохнула, буркнула меж ударами сердца:

— Мы и не ссорились. — Фома над левым плечом запела: «И с челна ее бросает в набежавшую волну!». Строенный плевок угомонил подругу… Ехидна Анжела принесла заказ, ускользнула, вильнув хвостом. Хлыщ Жуль Ен правда оказался жуликом: крохотная «розочка» с пятачком гребешка.

— Ну, за знакомство? — Артем плеснул себе, наполнил Дашкин бокал «желтеньким». Ей вдруг стало бесконечно неудобно за ободранный лак, заусенцы и пятна краски на руках. «Ой, лохушка»!

— Угу, — Даша перехватила ножку бокала. Стеклянные бока чокнулись на родственный поцелуйчик.

— Как? — он ждал, пока она допьет. Она исподтишка наблюдала, как двигаются монгольские скулы, хрумкая капусту. Дашка зыркнула из-под бровей:

— Не розовею?

Артем замер, запоздало хмыкнул.

— Нет. — Они улыбнулись одновременно.

— Я же говорила, — Дашка перевернула гребешок, в сырной корочке — воронка с грибами. Моллюск обнял зубец вилки, уставился на зубы. Маловато… Упокоено улегся на язык. Утопила его глотком вина… Солнце лениво качнулось под рваные облака, мазки неба зерцали, чем дело кончится. Артем разговорился, будоражил воздух ни о чем. Дашка захмелела. Страшно не было, вернулся вопрос вопросов «Есть ли у демона крылья», теперь чертик в голове коверкал его так и эдак. «Есть или не есть — зачем тебе перья, дура?». Даже Фома заткнулась, что на нее не похоже. Сидит, наверное, под телефоном — воображает… — Я позвоню? — Словесная шелуха рассыпалась.

— Конечно! — Артем показал на барную стойку. — Там телефон. — Вслед попросил. — Только недолго — забуду, что говорил. — Он попробовал смеяться. Дашка удивилась: «Тоже мне, демон — бесенок средней руки. Или что у них там: хвост и рыло?».

Желудок, обманутый жульеном, выдавал трели вслед за телефоном. Бармен рядом разливал спесь и густеющую лень. Трр — трр — трр. Дашка прижалась к трубке, напротив — пилит соловый взгляд. Она невзначай отвернулась. Трр-трр…

— Алло!

— Фомочка! — громко прошептала Дашка.

— Дуся, ты?

— Ну.

— Как ты там? Он не полный кретин?

— Не-а…

— Что там с твоими крыльями — не раздевала? — хихикнула Фома.

— Дура! — вспыхнула Дашка, покосилась на Артема, но зацепила бармена — мухи умирали в трех метрах от этого человека.

— Где вы хоть, пляж топчите? Пиво, джин-тоник?

— В ресторане, соска! — Бармен презрительно ухмыльнулся.

— Да ну! — не поверила Фомичева. Поправляет в бюстгальтере сиськи и заворачивается в халатик. Завидует, стерва — ее Алик таскал в шашлычку. Здесь хоть бежать недалеко…

— Смотри, Дуся: «щеколадкам, мармеладкам, мороженком» — ходи потом нараскаряку. — Отомстила Фома. Артем беспокойно обернулся, поймав глаза, кивнул на стул.

— Сейчас, — пообещала Дашка, протараторила в трубу. — Фомочка, я пойду…

— Дуся, недолго! И не пей…

— Хорошо, — перебила Дашка. — Не буду! — Она положила трубку, бросила «спасибо» — слова утонули в рыхлой подушке.

— Пожалуйста, — откорячился бармен.

Артем подлил «желтенького», дождался, пока она усядется.

— Все нормально?

— Угу.

— Маме звонила?

— Подруге.

— Той грудастой, что-ли?

Дашка вспылила.

— Еще у нее ноги от ушей.

Артем хмыкнул, повертел рюмку.

— Ну, эт не главное…

— Да ну! — Дашка покосилась на альбом — белый краешек сиротливо поглядывал из-под стола. — А что вам еще надо?

— Кому это «вам»? — удивился он.

— Тебе, — резанула она, испуганно отвернулась к окну. Под кинотеатром бусинками скатывались парочки, перепрыгивали со ступеньки на ступеньку. Артем пожал плечами.

— Был бы человек — блядей хватает. — Пододвинул бокал. — Будешь?

— Нет.

— Боишься! — он замахнул стопку, закусил хлебным мякишем. Слезящиеся глаза упредили кивок. — Может, так оно и надо — бояться? — Даша оторвалась от стекла, Артем мял пальцами салфетку, пялился на столб. Ар-р… Тем-м…. Воздух задребезжал, налился свинцовой тяжестью, осыпались прошлогодней листвой дурацкие истории, натянутые анекдоты — остался ржавый штырь: гвоздь, нерадиво загнанный по середину, изогнутый вопросом. Дашка положила альбом на колени.

— Ар-тем!.. — позвала она. Ноготь надорвал картон, непослушные губы соврали. — Тём, я не боюсь. — Что еще? Что?.. Дашка, путаясь, попросила. — Расскажи что-нибудь…

Корабли… Артем, пряча глаза, словами превращал серые лоханки в хищников: Угрюмые акулы дремали в мазутной пленке: ядовитый сурик по «шаровой» краске, как разверзнутые раны, железо обтянуло резкие ребра шпангоутов — инвалиды жмутся друг к другу бортами, тянутся решетчатыми мачтами. Сизая копоть мешается с сыростью; скользко грохочут ботинки. Грохочут, грохочут…

— Дашенька, ты не представляешь, как это — десятки тонн под ногами дрожат! — с такими глазами запускают в лужах кораблики. — Махина… Сорок узлов… Душу рвет, орать охота — зубы жмешь, чтоб матросня не засмеяла. — Артем машинально коснулся графина — пусто. Пальцы стиснули салфетку. — Дашка, море это… — он подбирая слова, наморщил лоб. Вдруг махнул рукой. — После увольнения забирался в него, плыву, пока хватает сил — до жути! Чтоб пробрало, перечеркнуло. Чайки над башкой, и глубина лапает. А страшно-о! И понимаешь: тля ты, Артемка, песок — перетрет время, не вспомнят о тебе, выпадешь илом с миллионами креветок. Какая разница, как жил? — прямо, боком или раком…

— Почему? — удивилась Дашка.

— Не перед кем ответ держать.

— Как это? — она коснулась альбома. — Прости, я видела…

— Чего? — нахмурился Артем.

— Ну….

— А ты про это? — покачал головой. Зло отрезал. — Хреново мне стало, перебрал. — Дашка закусила губу, Артем добавил. — Не все есть, как кажется, черно-белая. — Она пожала плечами, бармен включил музыку — полился блюз. Вечерело.

— Я знаю, — неохотно согласилась она.

Он улыбнулся:

— Ты ведь другая?

Она снова вздернула плечи:

— Нормальная.

— У тебя обязательно есть кошка и любимая кукла…

— Кот.

— В ботинки кавалерам ссыт?

Даша изучила его: напрашивается?

— Случается. — На всякий случай заметила. — У меня отец строгий — не до кавалеров.

— Правильно, — одобрил Артем. — Познакомишь? Она поискала издевку — лыбится. — У тебя есть кто-нибудь? — уточнил он. — Дашка задохнулась от неожиданности, вспомнила рыдающего Санечку:

— Уже нет, — призналась она.

— Что так?

Еле удержалась, чтоб не пожать плечами; альбом прижался к груди, спрятав подбородок.

— Его и не было… наверное, — прошептала она.

— Возьмете на борт старого пирата? — Артем наклонил голову. Пес под обложкой оживился, завилял хвостом. Фома же свесила ноги с левого плеча: «Ой, сняли тебя, Дуся, за мырмыладку». «Пошла!» — отмахнулась Даша.

— В смысле? — напряглась она.

— В смысле дружбы, — засмеялся Артем. — Буду на кресте позировать.

— Прекрати! — разозлилась она.

Он поднял руки:

— Прости!

Зал наполнялся посетителями, пожилая пара расположилась через столик от них, нескладный «волосатик» обнял за барной стойкой пивную кружку. Ухо тронуло «будвайзер» — заклинание из фантазийной книжки. Набережная зарделась фонарями. Дашка кивнула отражению:

— Ладно.

— Можно, я закажу? — Артем, показав на чашечку из-под жульена, объяснил. — У тебя в животе урчит. Дашка попробовала покраснеть:

— Ничего не урчит! — Поймала усмешку, но сдалась. — Можно. Я мясо люблю. Жаренное.