Возвращение на Эфо

Евгений Пышкин

Главный герой становится обладателем странной книги — Arcanum, — но ни ему, ни его знакомым так и не удастся разгадать тайну загадочного фолианта.

2

Капитан долго смотрел в морское пространство перед собой. Растворилась в береговой линии Эфо лодка с Ксанфом. «Пилигрим» начал удаляться. Капитан занял свой пост у штурвала. Не знаю, возможно, его беспокоил этот странный случай, но меня, по крайней мере, еще долго занимал он, и я невольно бросал взгляд за борт, пока не опустилась ночь. Небо было усеяно звездами, а где-то в моем воображении, или ином мире, спал я в гостиной, затем просыпался и заходил в опустевшую комнату.

Ксенофонт исчез. Его никто не видел, не видели, как он ушел. Я, еще не прогнав остатки сна, рассеяно слушал Якова, пытаясь удостовериться, что сейчас перед глазами мир яви, а не вымысла. Из головы не шел сон о морском путешествии к острову Эфо. Мысли о нем, сливаясь с речью слуги, мешали сосредоточиться.

— Только вещи остались, — закончил Яков.

— Повтори.

— Дорожная сума.

Я вспомнил матерчатый мешок и громоздкий прямоугольный предмет, очертания которого проступали сквозь ткань.

Я прошел в кабинет. Суму обнаружил Яков, когда растапливал камин. Мешок так и лежал у кресла нетронутым. Ослабив веревки, я обнаружил внутри книгу, и это не удивило. Странным оказалось иное: кроме книги в дорожной суме ничего не было. Не представляю, какие вещи должен брать с собой странник, но казалось очевидным: ложка, короткий нож, ржаная коврига или сухари.

В задумчивости я положил книгу на стол, не зная где у нее начало и конец. На твердых обложках малахитового цвета не имелось надписей, на корешке — тоже. Книга была объемной и тяжелой, настоящий фолиант. Его неудобно держать не то что в одной руке, даже в двух, когда он раскрыт. Для такой книги нужен пюпитр, правда, читать в ней нечего. На листах из плотной бумаги были рисунки, напоминающие травяные узоры только отчасти. У меня создалось впечатление, что кто-то накосил травы, разорвал ее на мелкие кусочки, присыпал ими страницы и прижал стеклом — так трава отпечаталась и засохла в фолианте подобно гербарию. Но, безусловно, это была не трава, а хаотичные узоры, нанесенные краской, в которых малахитовый цвет чередовался с черными линиями и пятнами.

Листая страницы, попытался уловить закономерности в странных узорах, найти два одинаковых рисунка, однако потерпел неудачу. Не существовало двух абсолютно одинаковых узора. Будто природа, не терпящая пустоты и повторов, создала фолиант.

Я вспомнил о Барагуеве. Он был библиологом-любителем и коллекционировал редкие и странные издания. О некоторых он мог поведать историю, как и когда они попали к нему. Имелись экземпляры с богатым прошлым, но самые загадочные книги, словно затерянные острова — как белые пятна на морских картах — казались бесполезными и ненужными, потому как ключ к их пониманию Барагуев не смог подобрать.

— Что означает твое «бесполезны»? — спросил он, когда я высказал мнение о безымянных книгах. — Какую пользу ты желаешь получить от книг? Думаю, слово «польза» к книгам не применима. Книги либо есть, либо их нет, а польза… Это как с образованием. Есть реальные училища, в которых обучают в основном практическим знаниям, их ты сможешь применить сразу. Знания эти немедленно приносят пользу. Но зачем инженеру-строителю знать генеалогию греческих богов, кто кому родственен и в какой степени родства находится? Зачем инженеру-строителю читать «Илиаду» и «Одиссею» Гомера не в упрощенном переложении на русском языке, а на древнегреческом? Мы имеем дело с разными родами знаний. Одни знания приносят пользу и жалование, но не развивают человека, другие — развивают, но не приносят ни пользы, ни денег. Посему мои книги это то, что развивает и будет развивать людей, но сами книги лично для меня убыточны. За некоторые редкие экземпляры я заплатил немало.

Без особой надежды на разгадку зеленой книги я отправился к Барагуеву. Дома застал — он редко отлучался в зимнее время.

Конец ознакомительного фрагмента.