Жены, которым не повезло

Евгений Сухов, 2015

С целью ограбления убита жена столичного чиновника Аида Крохина. Сам Юрий Сергеевич Крохин, согласно своим показаниям, в момент преступления сидел в баре. Криминальный репортер Аристарх Русаков встретился с безутешным вдовцом, пытаясь разузнать, что происходило в его квартире за несколько часов до гибели женщины. Вдруг в разговор вмешался частный сыщик Киприани, расследующий это дело. Он начал убеждать репортера в том, что у Юрия Сергеевича есть железное алиби, которое могут подтвердить свидетели. Возможно, Аристарх и согласился бы с этим утверждением, если бы на следующий день не узнал, что произошло еще одно убийство с ограблением, и на этот раз жертвой стала жена того самого сыщика Киприани. Странное совпадение подвело Аристарха к совершенно ошеломляющему выводу…

Глава 3

«Горничная» Алена в кружевной наколке, или Подробности убийства

«Закусочная» на Измайловском бульваре — это вам не ресторация под названием «Жбан» на Измайловском шоссе, больше похожая на плацкартный вагон, где и шаурма, и шашлыки, и небритая черноволосая обслуга, с трудом разговаривающая по-русски или просто не желающая этого делать. Это и не бар «Гурман-сити» на Первомайской, со стейком из тунца, который надо ждать минут сорок-пятьдесят, армянским салатом, яблочным штруделем, ванильной панакоттой и глинтвейном, по вкусу весьма напоминающим азербайджанскую краску-бормотуху кондовых советских времен под названием «Алабашлы». И хочешь не хочешь, а полторы штуки — выложи!

Не-ет, господа, «Закусочная» на Измайловском бульваре — это две минуты ходьбы от метро «Первомайская», «водяра» по шестьдесят рублей за сто грамм, бочковое пиво, холодное и неразбавленное (это вам не советские времена!), которое можно тянуть бесконечно, удобно расположившись на диванах из кожзаменителя или на стульях с высокими спинками.

«Закусочная» на Измайловском бульваре — это русский обед за три сотни с небольшим (если берете еще и салат), душевный разговор с приятелем и милая приветливая официантка Алена в белом фартучке и с белой кружевной заколкой в волосах, которые носили раньше горничные в дворянских и лучших купеческих домах. Она-то и поведала мне, что да, знает она Пашу Кочеткова, поскольку тот не единожды в их заведение хаживал, да и продолжает хаживать. И что видела она его в субботу шестого декабря вечером вместе с его закадычным дружком…

— Они с приятелем вон за тем столиком сидели, — указала она на небольшой квадратный стол в уголке и мило улыбнулась. — Пиво пили, разговаривали.

— И когда они пришли? — поинтересовался я.

— Где-то в девять. Может, чуть в десятом часу, — ответила Алена.

— А когда ушли?

— Мы уже закрываться надумали, клиентов потихоньку начали выпроваживать… По субботам мы ведь работаем только до двенадцати… Значит, было где-то без десяти двенадцать или около того. Это все видели, могут подтвердить.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я доброжелательную и милую девушку в белом фартучке и кружевной заколке. Все бы такими были. Не в смысле фартучков и заколочек, а в смысле человеческого тепла и душевной доброты.

Что ж, это алиби Кочета. Полное и неотвратимое. Железное. Что означало: к убийству Аиды Крохиной и ограблению ее квартиры он не имеет ровным счетом никакого отношения.

Почему следователь Михеев не сделал то же самое, что я сделал только что: не побеседовал с милой официанткой Аленой? Остается только гадать. Он что, действительно хочет предъявить обвинение в убийстве человеку, у которого железобетонное алиби? Или, как думает сам Паша, держит его про запас и в случае неудачи с настоящим убийцей отыграется на нем? Но ведь есть суд, которому потребуются настоящие, реальные улики, а не версия следователя Михеева. Он что, не понимает этого?

Паша не убивал, это факт. И весьма жиденькая версия, что вор-«домушник» Паша Кочетков врет и что это он убил Крохину, когда застал ее в квартире, отпала, как созревшая короста.

Теперь мне надлежало узнать, кто такой Крохин и где он находился на момент совершения убийства. И вообще, неплохо было бы посмотреть материалы этого дела. Но кто мне их даст? Следователь Михеев? Это, как говорит Паша Кочет, «ни в жисть».

Может, поможет Володька?

— Привет.

— Привет, — услышал я голос майора юстиции Владимира Ивановича Коробова. — Давненько тебя не было слышно.

— Был в застое.

— А теперь застой кончился?

— Вроде того.

— Новое дело?

— Ага.

— И какое?

— Убийство замужней гражданки Аиды Крохиной шестого декабря, вечером, в ее собственной квартире на втором этаже элитного разноэтажного дома под номером пятьдесят пять, строение два, на Измайловском бульваре, — отрапортовал я как по писаному.

Володька молчал. Когда молчание затянулось, я спросил:

— Чего молчишь?

— Думаю, — ответил он.

— О чем?

— О том, на каком этапе расследования ты сломаешь себе башку.

— Это почему? Неужели так серьезно? — поинтересовался я, догадываясь уже, что заключает в себе последняя фраза моего друга. Вернее, кого заключает. Поэтому, чтобы не ходить вокруг да около, добавил: — Уж не потому ли, что это дело ведет ваш следователь Михеев?

— И поэтому тоже, — немного подумав, согласился Володька.

— А что, он такой страшный?

— Он не страшный, майор Михеев — отъявленный карьерист. И папа у него — генерал-лейтенант эмвэдэ. А это значит: что бы ни делал майор Михеев, это правильно. Понимаешь меня?

— Как никогда. То есть подглядеть в материалы дела мне не удастся никак.

— Никоим образом, — твердо ответил Коробов.

— И на тебя мне не приходится рассчитывать, — сказал я без малейшей вопросительной нотки в голосе.

— Не приходится. Совсем.

— Что ж, такая информация — тоже информация, — раздумчиво произнес я, и бодрости духа во мне заметно поубавилось.

— Слушай, а в этом деле ты не можешь дать задний ход? — неожиданно спросил Володька.

— Уже нет. Втянулся.

— Хорошо. Что тебе еще хотелось бы знать по этому делу?

— Всего-то пару деталей, — немного взбодрился я.

— А именно?

— Кто такой господин Крохин и где он находился во время убийства его супруги, — произнес я скороговоркой, боясь, что Коробов перебьет меня и наотрез откажется мне помогать. — Ну, и что пропало из квартиры убитой во время ограбления. Если оно, конечно, имело место быть. — Я чуть помолчал и добавил: — Сможешь, Володь?

— Постараюсь, хотя это будет непросто.

— Когда?

— Не раньше четверга, — подумав, ответил Володька.

— То есть восемнадцатого декабря? — задал я уточняющий вопрос.

— Именно.

— Спасибо.

— Ну что, отбой?

— Отбой.

Восемнадцатое не за горами. Подожду…

Есть такие дома, в которых хочется жить. Конечно, это не «хрущевки» с обшарпанными фасадами, заколоченными фанерой окнами подъездов и сонмом вечно недовольных старух (стариков нет, поскольку они все умерли, ибо мужики у нас долго не живут), несших бдительную вахту на лавочках возле подъездов. Но это и не высотные и продуваемые всеми ветрами монолитные башни с одним подъездом, где никто никого не знает и знать не желает…

Дом № 55 на Измайловском бульваре был красив и ухожен, что оказалось приятной неожиданностью. Небольшой чистый дворик, один из тех, что закладываются сегодня в проекты домов, «обслуживал» аж четыре дома, окружавших его с разных сторон. Оно и понятно: детей нынче рождается мало, и одного двора с парой горок и песочниц вполне хватает, чтобы было где погулять и порезвиться детям из четырех-пяти домов.

Пятьдесят пятый дом и правда был разноэтажный. Его левый край, завернутый на 10-ю Парковую улицу, имел сначала четыре, потом пять, а потом девять этажей. Затем дом поворачивал и шел параллельно Измайловскому бульвару, также меняя этажность: девять-пять-четыре. Вот такая математика. Дом со стороны бульвара окружал кованый заборчик с будкой охранника, который спокойно можно было обойти со стороны 10-й и 11-й Парковых улиц или со стороны Верхней Первомайской.

Я приехал на автобусе. Вышел. Зашел во двор со стороны 11-й Парковой, обойдя 16-этажную панельку. Ни квартиры, где произошло убийство, ни даже подъезда, где находилась эта квартира, я не знал, поэтому решил наладить контакт с местными аборигеншами в образе бабушек и теток, что сгруппировались на одной из лавочек во дворе.

Я подошел к ним и, напрягая все свое мужское обаяние, энергично поздоровался.

— И вам не хворать, — бойко ответила одна из молодящихся дам в большом мохеровом берете, остро и колюче оглядев меня с ног до головы. — Что, гражданин, невесту выбираете? Так мы и не прочь.

Бабульки дружно рассмеялись. Для них это было забавой, глядишь, и день весело пролетит.

— Увы, обручен, — вполне искренне пожалел я. — Я по другому делу…

— Это по какому же? — подозрительно спросила женщина. — Может, вы из тех самых… Высматриваете, какую бы еще квартирку, как у вас говорят, подломить?

— Подломить в смысле украсть? — недоуменно спросил я, с удивлением посмотрев на нее.

— Подломить в смысле ограбить, — поправила меня женщина в мохеровом берете, весьма осведомленная в воровском сленге. — И не прикидывайтесь тут эдакой непонятливой овечкой. Видали мы таких…

— Да я никем и не прикидываюсь, — с некоторой долей обиды произнес я. — Тем более овечкой… А что, в вашем доме такое уже случалось, что грабили квартиры?

— А почему это вас так живо интересует? — задала мне вопрос другая пожилая женщина с ярко-красными губами и искусственным румянцем на пожелтелых сморщенных щечках.

— Видите ли… — начал было я, но договорить мне не дали.

— Да ты, вообще-то, кто такой? — заговорила самая молодая из стайки пожилых женщин, которой едва перевалило за шестьдесят. — Чего ты здесь всё вынюхиваешь?

— Я — телевизионный журналист, — ответил я.

— А где твоя телекамера, господин телевизионный журналист? — ехидно поинтересовалась «молодка». — Видали мы таких!

— Я пока без камеры пришел. Разведать кое-что…

— А чего разведать? — снова подала голос женщина в мохеровом берете. — Кто в нашем доме живет, чтобы побогаче? Ну-ка я вот сейчас мили… полицию вызову… — С этими словами она полезла в карман и достала довольно навороченный смартфон.

— Да погодите вы, Амалия Сигизмундовна, полицию вызывать, — остановила ее старушка с ярко-красными губами и искусственным румянцем на щечках и повернулась ко мне: — При вас, молодой человек, документики какие-нибудь имеются?

— А как же без них, — ответил я, доставая удостоверение телекомпании «Авокадо», и протянул его старушке с красными губами.

— Фальшивое небось, — произнесла «молодка». — Сейчас такими в каждом подземном переходе торгуют.

— Да непохоже, — произнесла старушка и, взяв мое удостоверение, принялась его тщательно рассматривать. — Телеканал «Авокадо», говорите?

— Да.

— Точно, «Авокадо»! — воскликнула еще одна старушка из стайки, которая во все время моего разговора с аборигеншами молчала и не отводила от меня пристального взора. — Я его узнала! Он еще в прошлом годе передачу про актера Игоря Санина вел. Ну, как Санина убили, и все такое… Интересная передача. А актер-то был какой хороший! Я была в него даже немного влюблена.

— Вы совершенно уверены в этом, Зинаида Степановна? — спросила старушка с красными губами.

— В том, что была влюблена? А то как же! Сердце, оно не обманывает!

— Да ну тебя, Зинаида Степановна! Ты все о том же. Я спрашиваю, действительно ли он передачу вел?

— Абсолютно уверена, Гортензия Никитична, — заверила красногубую аборигеншу Зинаида Степановна. — Русаков его фамилия.

— Даже фамилию запомнила?

— А чего тут не запомнить? У моего парня, с которым я в юности встречалась, такая же фамилия была.

— Совершенно верно, Русаков он, — удовлетворенно произнесла старушка, возвращая мне удостоверение. — Ну, и что вас интересует, господин Русаков?

— Меня интересует недавнее убийство в вашем доме, — уже без всяких выкрутасов произнес я.

— Это у Крохиных, что ли?

— Ага. Кто вообще эти Крохины?

— Сам работает в правительстве Москвы, главным инспектором по недвижимости, а Аида была домохозяйкой, — ответила «молодка». — Ох, как не повезло людям. Не дай бог!

— Если быть точнее, — поправила ее Гортензия Никитична, — то Юрий Сергеевич Крохин служит начальником Государственной инспекции по надзору за московскими объектами недвижимости. Должность весьма ответственная и, сами понимаете, доходная. А потому Аида Владимировна не работала, была домохозяйкой и сидела дома…

— Как же, сидела она дома, — с сарказмом заметила женщина в мохеровом берете, которую Гортензия Никитична назвала Амалией Сигизмундовной. — Она все по бутикам да фитнес-клубам шастала. И любовник у нее имелся… Молодой!

— Не слушайте вы ее, — тронула меня за рукав пальто Гортензия Никитична. — Не было у нее никакого любовника… Это она от зависти!

— А что они лаялись тогда каженный день? — не согласилась с ней «молодка». — В последнее время дня не проходило, чтобы они не скандалили.

— Вы это сами слышали?

— А то! Я, чай, за стенкой живу. Мне все слышно.

— Небось ухо к стенке прикладывала, чтобы лучше было слышно, как они там бранятся? — заметила ей не без ехидства Амалия Сигизмундовна. — Так, что ли?

— И прикладывала, так что с того? — огрызнулась в ответ «молодка». — Да и прикладываться не нужно было, и так все хорошо слышно.

— А в тот день, в субботу шестого декабря, Крохины тоже ругались? — осторожно поинтересовался я.

— Ругались! — ответила «молодка». — И еще как! Когда полицейский майор меня допрашивал, я так ему и сказала.

— А в какое время они ругались?

— Начали около восьми, а закончили уже в девятом часу. Они долго ругались… На совесть…

— А потом?

— А потом все разом стихло, вроде бы помирились.

— Так может, этот начальник Государственной инспекции сам ее и убил? — спросил я как бы мимоходом.

— Нет, — не сразу ответила «молодка». — Он в половине девятого ушел, а она телевизор громко включила, я слышала.

— Она телевизор включила сразу, как ушел Крохин, или еще до его ухода?

— До ухода, кажись, чтоб его не слышать, наверное. Так телевизор у них и работал, покуда полиция не приехала.

— А когда приехала полиция?

— В первом часу уже.

— А кто ее вызвал?

— Я и вызвала… А что, если в квартире большой начальник проживает, значит, и законы не надо соблюдать, что ли? И телевизор пусть работает на полную катушку, когда время уже после одиннадцати? Есть закон о тишине, так там черным по белому прописано, что с одиннадцати и до семи шуметь нельзя, потому что люди спят, им отдыхать надо, а не слушать работающий у соседей на всю мощность телевизор.

— Не закон о тишине, а раздел о тишине в законе, который называется «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения», — поправила «молодку» Гортензия Никитична.

— Не важно, как называется этот закон, главное, что он есть. И в нем написано, что шуметь после одиннадцати вечера — нельзя! — «Молодка» победно посмотрела на меня и замолчала.

— Вы совершенно правы, — сказал я. — Громко шуметь после одиннадцати запрещено.

— Ну вот! Я терпела, терпела… Но ведь любому терпению приходит конец. Вот я и вызвала полицию, чтобы урезонили эту Аиду.

— А они приехали и обнаружили труп, так?

— Так, — выдохнула «молодка». — Дверь-то в квартиру Крохиных незапертая оказалась. А потом и еще наряд приехал.

— Вы имеете в виду следственно-оперативную группу?

— Я не знаю, как они там все прозываются.

— Ну а судмедэксперт среди них был?

— В смысле доктор?

— Да, доктор.

— Доктор был. Женщина.

— Ясно, — констатировал я. — И когда они приехали?

— Да через четверть часа после первых полицейских, — последовал ответ.

— А где в это время был сам Крохин?

— Почем же мне знать? Но он вскоре приехал, потому что его вызвала полиция.

— Каким образом?

— Они позвонили ему по сотовому его жены и попросили приехать.

— Вы что, в это время были в квартире Крохиных? — догадался я.

— Была, — ответила «молодка». — Меня пригласили как понятую.

— Вот как… И что вы там увидели?

— В квартире все было перевернуто вверх дном, вещи валялись на полу, в спальне вообще был полный бедлам. Грабитель явно торопился…

— Откуда вы это знаете? — заинтересованно спросил я.

— Так сказали полицейские.

— Ясно. И что унес грабитель? Ну, что у Крохиных пропало? Вы, как понятая, должны это знать.

— Это выяснилось только тогда, когда приехал сам Крохин, — ответила женщина.

— А когда он приехал?

— Около часу ночи, — последовал ответ.

— И что пропало из вещей? — задал я новый вопрос.

— Это я запомнила точно, — произнесла «молодка».

— Еще бы, — перебила ее Амалия Сигизмундовна. — Вам-то уж как это не запомнить…

— Да, запомнила! Вор унес жемчужные бусы, вернее, ожерелье из жемчуга, бриллиантовое колье с сапфирами, золотое кольцо с крупным бриллиантом и золотые сережки с сапфирами. И еще деньги: семьдесят тысяч евро, тридцать пять тысяч долларов и один миллион семьсот пятьдесят тысяч рублей пятитысячными купюрами.

— Не хило, — покачал я головой.

— И я говорю: за какие такие заслуги у них невиданное богачество? — возмутилась «молодка». — Мы все здесь не бедствуем, но жемчужных ожерелий и бриллиантовых колье у нас отродясь не водилось.

— У меня есть бриллиантовое колье, — объявила Амалия Сигизмундовна. — Муж купил в девяносто втором. Когда еще был жив и работал в МИДе.

— Я бы на вашем месте об этом не стала во дворе распространяться, — заметила Гортензия Никитична. — Не ровен час, до чужих ушей дойдет.

— А что, были еще случаи подобных краж? — спросил я, обращаясь скорее к Гортензии Никитичне.

— Были, и целых три! — ответила женщина с ярко-красными губами. — Ограбили квартиру на Верхней Первомайской и две «сталинки» на Пятнадцатой Парковой. И это только за два последних месяца!

— А что он за человек, Крохин? — поинтересовался я у Гортензии Никитичны. Но вместо нее ответила «молодка»:

— Да нормальный он мужик. Терпеливый. Все выкрутасы Аиды поначалу сносил молча и спокойно. Это только последние года два-три они стали лаяться.

— А какой была Аида?

— Вертихвостка, — поморщившись, коротко ответила «молодка».

— И вовсе не вертихвостка, — не согласилась с ней женщина в мохеровом берете. — Вполне порядочная женщина.

— Вертихвостка! — продолжала настаивать на своем «молодка». — И любовник у нее имелся.

— А вы что, свечку держали, когда они любились? — не очень вежливо поинтересовалась у нее Амалия Сигизмундовна.

— И правда, — примирительно заметила Гортензия Никитична. — О покойных или хорошо, или ничего.

— Свечку не держала, но знаю наверняка! — повернулась к Амалии Сигизмундовне «молодка».

— Да откуда вы это можете знать? — усмехнулась та. — Аида женщиной была не очень открытой и аккуратной во всех жизненных вопросах…

— А вы можете передачу сделать, как мы тут мерзнем? — вдруг спросила меня Зинаида Степановна, та самая молчаливая женщина, что узнала во мне Аристарха Русакова и тем самым сняла с меня подозрения, что я грабитель, проводящий рекогносцировку на местности.

— Тут — это на улице? — спросил я шутливо.

— Да нет, в наших квартирах. Понимаете, в доме установили какой-то регулятор, который тормозит подачу тепла в наши квартиры…

— «Контроллер погодного регулирования» называется, — поправила ее всезнающая Гортензия Никитична.

— Ну да, контроллер, — охотно поправилась Зинаида Степановна. — Так вот: когда на улице холодно, бывает еще терпимо — батареи горячие, дома тепло, но когда температура около нуля, холодина в квартире несусветная. Восемнадцать градусов, а когда и шестнадцать. Батареи едва-едва теплые. Этот контроллер автоматически, как только уличная погода теплеет, отрубает подачу тепла в квартиры…

— Ограничивает, — снова поправила Зинаиду Степановну пожилая женщина с ярко-красными губами. Кажется, она знала все и была в курсе всего.

— Ну, ограничивает, — согласилась та. — В квартирах становится холодно. И мы мерзнем…

— Я вас понял, — заверил я Зинаиду Степановну. — Хорошо, я выйду с таким предложением к своему начальству.

— Да уж, выйдите, пожалуйста, — улыбнулась она. — Мы очень на вас надеемся.

— Выйду, выйду, — пообещал я.

— Только это ничего не даст, даже если такая передача и будет показана, — заметила Амалия Сигизмундовна.

— Это почему?

— Решение по установке этих контроллеров принимал сам мэр, и он его только потому, что вам иногда бывает прохладно, менять не станет.

— Так, чай, я не одна мерзну, — оглядела товарок Зинаида Степановна. — Сколько нас таких наберется-то? Пол-Москвы будет!

— А это не важно, что пол-Москвы мерзнет, — перебила ее безапелляционным тоном Амалия Сигизмундовна. — Экономия тепла важнее. Это ведь все деньги! Чего же их по ветру пускать.

Затеялся спор, участия в котором я принимать не хотел, поэтому вежливо попрощался с дамами и пошел восвояси, вполне удовлетворенный разговором с аборигеншами. Вот только выяснить, где был во время убийства начальник Государственной инспекции по надзору за московскими объектами недвижимости Юрий Крохин, мне пока не удалось…