Застеколье

Евгений Шалашов, 2020

Наконец-то становится известно, кто и зачем угрожает нашему миру главный герой вместе с соратниками вступает в борьбу с мировым злом.

Глава третья

Отдых после боя

— Ну, поехали майор, поехали… — вскочил Унгерн с «гостевого» стульчика. — Я же обещал тебя настоящими пельменями накормить.

Я в задумчивости посмотрел на монументальные часы, показывавшие четыре… виноват, шестнадцать часов. Батюшки, так и всего-то четыре часа прошло?! Точно помню, что обедать уходили в двенадцать. За каких-то четыре часа успели пообедать, «повоевать», посидеть в «обезьяннике»… А потом еще кое-что…

С готовностью вскакивая из-за стола, я все-таки поинтересовался:

— А до скольки у нас рабочий день?

— Выедем позже, в пробку попадем, — озабоченно отозвался генерал, не соизволив ответить на вопрос. С другой стороны, кто мне будет устанавливать рабочий день? Да и кто знает, есть я на службе или нет?

Генерал стремительно прокатился по приемной, на ходу сделав ручкой Ксении. Мне пришлось напрячься, чтобы не отстать. Куда и девалась хваленая скорость?

Выкатившись на крыльцо, Виктор Витальевич махнул указательным пальцем и побежал в сторону служебной стоянки. Огибая крутые тачки (В марках не силен и, «БМВ» от «Мерседеса» не отличу, но не на «Жигулях» же в «конторе» ездят?), генерал подвел меня к солидной — даже я понял, что недешевой — машине темно-вишевого цвета, с надписью «Форд» на решетке. Нежно погладил ее по крыше, а потом, углядев что-то нехорошее, сердито заурчал и полез за носовым платком. Не дотянулся.

— Сволочи! Опять нас…ли! — выругался генерал.

Сдерживая смех, я забрал у начальника платок и вытер какашку.

— Вчера на мойке были. Мне ее с шампунем драили, а эти, крысы летучие, — пожаловался Унгерн и погрозил кулаком в сторону «символов мира», расхаживающих тут и там. — На грязную не гадят…

— Голубь знает, куда какать! — глубокомысленно изрек я, пытаясь вернуть генералу грязный платок, но тот лишь брезгливо отмахнулся, показывая — выбрось, куда-нибудь… Скомкав платок, запустил им в голубей. Жаль, ничего тяжелого в нем не было — не долетел.

— Садись, товарищ полпред. И пристегнуться не забудь, — поерзал генерал в кресле.

Унгерн не пытался ни превысить скорость, ни обогнать кого-либо. Вел уверенно и аккуратно. Кажется, даже все правила соблюдал. Опять-таки, мне «безлошадному» сложно судить. Ехали молча. То есть, о делах не говорили. Да и кто будет говорить о делах в машине?

— Мне бы прибарахлиться, — сообщил я генералу, критически глянув на свои брюки и демонстрируя рваную куртку.

— Сейчас супермаркет будет. Ты — на второй этаж, где одежда, а я продуктов прикуплю… Двадцать минут хватит?

— Должно, — прикинул я.

Свернув к магазину, генерал вдруг передумал:

— Сиди в машине. Сам что-нибудь куплю. Еще за бомжа примут.

— Почему за бомжа? — обиделся я. — Не такой уж и бомжеватый. Ну, драный слегка.

— Драный — ладно. Но пахнешь, словно год на помойке жил. Тебя Ксюшенька чем намазала? Пастой чудодейственной? От ушибов и прочего?

— Н-ну, — кивнул я, задумчиво принюхиваясь к себе. А ведь и впрямь… воняет! Как-то и забыл…

— Ей, дурочке, не сказали, что эту мазь только в полевых условиях можно использовать. Медвежий жир, бодяга, кровохлебка…

— Кто? — удивился я.

— Трава такая, кровохлебка. Кровь останавливает, — пояснил генерал. — Штука неплохая, но лучше на свежем воздухе… Медвежий жир — он и свежий воняет, будь здоров, а когда полежит — труба! Я всю дорогу нос в окне держал, а все равно… Круче только сенная труха на кобыльей моче… Зайдешь, такой… вонючий — от тебя все продавцы разбегутся и охрану вызовут. Не будешь же «ксивой» размахивать?

— Сколько? — поинтересовался я, вытаскивая пухлую пачку.

— А в сейфе оставить не мог? — вздохнул генерал. Вытащил из пачки пару бумажек по пять тысяч, критически посмотрел на меня: — Ага… сорок восьмой-пятидесятый, рост… почти сто восемьдесят.

Я вздохнул, провожая взглядом спину генерала. Вроде, чего жалеть? Особо не убыло. Но когда первый раз в жизни держишь в кармане полмиллиона, начинаешь переживать из-за каждой тысячи. Наверное, потому богатые люди и богатые, что им жаль расставаться с деньгами…

Сидел в машине, выходить было лень. Воровски закурил, пряча сигарету в кулаке. Мало ли, охрана на стоянке увидит, начнутся претензии.

Прежнего удовольствия дым не доставил, зато — стал не так заметен запах «волшебной» пасты. Вот, не сказал бы генерал, не заметил бы… Странно, обычно как раз отличаюсь чувствительностью к запахам. «А еще, — усмехнулся я мысленно. — А как барышня со мной целовалась-то, с таким вонючим? Из-за стресса? Или, верно говорят, что от мужчины должно пахнуть чуть слабее, чем от козла?»

Пытаясь отогнать от себя мысли о Ксюхе и ее обонянии (в конце — концов, ее проблемы) поймал себя на том, что совсем не думаю об измене. М-да… А кому я, собственно говоря изменил? Первой жене, с которой прожил больше двадцати лет и которую очень люблю? Машке, которая, тоже моя жена и которую я тоже люблю? Обоим?

«Обеим!» — ехидно поправили меня остатки того, что когда-то называлось совестью. В Застеколье, помнится, совесть вспоминал, «плакался» Ярославу. Потом, успокоился. «Не я первый, кто живет на две семьи. Не смертельно!» Если есть возможность (финансовая, прежде всего), то какой мужик… фу, терпеть не могу этого слова, но «мужчина» тут не подходит. Ладно. Какой самец не хотел бы иметь двух жен? Обычно, проблемы возникают из-за того, что какая-то из жен узнает о существовании соперницы. Если иметь жен в разных странах, так они ничтожно малы. В моем случае, семьи существуют в разных пространствах.

Но семья — это семья. Одна, две — кому как повезет. В прежние времена, когда у меня случался… скажем так, некий загул «налево» (не сумел «отказать» одинокой коллеге, которую провожал после вечеринки или, сам же эту коллегу и уговорил… не суть важно) месяц, не меньше, маялся. Не то — угрызениями совести, не то — дурью. А сейчас мне было как-то, «по барабану». Равно как и то, что несколько часов назад проломил череп человеку. Может, Унгерн прав, задаваясь вопросом — а человек ли я? Куча открывшихся возможностей. И, не исключено, что это не все. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Придется терпеть. Или, говоря по-умному, принять как данность… «Впрочем, — утешил я сам себя. — Кое-что во мне от человека осталось. И, не просто от человека, а от «бюджетника», привыкшего считать копейки. Ну и еще… Сам факт того, что я еще занимаюсь «самокопанием»

Наконец-таки явился и Унгерн. Забрасывая на заднее сиденье целую охапку пакетов, сказал:

— С тебя еще две тысячи… — Чего уж такого и накупили-то? — возмутился я, но покорно полез за деньгами. Вообще-то, мог бы и простить две тысячи, не разорился бы, товарищ генерал.

— С запасом брал, — ответил генерал. — С меня бери пример. И, точно — одежда самого Унгерна была безупречна. А я уж было подумал, что пресловутая немецкая аккуратность спасает даже в «каталажках». А он просто запас имеет.

— Мы вообще, куда едем-то? — поинтересовался я.

— Пельмени лепить, — отозвался генерал. — А ты что подумал?

А я бы не удивился, если бы Унгерн, вводя в заблуждение «врагов», рванул бы сейчас к тому самому заветному месту, на полянке, где должны были приготовить трупики цвергов. По хорошей дороге (вроде, дорога от Москвы до Грязовца неплохая), часов за пять-шесть осилим.

— И в зеркало не поглядывай — никто за нами не едет. Группу захвата я распустил, оперативники в разгоне, работают, а личной охраны мне не положено.

— А мне? — поинтересовался я.

— Дашь задание Ксюхе — она узнает. Только, тебе оно надо?

Я представил, как мордовороты в костюмах, выскакивают, открывают мне дверку, прикрывая телами мою «полномоченную» фигуру. Бегут впереди меня, пугая кошек и изумляя бабушек на скамейке, переговариваясь: «Первый-первый, я второй. Вхожу в подъезд. Всё чисто. Заводи объект!» Стало смешно.

— Вот-вот, — одобрительно отметил генерал, хотя и не смотрел на меня. — Цирк тебе устроят, а толку? Не помню, чтобы кого-то от снайпера уберегли, если ты не по первому списку идешь. Тут — оцепление, вертолеты, проверка. Но по первому списку только первые лица идут.

Мы въехали в маленький дворик, окруженный пятиэтажками. Не зная, даже и не скажешь, что это Москва. Чистенько. Тихо. Ну, дети галдят, так это хороший шум… Разве, что — въезд во двор преграждали штыри, которые Унгерн убрал нажатием пульта. Штука удобная. Не то, что мой проходной двор, через который катаются все, кому не лень. Но и штырями меня не удивить — видел в нашем «поселке» для «новых русских». Может, самому туда перебраться? Пожалуй, с такой зарплатой возможно. Да что мелочиться? Можно и в столицу переехать!

«Знать, столица та была, недалеко, от села, — вспомнился почему-то «Конек-Горбунок». И чего вспомнился? Видимо, подспудно знал, что жить теперь мне придется в Застеколье, а жена и дочь — пусть сами решают, где им жить. В столице ли, еще где. Надо будет решать…

«Тьфу ты! — разозлился я на самого себя. — Кто тут недавно уговаривал себя, что это все — нормально? Интеллигент, хренов…»

— Пакеты возьми, — кивнул генерал на покупки.

— Ну, ни хрена себе, нашел носильщика! — возмутился я, забирая пакеты.

— Ничего, от самонадеянности помогает, — насмешливо обронил Унгерн, придерживая дверцу. Недовольно покрутил носом: — Навоняли вы, товарищ полпред… Ладно, выветрится…

Виктор Витальевич запер машину, по-хозяйски оглядел двор и важно, брюхом вперед, пошел, не оглядываясь. А я, майор и полпред, тащился за ним, как… не знаю кто! «Пятиэтажка» оказалась не так проста, как показалось вначале. В просторном фойе, перед компом сидел охранник и разгадывал кроссворд. (Опять, «вохрочоповец»!) Завидев генерала, он даже сделал вид, что пытается встать. В мою сторону парень только носом покрутил, но ничего не сказал.

— Вот тут я и живу, — обронил генерал, вводя меня в просторную прихожую. — Ванна — там. Мусорный пакет — тут. Упакуешь свои лохмотья.

Пока я мылся, пытаясь хозяйскими гелями смыть с себя «волшебные» запахи, одевался в обновки (генерал, не мудрствуя лукаво, прикупил мне несколько пар джинсов, рубашек и джемперов с куртками) на кухне уже шла работа — шумела электромясорубка, замешивалось тесто, что-то шкворчало… Унгерн, в белоснежном фартуке, священнодействовал — нарезал лук!

— Ну и личико у тебя… Олег Васильевич… Вон, бальзам возьми.

Прочитав название «Санта-Рокко», принюхался. Пахло гораздо приятнее, чем от кровохлебки с прогорклым жиром. И, кажется, зуд и жжение унялось окончательно.

— Садись. Если пить хочешь — в холодильнике клюквенный морс, — смахнул генерал «непрошенную» слезу.

Пить мне не особо хотелось, но в холодильник заглянул из чистого любопытства. В принципе, всё то же самое, что и в обычных. Яйца, банки-бутылки. Одна из полок была заставлена пластиковыми контейнерами с этикетками.

— Окорочка… Котлеты… Печень… — читал я вслух… — Кура…

— Это супруга заботу проявляет, — пояснил генерал в некотором смущении, но, вместе с тем, с долей гордости. — Уж сколько раз говорил — в столовой обедаю, так нет…

Странно — у генерала есть жена?! Обычно, в книжках генералы грустно смотрят на фотографию красавицы, погибшей в автокатастрофе (в «горячей» точке, при родах) или сбежавшей от юного лейтенанта двадцать-тридцать лет назад.

— Отдыхает супруга? — рассеянно поинтересовался я, готовясь услышать, что госпожа генеральша пребывает где-нибудь… Ну, если не на Канарах, то хотя бы в Турции. Хотя, сейчас патриотичней Сочи или Крым.

— Можно и так сказать. Дражайшая на пенсию вышла давно, по «вредному» стажу. Рентгенолог она, — пояснил генерал, заворачивая кусочки фарша в тесто. — У нее от родителей дом остался, земли кусочек соток двадцать. Пока работала, только детей на лето туда возила. На пенсию вышла, как прорвало. К земле потянуло! Как весна начинается — я волком вою! Рассада, горшки… потом, грядки, — поморщился генерал и потёр поясницу.

— И, что, генералы грядки копают? — уставился я на начальника.

— Копать — это фигня, — авторитетно отмахнулся Унгерн. — Самое поганое — капусту полоть. Хорошо, в командировки часто езжу, а то бы так и умер на грядках. И дети, от работы уже шарахаются, не хотят помогать…

Тут я не выдержал и заржал.

— Ага, смешно… — обиженно отозвался Виктор Витальевич и сокрушенно добавил: — Я ей сколько раз предлагал плюнуть на все это дело. Говорю — ну, зачем тебе это? Давай, как все люди, построим домик, такой, скромненький, в два этажа… Бассейн, сауна. Зачем тебе столько картошки? А лук куда? Понимаю — клумбы, цветочки… Ну, ладно, клубника-земляника. Перед коллегами стыдно! Полковник ГБ, с прошлого года — целый генерал! Дети — сын с дочкой, у них уже свои семьи, стыдятся знакомым сказать, что у их папеньки, вместо виллы дом в деревне. А супруга — не хочу я никаких коттеджей, никаких особняков! Какая сауна, если баня есть? И зачем бассейн, если река рядом? И тебя, говорит, на старости лет хоть не посадят… Единственное, что убедил сделать — так это бойлер поставить. Не мальчик, каждый год дрова кубометрами колоть. А когда новый «Форд» покупал, что было?! Говорю — нельзя двадцать лет на одной машине ездить, разваливается, да и перед подчиненными несолидно! Я своего первого «Форда» из Германии пригнал, еще старлеем был… Хорошая машина, надежная. Мне ее коллеги из «Штази» «подогнали», когда фамилию услышали… Она по ней, как по любимой корове, убивалась!

— Нет, Виктор Витальевич, — отсмеявшись, еле выговорил я. — Конечно знал, что ты у нас большой оригинал, но чтобы супруга генерала копалась на грядках, да еще и мужа «припахивала»? Фантастика!

— Сплошная суровая действительность. А по фантастике ты спец, — огрызнулся генерал.

— Ну вот, началось, — поморщился я, ожидая очередной порции подначек на тему раскрытия государственных тайн в фантастическом романе.

— Да я ничего такого и не имел в виду, — пожал плечами генерал, убирая налепленные пельмени в морозилку. — Ты в отчете про дракона написал, а в книжке не обмолвился.

— На дракона места не хватило, — пожаловался я. — Я пять «алок» сократил.

— Алка, это что? — не понял генерал, принимаясь за мытье мясорубки.

— Авторский лист, — любезно сообщил я. — Сорок тысяч печатных знаков. Ну, примерно двадцать три листа формата А-4. Редакции сейчас требуют, чтобы книга была от двенадцати до четырнадцати «алок».

— Пожалуй, оно и к лучшему, что сократил, — хмыкнул генерал, протирая стол. — Иначе, еще бы что-нибудь выболтал… Но про дракона ты напиши. Внукам нравится. Не про китайского, так хоть про «приокского». Говорят, возле Каширы дракона видели… Откликается на кличку Борька. Вроде, делали эксперимент с мышами, а получился дракон.

— Да ну? — удивился я.

— Вот тебе и ну, — развеселился генерал. — Знаешь, сколько всякой ерунды приходится разгребать? Пусть даже и из психушки. Так сразу не отмахнешься. Кстати, я тут стишок набросал, — заявил Унгерн, прокашлялся и, с легким пафосом произнес:

И Ксюша молвила уныло: А ведь решат же — «Что-то было!»

Кто вякнул, там: мол, Ксюхи — дуры?! Гляди: диплом, блин, физкультуры!

Я понимаю: на обеде… Но чтоб в СЛУЖЕБНОМ кабинете?!

Пусть нет ни голоса, ни слуха… Имеет черный пояс Ксюха!

Когда девица уж разложена, Плевать, что в общем, «не положено!»

Дресс-код наш босс не отменял: его он аккуратно снял!^[1]

Я, поначалу, решил обидеться, но потом передумал. Чего на правду-то обижаться? Промямлил:

— Не знаю, чего и сказать.

— Ты лучше про дракона расскажи, — попросил генерал. — Интересно же.

Я призадумался. Вроде, было это недавно. Но тогда я еще не знал, что мне предстоит увидеть мертвого Гнома, пробитого арбалетными болтами и не увидеть, как погибнет Борис. Сейчас все были живы и бодро топали воевать с драконом.

Застеколье. Около года назад

Собственно говоря, дракон никому ничего плохого не сделал. Летел себе куда-то по своим драконьим делам и, летел. Потом — решил отдохнуть. Подумаешь, перед тем, как сесть, съел пару бестолковых коров и спалил пару скирд с сеном. Но место для посадки выбрал неудачно — прямо в болотце. Сверху-то оно казалось идеальной площадкой для посадки. Почти аэродром, только без сигнальных огней!

Какое счастье, что кикимора и большая часть ее выводка в это время находились в гостях у кумы, в соседнем болотце. Правда, кое-кто из игошей сидел дома. Но это мелочь. Одним больше, другим меньше… Считать кикимора все равно не умела.

Теперь — о драконе. Сел. И, засосало его болото аж по самую шею. Лапы и крылья в воде. Из болотной тины точит глупая голова и печальными глазами смотрит на окружающий мир. Бедолагу сдавило со всех сторон и упорно тянуло на дно…

Постепенно к болотцу стала подтягиваться попрятавшаяся ранее нечисть. Из гостей притащилась кикимора со своей оравой хулиганов. Игоши стали бросать в дракона шишками и палками. Не остались в стороне и лешие. Один из них, выломав длинную палку, стал тыкать ею в морду ящера, норовя выколоть глаз. Но дракон лишь опустил бронированное веко.

Кикимора начала операцию по всем правилам военного искусства. Игоши, с шишками и камнями, используя складки местности, передислоцировались поближе. В арьергарде находились лешие. Несколько водяных блокировали подход к болотцу со стороны, впадающей в него речушки.

По сигналу кикиморы началась атака. Но летящий хлам серьезного ущерба причинить не смог. Тогда лешие подтащили к краю болота здоровенную сосну и приготовились уронить ее на голову звероящера.

Дракон был профессионалом. Он подождал, пока неприятель не подойдет ближе и, дохнул… Сосна вспыхнула и разлетелась, разнося горящие куски древесины.

Понеся потери, армия леших и игошей, отступила — лечить обожженные части тела, вправлять вывихнутые и сломанные конечности. К сожалению, несколько погибших игошей и один лешак регенерации не подлежали… Наспех собранный военный совет решил ждать полуночи, когда подтянутся упыри с арбалетами. А супротив железных болтов броня дракона не потянет…

Пока нежить вела борьбу с драконом, жители ближайшей деревни прятали скарб и отгоняли скотину в лес, в укромные уголки, куда не то, что дракону, но даже и княжеским сборщикам дани не добраться… Мужики, спешно оборужались, а потом, построившись в редкую колонну, пошли к Цитадели, где выстраивалась и наше воинство.

Таскать на жаре кольчугу, напяленную на подкольчужницу — свитер двойной вязки — удовольствие небольшое. Шлем падает на глаза, по заднице стучит кистень, а руку неприятно оттягивает рожон. Как хорошо, что никто не видел моего глупого и, жалкого вида. Мужики же, смеяться не стали, а напротив — один из соседей забрал из моих трясущихся рук щит, а другой, понес мой рожон.

Пока шли, народ озабоченно переговаривался.

— Здоровый зверюга, двух коров слопал и не поморщился, — покрутил головой Гном.

— Повадится гад, совсем нас без скотины оставит, — сумрачно сказал один из поселян, мне незнакомый. — Если по две коровы зараз…

— Интересно, а мясо у него вкусное? — поинтересовался кто-то.

— Хорош, глупости говорить, — оборвал разговоры Ярослав, — Лучше по сторонам глядите. В драку сразу не полезем. Проведем разведку, осмотримся. Собак — вперед!

Собаки не подвели. При подходе к болоту они принялись истошно лаять. Но дракона, сидевшего в болоте, почему-то не чуяли…

— Что-то я этого болотца не помню, — остановил всех Ярослав.

— Так это болотце некто и не мог видеть. Морок здесь был, — деловито заявил старый и мудрый Борис: — Вон, на деревьях паутины — будто специально развешивали.

Деревья стояли голые, без листвы, но затянутые в нити, как гусеница в кокон…

— Что за морок? — не удержался я. — Кто-то морочит голову? Что-то вроде дымовой завесы? Или как?

— Морок — это когда нечисть глаза отводит. Они ведь, твари стеснительные. Не хотят, понимаете ли, что бы в их владения заглядывали. А так — вроде и есть, а никто не видит. Был здесь морок, а теперь снят, — весело сообщил мне Гном. Потом задумчиво добавил. — Не иначе дракон его порушил.

Мы вышли на край болотца. Огляделись. Потом стали потихоньку разбредаться, кто куда. Дракон — не заяц. Если не сам, так хоть след должен остаться, туша — не малая, не то, что траву помять — деревья повалить может. А не видать…

— Парни, так вот же он! В болоте сидит! — яростно прокричал Гном, а потом — резко оттолкнул меня в сторону и сбил с ног. Я даже не успел обидеться, как остальной народ резко рассыпался и залег…

Дракон понял, что обнаружен. Терять ему было теперь нечего. Открыл пасть и дохнул. Но, увы… Вместо пламени вырвался полузадавленный хрип, что-то среднее между покашливанием и хрюканьем. Холод болота остановил химическую реакцию в драконьем брюхе… Поняв неизбежное и смирившись, дракон прижал уши и закрыл глаза…

Мы сообразили, что огневой запас неприятеля иссяк, поэтому приблизились к болотцу почти без опаски. Посмотрели на врага. А воевать было не с кем. Из грязной тины торчала огромная, безобразная, но почему-то вызывающая жалость голова.

— Что делать будем? — спросил растерянное воинство вождь.

— Может, добьем? — предложил Брясло. — Подвести к нему жерди и бревна, а потом — по голове каменьями. И, пусть подыхает гад.

— Нет, мужики, не по-людски это будет. Хоть и дракон, но нельзя беззащитного добивать, — вступился сердобольный Гном. Я, хоть и был еще сердит от его тычка, решил поддержать защитника обиженных драконов:

— А может, он в «Красную книгу» занесен? А мы, как последние варвары — камнями по голове. Уничтожим ископаемого.

Мое высказывание здорово развеселило народ.

— Ты, в наших краях, таких редкостей еще насмотришься. А уж если их чуть больше будет — нас самих в «Красную книгу» занесут, — сквозь хохот промычал Ярослав. — Как очень редкий вид еды для драконов….

Но когда отсмеялись, решили, что дракона добивать не будем. Но оставлять в болоте — это оставлять на медленную смерть. И что же делать? Хорошенько подумав, мужики решили вытаскивать.

Застучали топоры. Чтобы добраться до зверя, начали рубить деревья и делать гать. Из деревни, благо, что недалеко, прибежали гонцы с вожжами и веревками. Из срубленных бревен проложили гать — дорожку к голове дракона, набросали бревен и жердей вокруг. Теперь нужно сделать самую ответственную работу — подвести веревки под туловище. Никто не знал размеры дракона даже примерно — в болотной тине не разглядишь. Брясло, уже забывшему кровожадные планы, пришлось взять длинную жердину и прощупать все вокруг. Наконец его слега уткнулась в задницу зверя. Теперь — как подвести веревки? Лезть в болото желания не было. Сообразительный Борис придумал привязать к веревкам камни. Привязали и притопили. Осталось самое тяжелое: вытащить дракона из болота. Такую тушу тащить — пупок надорвешь. Мудрые головы предложили привести коней. Первоначально, идею приняли с восторгом. Потом подумали и отказались. Во-первых, для лошадей придется вырубать еще большую просеку, а это долго. Во-вторых, лошадей жалко. Как-нибудь сами.

По команде Ярослава все дружно разобрали веревки…

— И… раз. И е-щ-е раз, — начал он командовать. И все мы вместе уже, дружно, почти весело рыкнули: «И p-ь-а-з-ь». А в головах у нас одна мысль «Тяжелый, зараза!» Но все же, он хоть и тяжелый, но мы — народ упертый. И в прямом — уперлись ногами, и в переносном. И пошел, пошел-таки родимый дракоша из болота вылезать, потихоньку, правда, с трудом, но пошел… Еще рывок — и вытащили на твердую землю!

— Ух! — в сотню с лишним голосов выдохнули мы и уронили веревки. Перевели дух, вытерли пот и стали рассматривать «улов». А смотреть-то, собственно говоря, и не на что. Огромный ком грязи, не поймешь: где ноги, где голова. От холода дракон совсем ослаб, стоять не мог, лежал плашмя. Мало того, еще и зубами стучал.

— Мужики, а ведь нельзя его здесь оставлять. Или сам сдохнет, или нежить добьет, — жалел дракона Гном.

— Точно. Может, еще и коровок пригнать, что бы с голода не помер — встрял Брясло.

Все заржали, но решили, что в лесу оставлять дракона не следует и дело надо доводить до конца.

— Давай, просеку прорубим, а зверюгу положим на катки, — внес предложение и я. — И перетащим его, как наши предки ладьи таскали.

Я был ужасно доволен своей изобретательностью. Хотя, как мне показалось, народ дошел до этой мысли еще раньше. Но никто не насмешничал, типа: «Самый умный, да?»

Просека получилась на славу. Срубленные деревья очистили от веток и положили в ряд, а затем втащили на катки дракона. Дальше дело пошло веселей — только успевали перетаскивать бревна. Ближе к вечеру дракон лежал на опушке леса и грелся между двух больших костров…

Мы расположились неподалеку. Закусив, и слегка выпив, войско собралось потолковать.

— Что дальше? — спросил Ярослав.

Вопрос повис в воздухе. Действительно — а что же дальше?

— Ждать, пока не оклемается. А дальше — поглядим, — выдержал паузу Брясло. — Может быть, все и обойдется…

— Чего ждать-то, гнать его, Змея Горыныча — в хвост и в гриву, — зашумел кто-то, мне незнакомый.

— А как гнать-то? — ехидно осведомился комендант-князь Цитадели. — Крылья-то у тебя, из какого места растут? Или ты его усовестить сумеешь? Если сумеешь — давай, действуй. А мы посмотрим!

Дружина притихла. Не обернулась бы боком наша доброта. Нашли приключений на свою… голову.

— Значит, так, — резюмировал Ярослав. — Дракон оголодает — полетит еду искать. Если, найдет, да сожрет животину, какую, отдыхать сядет. Вот тут мы его и прищучим. Улетит, так и пес с ним. Теперь спать…

Утром, чуть засветило, все были уже на ногах и смотрели на возможного противника. Дракон встал на все четыре лапы. Как мокрая собака отряхнул с себя засохшую тину и грязь. Повалялся по земле. Встал. Не спеша, прошелся. Что-то завораживающее и притягивающее было в этом зрелище. Кто не видел — не поймет, а кому удалось — не забудет на всю жизнь. Из неуклюжей, тяжеловесной махины дракон стал превращаться в сказочно красивое существо… Разбег. Вначале медленно, потом чуть быстрее, еще быстрее…. И, пошел вверх.

Дракон сделал круг над лесом, взмыл высоко-высоко в небе и скрылся из виду…

Но не успели мы подойти к Цитадели, как увидели возвращение крылатого ящера. В голове пронеслось: «Ну, все!»

Командиры спешно рассредоточивали воинство. Все приготовились к бою, повыставляли перед собой щиты, надеясь, что они хоть как-то ослабят огненный шквал.

Лучники спешно вытаскивали из колчанов граненые бронебойные стрелы. По моему разумению, нас больше бы выручил крупнокалиберный пулемет. А еще лучше — подствольный гранатомет или «Стингер».

Ящеру же, казалось, не было дела до наших приготовлений. Когда он начал снижаться мы увидели, что в передних лапах он тащит двух рыжих коров.

Дракон подлетел и осторожно поставил буренок. Затем вновь поднялся в небо, помахал на прощанье крыльями и улетел.

Пока я рассказывал, Унгерн выставил на стол соленые огурчики, маринованные помидоры и свежую редиску, укроп.

— Жена! — пояснил генерал, словно я сам бы не догадался. — Как осень, две недели на «заготовках»! Говорит — свое полезнее, чем покупное. Ну, пока пельмени застынут, мы с тобой начнем…

Генерал вытащил из холодильника два контейнера — «Печень» и «Мясо по-карски». Я бы, на его месте, бухнул все на одну сковородку — не раздерутся! — а Унгерну, надо было непременно на разных.

— Вроде бы, всё, — осматривая стол, хмыкнул генерал. — А, самое-то главное!

Как же без «главного»? И, конечно же, водка выставлена не в бутылке, а в графине!

— Заслужили, — сообщил генерал, разливая ледяную жидкость в нормальные рюмки (а не по тридцать капель, как обычно!). — Ну, за встречу!

Выпив, захрустели. Я — огурчиком, а генерал — сочной редиской.

— Так вторую книгу написать разрешите? — повторил я вопрос.

— Горячего поешь, — кивнул Унгерн на мою тарелку, куда он успел положить печень. Дождавшись, пока не начну закусывать, сказал: — А ты на первую, разрешение просил? Вот и со второй также. Чего спрашивать? Жена читала, продолжения просит. Интересно, ей видите ли, как там у главного героя и оборотня-бобрихи… Да, а бобренка, не намечается?

Я поперхнулся, в который раз обозвав генерала «заразой». Но он, как бы теряя интерес к своему вопросу, сказал:

— Надо про дракона напечатать. Хорошая сказка. Ну, для читателя, не для тебя… Хотя, я сам до сих пор не верю…

— Напечатал я эту сказку, в газете, — признался я. — Встречаю как-то знакомого философа, а тот — как ты классно Россию в болото посадил! Как метафорично! Только, слишком уж ты хорошего мнения о нашем народе. Хрен он чего вытащит! Я ему — да не писал я о России. Я о драконе писал! А он — критик имеет право найти в произведении то, что ускользнуло от автора. Белинский, блин!

— Ну, критикам тоже кушать надо, — философски изрек генерал. — Так что, пиши… Единственное, о чем попрошу — не описывай конкретных мест и адресов не давай! Ну, коли о книге зашла речь… Почему вы так много пьете? — разливая по второй, поинтересовался генерал: — Могли бы другой способ найти, чтобы стрессы снимать. Впечатление, что там одни алкоголики. Как вы до сих пор Цитадель «неандертальцам» своим не сдали, по-пьянке…

— «Пьем много мы по времени, а больше мы работаем, трещит крестьянский пуп», — процитировал я. — Так, для образа же…

— Для образа, — фыркнул генерал, выпивая. — К наркологу отправлю и Некрасов не поможет. Ладно, сегодня можно. И стресс снимем и повод есть…

— Мне подполковника присвоили? — обрадовался я.

— Ишь, подполковника ему… Обнаглел. Дуля тебе большая, а не звездочка. Из-за тебя и так кадровик поседел. Все инструкции и приказы нарушили, когда на службу принимали, за порогом возраста, без образования, без выслуги. Года не отслужил — из капитанов в майоры прыгнул! Я сам до подполковника пять лет перехаживал. И ты в майорах походишь…

— Похожу, — вздохнул я.

— Да получишь ты подполковника, — утешил меня Унгерн и полез в морозилку. Проверив, как там пельмени, поставил на огонь кастрюлю с водой, разлил по третьей и утешил еще раз: — Получишь… В свое время. А за начальника, не хочешь порадоваться?

— Я радуюсь, — выдавил я из себя умильную улыбку. — Не иначе орденом наградили? Покажете?

С горделивой небрежностью генерал вытащил из карманчика фартука серебряную звезду, с разноцветной эмалью, на сине-красной колодке и протянул мне.

Я полюбовался на двуглавого орла и вернул награду герою.

— «За военные заслуги». Заметь — награждают за образцовое исполнение воинского долга и за обеспечение обороноспособности Российской Федерации! За это и выпьем…

Четвертую пили молча. Мне никто не объяснял, но я знал, что четвертый, молчаливый тост, за тех, кого нет с нами…

Посидели. Немного помолчали. Я не выдержал первым:

— Виктор Витальевич, у тебя в кармашке еще что-то звенело…

— У меня там… О, у меня вода закипела! — вывернулся генерал.

— В кипящую подсоленную воду… — прокомментировал я действо, тихо загибаясь от любопытства. А Унгерн, не спеша подсолил, поперчил, подсыпал каких-то травок и, лишь тогда высыпал пельмени в кастрюлю.

— Ну, ладно, — сжалился генерал. — Тебе тоже железка положена. Заслужил! Представление давно ушло, а подписали неделю назад. Ничего, что не в торжественной обстановке? Но тебя коллективу отдела не представишь — ты особь секретная.

Я был морально готов к какой-нибудь медальке, хотя втайне рассчитывал на орден. Ну, там — «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени. Можно и «Мужества». Но когда в мою протянутую ладонь упала золотая звездочка, с земным шариком в центре, на сине-зеленой колодке, я обомлел:

— А… почему «Дружба»?

— Радуйся, что не медаль Пушкина. Что в статуте прописано? — махнул черпаком генерал. — Орденом «Дружбы» награждают за большой вклад в укрепление дружбы и сотрудничества наций и народностей…. Что-то там еще… а, за особо плодотворную деятельность по сближению и взаимообогащению культур наций и народностей, укреплению мира и дружественных отношений между государствами.

— М-да… — только и смог я сказать. Ладно, леших и домовых можно посчитать за нации. А вот есть ли государство у русалок — это еще вопрос!

— Нравится? — без насмешки поинтересовался Унгерн, заприметив, как я прикладываю орден к рубашке. — Я, когда первую «звездочку» — Красную — получил, чуть ли ее не облизывал… — Интересно бы на вас посмотреть, при полном параде. «Иконостас» — как у Брежнева! — предположил я.

— Да ну, скажешь тоже, — фыркнул генерал, раскладывая пельмени по глубоким мискам. — Не так уж и много. Из орденов — две «звездочки», вот — этот, еще. Медалей, за тридцать с лишним лет, много, конечно, но больше юбилейных да ведомственных. За «Афган», «Воину-интернационалисту» и «БЗ». Ну, есть еще орден, но о нем и вспоминать не хочется…

— А что не так? — спросил я, вдыхая аромат пельменей и потянувшись за вилкой. — Какое-нибудь «Кольцо в нос»?

— Ну, куда ты вилкой-то тычешь? — возмущенно гаркнул генерал. — Настоящие пельмени надо ложкой есть!

С перепугу, я схватил ложку и сунул пельменину в рот… Жжж!

— Собака худая… — выругался я, глотая раскаленную пельмешку, слёзы и окончание фразы «… господин генерал»….

— Чего ты там бормочешь? — не понял Унгерн. — Обжегся? Так не спеши, не гонят. Сметанкой заешь, легче будет…

— Спасибо, — с чувством поблагодарил я начальника, набирая сметаны. Стало полегче…

— Ну, как? — поинтересовался генерал.

— Вкусно, — сказал я, хотя от боли в обожжённом нёбе ничего не чувствовал.

— Ну, а я что говорил?! — расцвел начальник, разливая в очередной раз. — Да, про орден не досказал… Я в Анголе, специалистом по сельскому хозяйству числился. Ну и, соответственно, награждали по линии Минсельхоза СССР. А там, не мудрствуя лукаво, представили к ордену «Боевого Красного знамени». В Президиуме Верховного Совета не поняли — какая связь между сельским хозяйством и боевыми наградами и… слово поменяли.

— Ничего, «Трудовое Красное знамя» — тоже неплохо, — утешил я начальника. И, наконец-то, «расчухав» вкус пельменей, со всей искренностью похвалил: — Вкусно!

— Бабушка научила, — сообщил Унгерн. — Я ведь в Сибири родился.

Если у бабушки была та же фамилия, что и у внука, спрашивать, что они делали в Сибири не стоит. Я только предложил:

— Ну, за бабушку!

На тосте «За бабушку!» кончилась первая бутылка. К моему удивлению, генерал полез за второй. Раньше за ним такого не водилось! Более того, он даже не стал переливать водку в графин. Не иначе, в самом деле, решил «оттянуться» по полной программе.

Вторая бутылка «пошла» быстрее. Мой начальник развеселился, принялся рассказывать старые анекдоты про генералов и спецназовцев. Потом, разговор опять перешел на тему униформы.

— Ксюху озадачишь — пусть в ХОЗУ съездит, форму получит. Так-то сам должен брать, под роспись, но я позвоню — выдадут. А насчет «парадки», лучше самому расстараться. Телефончик портного дам. Берет много, но — он того стоит. Все генералы у него шьют!

— Так то — генералы… — с сомнением сказал я.

— Пельмени ешь! — сурово приказал отец-командир, в очередной раз, наливая рюмки и я покорно стал жевать, хотя уже и не лезло. — Не обеднеешь, с сорока тысяч.

— Чего? — от возмущения, я перестал есть. — Да за такие деньги я четыре костюма куплю!

Унгерн был непреклонен.

— Тебе по должности положено «парадку» не со склада, а от портного иметь. На торжественные и парадные выходы.

— Парадка, — хмыкнул я. Потом продекламировал: — А на груди его могучей, одна медаль висела кучей!

— Все с этого начинали, — утешил пеня генерал. — Значок вузовский прицепишь, еще что-нибудь. Хотя… Несолидно как-то, с одной-то железкой ходить. Ладно, — махнул рукой Виктор Витальевич, приняв решение. — Есть у меня медаль лишняя, к юбилею на отдел с запасом давали. И удостоверение чистое. Как чувствовал, что надо приберечь! Напомнишь, вручу! Все равно ее у тебя никто не увидит…

— Так, зачем она тогда? — не понял я хода генеральской мысли.

— Чтобы было! Прицепишь к кителю, в шкаф уберешь. Присматривай, чтобы моль не съела…

— Шуточки у вас, господин генерал, — покачал я головой.

— Почему, шуточки? — обиделся Унгерн. — Я парадный мундир один раз в год надеваю — на профессиональный праздник. Все больше в «гражданке» да в «камуфляже» бегаю. — Задумчиво поднимая бутылку, генерал обнаружил, что она пустая. — Еще будем?

— Когда это я отказывался?

— Тогда — придется в «лавку» идти…

Я решил, что за водкой придется бежать младшему по званию. Чего-чего, а бегать за «добавкой» я не любил. И, никогда не бегал, даже если очень хотелось «добавить». Может, потому до сих пор и не спился? Но генерал решил иначе. Задумчиво почесав затылок, изрек:

— Тебя отправить, так не найдешь. А найдешь — так могут и не продать. Решат, что проверка. Придется мне самому. Или, если в состоянии — пойдем вместе. Ты, как, в форме?

Чтобы под такую закусь, да быть не в форме — это надо «принять» еще столько же! И мы стали собираться. Но генералу, конечно же, вначале понадобилось прибрать на столе, помыть посуду… (Хотел добавить — «Немец, он и в Африке немец», но не стал, чтобы не упрекнули в штампах). Ладно — немец, он по жизни аккуратист, хоть и вырос в Сибири!

— Вроде, всё, — с удовлетворением выдохнул генерал, убирая последнюю тарелку.

В «поход» за водкой генерал собирался, как на операцию. Не забыл кобуру (кабуру!) скрытого ношения, нарушая правило силовиков — «Собрался напиться — убери оружие подальше!». Делать генералу замечания у меня не повернулся язык. И, потому, я тоже нацепил свою «сбрую» с АПС, который я так и не сподобился помыть и почистить!

— Ничего не забыл? — как заботливая мамаша поинтересовался генерал, кивая на пакет с моими лохмотьями.

Я демонстративно похлопал себя по бокам и доложил:

— Все на месте.

— Тогда — держи, — вручил мне генерал пакеты с мусором. В вестибюле, уткнувшись в газетку с кроссвордом, спал «вохрочоповец». Мы понимающе переглянулись — ну, устал человек от такой работы. Будить парня не стали.

— Сейчас пакеты в «мусорку» кинем. За углом магазинчик есть. Ночью запрещено, но мне продадут! — пообещал генерал, вдыхая ночной воздух. Потом, без всякого перехода, выругался.

— Вы чего? — удивился я.

— Вон, крыса куда-то побежала, — брезгливо ответил Унгерн. — Здоровенная! Не было же у нас крыс!

— А… — равнодушно отозвался я. К крысам я никаких чувств не испытывал. — Вон «мусорка», — кивнул генерал.

Выгружая мусор в контейнер, я прикинул, что неплохо бы еще «затариться» пивом. Сейчас-то я как «стеклышко», но что будет, коли мы приголубим еще пару «пузырей»? Представив, как будет славно, когда трясущимися руками налью себе стаканчик «лекарства», волью его в обезвоженный с похмелья рот. Потом — еще один. Ну, после третьего станет совсем хорошо…

Рядом с мусорными контейнерами стояла машина, которая даже в сумерках производила нужное впечатление — солидная и тяжелая, как броневик. Возле неё покуривал крепкий парень, похожий на свою машину. Завидев нас, затоптал окурок и вытянулся.

— Зараза ты, товарищ генерал, — прошептал я с некоторой досадой, хотя и ждал весь вечер чего-то такого.

— Сам знаю, — ответил начальник, нисколько не обидевшись и, открывая заднюю дверцу, любезно сказал: — Садись майор. Сейчас кое-какое барахло из своей машины перекину, сразу и рванем…

Примечания

1

Автор стихов — Борис Давыдов.