Забудь меня такой

Евгения Кайдалова, 2008

Майя давно не ждет от жизни радости, а уж тем более любви и романтики. Скучная, нелюбимая работа, постоянная тревога за сына – все это не дает ей расслабиться, почувствовать себя молодой. Эти проблемы знакомы миллионам женщин. Но Майе повезло. Неожиданно судьба дала ей шанс взглянуть на мир иначе, вернуть молодость и – главное – встретить человека, который помог ей поверить, что она может любить и быть любимой.

II

Когда вспоминают о преступлениях, совершенных нашей страной против нашего же народа, за кадром почему-то всегда остается то из них, что продолжается и по сей день, — квартирный вопрос. Уже в далеком прошлом и ГУЛАГ, и психушки для диссидентов; уже истлели у Кремлевской стены все, кому следует выставить за это счет, а квадратные метры, как неумолимые наследники жестокой советской эпохи, продолжают ломать судьбы. Уже и население в стране активно сокращается, и стройки раздирают столицу по швам, а жилья как не было, так и нет. И по-прежнему квартирный вопрос имеет тенденцию решаться трупами!

При слове «трупами» ее собеседник понимающе кивнул головой.

— Я не об этом, — смешалась Майя. — То есть преступность, конечно, никто не отменял, но я имею в виду, что, пока не умрет какой-нибудь старый человек, у молодого нет шансов перебраться в человеческие условия.

— Это, должно быть, очень тяжело — ждать чьей-нибудь смерти, — задумчиво сказал Карим.

— Да уж… — неопределенно пробормотала Майя. На самом деле ей хотелось ответить: «А еще тяжелее — так и не дождаться», — но она боялась произвести на своего спутника отталкивающее впечатление.

Майя вообще всегда следила за тем, чтобы у людей оставалось о ней правильное впечатление, но сейчас нервы были так подорваны и измотаны, что женщина плохо себя контролировала и позволяла себе быть откровенной, не взвешивая каждое слово перед тем, как отправить его в разговор. Хотя обычно во время сколь-нибудь значимой встречи с мужчиной она мысленно затягивалась в корсет, заранее отсекая темы, которых касаться не желала. Это не делало ее молчаливой, отнюдь — человек, работающий на телевидении, в состоянии поддержать какой угодно разговор и даже наболтать много занятного для собеседника, но подобные продуманные разговоры никогда не велись о ней самой, а потому при всей их поверхностной увлекательности никогда не представляли для мужчин настоящего интереса. Но Майя об этом не догадывалась. Лишь потом печально констатировала тот факт, что у нее в очередной раз «не срослось».

— Хотите еще чаю? — спросил Карим, снимая кружку с закипевшей водой с газовой горелки.

— Я хочу остаться здесь, — отрешенно ответила Майя, глядя на близкие вершины гор, затянутые вечерней синевой, и обрамленный цветущими деревьями край обрыва.

— Прямо в палатке? — улыбнулся Карим.

— Да, — откликнулась Майя, — хотя можно и без палатки.

Она чувствовала, что говорит ему лишнее о себе, переставая строго следовать своему внутреннему этикету, но — черт возьми! — она же не на свидании. Ее судьба будет связана с судьбой Карима ровным счетом три дня, в течение которых он взялся быть ее проводником по Крымским горам.

После одуряюще жаркого дня холод наступил на удивление быстро — стоило солнцу скрыться за горой. Однако, дрожа и кутаясь во все захваченные с собою теплые вещи, Майя не переставала наслаждаться тем облаком запахов, среди которых они поставили палатку. Вокруг теснились кудрявые от желтых соцветий кусты барбариса, а там и тут между ними выступали усыпанные белизной дикие груши. Кое-где под деревьями, куда в течение дня не добирался зной, еще виднелись кроваво-красные капли диких пионов с игольчатыми листьями и четырьмя образующими чашу лепестками, а чуть дальше по плоскогорью на полностью открытых солнцу местах в изобилии стояли белые хвостики асфоделий. Майя чрезвычайно удивилась, когда Карим сообщил ей название этих похожих на пушистую метелку цветов: она и не подозревала, что растение, согласно легенде украшающее поля в царстве мертвых, существует на самом деле. И выглядит ничуть не траурно — наоборот, забавно, словно Господь Бог сперва увидел его на детском рисунке, а затем решил насадить на земле.

При мысли о мертвых и вечности Майя неизбежно вспомнила о старухе, и светлое настроение, поднявшееся было в ней от разговора с Каримом, разом исчезло, точно солнце за горой. Ее вновь затрясла дрожь, как это было во время последнего разговора с Глафирой.

— Вам плохо? — заметил ее состояние Карим.

— Да. Нет. Не знаю. Горная болезнь, наверное, — с принужденным смехом поспешила объяснить она.

Карим покачал головой:

— Слишком маленькая высота.

Чтобы скрыть свою нервозность, Майя поднялась и прошлась вдоль края обрыва. Унимая дрожь, она крепко обхватила себя руками, но ее все равно трясло. Женщина чувствовала, что Карим внимательно наблюдает за нею, но сделать то, чего ей сейчас хотелось больше всего на свете — выговориться — она не могла. Рассказать ему о том, как она ждет, точнее, ждала, старухиной смерти, было бы еще полбеды — в конце концов, Карим, рожденный и выросший в СССР и живущий в бывшей союзной республике, с квартирным вопросом знаком не понаслышке — он должен ее понять. Но стоит поведать ему о том, что отколола старуха в преддверии своей смерти — и ее проводник наверняка сочтет (хоть виду и не подаст), что Майя не в своем уме. И скорее всего завтра вместо похода по Большому крымскому каньону под любым предлогом отвезет ее домой, чтобы не иметь дела с душевнобольной туристкой.