Другие слёзы. Сказка для детей, но не только…

Евгения Кузнецова

Мы часто идем по жизни с нелепым флагом. У кого-то этот флаг — стремление к удовольствиям, у кого-то вещизм, у кого-то собственное «Я». Но каждый, засмотревшись на свой флаг, однажды проваливается в пустоту. Неминуемо проваливается. И плачет… Плачет от боли и безысходности, но упорно цепляется за свои убеждения. Однако рано или поздно человек начинает искать точку опоры вне этого мира, а найдя наконец, снова плачет. Но это уже другие слезы…

К мосту Неведения

Взорам наших героев предстало бескрайнее море. Волны игриво набрасывались на берег, приветствуя гостей прохладными брызгами.

Девочки восторженно взвизгнули, скинули обувь и забегали по песчаному пляжу весело и беззаботно, словно просто прилетели на самолете по туристической путевке отдыхать.

Алексей и Михаил настороженно озирались, а Кристина безрезультатно пыталась дозвониться хоть до кого-то, но даже экстренные службы были недоступны — телефон оказался здесь бесполезной игрушкой.

— Где это мы? — спросил Алёша.

— Где бы мы ни были, но точно не дома, — ответила мама.

— Нет, мы дома! — раздался голос Миши. Он отошел на несколько шагов от плотной травяной завесы, за которой виднелся лес, приподнялся на носки и что-то разглядывал в густеющих лесных сумерках.

— Это наш лес! — уверенно добавил он. — Вон за тем кривым деревом ручей, а дальше поляна.

— Значит, надо идти туда, — заключила Кристина. — Девочки, идем!

— Ма-а-ам, а можно мы искупаемся? — Девочкам не хотелось уходить, они умоляюще посмотрели на мать.

— Вы что, совсем ничего не понимаете?! Откуда здесь море?! Ведете себя как дурочки просто! — выпалил в раздражении Алексей.

И в тот же миг море заметно потемнело, волны поднялись выше обычного и словно замерли в ожидании.

— Сам ты дурак! — обиделась Лиза.

По выражению маминого лица девочки поняли, что развлечений не будет, и стали нехотя надевать обувь.

— Ну, где вы там? Я нашел тропинку! — подбежал Миша и, не сумев вовремя остановиться, натолкнулся на Лизу, которая, стоя на одной ноге, искала вторую туфлю.

Девочка раздраженно оттолкнула брата:

— Ма-ам, Мишка толкается!

— Я не толкал тебя! — крикнул Миша. — Ты сама виновата, опять раскидала свою обувь!

— Если так получилось, нужно просто попросить прощения, — попыталась погасить конфликт мама.

Но Миша гневно топнул ногой:

— Я не виноват! Это она!

Между тем остановившие свою игру волны стали почти черными, они уже поднялись высоко над берегом и были готовы поглотить его.

— Смотрите!!! — что есть сил закричал Алёша.

Все обернулись. Гигантская водяная стена чего-то ждала. Казалось, кто-то невидимый сдерживал ее, но она всё темнела и росла.

— Бежим! — Кристина схватила за одежду стоявших рядом Лизу и Мишу и стремглав кинулась в густую высокую траву, на ходу что-то крича остальным детям.

Несясь сквозь упругие заросли, хлеставшие по лицу, женщина отчаянно пыталась удалиться от нависшей опасности. Дети спотыкались, падали, мама поднимала их, и они снова мчались, не успевая перевести дух. Но вот, оглянувшись в очередной раз назад, она заметила, что травяные ряды не смыкаются, сколько бы они ни бежали. Волна устрашающе замерла и сверлила беглецов пристальным, испытующим взглядом.

— Мы не двигаемся с места! — в недоумении прошептала Кристина и решилась остановить детей, которые тяжело дышали, взволнованно глядя на мать и озираясь на водяного монстра.

— Мы не убежим от нее! — сказала женщина уверенно. — Вы должны помириться — кажется, только так можно спастись.

Миша и Лиза в недоумении смотрели то на мать, то на волну и порывались снова бежать. Но мама крепко удерживала их за руки.

— Я не знаю, куда мы попали, но одно вижу ясно: это не простая волна. Это гнев, готовый нас захлестнуть, — проговорила Кристина дрожащим голосом и прижала к себе детей. — Я люблю вас! И вы любите друг друга!

Дети сглотнули тяжелое молчание, глядя, как к ногам подползает чудовищная тень.

— Прости меня! — вдруг одновременно сказали они.

В это мгновение волна стала светлеть; она не ударила с грохотом о берег, как это бывает во время шторма, а просто уменьшилась и исчезла, словно кто-то отмотал назад видеозапись.

Воцарилась звенящая тишина. Море уже не шелестело и не играло, оно было тихим и гладким, как родное озеро. Последние лучи окрашивали его зеркальную поверхность розовым цветом, воздух благоухал вечерней росой, травами и лесным мхом, совсем как дома.

«Совершенно не морской запах, — подумала Кристина. — А где же дети?»

— Алёша! Соня! Лина! — крикнула она.

Из травы, шумно хлопая крыльями, вылетели две птицы, недовольно поверещали и улетели в знакомый лес. Защемило сердце. Так захотелось домой!

— Алёша! Соня! Лина! — снова позвала Кристина, но ответа не последовало.

Миша и Лиза вошли в травяные заросли более чем на метр. Мама удивленно посмотрела на них: почему поле не впускало их раньше?

Но нет времени на размышления. Кристина поспешно догнала сына и дочь, боясь упустить их из виду, и, как оказалось, не зря.

— Лёша! Соня! Лина! — кричали дети, пробираясь по густой траве вглубь неизвестности. Кристина пыталась разглядеть поверх травы хотя бы колыхающиеся дорожки, ведь голов Сони и Лины она не могла увидеть: эти гигантские растения выше их роста, но всё поле вокруг было ровным и безмятежным.

Долго метались мама, Миша и Лиза в поисках остальных детей. Они устали, их голоса охрипли от зазывного крика, и очень хотелось пить. Подул пронизывающий холодный ветер. Миша и Лиза стали всё чаще прижиматься к матери, словно черпая силы для дальнейших поисков. Полю не было ни конца ни края. Упругие растения нещадно хлестали непрошеных гостей и не желали отпускать их из своего плена.

Сумерки сгустились настолько, что темнеющий за полем лес выглядел чужим и страшным. Казалось, он совсем рядом, но почему-то к нему не удавалось приблизиться, сколько бы ни шли.

«Надеюсь, детям удалось дойти до леса, а там и до дома недалеко», — попыталась успокоить себя Кристина, но разум упрямо не соглашался, а сердце билось всё сильнее. «Господи, помоги им!» — прошептала она. Шепот ее, подхваченный ветром, разнесся над полем, словно из мощного динамика, и повторился многократно густым эхом.

Миша и Лиза обхватили руки матери, прижав их к своей груди. Продолжая медленно продвигаться вперед в сторону леса, путешественники почувствовали, как редеет трава и стихает ветер. Травяной капкан наконец отпустил их.

* * *

У подножия леса все увидели маленький домик. Окна его приветливо светились, а под соломенным навесом возле входа кто-то готовил еду на небольшой каменной печи. В воздухе витал вкусный аромат овощей и пряностей.

Дети сглотнули слюну и направились туда, не выпуская маминых рук.

«Может, они там?» — пронеслось в голове Кристины, и она ускорила шаг.

Навстречу вышел седовласый старичок. Он опирался на палочку, но передвигался бодро, даже как-то весело. В каждом его движении улавливалось стремительное желание помочь уставшим путникам.

— Ах вы, милые мои! Притомились-то как! Детишки проголодались. Идем, идем, радость моя! Господь милостив, всё уладит, и деточки твои найдутся, а пока отдохни, подкрепись, — старичок говорил не спеша, с приятным окающим говорком, под который хотелось уютно устроиться возле окна или печки и слушать, слушать, слушать его.

Кристину даже не смутило, что старичок знает о пропавших детях: казалось, ему известно всё — и почему все они здесь оказались, и что это за место, а главное, как им вернуться домой.

Она рухнула на большую, грубо отесанную скамью. Усталые ноги болели, глаза смыкались, но мозг лихорадочно искал ответа на единственный волнующий ее вопрос: где искать детей?

Миша и Лиза уже вовсю уплетали овощное рагу, предложенное им в деревянных мисках.

— Посмотри сюда, радость моя, — позвал старичок женщину к круглому столу, стоявшему чуть поодаль у края навеса.

На столе, словно большая лужа разлитого серебра, красовалось зеркало. Оно напоминало то самое, через которое открылся путь от родного дома в этот загадочный мир.

— Прикоснись, — сказал старичок.

Кристина осторожно дотронулась до зеркальной поверхности. Как и тогда, она показалась ей живой и теплой. От легкого прикосновения разошлись водяные круги, маленькие волны нахлынули на деревянную столешницу и засеребрились ослепительными искрами. От яркого света женщина прикрыла было глаза, но тотчас широко распахнула их от удивления.

В зеркале, словно на плоском мониторе, из темноты проявилось изображение знакомого поля с огромной недружелюбной травой. Там, как и прежде, хозяйничал порывистый ветер. Он накидывался на измученных долгим блужданием детей, терзая их волосы и одежду.

Материнское сердце больно сжалось. Алёша медленно переставлял усталые ноги, брел, не разбирая пути. Он уже не защищался руками, и жесткая трава нещадно била его по лицу. Безрезультатные поиски выхода из западни сделали его взгляд бессмысленным и одиноким. Трава, танцующая вокруг мальчика какой-то надменный танец, стала монохромно-серой. Это серое пятно двигалось вместе с подростком, охватывая пространство на расстоянии вытянутой руки.

Вот оно соприкоснулось с другим двигающимся пятном грязно-коричневого цвета, в центре которого брела, низко опустив голову, Соня. Девочка добела сжала кулаки, ее напряженные худенькие плечи вздрагивали от надрывного плача. Она медленно шла вперед, никуда не сворачивая и уже не ожидая увидеть хоть что-то, кроме гигантской травы.

И вот, казалось бы, сейчас они повстречаются с Алёшей. Но серое и коричневое пятна, столкнувшись, словно мячи, откатились в разные стороны, увлекая за собой пленников. Дети побрели далее, не заметив друг друга на расстоянии чуть более метра.

Кристина впилась глазами в разлитое зеркало. Она пыталась увидеть и младшую дочку, для роста которой эти заросли были просто непроходимым лесом.

Длинный худой палец с крупными суставами указал на самый край поля. Здесь трава переливалась всеми цветами радуги, но никого не было видно.

— Прикоснись к нему, — предложил старичок.

Кристина дотронулась до радужного пятна, и изображение приблизилось настолько, что стало возможным разглядеть, как в беспощадных зарослях, сидя на земле, рыдает Ангелина. Она то опускала лицо в пухленькие ладошки, то поднимала заплаканные глаза к небу. Ее губы что-то шептали. Слова не были слышны, но было ясно: Лина молится.

Старичок встал, взял свою палочку:

— Идем скорее, радость моя! Господь велит помочь малышке твоей.

Кристина уверенно направилась вслед за хозяином гостеприимного домика.

— Ты куда, мама? — забеспокоились Миша и Лиза.

— Лина где-то рядом, — ответила мама на бегу.

Дети бросили деревянные ложки на стол и помчались вслед за матерью. Молодая женщина едва поспевала за старичком. Опираясь на свою палочку, он, казалось, не шел, а летел над тропинкой, уже освещаемой яркой луной. Затем он свернул в сторону леса, легко перемахнул через упавшее дерево и запрыгал по болотным кочкам.

«Это же настоящее болото! — пронеслось в голове Миши. — В нашем лесу такого нет, только грязь возле растекшегося ручья».

Наступила ночь. Луна зорко следила за каждым шагом путешественников. Мише стало страшновато. Он ухватился было за мамину руку, а всё же по кочкам пришлось прыгать самостоятельно.

Странный дедушка очень торопился, но, как по волшебству, всегда оказывался рядом, если кто-то вдруг терял равновесие.

— У тебя, дедушка, палочка-выручалочка, как в мультике, — улыбнулась Лиза, очередной раз ухватившись за вовремя подставленный посох. Теперь добрый старичок виделся детям настоящим волшебником. Они перебрались через болото, восторженно глядя на провожатого, и вышли на большую поляну, залитую лунным светом.

В этой поляне было что-то близкое, знакомое, казалось, путники вот-вот выйдут к родному дому, однако перед ними вновь выросла постылая травяная стена.

— Лина! Линочка! — мамин голос был каким-то непривычным, стеклянно-звонким, лишенным знакомой нежности и тепла.

Дедушка поднес сухой палец к губам:

— Не нужно кричать, радость моя. Кто находится в поле Самолюбия, никогда не услышит другого.

— Где находится? — вмешались в разговор Миша и Лиза.

— В поле Самолюбия, — повторил старичок. — Это место с высокой травой, откуда вы и пришли ко мне, называется полем Самолюбия. Оно может не впустить на свою территорию человека, ну, а если впустило кого, то ни за что не выпустит, если человек одного духа с ним. Вот вы думали о других, и поле, хоть и помучило вас, всё же выпустило. Не по нраву вы ему. (Дедушка улыбнулся.) А если человек, попав туда, жалеет себя, злится на других, обвиняет их, — вот такой человек для поля Самолюбия хорошая игрушка, и оно будет держать его в капкане, пока не замучает до смерти.

— Как же им помочь? — тихо спросила Кристина.

— Ангелина уже близко, она может услышать, но не крик… — старичок немного помолчал и, ласково улыбнувшись, продолжил: — А голос сердца. Зови ее сердцем, радость моя.

— Но как это? — Кристина с тревогой вглядывалась вглубь зеленой ловушки. Ее сердце отмеряло торопливые шаги в попытках проникнуть за густую завесу: «Где же ты, доченька?»

Она медленно опустилась на колени, вспомнила, как малышка сделала первые шаги. «Иди ко мне, солнышко!» — мама протягивала к девочке руки, и крошка не спеша направлялась в родные объятья.

Не то глядя в теплые воспоминания, не то — в равнодушную траву, Кристина тихо запела старую колыбельную. Эту песенку знали и любили все ее дети. Каждый из них когда-то сладко засыпал под теплое, ласковое «люли-люли-люленьки, прилетели гуленьки».

Миша и Лиза, держа маму за руки, заглядывали в ее грустное лицо. Лунные искорки застревали на ее ресницах и скатывались по щекам крупными каплями слез.

Кристина продолжала петь. Миша подхватил знакомые слова, с надеждой всматриваясь в коварные заросли. Следом к песне присоединилась Лиза. Она тихо всхлипывала, ее голос дрожал, но старался не отставать от мелодии.

«Уходите, заиньки, не мешайте баиньки», — закончилась колыбельная. Голоса поднялись до самой макушки спящего леса и расплылись, растворились в свете луны.

— Смотрите! Смотрите!!! — Миша взволнованно указал пальцем на качающуюся траву.

— Мама! — донеслось оттуда. — Мама!

Между толстыми упругими стеблями, с жаром отталкиваясь от них и словно выныривая из опасной пучины, бежала Лина.

О, счастье! Наконец-то девочка жадно вслушивается в биение маминого сердца, ловя каждый его удар как истинную ценность. Она вдруг поняла: никакие самые интересные компьютерные игры, самые красивые наряды и даже самые любимые сладости никогда не были ей нужны по-настоящему, а только мамино тепло, дарящее чувство безопасности.

Мише обычно очень не нравилось, если мама обнимает не его, а других детей. Но сейчас он сочувственно гладил сестренку по голове. В его глазах не было ни ревности, ни обиды, а лишь какая-то недетская сосредоточенность.

— Надо еще петь! — вдруг решительно сказал он и посмотрел на маму так, как обычно это делал папа в ответственные, важные моменты жизни. «Успокойся! Господь с нами!» — говорил этот взгляд. Мама кивнула, и Михаил снова запел колыбельную.

Лиза, с трудом преодолевая всхлипывания, присоединилась к брату, и детские голоса, подхваченные ветром, полетели над полем Самолюбия.

Ветер сделал большой круг и откуда-то издалека принес тихий тоненький ответ. Это пела Соня.

Миша и Лиза подошли к самой кромке поля. Они пели и пели, боясь потерять эту слабую ниточку, связывающую с сестрой. А Сонин голос уверенно приближался, и вот наконец девочка вырвалась из цепких зеленых лап, но упала, обо что-то споткнувшись. Казалось, это неугомонная трава схватила ее за ногу, не желая отпускать из своего плена.

Лиза ринулась помогать сестре, а Миша всё продолжал петь, настойчиво отправляя ноты спасения брату.

— Ну, ты просто Робертино Лоретти какой-то, — вдруг послышалось справа.

Девочки радостно бросились к Алёше, который начал отбиваться от их объятий с деланым недовольством, пряча счастливую улыбку.

Долгожданное успокоение отняло у Кристины последние силы, хотелось упасть здесь же на месте и проспать до утра. Измученная нежданными приключениями, она перевела уставший, но счастливый взгляд на Мишу, и сердце снова тревожно сжалось. На ее глазах мальчик слабо улыбнулся, обмяк и упал без чувств.

— О Господи! — воскликнула женщина и устремилась к сыну.

Но старичок, про которого все уже забыли, оказался проворней. Он поднял Мишу на руки и сам поднес к встревоженной матери.

— Настоящий воин! — сказал старичок, с умилением глядя на ребенка.

— Всё хорошо! — добавил он, успокаивая Кристину. — Переволновался малец, всего себя отдал, вот и не осталось сил. Идемте скорее в избу.

Мишу уложили на широкую скамью, на которой откуда-то взялась небольшая подушечка. Казалось, весь этот маленький домик с навесом, всё еще горячая, как ни странно, печка, большой дубовый стол со скамьями — всё светилось неуловимым светом. Нигде не видно ни одного светильника, но темно нисколько не было. Домик точно ждал их.

Дедушка растер Мише руки, ступни, даже уши, и мальчик пришел в себя.

— Где это мы, мама? — спросил он, поднимаясь со скамьи и оглядываясь вокруг. Затем устало уткнулся лбом маме в плечо и прошептал:

— Я думал, мне всё это приснилось.

Старичок присел рядом:

— Сон был там, сынок, в вашей привычной жизни. А это самая явная явь, — он ласково улыбнулся, глаза его излучали тепло и спокойствие. — Поспите, отдохните, вам на завтра сил нужно набраться. У меня постелей нет мягких, но на сеновале, чай, не хуже будет.

* * *

— Соня, отстань! — сонно пробормотала Лиза, почувствовав, как кто-то тянет ее за волосы.

— Ме-е-е-е, — услышала она в ответ и быстро подняла голову, испуганно озираясь. Тоненькое веселое «ме-е» снова повторилось, и сон вспорхнул с детских глаз легкой бабочкой.

Маленькие белые козлята с озорным любопытством разглядывали гостей. Один малыш снова попытался схватить Лизины светло-русые волосы, видимо, приняв их за ароматное сено. Дети дружно рассмеялись, и козлята испуганно отпрянули к выходу.

— Какие милые! — ахнула Соня, глядя им вслед.

Яркие лучи солнца проникали сквозь доски сарайчика и рассыпались веером. С улицы веяло утренней прохладой и разнотравьем. Слышно было, как где-то рядом тихо беседовали мама и вчерашний старичок.

— Я не могу их отпустить одних! Они всего лишь дети! — говорила мама взволнованно.

— Но иным способом домой вам не вернуться, радость моя, — отвечал дедушка. — Вы попали сюда, потому что жизнь каждого из вас повернула в тупик. А здесь есть шанс разглядеть верный путь, предназначенный именно вам.

— Но почему я не могу пойти с ними?

— Ты должна остаться, чтобы сохранилась молитва, связывающая вас с Богом. Детки-то твои молиться не умеют, а молящуюся птицу не каждый находит.

— Молящуюся птицу?

— Люди, заплутав на своем пути, кричат и плачут от отчаянья и тоски; они измучены и не видят выхода, но и найти его не хотят, потому что для этого требуется отказаться от эгоизма, от самости. Но есть люди, готовые искать. Они находят сперва молящуюся птицу, открывающую их сердца истине, и только после этого — выход.

Кристина молчала. Принять решение отпустить детей одних неведомо куда без какой-либо гарантии, что они будут в безопасности, было выше ее сил.

А дедушка продолжил:

— Ты пойми, ведь мы, люди, без Бога ничего стоящего сделать не можем. У нас что ни дело, то лицемерие да корысть. И дети, хоть и малы, а уже заражены этой отравой. Ты им здесь нужна, чтобы связь у них с Богом была через тебя, через твою молитву. Если пойдешь с ними, забудешь о молитве, и пропадете все вместе. Я, грешный, конечно, буду Господа молить о вас. Да только что мои старания в сравнении с материнскими мольбами о детях?

Вдруг лицо женщины вспыхнуло радостью.

— А как же муж мой? Неужели Господь не услышит отца, взывающего к Нему о детях своих?

Старичок задумался, потом положил ладонь на стол-зеркало. Кристина, привстав, заглянула в него, и глаза ее наполнились нежностью и слезами. Дети, подойдя к собеседникам, сразу устремились к столу. «Папа! Папа!» — наперебой закричали они, увидев изображение.

В столе-зеркале было видно, как их отец выходит из поезда, вернувшись из командировки. В его руках, как всегда, тяжелые сумки, полные разных вкусностей для детей. Сейчас он возьмет такси и поедет домой, а там… пустота.

— Папочка! — Лиза сглотнула подкативший к горлу комок. — Как же он переживать будет, что нас нет!

— С полицией искать нас, наверно, будет, — предположил Алёша.

— Не-ет! Он молиться будет, — произнесла Лина и окинула взглядом сестер, как бы ища поддержки.

Старичок отнял руку от зеркала, и изображение растаяло.

— Молиться, говоришь, будет? — спросил он, заглядывая девочке в глаза.

Лина несколько раз кивнула, давая понять, что нисколько не сомневается в этом.

— Хорошо, — дедушка снова обратился к матери, — иди с детьми, но постарайся не забыть о молитве, без нее не выберетесь. За мной! Время нельзя терять!

Он взял свою палочку и бодро зашагал по тропинке.

Долго ли шли наши герои, неизвестно, только солнце уже поднялось высоко над лесом, а в воздухе запорхали необычные разноцветные бабочки.

— Не отставайте, девочки! — позвала Кристина дочерей, заметив, как те останавливаются то цветочки собрать, то гусеничку рассмотреть. Их беззаботное настроение совсем не соответствовало сложившимся обстоятельствам, и это немного раздражало.

Мальчики же, напротив, были серьезными и собранными. Они уверенно шли рядом со старичком, о чем-то спрашивали его, внимательно слушали, потом пытались доказать свое, эмоционально жестикулируя при этом.

Кристина смотрела на них в надежде, что в предстоящем путешествии они будут настоящими мужчинами, готовыми подставить плечо своим легкомысленным сестрам.

Неожиданно пейзаж вокруг сильно изменился, будто пройдены были сотни километров. На равнинной местности начали появляться небольшие холмы, затем настоящие горы. Воздух вместо лесного влажного стал сухим и колючим. Небо, казалось, отступило и прикрылось облачной дымкой. Лес остался очень далеко позади, хотя путники вышли из него не более десяти минут назад. Еще недавно пышная трава становилась всё реже. Поверхность земли покрылась камнями, на которые выползали любопытные ящерки. Вытянув маленькие головки, они пристально вглядывались в проходивших мимо людей, как бы спрашивая: «Кто вы? Зачем пришли сюда? Что вы несете в себе, вечную смерть или вечную жизнь?»

* * *

Старичок шел довольно быстро. Младшие дети теперь едва поспевали за ним. Миша хоть и старался не подавать виду, но всё же очень устал, взял маму двумя руками за локоть и шел молча, слегка повисая на нем.

— Что это шумит? — неожиданно спросил он.

Все прислушались.

— Это шумит река Желаний, — ответил дедушка, — она всегда очень крикливая. Ни в коем случае не задерживайтесь надолго возле моста Неведения! Пары от реки Желаний, скапливающиеся возле него, ядовиты.

— Моста Неведения? Почему такое странное название? — спросила Кристина.

— Потому, радость моя, что, чтобы обрести знание, человек должен сперва признать свое неведение. Я доведу вас до моста, а далее вы сами должны находить дорогу. Перейдете на берег Познания и идите строго вверх по течению, так не собьетесь с пути.

— А если я пойду вниз, а не вверх? — поинтересовался Алексей.

Старичок остановился, грустно взглянул на подростка и сказал:

— Ты вправе сам решать, куда идти. Только помни, что внизу тебе не помогут ничьи молитвы.

— Ну и что?! — вдруг заупрямился Алёша. — Что дают эти ваши молитвы? Зачем они мне, если всё равно нужно куда-то идти. Какая разница вам, куда я пойду?!

— Тебе страшно, сынок, я знаю, — дедушка обнял Лёшу за плечи, — но домой можно вернуться, только если следовать вверх по течению. А там, где легче и приятней идти, смерть поджидает, сынок. Вверх, родной, только вверх…

Алексей нервно скинул с себя ласковые старческие руки и отвернулся, уставившись назад, где, как он думал, остался родной дом.

Стая больших черных птиц неожиданно сорвалась с ближайшей скалы, опустилась к самой земле и пролетела почти над головами путешественников. Громко хлопая крыльями, пернатые хищники хотели схватить людей, как почудилось всем, но почему-то передумали и направились к реке.

Девочки подбежали к матери, как цыплята к курице при виде коршуна.

— Ничего не бойтесь, мои хорошие, только веруйте! — добавил старичок и продолжил путь.

Все молча последовали за ним. Поднялся сильный ветер — он толкал путников в спины, как бы поторапливая быстрее слиться с грохотом реки Желаний.

Вдруг провожатый остановился и, не оборачиваясь, глядя в неведомую даль, громко позвал:

— Михаил!

Мальчик, словно подхваченный порывом ветра, моментально оказался рядом.

— А для тебя есть особое поручение, — произнес старец подчеркнуто строго, — ты должен найти молящуюся птицу.

— Но как я найду ее? — взволнованно спросил Миша.

— Твое сердце должно стать умным, а ум — добрым. И тогда они подскажут тебе.

— А почему вы не можете пойти с нами? Почему сами не можете поймать эту птицу?! — воскликнул мальчик, едва сдерживая слезы.

— Это именно ваш путь и именно твоя птица, Михаил! — строгое лицо старца смягчилось. — Вот, возьми. Это тебе поможет.

И дедушка протянул сжатую в кулак руку. Сухие старческие пальцы раскрылись, и Миша увидел на ладони переливающийся всеми мыслимыми и немыслимыми цветами камушек.

— Спасибо! — дрожащим от восхищения голосом произнес мальчик. Но, как только он взял камушек в руки, лучезарное сияние вдруг стало меркнуть, и на детской ладошке оказалось нечто похожее на маленькую луну, светящуюся мягким таинственным светом.

А дедушка пояснил:

— Если ты на правильном пути, то камушек будет зажигаться ярче, а если собьешься с дороги, он будет тускнеть.

Миша зачарованно смотрел на подарок. Сестры обступили его:

— Дай посмотреть! Какой красивый!

Соня взглянула назад, туда, откуда они пришли и где уже воцарилась непроглядная темнота. Девочке стало страшновато, она слегка коснулась плеча старца:

— Дедушка, а как же ты один назад пойдешь? Там так темно! И птицы летают черные, огромные.

Старичок улыбнулся.

— Радость моя, я не один. Со мною Бог и Ангел-хранитель. — От светлой улыбки морщинистое лицо стало молодым-молодым. — Вот тебе, солнышко мое, помощь в дорогу. (Дедушка протянул девочке мешочек.) Это конфетки. Но непростые! Они силы дают тому, кто обессилел в дороге. Так просто, для услады их есть не нужно! Впереди дальний и трудный путь.

Старец вложил мешочек Соне в руку и, не дожидаясь ответа, заспешил вперед.

Пройдя вдоль отвесной скалы, путники вышли на небольшую каменную площадку. Здесь грохот был пугающе оглушительным. Кристина осторожно подошла к краю площадки: внизу бушевала река Желаний. Серое неприветливое облако окутало хлипкий висячий мост — мост Неведения, по которому им надлежало пройти. Противоположного берега совсем не было видно, мост утопал в непроглядье и страшил неизвестностью.

Кристина вопросительно взглянула на провожатого. В этой гудящей каменной унылости старичок выглядел светлым седовласым ангелом. Невозможно было услышать слова, произнесенные старцем, но она почувствовала, как трепетно забилось сердце при виде благословляющего крестного знамения. Стало ясно: иного пути нет.

* * *

Гул реки Желаний зловеще вползал не только в уши, но и в сознание, делая мысли вязкими и непослушными. Время от времени где-то далеко раздавался грохот, и в реке поднималась серая волна. Казалось, из воды пытается кто-то вырваться, но, едва не достав моста, этот неведомый кто-то обессиливал, и беспощадное течение уносило его всё ниже и ниже.

Кристина уселась на каменный пол в тревожных размышлениях о предстоящем походе. Дети, расположившиеся рядом с матерью, сонно опустили головы — им уже не хотелось ни двигаться, ни думать. Сколько они просидели здесь, никто не знал; хотелось всё забыть и спать, спать, спать. Шум реки одурманивал. «Спать, спать, спать, — шумело в голове каждого. — А проснусь ли я снова? Это уже неважно… Никто ничего не требует от тебя… Спать легко и приятно…»

Вдруг Кристина решительно поднялась с каменного пола. «Ядовитые пары!» — вспомнила она. «Долгие рассуждения только отнимают силы, нужно вывести детей отсюда», — сказала она самой себе.

Никогда еще не приходилось ей так будить детей. Она трясла их за плечи, поднимала на ноги, снова трясла, хлопала ладонью по щекам. Пока она поднимала вторых, первые снова падали, сворачивались калачиком и пытались натянуть на себя воображаемое одеяло. Вспомнив о старце, женщина попробовала растереть детям руки, уши и шею, и постепенно сонное царство начало отпускать пленников.

В грохоте бездумных волн реки Желаний было невозможно услышать друг друга. Кристина сняла блузку, скрутила ее в тугой жгут и обвязала себя вокруг талии. При этом жестами она показывала детям, что надо последовать ее примеру. Кто-то сразу понял, для чего это было нужно, кто-то просто действовал из послушания, но все начали раздеваться и скручивать из одежды длинную веревку. И только один Алёша, сложив на груди руки, отвернулся в сторону тропинки, по которой они пришли сюда. Он демонстрировал всем своим видом, что не собирается раздеваться, что это глупая затея.

Рубашки, футболки и даже штаны соединились в длинную веревку. Кристина многократно проверила каждый узел, затягивая его как можно крепче, затем обвязала получившимся жгутом младших детей.

Алексей всё стоял, гордо скрестив руки на груди. Пока мама пыталась криком и жестами объяснить сыну необходимость страховки при переходе по опасному мосту, остальные дети снова стали устало присаживаться, их веки отяжелели, на лицах появилось прежнее равнодушие.

«Медлить нельзя», — подумала Кристина и, с упреком взглянув на старшего сына, подошла к мосту. Идти можно было только по одному, следуя друг за другом. Алексей не был привязан, и это беспокоило всех.

— Иди первый, а я следом, — скомандовала мама Лёше жестами, смирившись с его позицией, но тот только отвернулся.

Вдруг Миша, обессилев от сопротивления навязчивому сну, рухнул на землю, увлекая за собой привязанных девочек.

Кристина подняла младшего на ноги, привела его в чувство, растерев уши и шею, и уверенно шагнула на мост.

Осторожно ступая по старым доскам, она внимательно прислушивалась к своим ощущениям. Вот мост качнулся второй раз — это ступил Миша, еще качнулся — Лиза, еще — Лина, еще — Соня. Далее последовала пауза. Мама остановилась в ожидании. Сердце выстукивало ритм несущегося поезда. Веревочные поручни были расположены настолько высоко, что младшим было явно не достать их. Пришлось расставить ноги шире, чтобы удержаться на мосту, в случае если кто-то из них потеряет равновесие.

Алёша всё не шел.

«Давай, сынок, давай!» — мысленно умоляла его мать. Неужели ей придется бросить здесь одного ребенка ради спасения остальных?!

Кристина медленно пошла, давая понять Алексею, что назад пути нет. Один осторожный шаг, второй, третий… «Сыночек, миленький, решайся!» Четвертый шаг, пятый…

И вот резкий толчок заставил Кристину крепче сжать поручень, веревка на талии натянулась — это Миша, пошатнувшись, ухватился за нее. Все остановились, дожидаясь, пока мост успокоится после Алёшиного раздраженного шага.

«Слава Богу!» — вырвалось из глубины сердца. И женщина с относительным облегчением продолжила проверять прочность сомнительного моста.

«Я действительно в критической ситуации забыла о Боге, как и говорил старец, — размышляла она, — видимо, нет живой веры во мне. С детьми! Здесь, над этой странной и жуткой рекой Желаний, этим бурлящим, кипящим потоком, и забыть о Боге. Как такое могло случиться?!»

А внизу дымилась мириадами брызг та самая река, которую мы все так любим, но в которую так страшно упасть, когда ты уже оторвался от сонного берега и ступил на мост Неведения.

От нарастающего напряжения задрожали колени, ноги отказывались слушаться. «Только не смотреть вниз. Только не смотреть вниз», — напоминала себе Кристина, сожалея о том, что не объяснила этого детям. Доски под ногами скрипели так явно и выразительно, что это чувствовалось всем телом. Казалось, мост, слегка раскачиваясь, рассказывает какую-то жуткую историю или напевает тревожащую душу песню. А слушатели всё шли и шли, улавливая каждое его слово не то ногами, не то сжимавшимся от страха желудком.

Мост нехотя провис. Путники вошли в сердцевину серого облака, обволакивающего беснующуюся поверхность реки.

«Господи, помоги! — шептала Кристина. — Господи, не оставь!» Но навязчивое «только не смотреть вниз» слетало с ее губ всё чаще и чаще. Стало трудно дышать, сознание начало заполняться вползающими смрадными мыслями. Перед глазами вдруг всплыли образы, картинки приятных воспоминаний: вот берег моря, залитый солнцем пляж, шезлонги, готовые принимать в свои объятья млеющие тела. Вот богатый ресторан с тихой музыкой на заказ и заставленными яствами столами. Вот разноцветье магазинов одежды со множеством манящих витрин. Вот торжественность театров с мягкими ожидающими креслами. А вот собственная спальня с большой застеленной кроватью. Как легко и приятно! Эти образы всплывают откуда-то снизу, зовут к себе, манят спокойствием и привычным очарованием.

«Идти желаниям навстречу, просто отцепившись от поручней моста, очевидно, самое легкое и приятное решение», — извивался шипящий голос вокруг разума.

Но упрямый огонек в глубине сердца цеплялся за реальность.

«Господи, прости! Господи, не оставь!» — прошептали губы, уже едва двигаясь.

Сознание молнией встрепенулось от забытья. Неведомая сила обхватила руки матери, не давая их разжать.

Вдруг жгучая боль полоснула по талии. Трое младших безвольно повисли на веревке, и только высокая Соня, вцепившись в поручень, изо всех сил пыталась удержать непосильную для себя ношу. Кристина, держась одной рукой, другой попыталась поднять детей на мост. Она умоляюще взглянула на Алексея, но подросток посмотрел стеклянными, ничего не видящими глазами, слегка присел и… прыгнул в реку, словно с трамплина в бассейне.

Мост от его прыжка разом опустился, набирая силу размаха, затем резко подскочил и увлек за собою повисших на веревке детей. Через мгновение все трое шлепнулись на мост, словно тряпичные куколки, готовые в любой момент снова повалиться в бездну. Мать бросилась животом на узкие доски, отчаянно удерживая три детские жизни над лукавой рекой с сомнительным названием.

Мост сокращал амплитуду скачков нестерпимо долго. Голова гудела, казалось, громче, чем река, подступала тошнота. Сердце вопило от боли и ужаса: «Алёша, Алёшенька! Сынок!» Кристина всем телом прижимала детей к спасительной поверхности, пальцы до крови цеплялись за старые доски.

Наконец мост успокоился и, кажется, даже поднялся. Или это облако отступило вниз? Неважно. Главное, что дети начали приходить в себя. С трудом поднявшись на ноги, женщина снова ухватилась за поручни, и путь продолжился.

Из тумана выступил долгожданный берег Познания, шум реки стремительно удалялся, словно река была уже далеко позади. Еще немного усилий! Еще немного терпения! И вот одного за другим Кристина выводит детей на землю, но Алексея среди них нет.