Потому что люблю тебя

Евгения Перова, 2018

История их любви началась с первого поцелуя – Асе было пятнадцать, а Сергею двадцать. Но романа не случилось. Сергей бегал от Аси всю юность, а она отчаялась его ждать… Им пришлось расстаться – и несколько лет они не виделись. Но вот судьба снова сводит их вместе. Для чего? Зачем? Чтобы они проверили силу чувств? Их жизни завязаны в такой крепкий узел, что развязать его удастся не сразу. И не ошибкой ли будет пытаться его развязать?..

Глава 2

Что скрывал снег

Полив герани, Сергей натянул куртку и снова отправился чистить дорожки. Он дошел до угла дома, когда послышался рев мотора, звуки резкого торможения и крики — Алымов выглянул за калитку. Машина стояла у одного из соседних домов, а на крыльце происходила какая-то возня. Потом дверь захлопнулась, и кто-то забарабанил в нее, крича:

— Открой! Открой, зараза!

Это был старый, слегка покосившийся дом, огороженный простым штакетником и выглядевший совсем непрезентабельно среди окружавших его «дворцов». Действо на крыльце продолжалось: парень, кажется, всерьез собрался ломать дверь, оглашая окрестности забористым матом.

— Какие-то проблемы? — спросил Алымов, подходя поближе.

Парень шарахнулся:

— А тебе чего надо? — Но тон сбавил. — Это семейное дело.

— Эй, в доме! Вам помощь нужна? — закричал Сергей в дверь.

Дрожащий женский голос ответил:

— Подержите его, пожалуйста. Я милицию сейчас вызову.

— Ну вот, а ты говоришь — семейное.

Но парень не стал ждать милицию и быстро сбежал с крыльца. Машина, надсадно завывая и увязая в снегу, развернулась и исчезла из виду. Сергей прислушался. За дверью не было слышно совсем ничего — ни плача, ни дыхания.

— Послушайте, — сказал он, внутренне морщась от собственного натужного благородства. — Вам никак нельзя оставаться в этом доме. Вы замерзнете, пока прогреется. Да и этот ваш… может вернуться. Вы не хотите поехать обратно в Москву? Я провожу вас до станции. Что вы говорите?

Она вдруг вышла из-за двери, и он чуть не упал со ступенек.

— Я говорю, электричек на Москву больше не будет до утра. — Девушка старалась не трястись, но у нее плохо получалось.

— Ну, тогда… может быть?.. Давайте, что ли, пойдем ко мне, дом большой, места всем хватит.

— Ладно.

В теплом доме она затряслась еще больше и не стала раздеваться, съежившись на стуле.

— Не хотите ли чаю? — вздохнув про себя, произнес Сергей: ну вот, теперь придется разговаривать, проявлять гостеприимство.

— А чего-нибудь покрепче нет?

— Покрепче? Сейчас посмотрю, может, и есть. Это вообще-то не мой дом, а приятеля. Пустил пожить на некоторое время. Вот коньяк есть. Чай с коньяком — это то, что вам нужно.

Они сидели друг напротив друга за круглым столом, девушка грела руки о стакан с чаем, а Сергей исподтишка ее разглядывал. Из-под забавной шапки-ушанки были видны только серые заплаканные глаза, покрасневший нос, обиженные губы. И румянец на щеках от мороза.

— Это был мой муж, — неожиданно сказала она.

— Я почему-то так и подумал.

— Бывший. Я от него ушла.

— Понятно. Зачем вы вообще за него выходили, за такого придурка? — сказал Алымов и подумал: «Чего я лезу, какое мне дело до ее мужа?»

— Зачем-зачем. Затем! А ты зачем на своей дуре женился? Читай теперь во всех журналах про вашу дивную семейную жизнь и гнусный развод.

— Что? О, черт!

— Ну конечно, конечно! Как тебя не узнать — такого популярного! А вот ты меня совсем не узнал. Да, Ёжа? — Она наконец скинула куртку и сняла ушанку, встряхнув светлыми волосами.

— Ёжа? — Алымов смотрел на нее во все глаза. Не может быть! Только один человек на всем белом свете называл его этим смешным именем. — Ася? Малявка? Откуда ж ты тут взялась?

Алымов так обрадовался, что схватил ее в охапку и просто стиснул в объятиях. Ася запищала, а он с нежностью всмотрелся в ее покрасневшее личико, потом расцеловал и отпустил.

— Как ты тут оказалась?

— Я-то понятно как. — Она поправила волосы, не глядя на Алымова.

— Почему — понятно?

— Ёж, да что с тобой? Это ж наш дом. Ну, откуда ты меня спас. Вы у нас каждое лето дачу снимали, лет десять подряд, забыл? Или ты не узнал?

— Не узнал! Раньше по-другому все было, а теперь какие-то дворцы кругом. И называлось как-то не так.

— В перестройку переименовали. Была «Победа коммунизма», стало просто Вешняково.

— Ну вот, и тебя не узнал — под этой шапкой. Аська! Как я рад, ты не представляешь! Где ж ты пропадала все это время?

— Да так, особенно нигде. А как ты? — осторожно спросила Ася.

Он хотел было состроить привычную мину под названием: «Аллес гут!» — навострился за эти месяцы, но поморщился и махнул рукой:

— А, кое-как.

Он смотрел на Асю и улыбался: счастье не умещалось в нем, выплескивалось наружу — казалось, вся кухня наполнена радостным сиянием.

— Понятно. — Ася смотрела на него с состраданием, и Алымову было почему-то приятно, хотя все это время он шарахался от малейших проявлений сочувствия, как черт от ладана, замыкаясь в своем горе.

— Ася, сколько ж мы не виделись-то?

— Тринадцать лет.

— Тринадцать лет! С ума сойти…

— Я была на похоронах. Но ты меня, наверное, не видел.

— Да я вообще ничего вокруг себя не видел.

— Это было заметно. Я потом звонила, но…

— Я не жил дома все это время. — Он вздохнул. — Вот такие пироги, Малявка.

— Кстати о пирогах — а поесть у тебя что-нибудь найдется?

— Да, конечно! Господи, ты же голодная! Сейчас…

И он засуетился.

Устроив Асю на ночь, он вышел на крыльцо и постоял немного, вдыхая морозный воздух. Снег все так и шел. Сергею почудился какой-то отблеск на той стороне улицы, и он вышел за калитку — в Асином доме горел свет. Наверное, муж вернулся, решил он. Подумать только, у Аськи есть муж! У Малявки, которая родилась практически у него на глазах, которую он на руках держал! Она вроде сказала, что ушла от мужа? И правильно. Потом вспомнил: тринадцать лет не виделись! Когда же успело пройти столько времени?

В эту ночь Сергей заснул почти мгновенно, пребывая все в том же радостно-умиленном состоянии духа. Засыпая, усмехнулся: да тебе просто нужна была женщина рядом, только и всего. Но другой внутренний голос, звучащий из самых потаенных глубин его сознания, поправил: тебе нужна именно Ася, болван! Алымов сделал вид, что не слышал.

На самом деле Ася была всего на пять лет моложе Сергея — гигантский срок в детстве. Ему исполнилось шесть, когда почти годовалую Асю привезли к бабушке в дачный поселок «Победа коммунизма». Сережа впервые видел такого маленького ребенка и был потрясен: «Мама, смотри — она моргает! Она улыбается! Она живая!» Взрослые умилялись, а крошечная Ася таращила глаза и тянула ручонки к мальчику. Целое лето Сережа увлеченно следил за Асиной жизнью: она заговорила, она пошла! Первое Асино слово было «Сережа» — правда, звучало это сначала как «Ёдя», потом — «Ёжа», да так и осталось.

Каждое лето, приезжая на дачу, Сережа нянчился с Малявкой: играл, читал ей вслух, рассказывал сказки, учил читать и писать, узнавать время, подсовывал нужные книжки и даже с помощью мамы соорудил кукольный театр. Ася ходила за ним хвостиком и обожала так, что отъезд с дачи каждый раз превращался в трагедию. Илария Львовна придумала забирать девочку с собой в Москву, чтобы той легче было пережить расставание. Это стало ритуалом, неукоснительно соблюдавшимся: путешествие, ночевка в доме Вержбицких, возвращение домой.

До семи лет Ася жила у бабушки, потом мама забрала ее в Москву, так что дети виделись и на каникулах, особенно зимних: Сережа водил Асю на елки. Повзрослев, он часто приезжал к ним на дачу кататься на лыжах, или летом — купаться в пруду. Но время летело быстро, и вот уже Сергею стало не до елок и лыж — он стремительно вырастал, а Малявка никак за ним не успевала: его пятнадцать и ее десять, его восемнадцать и ее тринадцать… Разрыв все еще был велик. Ася по-прежнему приходила на его и мамин дни рождения, а когда Алымов поступил в театральный, стала бывать на всех спектаклях. Но время упорно разводило Ёжу и Малявку по разным дорогам, и в какой-то момент Ася совсем исчезла из жизни Алымова. На целых тринадцать лет…

Сергей резко проснулся и сел, не сразу поняв, что его разбудило: звук? Запах? Свет? Он посмотрел на часы — пять утра. В комнате было темно, но мерещились какие-то отблески, и явно пахло гарью. Пожар?! Он прислушался к неясным звукам, доносившимся с улицы, — вдруг резко прозвучала приближающаяся милицейская сирена и оборвалась. Он вскочил, быстро оделся и выбежал на улицу, сразу оказавшись в самой гуще событий: горел Асин дом. Две пожарные машины и одна милицейская с включенной мигалкой, небольшая кучка зевак, пожарные со шлангами, языки пламени, клубы дыма, мощные струи воды и пены — и упорно не прекращавшийся снегопад, который превращал все это трагическое действо в сказочную фантасмагорию. «Вот так бы снять!» — невольно подумал Алымов, тут же устыдился и пошел будить Асю. Дом сгорел почти дотла. К восьми часам утра на пепелище уже никого не осталось. Алымов с Асей, совершенно обессиленные, молча стояли у калитки, глядя на дымящиеся руины. Потом Сергей взял Асю за руку, повел в ванную и стал умывать ее лицо в грязных разводах от слез и пепла. Сам он был не краше. Ася вдруг опомнилась и оттолкнула Алымова:

— Ты что? Мне не пять лет!

— Хорошо-хорошо. Я чайник поставлю.

В угрюмом молчании они напились кофе.

— Что я родителям скажу, просто не знаю! — вздохнула Ася, с тоской глядя в чашку.

— Дом-то хоть застрахован?

— По-моему, нет.

— Беда.

— И с чего это он вдруг загорелся?

— Ты там никакого огня не зажигала?

— Да нет. Я даже свет не успела включить. Ну ладно, спасибо тебе за все. Наверно, надо домой…

— Подожди, сейчас приятель приедет, я звонил ему. Подвезет.

Отпускать Асю одну не следовало, а ехать с ней на электричке Алымову категорически не хотелось — ему все казалось, что после мерзких журнальных статей каждый встречный смотрит на него с осуждением.

Савва прибыл через два часа и был потрясен картиной:

— Ничего себе! Алымов, да тебя просто никуда отпускать нельзя!

— Да я-то тут при чем?!

Из соседней комнаты вышла Ася — увидев Савву, она заплакала навзрыд и кинулась к нему на шею. Алымов изумился.

— Ася, так это ваш дом сгорел? Я сразу не понял. Господи, бедная! Ну, не плачь, не плачь, что ж теперь, — утешающе говорил Савва, обнимая Асю и гладя ее по спине.

— А вы разве знакомы? — растерянно спросил Сергей.

Ася перестала плакать, и они оба уставились на Алымова в крайнем недоумении, потом переглянулись.

— Что? Я не мог спросить?

— Ёж, с тобой все в порядке?

— Да-а, Алымов, совсем плохо дело. — Савва даже засмеялся. — Как же я могу Асю не знать? Ты ж сам нас когда-то знакомил, забыл? Да и тут мы соседи.

Сергей вдруг поморщился и схватился за голову:

— Господи, ну конечно! И правда — что это со мной такое?

Они добирались до Москвы целую вечность, то и дело застревая в пробках — снегопад! Ася сидела впереди рядом с Саввой, и Алымов всю дорогу слушал их разговор, почти в нем не участвуя. Хотя он уже все вспомнил, его не покидало странное ощущение полной нереальности происходящего. Вот — Ася, которую он не видел тринадцать лет, а вот — Савва, с которым видится практически каждый день. И Савва, как выясняется, прекрасно осведомлен об Асиной жизни и спрашивает ее о каком-то племяннике, про которого Алымов и знать не знает. Сергей смутно помнил, что у Аси есть сестра, появившаяся на свет, когда они уже перестали снимать дачу у Зацепиных. Нет, Савва-то каков! Ни разу не обмолвился, что встречается с Асей! Сколько лет у него этот дом, интересно? Надо же, какое совпадение.

Алымов наткнулся в зеркале на чуть насмешливый взгляд Саввы и отвернулся. А когда они, завезя сначала Асю, подъезжали к центру, Сергей сказал равнодушным тоном, совершенно не обманувшим, однако, Савву:

— Черт, забыл ее телефон взять. У тебя ведь наверняка есть?

— Есть, как не быть. Пиши.

Алымов набил в мобильник циферки, помолчал и все-таки спросил:

— Почему ты мне ни разу не сказал про Асю?

— Да ты не спрашивал.

— Как я мог спрашивать, если я даже не знал, что у вас дома рядом?

— Ты это легко мог узнать. Даже не имея номера ее мобильника. Ладно, куда везти прикажешь? Домой или к Вере Павловне?

— Домой. Спасибо.

— Спа-асибо, смотри ты! А мы-то люди маленькие, к спасибам не приучены! Для нас такая честь — великих артистов возить. Завсегда обращайтесь!

— Ну ладно тебе, Савва. Я и так знаю, что свинья.

— До свиньи ты еще, положим, не дорос. Но поросеночек из тебя вполне ничего получился.

— Да уж.

— Ты уверен, что домой? А то хочешь — к нам поедем?

— Нет, домой. Надо же когда-то…

— Надо. Кстати, совсем забыл! Помнишь Синицкого? Такой… слегка засушенный с виду. «Иванова» у нас будет ставить, представляешь? Я как-то не ожидал от него.

— Помню, конечно! «Иванова»? Интересно, — задумчиво протянул Алымов.

Эта новость его вдруг взволновала.

Сергей долго собирался с духом, чтобы позвонить Асе, но так и не решился, а потом и вовсе отвлекся: начались репетиции новой пьесы, к тому же совершенно неожиданно посыпались предложения ролей в фильмах, и он после более чем годового простоя оказался вдруг страшно занят и вспоминал об Асе уже в глубокой ночи. И чем дольше он тянул, тем страшнее было звонить. Наконец Сергей не выдержал и, чувствуя себя последним идиотом, небрежно спросил у Саввы:

— Не знаешь, как дела у Аси?

— Ты что, так ей и не позвонил? Алымов, ты безнадежен.

— У меня не получается.

— Это как? Ты неправильно записал ее номер? Или разучился нажимать на кнопочки?

— А ты не можешь просто ответить на мой вопрос?

— Не буду я тебе ничего рассказывать. Хочешь знать, как дела у Аси, — позвони ей.

Но через пару дней Ася вдруг объявилась сама. Увидев во время антракта в мобильнике ее пропущенный вызов, Алымов страшно взволновался и тут же перезвонил. Голос у нее был какой-то странный.

— Ася? Ты что — плачешь? Что случилось?

— Очень надо поговорить. Можно нам встретиться? Сегодня?

— Давай. — Он слегка растерялся. — А что такое?

— Это не телефонный разговор. Ты занят?

— У меня спектакль. Сможешь приехать в театр часам к десяти? Или лучше завтра? Черт, у меня завтра… Но я найду время.

Договорились все-таки на сегодня. В десять Алымов подошел на служебный вход, выглянул, не обнаружил никакой Аси и разозлился. Ася же в это время сидела на скамейке у центрального входа и всхлипывала. Сидела она давно, замерзла и промокла — весь вечер моросило. «И зачем я притащилась? — уныло думала она. — Все равно ничего у нас не выйдет». Тут ей позвонил Алымов.

— Ася, ты где? — Голос звучал раздраженно.

— В скверике.

— Я же сказал подойти к служебному входу.

— Ёж, там такая толпа…

— Вот и иди туда. Прямо к двери подойди. Тетка тебя заберет.

— Какая тетка?

— Рыжая! Давай, быстро.

Ася встала и поплелась к служебному входу, протиснулась мимо топчущихся там девиц — дверь резко распахнулась, и появившаяся на пороге дама, действительно ярко-рыжая, повелительно мотнула головой:

— Ася? Заходи!

Ася еле поспевала за ней, а «тетка» на высоченных шпильках бодро бежала по коридорам и лестницам. Наконец, она открыла дверь в гримерку, и Алымов поднялся им навстречу:

— Ma tante! Спасибо, дорогая! Что бы я без тебя делал!

При ярком свете Ася разглядела, что рыжей даме уже, пожалуй, все шестьдесят, но выглядела она великолепно: стильная стрижка, макияж, легкое кокетство…

— Получай свою Асю. Сережик, ты бы оделся, а то мигом простынешь! Ну ладно, пока-пока! А вы, девушка, не задерживайте его надолго. Мальчик устал.

«Мальчик» только покачал головой и снова плюхнулся на стул. Из него словно вынули батарейку: только что сиял улыбкой и целовал «тетке» руку, а стоило ей скрыться за дверью, как сразу стало заметно, насколько он утомлен. Ася покосилась на Алымова, одетого в одни джинсы, и опустила голову:

— Ты бы на самом деле оделся…

— А что? Я тебя смущаю?

Ася почувствовала, что Сергей ее разглядывает, и еще сильнее покраснела.

— Все, оделся. — Алымов натянул футболку. — Ну, что случилось? Только не реви.

— Я не буду, не буду!

— На-ка вот, съешь.

Он сунул ей шоколадную конфету, слегка помятую и подтаявшую. Ася послушно съела, хотя в горле у нее совсем пересохло.

— Воды дать?

Ася отпила воды из пластиковой бутылки, вздохнула и, глядя в пол, сказала:

— Меня следователь вызывал. Там труп обнаружили, на пожаре.

— Труп?

— Ну да.

— А когда?

— Да сразу и нашли.

— Нет, когда он тебе это сказал?

— Три недели назад.

— И почему ты мне сразу не позвонила?

— Я не думала, что ты… Что тебе это надо.

— Понятно. И что следователь?

— Он спрашивал, не знаю ли я, кто это может быть. А потом… Потом он мне браслет показал. Серебряный. Дурацкий такой, с драконом. Ну, в общем, это Эдика браслет. Моего мужа. Я ему на тридцатилетие подарила. Сам выбрал. Конечно, таких браслетов полно, но там дата его рождения выгравирована.

— Так это Эдик?

Ася подняла голову и взглянула на Алымова несчастными глазами:

— Ёж, я не знаю! Его опознать невозможно. Я боюсь, что на самом деле все еще хуже.

— Погибнуть на пожаре — что ж может быть хуже?

— Убить.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

— Черт знает что, — сказал Сергей задумчиво. — А почему ты думаешь, что это не Эдик?

— Сама не знаю. По-моему, они тоже так считают. Но если Эдик — как он в доме оказался? Он же уехал!

— Вполне мог потом вернуться. Знаешь, я сейчас только вспомнил — там же свет был. Мне не спалось, я на крыльцо вышел и видел. Сначала в одной комнате, потом в другой.

— Они меня расспрашивали про Эдика. Где он, что он. И я, как дура, все вывалила. Теперь просто не знаю, что и делать.

— А что — все?

Ася горько вздохнула:

— Ёж, я тебе не стала тогда рассказывать. Это такой кошмар! Он игроком оказался, представляешь? А в последнее время ему вообще крышу снесло. Признался, что кучу денег кому-то должен. Мы с ним ужасно поссорились в тот день. Эдик просто в истерике бился: меня убьют, если деньги не отдам!

— Ничего себе…

— А ты не помнишь его? Эдика?

— Откуда я могу его помнить?

— Он же сосед наш по даче. Мой папа с его отцом работал на заводе. Потом нам квартиры дали в Москве, в одном доме. Они свою дачу продали. А я с Эдиком вместе училась. Помнишь, мальчишка такой — все вязался к нам? Ты его побил однажды.

— Я побил?!

— Ну, не побил, конечно. Леща дал.

— Противный такой, все дразнился, да?

— Ну да. Это он.

— И ты за него замуж вышла? Получше не могла найти?

— Он за мной с седьмого класса бегал. — Ася исподлобья мрачно взглянула на Алымова и опять отвернулась. — И вот я думаю: зачем он вообще на дачу поехал?

— За тобой вдогонку — разве нет?

— Я тебя умоляю! У него в голове одни деньги были, этот долг проклятый! Мы жили как кошка с собакой. Давно надо было уйти, дуре. Нет, он не за мной поехал. Он удивился, когда меня там увидел — не ожидал. Думал, я к маме подамся. У него и ключей от дома никогда не было. Что ему там понадобилось?

— Интересно.

— И еще — коробочка!

— Какая коробочка?

— А вот. — Ася порылась в сумке и показала Сергею маленькую жестяную коробочку в полиэтиленовом пакетике. — Коробочка из-под чая. Старинная. Она у нас на даче всегда была, в буфете. Пуговки всякие в ней лежали, монетки, значки…

Алымов взял пакетик с коробочкой, задумчиво осмотрел:

— Слушай, а я ее помню. Точно, мелочь всякая хранилась.

— Я ее в мусорке нашла. Вернулась, смотрю — дома полный бардак, стала убираться. Поняла, что Эдик часть своих вещей забрал и еще сумку дорожную. А потом случайно в мусорном ведре коробочку нашла. И пуговицы — высыпались, видно, когда выбрасывал.

Ася достала второй пакетик, Алымов посмотрел: разномастные пуговицы, несколько значков и монеток.

— Значит, он действительно был в доме. И коробочку эту зачем-то взял.

— Ася, а ты не помнишь — может, в ней что-то ценное лежало?

— Вряд ли. Но монеток больше было, это точно. И потом, если что и было, он-то откуда узнал? Эдик на дачу всего пару раз и приезжал.

— Ты следователю рассказала?

— Я думаю: надо или нет?

— Мне кажется, надо.

— Знаешь, эта история с браслетом — как раз в его духе. Он мог подбросить к трупу — пусть, дескать, решат, что это он там погиб. А сам в бега. Но убить… Нет, не могу поверить, что он на это способен. И вообще, кто такой этот человек в доме? А вдруг они решат, что Эдик убил? А я его подставлю?

— Да-а… Знаешь что? Я, пожалуй, попробую с Кириллом Поляковым поговорить. Он консультантом был у нас в детективном сериале. Мы с ним вроде как подружились.

— Ой, поговори, ладно? Вот спасибо. А то у меня голова кругом. И вообще, все наперекосяк! Дача сгорела, муж пропал, развестись не могу, жить негде…

— Почему негде?

— Да он квартиру продал! Не сам, его брат. Представляешь, три года прожили, я уверена была, что Эдика квартира, оказалось — брата! Позвонил мне: где, говорит, Эдик? А я понятия не имею! В общем, деньги понадобились и продал. Я, правда, подозреваю, что Эдик в курсе. Ему ж долг выплачивать, вот и деньги.

— Сколько ж он должен-то?

— Не знаю. Чуть не миллион, похоже. Я просто не представляю, куда мне деваться! Когда окончательно решила развестись, думала: на даче буду жить. Далеко до работы, конечно. А теперь и дачи нет.

— А у родителей?

— Ёж, у нас трехкомнатная, но маленькая, а одна комната вообще проходная. Родители, сестра с мужем и ребенком. Им самим места нет. Да и с родителями я в плохих отношениях. Они считают, я виновата, что дача сгорела.

— Да ты-то при чем?

— Это ты им скажи. Квартиру снимать я не потяну, да и комнату с трудом. Надо деньги на стройку откладывать. Страховки на дачу не было. В общем, жизнь дала трещину.

— А сейчас-то ты где?

— Я до последнего там жила, у Эдика. Вот сегодня окончательно съехала. Пока придется у родителей, наверное. Начну искать комнату подешевле. Представляю, что это будет. Ну вот. Ёж, я так тебе благодарна! А то и поговорить не с кем.

Алымов тяжко вздохнул, поднялся, заправил майку в джинсы, натянул джемпер, надел носки и кроссовки. Ася зачарованно наблюдала за его действиями, потом опомнилась:

— Ой, ты прости, что много времени отняла. Ты устал… Я не подумала. Прости.

— Ну ладно, пошли, — сказал Алымов. — Действительно, поздно уже.

Толпа перед служебным входом рассосалась, и они беспрепятственно добрались до машины.

— Садись.

— Ёж, да я так доеду, на метро.

— Садись и не разговаривай. Я не собираюсь везти тебя… куда?

— В Медведково, — пискнула Ася.

— В Медведково! Еще не хватало!

— Но метро же в двух шагах!

— Мы поедем ко мне.

— К тебе? Зачем?

— Ты будешь жить у меня.

— Как… у тебя?..

— А что, есть другие варианты? Насколько я понял, нет. Ася, ты же помнишь нашу квартиру — там полк солдат разместить можно.

— Это неудобно.

— Мне — удобно. Ты же хотела снимать комнату? Можешь считать, что снимаешь. Я предлагаю из чисто эгоистических соображений. Кормить меня будешь. Ты умеешь готовить?

— Умею.

— Ну так что?

— Если ты думаешь, что я за этим к тебе приехала… Я совсем не хотела ничего такого. И говорить не хотела, оно само как-то… выскочило. Я не напрашиваюсь!

Алымов покосился на Асю — та сидела, мрачно насупившись: вот-вот заплачет. Он съехал на обочину и остановился.

— Ася, посмотри на меня. — Она упрямо отвернулась к окну, тогда Сергей взял ее за подбородок и повернул: — Послушай, что я скажу. Я совершенно один, понимаешь? Мне домой вообще идти не хочется. Я первое время после… после похорон… даже жил у тетки. Ты не помнишь ее, кстати? Это Вера Павловна. Асенька, я тебя очень прошу! Прояви милосердие.

Ася шмыгнула носом и вытерла слезы. Алымов улыбнулся и подал ей бумажные платочки:

— Плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин. Эх ты, Малявка…

— Не называй меня Малявкой.

— Ну что, поехали?

— Не знаю… Я же буду мешать, наверное.

— Чему?

— Твоей личной жизни. — Она отчаянно покраснела.

— Нет у меня никакой личной жизни. И не предвидится в обозримом будущем. Ну что? Попробуем?

— Ладно.

— Вот и замечательно. Только надо где-то еды купить, а то у меня шаром покати.

Алымов вдруг развеселился. Все это время он с трудом сдерживал раздражение. Ася опоздала, а он страшно не любил, когда опаздывали и что-нибудь путали — совершенно забыл, что Малявка как раз этим и отличалась всю жизнь. Пока Ася рассказывала, он сердился, что вынужден слушать про совершенно не нужного ему Эдика, с которым не пойми что происходит: не то он убил, не то его убили! Нет, труп — это, конечно, серьезное дело, кто ж спорит. Но Алымов никак не мог проникнуться трагичностью произошедшего: ему казалось, что все непременно разъяснится самым тривиальным образом. Он не любил детективы, хотя постоянно в них снимался.

Гораздо интереснее было разглядывать Асю, выискивая в ней черты прежней Малявки: складненькая… стройные ножки обтянуты узкими джинсами… весьма соблазнительная грудь… розовые щеки, блестящие серые глаза… светлые волосы собраны в забавный хвостик. А в детстве мама почему-то делала ей целых три хвостика: один наверху и два по бокам. Господи, и какая из нее учительница? Может, с малышней и справляется — Алымов помнил, что она преподает в начальных классах. Ася волновалась и даже, как показалось Сергею, робела, постоянно шмыгая носом, пока он не подал ей бумажные салфетки — тогда она с чрезвычайно виноватым видом высморкалась. Она сутулилась и поджимала ноги, которые, вероятно, промочила, и чем дальше, тем больше Алымову хотелось просто посадить ее на колени и утешить.

Ася тоже исподтишка рассматривала Сережу и поражалась: «Надо же, каким мощным он стал!» Тринадцать лет назад это был тонкий и хрупкий юноша, с удивительной, почти кошачьей пластикой и солнечной улыбкой. С годами он сильно раздался в плечах и вообще заматерел, все больше напоминая уже не отца, а деда. Черты лица стали мужественнее и резче, волосы потемнели. Совсем не котенок, а скорее леопард или тигр. Только глаза остались прежними: зелеными, чуть раскосыми, с длинными ресницами, которым Ася всегда завидовала. Иногда в Алымове на мгновенье проглядывал прежний мальчик — в неожиданной улыбке, в небрежном жесте, в наклоне головы. Это было забавно — так умиляет огромный тигр, играющий с бумажным бантиком на веревочке.

Алымов внимательно смотрел на Асю своими невозможными глазами, и у нее мурашки бежали по коже. Опуская голову, она тут же натыкалась взглядом на его босые ноги и вздыхала про себя: создала же природа такое совершенство! Она сама вечно натирала то пятки, то фаланги пальцев, и косточка какая-то уже торчала не там, где надо — его же крупные, но изящные ступни с необыкновенно длинными пальцами были идеальной формы, как будто высеченными из мрамора. Словно ощутив ее взгляд, Сергей неожиданно потер одну ногу о другую и пошевелил пальцами.

Ася испытала неимоверное облегчение, когда он наконец полностью оделся и обулся. И сейчас, сидя в машине рядом с Алымовым, она посматривала на его сосредоточенный профиль, на руки, лежащие на руле, и ее попеременно одолевали то восторг, то ужас — что же будет с ними дальше?! Но ничего особенного в этот вечер с ними не произошло: они как-то невразумительно поужинали, Алымов долго извинялся, что Асе придется жить в комнате Иларии Львовны, пока она не сказала, что считает это честью. Тогда он немного успокоился:

— Понимаешь, я не могу там находиться. Пока не могу.

— Ёж, я все понимаю.

— Если хочешь, я перееду в тренажерную, а ты — ко мне. Но только завтра, ладно?

— Уймись. Все хорошо, я спокойно поживу в той комнате. А если ты и дальше будешь нудить, я вообще уйду.

— Да куда ты пойдешь? Ты же бомжик.

— А пойду я спать, прямо сейчас. А то мне вставать рано.

— Рано — это во сколько? — с опаской спросил Алымов.

— Надо подумать. Мне к девяти на работу. Часов в семь, наверное. У тебя есть интернет? Я бы время рассчитала, а то что-то не соображу, где пересадку делать…

Разойдясь по разным комнатам, оба довольно долго не могли заснуть и думали об одном и том же: прошедшие тринадцать лет изменили обоих и все придется начинать сначала. Алымов даже снова достал альбомы, которые принес из маминой комнаты вместе с томиком Чехова, и, вздохнув, нацепил очки, к которым все еще никак не мог привыкнуть. Илария Львовна одно время увлекалась фотографией, так что детских изображений Сережи было великое множество — и одного, и вместе с Асей. Все это время он нет-нет да и пересматривал семейную хронику. Вот и сейчас он усмехнулся, глядя на Малявку с тремя забавно торчащими хвостиками. А вот она почти взрослая… Сергей подумал, что Ася совсем не изменилась, только вместо девичьей хрупкости появилась мягкая женственность — и тут же некстати вспомнил Эдика, что б он провалился.

Тут ему в руки вывалилась собственная фотография, снятая примерно тогда же: юный Сережа Алымов сидит на перилах крыльца и улыбается в объектив. Это снимала уже Ася. Сергей вдруг увидел себя как чужого, совершенно незнакомого человека, и у него защемило сердце: почему-то стало жалко этого солнечного мальчика, улыбающегося всему миру, полного надежд и честолюбивых планов. Он взглянул в зеркало: усталое лицо почти сорокалетнего мужчины — тени под глазами, горькая складка у рта, морщинки у век и на лбу. Вон и очки уже пришлось заказать! «Разве мама любила такого? Желто-серого, полуседого и всезнающего, как змея», — вспомнил он Ходасевича и тяжко вздохнул: мама…