Сказки лунных дней. Часть II

Евгения Преображенская (2024)

Пойдут ли на пользу Дженне сто лет, проведенные в лампе? Что связывает её с таинственной красавицей Алриаса? Чем может помочь в борьбе с врагом колдун Каад? И что за сказку Дженна услышит от Владыки? Страннице предстоит очередное огненное приключение. И оно приведёт её домой…Это фэнтези для взрослых, которым нужна сказка. Это история о человеке, который должен перешагнуть пределы человеческого.Дилогия "Сказки" — это третья история фэнтези-цикла "Не в этом мире". Первая: трилогия "Проклятие чёрного единорога. Вторая: дилогия "Осколки сфер".

2 Король Цветочной горы

Музыка переливалась гипнотизирующим звоном бубенцов, боем таблов и бубнов. Заливались дудки и лиры. Точно птицы Даалсамы, пели женщины, сидящие по левую сторону от огня. Мелодии и голоса устремлялись к звёздному небу вместе с искрами костров и дымом. Отголоски праздника разносились вдоль немых гор сладким напевом, запахом пряностей, жареных орехов и мяса.

В рыжем свете пламени танцевали красавицы. Их чёрные волосы блестели как смола. Станы и бёдра окутывал тонкий шёлк. Груди, руки и щиколотки унизывали золотые бусы и браслеты. Нагие животы покрывали рисунки: орнаменты цветов и зверей, птиц и волшебных существ.

Грациозные и стремительные, подобно барханным змейкам, танцовщицы вырисовывали в воздухе невидимые рисунки: пальцами, кистями, стопами, движением бёдер и плеч. Их мышцы двигались то плавно, будто волны Амитары, то вдруг содрогались, точно рябь на воде. И каждый их жест, каждый шаг дарили красоту.

Танцовщицы самого Наэрана кружили головы зрителей сильнее вина. И Айшара была прекраснейшей из них. Его Айшара.

Сколько им ещё отпущено счастья? Долго ли суждено быть вместе, если Дженн… вернулся? Дэзерт гнал от себя тяжёлые мысли, но с Главой переговорил.

— Ты свободен, брат мой лев, — не отрывая взгляда от танцовщиц, Альманин сын Хасаана наклонился в сторону Дэзерта. — Ты знаешь, львы не те звери, которые будут сидеть на цепи… Я никого не держу здесь. Любой может уйти, может прийти… Тем более ты — один из Старейшин…

«Как же, «любой», — усмехнулся про себя Дэзерт, обежав взглядом зрителей, которые устроились по правую сторону от костров.

Пряный дым, поднимающийся от огня, действовал не менее опьяняюще, чем ритмичный бой барабанчиков, звон бубенцов и раскачивающие бёдрами красотки. На демона дым не оказывал влияния, но магическим зрением он ясно видел, как отрава надежнейшей из цепей стискивала души. Его Айшару в том числе…

Пока Дэзерта это устраивало. Он не видел большого вреда в уловке Главного. Иногда людей не удержать просто хорошими речами о чести, доблести и воздаянии негодяям. Хасаан умел завлекать людей одним лишь словом, его сын не унаследовал этого свойства.

Старый Хасаан основал в пустыне Поцелуй Наэрана небольшое поселение вольнодумцев ещё в эпоху власти истинных Намуров. По рождению он был знатным вельможей — одним из тех, кого не устраивало правление царя царей. И он был великим мудрецом, которому пустыня и её гневный покровитель Наэран открыли свои тайны.

Хасаан не просто основал посёлок для изгнанников, но клан сьидам. Ассадоны — львы Наэрана, защитники несправедливо оскорблённых — выполняли роль чистильщиков Джаэруба подобно сумеречным лисам, о которых Дэзерту рассказывала Дженна. Они называли себя воинами Шама и были сьидам — охотниками Южного континента.

Как удавалось поселению существовать посреди самой знойной пустыни Юга, где дождь проливался лишь раз в год? Разгадка крылась в гигантских деревьях, растущих к северу от Басилиона: между морем и горами. Местные называли их «древами жизни» или «отцами семян». На человечьем наречии элибирского название звучало чудно — «баба баб».

Вид деревьев был столь же диковинный и вызывал ассоциации именно с отцовством. Будто гигантские жирные корнеплоды торчали из песков, протягивая к солнцу свои неказистые скрюченные «корешки». Но в само̀м их необъятном теле и заключалось главное богатство — вода. Настоящие корни бабабабов уходили глубоко вниз, вытягивая влагу из подземных источников. А мягкие и пористые стволы накапливали воду не хуже колодцев.

Сама кора «отцов семян» широко использовалась целителями. Листьями, древесиной и золой лечили болезни и раны, а дымом отпугивали кровососущих насекомых. Бабабаб был практически бессмертен! Содранная кора быстро восстанавливалась. Полые стволы продолжали жить. Их можно было использовать в качестве жилища, а после дождей такое дерево долго сохраняло воду внутри себя.

«Дженну наверняка бы поразило это открытие», — невольно промелькнуло в мыслях у Дэзерта.

К тому же ассадоны использовали ту же фразу, что и её сумеречные лисы. «Мы там, где нужны. Мы там, где должны быть», — говорили их Старейшины. Интересно, какая связь была между львами и лисами?

Но Дженне наверняка не понравилось бы нововведение Альманина. Последователь своего отца вместо возвышенных речей стал использовать пьянящий дым. «Сено, сухая трава», как называл её Главный, было непростой травой. Её смолы приятно кружили голову, но вызывали стойкое привыкание, что позволяло удержать людей от измены и предательства.

По-видимому, для той же цели в тайную обитель приводили и красивых женщин. Ни одной дурнушки здесь было не сыскать! Сюда шли сбежавшие невесты, несправедливо обвинённые жёны, молодые матери с детьми, чьи отцы совершили преступления столь тяжкие, что казнить обязывали всю семью.

Айшара была дочерью одной из таких матерей — Рамле. Девочке было тринадцать, когда она появилась в тайной обители. Айши только-только расцвела и была очень хороша собой. Многие из мужчин пожелали взять её в жёны. Разумеется, согласие девочки никого не волновало. Тогда на защиту принципов свободы, которые не всегда успешно проповедовали ассадоны, встал Дэзерт.

Айшара не только дивно танцевала, но уже в детстве проявляла необычайный талант к поэзии. Её стихи пленяли, словно красота звёздного неба и бескрайних песков. Айшара умела так тонко рассказать о чувствах, что и демон поневоле проникся её восторгом, страстью, страхами и мечтами.

Не столько красотой, которую Дэзерт вдоволь повидал на своём веку, сколько талантом Айшара Рамле заставила владыку Миркира забыть о прошлом. Несколько лет Дэзерт охранял этого котёнка от посягательств львов Наэрана. Затем однажды вечером она сама явилась к нему. С тех пор они не расставались.

Они не расставались ни днём, ни ночью. Когда Дэзерт уходил на задания ассадонов и ночевал где придётся, воспоминание об Айшаре всегда было с ним. А теперь женщина плясала пред его глазами, однако стоило демону прикрыть веки, как в темноте он слышал голос другой.

— Я уйду завтра днём, — объявил Дэзерт, поднеся руку к груди, где хранил подарок подруги.

Продолговатый камень с золотистыми жилками, который ему преподнесла когда-то Айшара, демон туго обвил кожаными шнурами и, не снимая, носил на шее, словно амулет.

— Направляешься в столицу? — заинтересовался старый Альманин.

— Там мы в последний раз виделись с моим приятелем, — объяснил Дэзерт. — Почему тебя это волнует, уважаемый?

Старик выразительно вздохнул, устремив взгляд к звёздам.

— Я не хотел тебе говорить, не будучи уверенным. Но… Ты покидаешь нас, и я вынужден поспешить. Скажи, сможешь ли ты в честь нашей долгой дружбы выполнить для львов последний заказ? Ибо только такому, как ты, я могу доверить его…

Демон снова усмехнулся про себя, прекрасно зная, что права на отказ Альманин никому и никогда не даёт. Ссориться с Главой он не намеревался, и потому кивнул:

— Что за заказ?

— Видишь новую деву? — старик указал жестом на одну из танцовщиц.

— Дара, — припомнил Дэзерт. — Сбежала из гарема…

— Из гарема царя царей, — подавшись к самому уху собеседника, прошептал Альманин сын Хасаана.

— Наэран задери меня, — вздохнул Дэзерт.

— Идём, потолкуем подальше ото всех… — предложил Глава.

Владеющие тайными тропами, старик и мужчина поднялись со своих мест и уже через миг оказались в пустыне. Альманин остановился, задумчиво глядя на сверкающие вдали точки костров. Вниманием Дэзерта владело песчаное море, так любимое им. Оба не смотрели друг на друга.

— Царь царей, говоришь, — поморщился демон.

— Ты всё верно понял, друг мой, — медленно произнёс Глава убийц. — Его обленившийся предок ушёл от нашего клинка. Престол занял некий брат. Появившийся из ниоткуда, он совершил немало благих перемен. Но увы, похоже, проклятие власти ослабило род Намуров. Нам стало известно, что сиятельный Тадж Намур Хаким лишился рассудка. Дара подтвердила: царь царей не может родить наследника, ибо убивает своих жён после первой же брачной ночи.

— Ты хорошо всё обдумал, достойнейший Альманин? — спросил Дэзерт. — Не ослабит ли страну смерть царя?

— Я всю свою жизнь размышляю о власти, уважаемый брат мой Дэзерт, — признался Глава. — Управлять даже небольшой шхуной в бурном море непросто, а уж целой страной… Я пришёл к мысли, что этот груз не под силу одному человеку. Власть должна переходить из рук в руки, чтобы одни имели возможность отдохнуть, а другие — вкладывали новую силу.

— Непросто найти так много рук, — Дэзерт ничем не выказал собственного мнения на сей счёт. — У тебя уже есть такие на примете?

— Мы лишь посланники воли Наэрана, — усмехнулся старик. — Мы видим слабость, мы её устраняем. Политические вопросы я оставлю царскому совету. У Хакима немало дальних родственников… Руки найдутся всегда.

— Разумно, — соврал Дэзерт.

Он знал, что сьидам прекрасно чуют ложь. Но, как существо нечеловеческой природы, в чьи задачи входила охрана царской власти, чуял он и то, что его собеседник лишился этого дара и несёт блажь. Впрочем, «мы видим слабость, мы её устраняем. Политические вопросы я оставлю царскому совету», — сказал Альманин. Что ж, Дэзерт найдёт «слабость» и устранит её, будет ли её причиной царь царей или кто-то из его приближённых.

Демон вздохнул:

— Значит, Наэран избрал меня вестником своей воли?

— Только ты подходишь для столь ответственной миссии, — качнул головой Альманин сын Хасаана.

— Ты что-то не договариваешь, мой старый друг, — заметил Дэзерт. Сотни раз он ходил сумеречными тропами — и вместе с Дженной, и один. Убить человека из тени не составляло сложности. Исключением были сами убийцы. И маги, способные почуять опасность на расстоянии. Так в чём же подвох «ответственной миссии»? — Есть затруднение, о котором я не знаю?

— Есть, — тихо вымолвил Альманин. — У царя появился свой колдун… И он очень силён.

* * *

«Дэзерт… где же ты, проклятый демон? — подумал Дженн. Позволив себе небольшой отдых, он распластался посреди тьмы. — Жив ли ты спустя сотню лет? А если нет, где витает твой дух?»

Маг так и не сумел найти того лаза, по которому он попал в Сию. Но и он, и мальчишка упорно продолжали идти, потом ползти куда-то, не видя ничего, лишь слыша собственные шаги, кряхтенье и тяжёлое дыхание. Казалось, это происходило уже целую вечность. Быть может, они всё-таки нашли какой-то туннель или просто ползли по кругу…

И добрую часть этого времени Тикка неустанно кричал:

— По-мо-ги-те!

— Ещё немного — и у меня из ушей кровь пойдёт, — не выдержал Дженн.

— Я уже чувствую кровь во рту, — огрызнулся мальчишка. — Либо сделай что-нибудь, либо держи свои жалобы при…

–…Да кто вы оба вообще такие и чего шумите? — вдруг раздался во мраке третий незнакомый голос. — «Помогите да помогите!» Чем вам помочь-то?

Тикка испуганно взвизгнул — совсем как его прапрабабка Быстроногая. Ответил Дженн:

— Один негодяй запечатал нас в тенях… Кем бы ты ни был, ты можешь нас вызволить на свет?

— Как славно зашита плоть мира, — подтвердил голос, насмешливый, певучий, высокий, но мужской. — Отличный замок получился! Даже я никак не могу его взломать… Придётся резать, да простит меня Сия. Где там был мой кинжал?.. Ну и вы посторонитесь на всякий случай…

Дженн прижал к себе мальчишку, закрывая его собой. Непроницаемая мгла вспыхнула полосой света. Будто и правда чёрную ткань распорол острый нож, беззвучно и легко. Когда глаза Дженна привыкли к свету, он различил в проёме лицо, а точнее морду — синюю обезьянью морду в ореоле ярко-рыжей гривы.

— Ты кто? — поинтересовался маг, на всякий случай заслоняя мальчика.

— Обезьяний принц! — восхищённо взвизгнул тот. — Мне бабушка о тебе рассказывала! Ты помог нашему предку… Это моя любимая история! Ты помнишь, как спас людка? В джунглях! От тигра!

— Что-то такое припоминаю, была среди моих подданных одна маленькая безволосая обезьянка, — улыбнулся спаситель. — Да только не принц я, а уж король давно. Вылезай, дружок! — Он подал руку Тикке и покосился на мага. — Ну и ты вылезай, смурная рожа…

Покрытые изумрудными завитками деревьев, пики гор уносились ввысь, утопая в голубой дымке. Звенящие ручьи струились с их белоснежных вершин. Каменные мосты были перекинуты над облаками, словно через гигантские озёра. Только отражения в водоёмах повторяли не небосвод, а напротив — раскинувшуюся внизу твердь, густо прикрытую облаками.

В ветвях диковинных деревьев висели бесчисленные наливные плоды: жёлтые, красные, фиолетовые, розовые; и на сотни голосов щебетали ещё более пёстрые птицы. То тут, то там распускались цветы, описать красоту которых не хватало слов. А запах от них разносился такой, что голова шла кругом.

— Я будто вина испил, — восторженно озвучил своё наблюдение Тикка, крутя головой.

— Это от нехватки воздуха, — прокомментировал Дженн. — Мы забрались очень высоко… Нужно привыкнуть.

— Клянусь, мы проползли на карачках всю бездну Каальбир и оказались на небесах Даалсамы… — как мог осипшим голоском воскликнул Тикка. — Погляди, Дженн! Погляди! Скалы будто парят! А цветы размером с деревья!

— Был я как-то в местечке, где росли цветы размером с деревья… — мрачно огляделся волшебник. — А потом небо там сделалось кровавым и явился злобный дух, пожирающий детей человеческих…

— Прости, что прерываю твой интересный рассказ, — состроил рожицу мальчишка. — А ты не пробовал со жрецом пообщаться?

— Зачем мне это? — осведомился Дженн.

— Тебе везде мерещатся злые духи, угроза, обман! — объяснил вор. — Ты совсем не доверяешь богам! Обычно в таких случаях помогает общение со священнослужителем.

— Ты снова шутишь… — догадался Дженн.

— Нет, я серьёзно! — рассмеялся Тикка. — Погляди, какая красота вокруг!

— Это Цветочная гора, — с поистине царским достоинством объявил их новый знакомый.

Он был бос, но его тело, по большей части покрытое рыжей шерстью, было одето в короткий кафтанчик и широкие штаны. В руках король держал деревянный посох. Длинный обезьяний хвост его плавно двигался из стороны в сторону.

— Мы… — ахнул мальчик.

–…На Ферихаль не похоже, — сильнее нахмурился Дженн. — Значит, это Цветочная гора в Сурам.

— Будьте моими гостями, о путники, — пригласил обезьяний король. — Меня зовут Маалуцинг. А кто вы?

Цветы в человеческий рост были лишь началом. Чем дальше они с Дженном шли по тропам и мостам сквозь водопады и радуги, тем диковинней становилось вокруг. Маалуцинг беззаботно вышагивал впереди, положив посох на плечо. Казалось, его абсолютно не интересовало, кто, как и почему угодил в тени; кто, как и почему искусно запечатал дрёмные тропы.

Зато удивлению Тикки не было предела! Не то крошечные цветы, не то насекомые парили в воздухе. Тела их не походили одно на другое, были полупрозрачные и слегка светились. Будто звёздочки Шама спустились с самого неба.

— Это звёздные пылинки? — предположил Тикка, подняв глаза на волшебника.

— Планктосы, — ответил Дженн. — Это мельчайшие носители… как бы сказать попроще, — он задумался, — силы и истории мира. Планктосы помнят всё, что было от самого начала Вселенной. В каком-то смысле они действительно — звёздная пыль.

— Впервые их вижу… — признался Тикка. — В Джаэрубе таких нет?

— Есть, но там они обитают чуть дальше от мира людей, — пояснил Дженн. — Мы с тобой оказались в священной роще — в пространстве на границе между царствами людей и духов.

— В священной роще?

— Это важная система в общем энергетическом обмене всего мира Сия.

— Энергетическом?

— Энергии — жизненные силы… витали. Это живая и мёртвая вода, стихийные, планетарные силы, наши порывы, желания, мечты…

— Как кровь у людей? — вставил Тикка.

— Примерно так, — кивнул волшебник. — Если священные рощи засыхают, тонкие сферы людей и духов расходятся дальше. Люди теряют магию, а духи — связь с плотным миром, которая им не менее важна.

— Чем же это? — фыркнул мальчишка. — Я живу без колдунства — и неплохо.

— Волшебство — лишь первая из потерь, — хмуро ответил Дженн. — Ты должен понять, что магия — это не огненные шары и не молнии. Это сила — определённый вид витали, который маг преобразует во что-то… Ты верно сказал, ты не колдуешь, но это не значит, что в тебе нет этой силы. И да, не все используют магию во благо, но эта витали не менее важна, чем кровь в наших телах. Представь: если у живого существа отнять часть его крови и не дать возможности восстановиться.

— Существо будет ощущать слабость, — ответил мальчик.

— Со временем оно привыкнет к ней, но качество всей жизни изменится в худшую сторону… — Волшебник недовольно поморщился. — Как если бы ты стал стариком ещё в юности…

— Хм, это невесело…

— Я знал мир, где люди потеряли не только магию, — продолжил мужчина, — но и свои желания… Нежность, страсть, потребность любить, дружить, творить… Священные рощи связывают не только сферы мира. «Священные рощи» есть в каждом живом существе. Это связи между сферами человека — между душой и телом. Когда эта связь слабеет, хорошего не жди…

— Да, кажется, теперь я понимаю, — нахмурился Тикка.

— Я не раз был в таких местах, — вздохнул Дженн. — Но впервые вижу рощу, полную витали… Несомненно, это очень древнее место, но по своему строению оно как дитя. Удивительно…

Деревья, растущие на Цветочной горе, тоже оказались необыкновенными. Те самые волшебные персики, которыми так гордился царь царей, были втрое ниже здешних! Ветви свивались друг с другом, образуя гигантские гнёзда. Они сетью из лиан, листвы и цветов оплетали целую гору. Сквозь ветви, как по каналам, струились ручьи. Блестящими брызгами они летели далеко вниз и таяли в облаках.

Между сочными розовыми плодами и яркими цветами скакали стайки обезьян — такие же синекожие, с огненно-рыжей шёрсткой, как у Маалуцинга. А вместе со зверями играли дети людей и даже эльфов! Не все из них резвились в ветвях. У Тикки рот открылся от изумления. Кое-кто из детей седлал облака, кто-то сооружал сияющие конструкции из планктосов.

Мальчики и девочки были разного возраста: от совсем малышей до ровесников Тикки. Цвет их кожи, глаз и волос также различался. Дети занимались своими делами, смеялись и болтали, но, увидев Маалуцинга, притихли, словно по команде.

— Прошу внимания, мой народ! — весело провозгласил обезьяний король. — Сегодня у нас гости! Это Тикка и Дженн! — Он обернулся к гостям и жестом руки указал на жителей деревьев. — А это подданные моего царства — спасённые мною ребятишки…

Сотни любопытных глаз уставились на пришедших.

— Хорошего денька! — немного смущённо помахал рукой Тикка.

–…Маалуцинг, и все спасённые дети остались на твоей горе? — тихо поинтересовался Дженн. — Здесь много светловолосых… Это агарцы? Разве Журавль не запретил пересекать границ?

— Запретил, — кивнул собеседник. — Но границы королевств не имеют для меня значения, а в Агару усилились гонения… Многие ребятишки остаются сиротами, — его голос стал тише и глуше. — Владыка даже основал несколько поселений для сирот. А некоторых детей постарше я вытаскиваю из самого пламени… — Маалуцинг помолчал. — Впрочем, нередко я прихожу на помощь и детям Севера. В королевствах Семи Ветров… то есть уже в Энсолорадо не затухают пожары войны, в Семи Водах бушуют болезни… Эльфы и сиды нуждаются в моей помощи не меньше, чем люди.

— И хранители всё это допускают? — зло проскрежетал Дженн.

— Многое устроили сами хранители, — фыркнул Маалуцинг. — Многое из того, что происходит в Агару, — эхо северных войн… Владыка неустанно следит за Страной вечного лета. Ему грезится, что змей, объединивший Энсолорадо, вот-вот явится и за ним…

— Но при чём тут люди силы, — осведомился маг, — как по-твоему?

— По-моему, ему в детстве чем-то сильно насолили маги, — рассмеялся Маалуцинг. — Но у тебя устаревшие сведения. Теперь Владыка преследует всех подряд. Вероятно, он решил избавиться от всех своих поданных. Нет людей — некого и завоёвывать.

— Вероятно, Владыка лишился рассудка, — прищурился Дженн. — Кто он вообще такой? По моим подсчётам, ему должно быть лет двести…

— Я не знаю границ королевств, — вдруг посерьёзнел король обезьян. — Но в Эсфиру не сую носа даже я. А этот паршивец не покидает пределов своей цитадели. Никто не знает, кто он… А те, кто попытался выяснить, пропали.

–…Хранитель Диких земель — один из них? — предположил Дженн, вспоминая историю грифона Пахаома. Поэтому Журавль запретил пересекать границы?

— Да, ты прав, — кивнул Маалуцинг. — Но… скорбные это разговоры. Не будем портить славного мига.

— Тогда расскажи, что делают спасённые тобой дети здесь, на этой горе? — кивнул волшебник, оглядывая подданных короля обезьян.

— Ты допрос мне решил провести? — улыбнулся тот. — Что ж, будь по-твоему… Дети живут здесь себе поживают, играют и учатся.

— Учатся кататься на облаках? — уточнил волшебник.

— Учатся чему хотят! — рассмеялся Маалуцинг. — Кто-то хочет выращивать цветы, кто-то скакать на облаках. Я преподаю им боевые искусства, чтение, математику и волшебство, коли они того пожелают. Ты упомянул Ферихаль. Так вот, меня приглашали преподавать в тамошний университет, так что я чего-то да стою, уж поверь…

— А воровской науке ты можешь обучить? — подпрыгнул от нетерпения Тикка.

— О, это любимая из моих наук, — признался король обезьян.

— А когда дети вырастают, они уходят? — продолжил свой допрос волшебник. — Тут ведь нет взрослых…

— Верно, — Маалуцинг по-дружески приобнял его. — Верно, мой друг! И ты, и Тикка можете оставаться здесь, сколько захотите!

–…Дженн, ну чего ты? Он же спас нас, — шикнул Тикка, когда король отвернулся. — Нас и всех этих детей…

В ответ волшебник только поморщился.

На ночь гости остановились в одном из пустующих древесных гнёзд. С наступлением темноты царство обезьяньего короля расцвело светозарными цветами, сияющими паутинками и искристыми травами. Некоторые из растений дарили прохладу, другие источали тепло.

Волшебнику явно нездоровилось. Он не только скрипел зубами от ярости, но и трясся от озноба. Путники расположились у тёплого цветка с оранжевыми, точно огонь, лепестками. Младшие дети отправились спать, но старшие, ровесники Тикки, на отдых не спешили.

Они принесли к цветку кувшины со сладкой водой и блюда с угощениями: сочные бутоны, разрезанные на дольки фрукты и коренья, гроздья ягод и орехи.

После трапезы Дженн свернулся клубочком и сразу уснул. Алриасский воришка, несмотря на усталость, был слишком возбуждён, чтобы спать. Он ещё долго болтал со здешними обитателями. За короткую ночь они рассказали друг другу о себе и обсудили всё на свете. Хотя дети пришли сюда из разных королевств, они общались на едином языке.

Обезьяний король не соврал — его подданные подтвердили, что каждого из них он выручил из беды, когда те звали на помощь. Маалуцинг также учил их, чему они пожелают, или позволял просто бездельничать. А самые старшие в любой момент могли уйти куда вздумается. Дороги с Цветочной горы вели в любую сторону: хоть в Пустынное море, хоть на Северный материк.

— Неужели это место можно покинуть по доброй воле? — со смехом поинтересовался Тикка. — Я бы с радостью и семью сюда привёл…

— Это только поначалу кажется, что получать всё, что ни пожелаешь, — счастье, — ответила ему Джанти — девочка с чёрной как ночь кожей, кудрявыми волосами и проницательным взглядом. — Но когда отведаешь всех сладостей, поспишь на мягких лепестках цветов, наиграешься с птицами и зверятами, начинаешь понимать, что одни забавы не могут тебя напитать.

— Вы же можете учиться, — добавил Тикка. — Всему, чему захотите.

— К чему все знания мира, если ты не можешь их применить? — улыбнулась Лампу — смуглая малышка с плоскими и широкими чертами добурки. — Мы черпаем мудрость нашего короля, а потом уходим вниз, чтобы помогать другим существам.

Тела некоторых более взрослых девочек начинали изменяться, округляться и наливаться женской прелестью. Тикка, родившийся в городе, где женщины всегда прятали свою красоту, с трудом заставлял себя смотреть им в лица. Все дети были одеты лишь в набедренные повязки.

— Неужели за всю историю Цветочной горы на ней так никто и не остался? — усомнился он. — И неужели никого не выгнали силой?

— Не-ет… Нет-нет, — наперебой заверили его дети.

— Никого, — увереннее других проговорил белокожий эльф из Диких земель по имени Аалмас. Его большие серебристо-зелёные глаза смотрели с некоторой грустью. — Твой спутник — первый взрослый, которого я вижу с тех пор, как мы с братом угодили в капкан на границе Агару…

— Обезьяний король спас и твоего брата? — спросил Тикка.

— Мой брат был достаточно взрослым, чтобы выпутаться сам, — ответил Аалмас, опустив голову. — Я не видел, но уверен, так он и сделал…

— Угу, — задумался алриасский вор.

— Все, кто сюда попадают, — дети, — продолжила Лампу. — Но все обретают мудрость — достаточную, чтобы понять: нельзя навеки оставаться детьми и вкушать лишь развлечения. Мир более разнообразен, и в горе тоже есть своя наука, которую необходимо познать любой душе.

— Если всё так, как вы говорите, странно, что Дженна пустили на эту гору, — задумался Тикка.

— Вероятно, он не человек, а один из волшебных созданий, — улыбнулась рыжеволосая Руба, одарив спящего волшебника нежным взглядом. — Иногда они являются на нашу гору. Они выглядят как звери или как люди… Кажется, что они взрослые, но это не совсем так. Они и взрослые, и дети… как и сам наш король.

— Да, Журавль Калоса нередко навещает Маалуцинга, — добавила чернокожая Джанти. — А на соседней горе сейчас гостят два единорога. Иногда они принимают человечий лик, и тогда до нас доносится их дивное пение. Гости прибыли с далёкого Севера! А порой сам Его Величество отправляется погостить в их королевство. Он читает лекции в Ферихальском университете и в западном Бешбьяс.

При этих словах спящий Дженн как-то тревожно вздохнул и перевернулся на другой бок. Рыжая Руба подсела к нему ближе и провела рукой по блеклым и спутанным волосам мага.

— Интересно, кто твой спутник? — хитро прищурилась она. — Журавль, единорог или змей?

— Да наверняка змей, — с уверенностью усмехнулся Тикка. — Такой же мерзкий.

— Змеи бывают очень красивыми, — заметила смуглая Лампу. — Хранительница Добура — крылатая змея Ишчель Маяуэль… Нет красивее её на всём Юге!

— Всё-то вы знаете, — оценил Тикка. — А я понятия не имею, кто хранитель Джаэруба, и есть ли он.

— А вдруг Дженн и есть его хранитель? — расширил зелёные глаза Аалмас.

— О, ну тогда Джаэрубу конец, — рассмеялся Тикка.

Дети разговаривали всю ночь, а к рассвету уснули, положив головы друг другу на плечи. Тикка пробудился, когда солнце стояло высоко. Воздух потеплел и наполнился ароматами дня. Ночной цветок сомкнул лепестки, перестав излучать свет и тепло.

Осторожно отодвинув Джанти, мальчик свесился из гнезда и взглянул вниз. У корней дерева горный ручей образовывал небольшой водоём. Дно его поросло водорослями, и зеленовато-лазоревая поверхность искрилась на солнце будто самоцветы.

Дженн уже проснулся и, похоже, чувствовал себя гораздо лучше. Он выстирал свои грязные тряпки и развесил их сушиться на ветвях. Теперь сам волшебник плескался в ледяной воде, что-то напевая себе под нос. Любознательные морды рыжих обезьян внимательно наблюдали за его действиями.

Мужчина был очень худ: буквально кожа да кости. Его расчёсанные мягкой водой волосы почти достигали колен. Отмывшись, волшебник отжал космы и скрутил их в узел, точно длинную верёвку. Примостившись среди надёжно сомкнутых ветвей, он извлёк из своей тени маленькое зеркальце в оправе из черепашьего панциря. Собственное отражение надолго овладело его вниманием.

— Что ты там нашёл такое интересное? — спросил Тикка, спустившись с дерева.

— Я? — рассеянно проговорил Дженн, обернувшись. — У меня… волосы на лице.

— И что ж тут такого? — усмехнулся мальчик. — Ты же не людок! У тебя есть волосы.

— У меня никогда не было бороды, — объяснил волшебник, скривившись. — Я не позволял ей расти. А теперь физическая сфера мне не подчиняется. Но мне не нравится борода…

— Так сбрей, — предложил Тикка. — Чтобы это сделать, не нужно быть магом!

— Я… — голос Дженна совсем пропал, будто его горло сдавили руки убийцы. — Я не умею брить лицо. У меня и бритвы нет…

— Шутишь? — тут уж Тикка не удержался и расхохотался, но вскоре притих. — Нет, ты же и шутить не умеешь. Ладно, давай я помогу.

— Ты побреешь меня? — недоверчиво спросил волшебник.

— Я работал как-то при цирюльнике… — объяснил мальчик. — С тех пор таскаю с собой бритву, на всякий случай. Вдруг подзаработать выйдет.

— Шутишь, — нахмурился Дженн.

— Да шучу, конечно, — отмахнулся Тикка. — Нет у меня бритвы. Но подойдёт любой острый нож. Нож у тебя есть?

— Да, — кивнул Дженн. Покопавшись в своей теневой сумке, он извлёк нож и протянул его Тикке. Подумав, он достал и кусок мыла. — С шеей только поосторожнее…

— А-а, все говорят одно и то же, — усмехнулся мальчик, с интересом изучая лезвие.

Металл показался ему странным.

— Это сталь, — пояснил Дженн, усердно намыливая нижнюю часть лица. — Сплав такой. Лучше держит заточку, чем медь.

— Хороший нож, — одобрил Тикка.

— Оставь себе, если хочешь, — предложил Дженн.

Когда дело было сделано, волшебник вновь уставился в зеркало. Он провёл рукой по выбритому подбородку, некоторое время подумал. Затем он одолжил у Тикки свой нож и долгое время кромсал свои длиннющие волосы, похожие на смесь золота с серебром. Отрезанное Дженн очень тщательно собрал и припрятал в теневой сумке, а остальное быстро переплёл в косу.

Процедуры сильно преобразили волшебника. Стало видно, что ему далеко не семь десятков, как вначале подумал Тикка, а вдвое меньше. Лицо его заострилось от длительного голода, но морщинки на лбу и у глаз едва обозначились. Да и с чего им быть, если этот тип никогда не улыбался и не удивлялся? Только между его бровями пролегла тёмная расщелина.

Тикке вдруг до смерти захотелось удивить этого зануду, и он выпалил:

— Дженн, а тебе встречались в странствиях… единороги? Знаешь, что двое из них остановились на соседней вершине? Наш хозяин иногда захаживает к ним в гости на Север, в Ферихаль и Бешбьяс. Я бы познакомился с ними, а ты?

Слова мальчика произвели на волшебника неожиданное впечатление. Дженн подскочил как ужаленный и бросился к своей одежде. Та ещё не просохла, а он уже принялся натягивать сырые тряпки.

— Ты чего? — не понял Тикка, оглядевшись.

Птицы в ветвях, словно почувствовав настроение мужчины, вдруг подняли гомон. Наблюдавшие за гостями обезьянки прыснули в разные стороны.

— Не стоит мне знакомиться с единорогами, поверь, — ответил волшебник, натягивая штаны.

— Как хочешь, я и не настаиваю, — пожал плечами Тикка. — Но ты же только-только на ноги встал. Не торопись уходить. Отдохни ещё пару деньков.

— Нет, — поморщился Дженн. — Я взрослый мужчина, мне не место в этом… детском садике…

Волшебник вынул из своей тени флягу и наполнил водой. Затем он сорвал несколько плодов и бросил их вместе с флягой в сумку.

— Ты беспокоишься, что понравился Рубе, старый колдун? — хихикнул Тикка.

— Не говори глупости, — резко мотнул головой Дженн. — Меня ждут в плотном мире… Я сто лет пропадал. Я должен отыскать своих слуг… друзей. У меня есть ответственность, важная цель… — он понизил голос до шипения. — Мир состоит не только из радужных водопадов и цветов. Есть враг, который идёт по моим следам…

— Я передам Его Величеству, что ты благодарил за гостеприимство, — согласился Тикка, вновь оглядевшись. Одна из мартышек затаилась в тени ветвей, будто подслушивая разговор. — Дорогу обратно найдёшь?

— Я хожу тайными тропами, — напомнил волшебник, посмотрев на мальчика. — Ты решил остаться?

— Насколько мне позволит мой возраст, — произнёс Тикка чуть громче. — Тут славно. К тому же мне не терпится обсудить с королём кое-какие воровские вопросы.

— Славно, что вы нашли друг друга, — фыркнул Дженн, прежде чем ступить в тень.

— Бывай, волшебник… — махнул ему рукой мальчик.

— Бывай, маленький человек…

Что ж, времени было потеряно немало: сто лет — шутка ли? Но по крайней мере он проверил, что на Цветочной горе нет волшебных камней-семян. Дженн знал: искать семена было бесполезно, а сами они его не нашли. Да и не должны были. Камни всегда оказывались в его руках в качестве награды за спасённые жизни.

Кого он спас на этот раз? Никого. Он не смог ничего сделать. Это Тикка освободил «испорченного джинна». Это Тикка звал на помощь и дозвался «обезьяньего принца».

Возможно, мальчишку стоило бы спасти от него самого. Но это не дело. Пусть сам осознает свои заблуждения на счёт Маалуцинга — весёлого, но хитроумного и коварного короля маленьких подданных. О, как здорово защитник священной рощи придумал использовать живую воду, бурлящую в детях, чтобы остановить оскудение своего сада.

Хотя, если дети не страдают в его владениях, если он учит их и отпускает на свободу… Впрочем, как ни старался Дженн, что-то ему очень не нравилось в этой синей обезьяньей морде. Даже знание того, что Индр приглашал этого короля на свой Праздник, не ослабило подозрения…

Почему Маалуцинг не явился на подмогу к маленьким ведьмам из деревни Джу? Ведь его владения находятся совсем близко! Неужели никто из девочек не звал на помощь? Или дочери Белой лисицы не могут рассчитывать на содействие обезьяны? Но даже подданые треклятого Владыки резвятся на Цветочной горе! Почему же…

«Я просто измотан, — сообщил сам себе маг. — Тикка прав, я везде вижу угрозу. Я стал слишком нервным».

Поначалу Дженн намеревался без промедления направиться в Алриас на поиски Дэзерта и пропавшего вместе с сокровищами кольца, в котором томился Дхар Нэваал. Однако воспоминания о событиях, произошедших в Сурам, заставили его выйти из тени на западной окраине гор.

По рельефу местности, который не сильно изменился за столетие, маг быстро нашёл то самое место. Там, где когда-то вздымались чёрные столбы дымов, ревело пламя и на его глазах во чреве стихии тонула деревня красных ведьм, теперь стоял густой лес. Ни единого следа произошедшей трагедии не осталось. На пепелище поднялась новая жизнь.

Дженн отыскал и тот выступ, куда он… она вытащила одну из ведьм.

— Иссая, — прошептал мужчина, опустившись на колени перед заросшим травой возвышением.

Холм образовался из сложенных ведьмой камней. Тогда она обложила его ветками и подожгла с помощью своей силы. Она пела, вспоминая близких, и плакала, чтобы потом более не проронить ни слезинки. А затем гордая и своенравная ведьма ушла следом за калосским ведьмаком.

Интересно, как сложилась их судьба? Выпало ли на их долю счастье или юные волшебники переругались и разошлись в разные стороны?

Дженн обернулся в сторону Востока. На краткий миг его одолело прежнее жгучее любопытство. Но век, проведённый на пище демонов, дал о себе знать. Все прежде яркие и радостные его эмоции были недолговечны. Лишь демонический гнев, буря, которую едва удавалось сдерживать, теперь бушевала в его груди.

Злые глаза мага устремились на Запад. Он смотрел на горизонт. В свете разгорающегося заката тот будто утопал в крови. Агару… проклятое королевство, из которого явились охотники на ведьм. Эсфира, где до сих пор жил и здравствовал Владыка, погубивший тысячи жизней. Ведьм он называл слугами некого Зверя…

Как наяву в голове Дженна вспыхнули слова Сайрона:

— В Агару сожгли хранительницу…

Хорошо знакомое с детства чувство вдруг всколыхнулось в груди мага. К чему были все эти семена, камни, демоны? Дженн пробыл в теле мужчины больше лет, чем в женском! Кто он теперь?! Кому он теперь нужен? О, Сайрон вряд ли обрадуется этой перемене.

Магу вдруг стало всё так очевидно. Конец сказки лежал перед его глазами. Легко и просто он мог прекратить мучения: людей силы и… свои собственные.

Если бы только сфера физического тела вновь стала повиноваться Дженну… Но, быть может, смертельная опасность заставит его вновь вспомнить себя… Как случилось тогда, в морских глубинах Сет.

Дженн сделал было шаг в западном направлении — и замер, встревоженный шумом позади себя.

— Ты… — вздохнул он. Чувство отчаянья сгинуло, и пришло некое подобие веселья. — Маленький надоедливый сгусток живой воды.

— Чего? — переспросил вышедший из тени Тикка.

— Есть живая вода, есть мёртвая — это витали, я рассказывал тебе… — маг обернулся.

— Да ну мартышке под хвост твоё волшебство, — фыркнул вор.

— Согласен… — кивнул Дженн. — Ты передумал?

— Вот ещё, — усмехнулся Тикка. — Я и не собирался оставаться. Просто хотел кое-что проверить…

— Обманывать плохо, — нахмурился Дженн.

— Это не обман, а игра слов, — рассмеялся Тикка. — К тому же игра во благо! — Мальчик засунул руку в свою тень и вынул фигурку в виде чёрного женского тела. — Вот, это твоё, кажется…

— О Единый! — ахнул Дженн, глядя на амулет Миркира в чужих руках. — Как же я мог его потерять?!

— Запомни на будущее, никогда не позволяй незнакомцам обнимать себя, — строго наказал Тикка. — Обезьяний прохвост вдоль и поперёк изучил твои вещи, пока ты разглядывал его подданных. Да и мартышки всю дорогу глаз с тебя не сводили.

— Ты обворовал короля? — брови волшебника удивлённо подпрыгнули.

— Я же лучший вор во всём Алриасе! — похвалился Тикка. — Маалуцингу нечему меня учить… И ты что, серьёзно думал, что я останусь в этих облачках, когда моей семье угрожает опасность? — начал ворчать мальчик. — Ты же слышал, обезьян спасает только детей…. А кто будет спасать взрослых? Да дети, скажу я тебе, сами способны на многое. А вот взрослые вечно попадают в неприятности… Вспомни, кого я выудил из лампы? Угораздило же тебя!

— И я очень признателен тебе… — признался волшебник. — Спасибо.

— Слово благодарности и мартышке приятно, — кивнул вор, оглядевшись. — Но лучше скажи, чего ты забыл на западе Сурам? Нам же в другую сторону! Я насилу отыскал твой след в тенях…

— Я хочу пройти сквозь Агару, — пояснил волшебник, вновь устремляя задумчивый взгляд на закат. — Обезьян говорил, что в королевстве всё стало ещё хуже… Я хочу посмотреть на это собственными глазами. Хотя бы из тени…

— Что ж, я не против приключений, — согласился Тикка. — Только не мешкай особенно! Помни, мы спешим… Что-о? — Тикка удивлённо рассмеялся. — Не верю своим глазам! Ты улыбаешься, волшебник?!

— Кажется, — признался Дженн, — я очень рад тебя видеть, Тикка.