Риджийский гамбит. Дифференцировать тьму

Евгения Сафонова, 2023

Шахматный гений, хакер, геймер, ботан и очкарик – это Снежка. Она колючая и серьёзная, недоверчивая и мстительная. Она не верит в сказки, но попадает в одну из них. Только вместо прекрасного принца, магического дара и звания Избранной ей достаётся участь спутницы романтической героини и куклы колдуна. А ещё мир на грани войны, рабский ошейник, тюрьма жестоких Тёмных и совсем не светлые Светлые. Снежка вступает в главную игру своей жизни, где ставка – выживание и свобода. Но сможет ли она выиграть в этой партии, располагая лишь собственным интеллектом? Ведь когда всё вокруг оборачивается не тем, чем кажется, это круто меняет правила. Как и симпатия к игроку по ту сторону доски… Первая книга дилогии «Риджийский гамбит» Евгении Сафоновой, автора цикла «Сага о Форбиденах» и дилогии «Некроманс». Магический мир оказывается совсем не таким, как в книгах, хотя здесь тоже идет своя игра, и ставка в ней – жизнь. Враг, которого хочется уважать, противник, которого стоит опасаться, – и человек, чье присутствие заставляет сердце биться быстрее. Слишком опасное сочетание, чтобы все сложилось просто. Яркая запоминающаяся героиня и неожиданный взгляд на привычный сюжет. История, опровергающая все каноны жанра и смеющаяся над клише. Издание дополнено иллюстрациями популярной художницы Полины Граф.

Глава 2

Наследник рода Миркрихэйр

Утром меня разбудил вопль Кристы, очень похожий на тот, что выдернул меня из сна в темнице. И, прежде чем открыть глаза, я понадеялась, что подобный способ пробуждения не войдёт у неё в привычку.

— Что? — Я рывком села в постели, нащупывая очки.

Сокамерница молча ткнула пальцем в сторону окна.

Поспешно спрятав глаза за стёклами, я обратила внимание на растопленный кем-то камин — и натолкнулась на чужой сияющий взор. Сияющий в прямом смысле слова: очи юноши, застывшего у стола с грязными тарелками в руках, светились странным чарующим блеском.

— Доброе утро, — вежливо произнесла я, приветствуя незнакомца. — Что вам нужно?

Тот лишь улыбнулся в ответ узкими губами. Кожа его была пепельно-серой, как у дроу, но черты — ещё тоньше, ещё острее, ещё неправильнее, и волосы — чёрный обсидиан, а не лунное серебро, и глаза — не яркий янтарь, а перламутровая синева, и бесформенные одежды — похожи на мантию, сотканную из сумрака ночи…

Одновременно с тем, как я встала с постели, юноша отступил на шаг, в тёмный угол рядом с окном, и каким-то образом совершенно слился с тенью. Ещё мгновение я видела огоньки его глаз, затем пропали и они.

Когда я приблизилась к столу, в комнате уже не было никого, кроме нас с Кристой.

— Кто это был? — выдохнула сокамерница.

— Думаю, кто-то вроде уборщика. Юноша бледный со взором горящим… — Я запоздало сообразила, что на мне нет ничего, кроме рубашки, прикрывающей ноги до середины бедра, и мстительно понадеялась, что мои кривые ноги будут преследовать незваного гостя в кошмарах. — И, похоже, ещё и официант, — добавила я, заметив на столе чистенькие серебряные колпаки, которые явно скрывали свежую еду.

И мантия колдуна, и мои джинсы бесследно исчезли: похоже, их забрали в обмен на завтрак, пробовать который я снова не собиралась. Лучше уж сутки посидеть голодной и продолжать наблюдения за Кристой. Правда, что я буду делать, если обнаружу, что в здешнюю еду действительно что-то подмешивают? С одной стороны, терять трезвость ума, разрабатывая план побега, мне никак нельзя. С другой — за пару дней мы едва ли отсюда выберемся, а уже на третий день голодовки бежать я едва ли смогу…

Ладно. Будем решать проблемы по мере поступления.

Натянув штаны, я на всякий случай обследовала угол на предмет потайных люков и дверей, но ничего не обнаружила. Ожидаемо. Зато, умываясь, осознала, что мне больно глотать — и это тоже было ожидаемо. Купание в реке и ночёвка на ледяном полу не могли обойтись без последствий, особенно для человека, который больше половины уроков физкультуры просидел на скамейке по причине освобождения после болезни. Если кто-нибудь всё же принимает участие в нашем создании (в чём я сильно сомневаюсь) — ваяя меня, он настолько переборщил с интеллектом, что на иммунитет просто не осталось места. Насморк, кашель и прочие ОРВИ цеплялись ко мне регулярно, а за весь четвёртый и пятый класс школы я посетила от силы уроков сорок, за два года умудрившись переболеть бронхитом, гайморитом, отитом, воспалением лёгких и вирусным менингитом. Какой-то болячке так понравилось в моём организме, что лекарства заставляли её кочевать из органа в орган, но никак не уходить. Мама сбилась с ног, таская меня по врачам, а те только руками разводили; в конце концов я всё же выздоровела, но ещё долго отходила от последствий постоянного приёма антибиотиков. И те два года спала не в своей комнате, а в маминой кровати, у неё под боком.

Тогда мама не объясняла, почему настояла на моём переселении, но годы спустя призналась: она устала по пять раз за ночь бегать в другую комнату, чтобы проверить, дышу ли я.

Раковина расплылась перед глазами, заставив проглотить комок в горле. Нет, не плакать. Срочно возвести в степень — тройку, например… Первая — три, вторая — девять, потом двадцать семь, восемьдесят один, двести сорок три…

— Тебе надо поесть, — укоризненно заметила Криста, когда я вышла из ванной, всё ещё чувствуя непролитые слёзы на ресницах. Сама она как ни в чём не бывало уплетала удивительно банальный для другого мира омлет с чем-то, очень похожим на шампиньоны.

— Стресс напрочь отбивает мне аппетит. — Сглотнув слюнки, я понадеялась, что Криста не расслышит недовольное урчание моего оголодавшего желудка. Мельком заглянув в зеркальце, поправила вздыбленную челку, скрыв россыпь прыщей на лбу. — Кажется, с утра с нами обещали «поработать».

— Может, этот колдун про нас забыл? — предположила сокамерница с надеждой.

— Хотелось бы надеяться, но, боюсь, вероятность этого крайне мала.

И точно: не успела я договорить, как послышался деликатный стук в дверь. Надо же — как будто у нас есть выбор, впускать тюремщиков или нет. В ответ на мой обречённый крик «да» в комнату вошёл Лод — с таким непринуждённым видом, словно навещал не пленниц, а дорогих гостей.

— Доброе утро, — произнёс колдун. Уголки его губ были приподняты в лёгкой улыбке. — Как спалось?

— Прекрасно, благодарю, — сказала я, решив по его примеру поиграть в учтивость. — Но мне очень интересно, кто нас разбудил. — Лод сощурился, и я прочла вопрос в его взгляде. — Тут был… юноша. В чёрном. Со светящимися глазами.

— А, вы про Акке? — улыбка колдуна стала шире. — Не обращайте на него внимания. Это мой слуга, он иллюранди.

Я не успела спросить, что означает последнее слово, из-за возмущённого восклицания Кристы:

— Иллюранди?! Они же демоны, создания тьмы! Мне про них Дэ… дедушка рассказывал! — к счастью, сокамерница вовремя поймала мой предостерегающий взгляд. — Насылают кошмарные сны, питаются человеческими силами!

— Не только человеческими, — мягко поправил Лод. — Просто у человека легче всего украсть силы, и да, легче всего — во сне. С дроу или с эльфом такое не пройдёт, если только они не ослабли вконец. — Колдун прислонился плечом к дверному косяку. — Дроу заключили с иллюранди… соглашение. Дроу на добровольной основе отдают иллюранди свою энергию, а те взамен присматривают за их домами. Энергия дроу куда сытнее человеческой, так что иллюранди в итоге забирают совсем немного. Дроу этого даже не чувствуют. А ловкость и умение мгновенно перемещаться в тени делают иллюранди отличными слугами.

— В общем, тёмные домовые, — пробормотала я. — Или дворецкие.

Очередное подтверждение того, что не так уж наш плюшевый мишка и безобиден. Действительно: куда колдуну, живущему в мрачной тёмной цитадели и использующему невинных девиц в своих злодейских целях, без демона-прислужника.

— И вы позволили ему приблизиться к нам?! — Кристу объяснение явно не успокоило. — Когда-то сотни людей и эльфов погибли, чтобы изгнать иллюранди со своих земель, а вы…

— Акке причинил вам вред? — голос мужчины был мягче шёлка, но улыбаться он перестал.

— Нет, но…

— Он чем-то оскорбил вас?

— Не…

— Тогда что именно тебя не устраивает?

Криста встретила взгляд Лода, в котором поблескивала серая сталь, — и потупилась, резко вспомнив, что находится в плену, а не на курорте.

— Да нет, — пробормотала она, — всё хорошо. Простите.

Едва заметная улыбка вернулась на губы колдуна мгновенно, будто кто переключил рычажок… только вот теперь я видела, что в серости его глаз нет и тени этой улыбки.

— Я рад. — Лод отвернулся. — Жду вас в гостиной. Пора приступать к делу.

Я проследила, как за ним закрывается дверь. Покосилась на Кристу, чей нехороший прищур ясно выдавал направление её мыслей.

— Полагаю, — сказала я, — ты думаешь о том, что он у тебя ещё попляшет.

— Правильно полагаешь, — процедила сокамерница. — Эх, не будь на мне ошейника…

— Ладно, пойдём, пока он не осерчал. — Я успокаивающе похлопала Кристу по плечу. Посмотрела на безнадёжно раскисшие кроссовки — и поняла, что лучше продолжу ходить босиком. — Чем быстрее отмучаемся, тем быстрее я изучу ещё пару сотен риджийских слов.

В гостиной на столе, за которым мы вчера разговаривали, разложили штук десять мутных белых кристаллов, похожих на кварц. Колдун ждал в одном из кресел, положив руки на подлокотники, и жестом предложил нам в свою очередь присесть.

— Это не займёт много времени, — молвил он, когда мы с Кристой подчинились. — Кто хочет быть первой?

Мы с сокамерницей переглянулись, и я не увидела в её глазах особого энтузиазма.

— Давайте я, — вырвался у меня тяжёлый вздох. — Что нужно делать?

Вопреки моим ожиданиям Лод нахмурился. Привстал, заставив меня напряжённо следить за его движениями, нагнулся над столом — и пощупал тыльной стороной ладони мой лоб под чёлкой.

— Так и есть. Жар. Хриплый голос. И выглядишь нездорово. — Опустившись обратно в кресло, колдун сложил ладони в жесте, напоминавшем молитвенный. — Ты заболела?

Он собирается использовать меня для опытов — и при этом печётся о моём здоровье?..

— Простудилась немного, — неохотно кивнула я.

— Тогда сегодня отдыхаешь. Ритуал требует много сил, а они тебе понадобятся. К тому же с тобой нам торопиться некуда, — последние слова он добавил легко и просто, и это делало их ещё более зловещими. — Позже попрошу Морти подыскать тебе лекарство. Криста, возьми один из кристаллов. Любой.

Я растерянно пригладила чёлку. Какая трогательная забота… Совсем как об индюшке, которую лелеют до рождественского ужина.

С другой стороны, он назвал Кристу по имени, что в сочетании с этой заботой — неплохой знак. Я читала достаточно детективов и реальных криминальных хроник, чтобы знать: маньяки обычно дегуманизируют жертв, предпочитают не думать о них как о личностях, лишают индивидуальности и имён. Так легче творить с ними то, что они обычно творят.

Нас, во всяком случае, считают за людей. А это не может не ободрять.

Криста тем временем протянула руку к ближайшему кристаллу — с такой опаской, точно тот в любой момент мог отрастить зубы. Сомкнула пальцы на камне, который был чуть меньше её ладони, и быстро притянула к себе.

— Возьми его обеими руками, — велел Лод. — Да, вот так. Ладони на стол. Ближе ко мне. — Глядя, как робко Криста выполняет его указания, он усмехнулся. — Да не бойся ты так. Не меня тебе стоит бояться.

В конце концов руки Кристы, сжимающие камень, всё-таки оказались приблизительно посреди стола, — и, сидя напротив, колдун накрыл её ладони своими. Прикрыл глаза; ресницы у него были темнее, чем волосы, и не слишком длинные, но пушистые.

— Не шевелись, — сказал Лод. — И скажи, если почувствуешь себя плохо.

Золотистое сияние с внутренней стороны ладоней просветило его пальцы алым. Странная светлая дымка окутала и руки Кристы, и кристалл в них; девушка заворожённо, широко открытыми глазами наблюдала за камнем, начавшим слабо светиться изнутри. А я внимательно следила за обоими из-за занавеси тёмных волос — никогда не забирала их в хвост или косу, привыкнув прятать глаза за длинными прядями. Это давало ощущение… уединения. Безопасности.

Да, я немного социофоб. Одиночество всегда скорее привлекало меня, чем пугало.

— Достаточно. — Лод резко взметнул ресницы вверх, и сияние в его ладонях мгновенно померкло — так же как исчезла колдовская дымка. Только кристалл продолжил сиять мягким молочным светом, плескавшимся в его прозрачной глубине. — Как себя чувствуешь?

— Отлично, — ответила Криста, с вызовом вздёрнув идеальный носик.

Она явно ответила бы то же самое, даже находясь на последнем издыхании. И хотя особо зловещих последствий колдовства я и правда не заметила, вряд ли колдун пощадил меня без причины.

— Прекрасно. — Лод кивнул на другие кристаллы, дожидавшиеся своего часа у края стола. — Тогда бери следующий.

Я поняла, почему меня оставили в покое, после четвёртого камня. К тому моменту Криста побледнела, под глазами её залегли тени, да и очередное «отлично» прозвучало куда тише… однако сокамерница упрямо потянулась за пятым кристаллом. Наверное, стоило бы вмешаться и приказать ей не дурить, но я молча созерцала процесс, чувствуя себя зрителем в кино. В конце концов, в няньки к ней я не нанималась, а убивать её явно никто не собирается — пока.

Спустя какое-то время я различила тень усмешки, притаившуюся в уголках губ Лода, — и в лице его прочла схожее чувство.

…задолго до попадания сюда я думала, что в любимых книжках Мари она была бы главной героиней, а я — её умным прихвостнем. Любой компании приключенцев нужен мозг (иначе долго она не проживёт), но подобный тип плохо совмещается с размахиванием мечом, влипанием в неприятности и прочими атрибутами уважающего себя героя (а заодно причинами, по которым без умного прихвостня он долго не проживёт). Мари распределяющая шляпа явно отправила бы в Гриффиндор; меня же почти наверняка ждал Рэйвенкло. На мой взгляд, замечательный факультет, студенты которого не руководствуются в основном принципом «слабоумие и отвага»… но именно поэтому всё самое интересное в Хогвартсе происходило не с ними.

И ныне я окончательно убедилась, что Криста — истинный гриффиндорец. Руководствующийся тем самым принципом, что абсолютно чужд мне.

Прервалась Криста сама, на седьмом по счёту камне: вдруг разжала пальцы, закатила глаза и чуть не рухнула с кресла. Хорошо ещё, Лод удержал её за руки.

— Просил же предупредить, если станет плохо, — бросил колдун равнодушно. — Акке!

Я всё-таки вздрогнула, когда иллюранди шагнул из тени рядом с книжным шкафом — легко, непринуждённо, так быстро, словно всё это время там прятался.

…да, убивать нас пока никто не собирается. Но и особенно беречь — тоже.

Слуга колдуна поклонился. Он казался немногим старше меня, однако я догадывалась, что это обманчивое впечатление.

— Гестгафи? — произнёс юноша. Этого слова я не знала и лишь могла предположить, что оно означает нечто вроде «господин». Не забыть бы спросить о значении у Кристы, когда она очнётся (а я надеялась, что она очнётся).

— Така хана и свефнхерберги. — Лод указал глазами на Кристу. — Морти ог сейя ас ех сарф саз.

Перед глазами мгновенно всплыли вчерашние пергаменты. «Така» — отнести, «хана» — её, «и» — в, «свефнхерберги» — спальня. Значит, первое предложение переводится как «отнеси её в спальню», а второе… «морти и сказать, что я нуждается в она»? Бред, но, если переставить слова и пофантазировать со склонениями… похоже на «и скажи морти, что она мне нужна». Вот это уже звучит складно — только «Морти» должно быть с большой буквы, учитывая, что прежде колдун упоминал кого-то с этим именем.

Да, пока знание языка было далеко от совершенства, но хоть что-то.

— Хиива, — откликнулся иллюранди и подхватил Кристу на руки — легко, словно тряпичную куклу. Должно быть, «слушаюсь»… но я мысленно поставила ещё один знак вопроса, надеясь, что память не подведёт.

— Полагаю, сегодня тебя лучше не беспокоить лишними разговорами, — сказал Лод, когда мы остались одни, — не то горло разболится. О твоей сумке поговорим, как выздоровеешь.

— Не так уж я и больна, — сказала я, за дужку подтянув очки, норовившие сползти на кончик носа. Конечно, разумнее было бы согласиться с колдуном — да только, к сожалению, у меня тоже назрело к нему немало вопросов. — Вещи в нашей комнате… душ и прочее… это ведь вы сделали?

Лод кивнул.

— По рассказам людей из нашего мира?

Ещё один кивок.

— И поэтому вы хотите расспросить меня? Чтобы сделать другие вещи, которые есть у нас?

— В чём-то, что есть у вас, мы не нуждаемся, — откликнулся колдун, — но некоторые предметы оказываются весьма полезными.

Он смотрел на меня почти не моргая, мягко и пристально, казалось, не упуская ничего — ни единого слова, движения, мысли. И этот взгляд, светлый, как небо в пасмурный день, тревожил: словно тебя видят насквозь, зная о тебе то, чего ты и сама не знаешь.

Но я не отводила глаз. Ведь в гляделки можно играть вдвоём.

— Почему вы спасли меня? — спросила я — неожиданно для себя в той же мере, что для него.

Лод вопросительно вскинул бровь.

— Вы не знали, кто я. Полагаю, вы с королём просто прогуливались в саду, как вдруг кто-то всплыл посреди пруда. Не думаю, что дроу имеют привычку там купаться, и вы должны были понимать, что я чужая. Но всё равно бросились в воду. — Я оперлась локтями на стол и сощурилась, положив подбородок на сложенные домиком ладони. — А когда вы вытащили меня, я была почти мертва, я знаю. Я уже захлебнулась, и вы меня откачали. Так почему вы спасли меня? Зная, что я чужая? Зная, что я могу оказаться вражеским шпионом?

— Странный вопрос. — Улыбку колдуна окрасила некая озадаченность. — Разве ты не стала бы спасать того, кто тонет на твоих глазах?

— Если он может оказаться врагом? Нет.

— А если ты не знаешь, враг это или друг?

— У меня есть лишь один друг. И пара приятелей. Их я всегда узнаю. А до остальных мне дела нет.

Колдун склонил голову набок, позволив уловить ещё один окрас его улыбки — удовлетворённый. Словно я была загадкой, которую ему вздумалось разгадать, и только что я подкинула ему ещё один ключ.

— Ты интересный человек, Снезжана, — произнёс он. — Люди зачастую мнят о себе больше, чем они есть на самом деле, приукрашивая достоинства и не замечая недостатков. Правду, которая отражается в зеркале, признают лишь немногие. Но я, пожалуй, впервые встречаю кого-то, кто в своих же глазах нарочно раскрашивает себя в чёрные тона.

— А вы хотите сказать, что на самом деле я не такая.

Непроницаемая улыбка в ответ.

…да, он не слишком похож на злого колдуна из сказок. Для злого колдуна он выглядит слишком располагающим, слишком мягким, слишком приятным. И всё это маска, за которой он прячет нечто большее, — маска столь же приятная, сколь опасная.

— Боюсь разочаровать, но внешность бывает обманчива… хотя в моём случае это не так. — Я откинулась на спинку кресла. — Кто может лучше знать меня, чем я сама?

— Порой со стороны виднее, — заметил колдун, рассеянно почёсывая себя за ухом; в его исполнении странный жест смотрелся естественно и мило. — Так ты не знаешь, почему отличаешься от всех?

Неожиданная смена темы заставила меня замешкаться. Неожиданный вопрос — тем более.

— В смысле?..

— Почему не знаешь риджийского. Почему в тебе не проснулся магический дар. Я проверял — ни намёка на него. А ведь все, кто переносился в Риджию из вашего мира, становились магами, и очень могущественными.

А я уж думала, ему плевать на то, что очередной его питомец не похож на предыдущих…

Пояснение было логичным, да только мне всё равно казалось, будто в его вопросе было двойное дно. Но не мог же он знать, насколько я отличаюсь от всех.

— Не знаю, — совершенно искренне ответила я. — Может, потому, что я переместилась сюда, свалившись в реку?

Колдун сузил глаза. Приложил палец к губам, будто самого себя призывая к молчанию.

— Возможно. — Протянув руку в сторону, он извлёк из воздуха предмет, в котором я узнала свой смартфон. — Похоже, ты действительно чувствуешь себя неплохо. Может, тогда расскажешь мне, что это?

Я взяла телефон, подозревая, что ни он, ни планшет, ни другие вещи в моём шопере не пережили купания сперва в Москве-реке, а затем в пруду дроу. Как это часто бывало, моя гипотеза подтвердилась: включаться смартфон отказался. Дай мне его в руки сразу после того, как вытащили из воды, может, я и смогла бы его реанимировать, но теперь…

— Это мобильный телефон. Вы о таких уже знаете.

— Но телефон выглядит не так, — возразил колдун. — Он меньше, на нём есть кнопки. А этот похож на карманное зеркальце, только чёрное.

Ясно… Не знаю уж, какой год был в нашем мире, когда к Лоду попала предыдущая жертва порталов между мирами, но мобильники тогда только входили в обиход.

— Это усовершенствованная модель. С её помощью можно слушать музыку, читать книги, смотреть… красивые картинки… и общаться с друзьями, — сказала я, чувствуя себя воспитательницей в детском саду. Просто не хотелось вдаваться в такие подробности, как «влезать в интернет», «фотографировать», «мессенджеры» и «видосики», не то придётся провести здесь ещё часа два. — Только от воды телефон испортился, так что я не смогу показать наглядно.

— То есть это одновременно телефон и плэй-йер, — догадался Лод.

— Да.

— И с его помощью можно читать книги?

— Копии книг. Грубо говоря, весь текст книги копируют, и он отображается вот здесь. — Я постучала ногтем по зеркальному экрану.

— Действительно хорошая вещь. — Кивнув, Лод с ловкостью фокусника вытянул из воздуха мой планшет. — А это, должно быть, несовершенный телефон?

— Нет, это планшет. Его изобрели позднее телефонов. Он… почти такой же, как телефон, но лучше.

Колдун нахмурился:

— Он больше. Его сложнее носить с собой.

— Немного. Но с его помощью можно… слушать музыку, читать книжки, смотреть картинки и общаться с друзьями, — немного беспомощно повторила я.

— То есть делать всё то же самое, что с телефоном?

— Ну… да.

— Тогда зачем вы его изобрели, если у вас уже были предметы для этого?

…а если подумать, действительно: зачем? Можно прочитать долгую лекцию про разрешение экрана, интерактивные приложения, операционную систему и быстродействие процессора, но для Лода всё это будет пустым сотрясением воздуха. В чём суть?

— Ну, — откликнулась я наконец, — на планшете… картинки больше… и красивее.

Лод внимательно посмотрел на меня — и я удержалась от того, чтобы развести руками, извиняясь разом за всех землян, из года в год изобретавших приборы для всё более комфортного просмотра тик-токов вместо того, чтобы колонизировать Марс.

— Думаю, тебе лучше отдохнуть, — мягко произнёс колдун, поднявшись из-за стола. Провёл рукой над кристаллами, точно поглаживая воздух, и все камни исчезли. — Лекарства вам скоро принесут. Кристе нужно восстановиться, так что сегодня и завтра вы вольны заниматься чем угодно. Только из башни не выходите.

— А из комнаты можно? — не замедлила я поймать его на слове.

— Можно, — произнёс Лод великодушно. — Но там, — он указал на лестницу одними глазами, — мой рабочий кабинет, а я не люблю, когда меня отвлекают во время работы.

— Поняла, — покладисто кивнула я.

— Хорошо. Доброго дня, Снезжана.

Я проследила, как он поднимается по тёмным каменным ступеням. Потом встала с кресла и, украдкой покашливая, обошла гостиную — присматриваясь, приглядываясь, изучая.

В целом в комнате не было ничего интересного, не считая деревянной мишени для дротиков на стене, цветка в горшке, похожего на фикус, да огромного книжного шкафа. Я взяла одну из книг, самую большую, в потёртом кожаном переплёте; на обложке названия не было, оно обнаружилось лишь на первой странице, аккуратно написанное от руки, и гласило «Юртир ог плонтур». «Травы и растения».

Ещё вчера меня удивило, что написание многих местных букв схоже с земной латиницей. Но находились и такие символы, которым не было аналога. К примеру, буква, звучавшая как нечто среднее между «з» и «в», а писавшаяся как зеркально отраженная «б» с горизонтальной чёрточкой на хвостике. Или ещё одна, по звучанию сочетавшая «с» и «ф», а по написанию напоминавшая русскую «р» — в которой вертикальная линия удлинялась не только вниз, но и вверх.

Знакомые слова я читала уже весьма сносно, а потому смело принялась брать с полки одну книгу за другой, пока не наткнулась на ту, что могла оказаться полезной.

— «Сьёгулегар скийрингар». «Исторические записки». — Толстый том вернулся на место, но лишь на время. — Тебя-то мне и надо.

Я опустилась на корточки. Поколебавшись, вытянула с нижней полки шкафа небольшую плетёную корзину с крышкой — и, открыв её, обнаружила мраморную шахматную доску и набор каменных фигур. В этом мире есть шахматы? Да нет, скорее всего, кто-то из нашего мира рассказал о них Лоду…

Я взяла в ладонь коня. Провела пальцем по острым ушам.

…в моей жизни было три величайших любви: математика, Сашка — и шахматы. В последние я влюбилась, как только лет в шесть обнаружила в шкафу дедушкину доску из потрёпанного дерева. Правда, потом я преимущественно играла в шахматы на компе: лет с десяти не могла найти в своём окружении никого, кто играл бы со мной на одном уровне, а доказывать в шахматных кружках, что я достойна соревноваться со взрослыми, было лень. Зачем, когда за кубками и медальками я не гналась, а в интернете никто не знает, что ты кот — и что ты ребёнок, тоже.

— Эрт фу стэлль фра хёдрум хейми? — мелодично поинтересовались за моей спиной.

Это была девушка-дроу. И, вопреки моим ожиданиям, испорченным сотней игр, она не носила ни платьев со сногсшибательными разрезами, ни бронированного белья: всего лишь чёрную рубашку, шёлковый корсет под грудь, отливающий синей сталью, бархатные штаны и кожаные ботфорты. Образ вышел боевой, но вполне приличный — и более чем женственный. Глаза кошачьи, цвета шафрана, сощуренные и любопытные. Точёное лицо со странными искажёнными пропорциями — завораживавшее неправильной, нечеловеческой красотой, как прекрасный и опасный танец огня. Снежные волосы собраны на макушке в высокий хвост. На лбу поблескивает серебряный венец, такой же, как у короля, — заставивший меня на всякий случай вскочить и склонить голову: ошейник традиционно — символ рабства, а рабам положено кланяться, и особенно — перед венценосными особами.

Я довольно быстро сообразила, что вопрос переводится как «это ты девочка из другого мира?». Но лучше не давать моим тюремщикам знать, что я стремительно продвигаюсь в изучении их языка. Косить под дурачка всегда легче.

А ещё быстрее я сообразила: наверняка это та самая Морти, которая понадобилась колдуну.

— Не понимаю, — пробормотала я, для пущей убедительности разведя руками.

Головы я не поднимала, но всё равно увидела, как девушка нахмурилась и поправила длинный кожаный ремень, перекинутый через плечо. К нему крепился объёмный ларец чёрного дерева с изящной серебряной ручкой.

— Фу талар экки тунмалив и Риджия?

Я убито молчала, хотя только что меня спросили, не говорю ли я на риджийском.

Дроу вздохнула. Улыбнувшись мне (подумать только), неопределённо махнула рукой и прошествовала к лестнице в кабинет Лода.

Дождавшись, пока она удалится, я подтащила корзину с шахматами к столу, извлекла оттуда тяжёлую доску и кое-как водрузила её на лакированное дерево.

…брать книгу сейчас я не рискну. Наверняка заметят — и зададутся вопросом, зачем мне чтиво на языке, которого я не знаю. Зато можно сделать вид, что Кристе захотелось почитать, — только вот для этого придётся ждать, пока она проснётся.

Но в ожидании пробуждения сокамерницы надо чем-то себя занять. И раз уж мне разрешили остаться в гостиной, под предлогом игры я воспользуюсь ей как наблюдательным пунктом.

Я разыгрывала уже четвёртую партию против самой себя, честно стараясь не симпатизировать ни белым, ни чёрным — пусть даже эта игра складывалась подозрительно похожей на знаменитую «Бессмертную партию» ^[16], — когда на лестнице послышались голоса. Спустя какое-то время в гостиную спустилась дроу, а следом за ней — Лод; и если дроу выглядела вполне прилично, разве что подозрительно сияющей и немного растрёпанной, то выправленная рубашка взлохмаченного колдуна ясно свидетельствовала о том, что они наверху как раз отнюдь не в шахматы играли.

Заметив меня, на всякий случай снова опустившую голову и вжавшуюся поглубже в кресло, парочка осеклась и замолчала. Хотя предполагалось, что я всё равно не пойму, о чём они говорят.

— Йаэя, Лод, — бросила дроу, — ех айтла ас фара.

Кажется, она сказала, что собралась уходить…

— Комду квёльд. — Лод ласково коснулся её щеки.

…а колдун пригласил её прийти вечером…

— Ёхвитах, мун ех кома. — Дроу поцеловала колдуна в губы — коротким поцелуем давно и надёжно законной девушки — и была такова.

…и дроу была очень даже не против.

Наличие у колдуна любовницы меня немного удивило. Злые колдуны обычно не могли похвастаться красотками-возлюбленными (что наверняка отчасти и объясняло их злобность). Но, в конце концов, у нас тут неправильная сказка, а Лод — взрослый мужчина со своими потребностями; и странно было бы предположить, что при дворе дроу, в фэнтези традиционно не славившихся аскетизмом, он не найдёт способа эти потребности удовлетворять.

Посмотрев на фигуры, Лод добродушно вскинул бровь, — и я внезапно осознала, что в его присутствии испытываю куда меньше тревоги, чем раньше. Даже не вскочила с места и, как только дроу ушла, перестала вжиматься в спинку, стараясь сделаться как можно менее заметной.

— Играешь в шахматы? — спросил колдун.

— Уже заканчиваю. — Я торопливо смела фигуры с доски обратно в корзину. — Откуда они у вас?

— Девушка, которая пришла до тебя, рассказала. — Так я и думала. — В Риджии есть похожая игра, называется «скаук», но ваш вариант мне больше нравится. Другие фигуры, другие правила. — Лод следил, как я поднимаюсь из-за стола. — Сыграем как-нибудь?

— Как-нибудь, — согласилась я, проскользнув мимо него по направлению к нашим покоям. Одно важное сведение мой дозор принёс, можно пока и спрятаться обратно в относительно безопасную клетку.

— Снезжана…

Я обернулась. Колдун смотрел на меня, и взгляд его светился лукавством.

— Можешь есть без опаски. И пить лекарства, которые мы для тебя нашли, — сказал он почти ласково. — Ты видела, что может с вами сделать ошейник. Думаешь, после этого нам нужно прибегать к отраве?

Я моргнула. Не сумев быстро сообразить, какой ответ будет правильным, безмолвно склонила голову и, отвернувшись, шмыгнула в комнату.

Мне казалось, что пристальный взгляд колдуна преследует меня, даже когда нас разделила закрытая дверь. Так он знает про еду?.. И почему мне кажется, что он подозревает…

— Явилась! — нервно воскликнула Криста, лежавшая в кровати, но благополучно очнувшаяся. — Я вся извелась!

— Могла выглянуть в гостиную и не изводиться, — сказала я, вглядываясь в лицо сокамерницы. Вид у неё был вполне здоровый, да и недовольство выказывать сил хватало, что о чём-то говорило. Конечно, опыты Лода портили результаты эксперимента… но на покорную жертву под запрещёнными веществами Криста точно не походила.

Что ж, видимо, следующую уготовленную мне тарелку я всё же не оставлю нетронутой. В конце концов, доводы колдуна звучали вполне здраво, а такими темпами я скоро дойду до голодной трясучки, что отрицательно повлияет на мою продуктивность.

— Я вообще больше из этой комнаты не выйду! — Криста злобно покосилась в сторону двери. — Грёбаный колдун! Почему он не остановил меня, хотя видел, что мне плохо?

— Он честно тебя предупредил. И думал, наверное, что ты большая девочка, не страдающая склонностью к мазохизму.

Хотя я знала, почему Лод её не пощадил — помимо того, что его вообще не должно особо волновать наше самочувствие. Именно так и надо воспитывать непослушных детей: не твердить о том, что нельзя касаться раскалённой плиты, а дать разок ткнуть пальцем во включённую конфорку.

— Он сказал, завтра ты отдыхаешь, — добавила я. — И, боюсь, выходить всё-таки придётся, иначе заставят. Но вроде действительно обошлось без серьёзных последствий?

— Это из-за лекарства, — буркнула Криста. — Сначала калечат, потом лечат…

— Какого лекарства?

Девушка выпростала руку из-под одеяла и указала на стол. Кто-то заботливо оставил там наш обед — одна тарелка уже опустела — и две бутылочки тёмного стекла. К горлышкам последних прикрепили пергаментные ярлычки, где аккуратно написали наши имена: на риджийском, естественно.

— Они были там, когда я проснулась, — сказала Криста. — Думаю, в моей что-то, восстанавливающее силы. А в твоей наверняка средство от простуды.

Я вытащила пробку из бутылки с лекарством, и в нос ударил пряный запах полыни. Сделала глоток, ожидая сводящую челюсть горечь, но жидкость оказалась сладкой и тягучей, как сироп шиповника.

Кажется, я догадываюсь, что несла любовница колдуна в чёрном ларце…

Я посмотрела на еду — на этот раз подали белые стручки, похожие на фасоль, под соусом, похожим на грибной. После недолгого колебания села за стол и подвинула тарелку к себе.

На вкус стручки тоже вполне походили на фасоль, а соус — на грибной. И, как выяснилось, кулинары из дроу (или иллюранди, не знаю уж, кто хлопочет на здешней кухне) были действительно недурные.

— Чем ты там занималась? — Криста следила, как я ем, со странным умилением: видимо, волновалась, что я оголодаю вконец. Это даже трогало.

— Рассказывала колдуну про мобильники. А потом в шахматы играла.

— С кем?

— С собой.

Криста воззрилась на меня как на чучело диковинной зверюшки, вымершей в доисторические времена.

— У дроу есть шахматы? — после недолгой паузы спросила она.

— Наши предшественники про них рассказывали. А колдун, похоже, воспроизвёл. Сыграем попозже?

— Я плохо играю…

— Ничего, может, я тебя научу, — с сомнением проговорила я. Сложила вилку и нож по обе стороны тарелки: съеденного хватит, чтобы унять рези в желудке, а я всё ещё не доверяла здешней еде настолько, чтобы умять полную порцию. — Слушай, а с чего вообще дроу и эльфы враждуют между собой?

Криста вздохнула и с готовностью завела пространный рассказ.

…когда-то эльфы, дроу и люди жили в мире, дружили и тесно сотрудничали (лепреконы всегда были расой обособленной). Но триста лет назад Тэйрант из рода Бллойвуг, Повелитель дроу, вдруг понял, что в сравнении с эльфами и дроу люди стоят на низшей ступени развития, да и вообще когда-то прибыли в Риджию из-за моря. Следовательно, они не имеют права на равенство с её коренными обитателями.

Посему Тэйрант решил, что люди должны исчезнуть. Все, за исключением магов, которых боги отметили колдовским даром.

Идею не оценили ни эльфы, ни тем более сами люди. В итоге Тэйрант объявил светлых братьев изменниками, пошедшими против изначального замысла богов. Себя же он считал десницей провидения, призванной очистить Риджию от людской скверны. Всё это привело к ужасной кровопролитной войне, названной Войною Пяти Народов, разделившей жителей Риджии на «светлых» и «тёмных». К первым с той поры относили эльфов, людей и лепреконов, ко вторым — дроу и иллюранди.

Тёмные побеждали. Им помогал Ильхт из рода Миркрихэйр, самый могущественный и ужасный маг, когда-либо рождавшийся среди людей; он перешёл на сторону дроу вместе со своими последователями-колдунами, коих нашлось немало. Тэйрант сделал Ильхта своей правой рукой, и вдвоём они погубили больше светлых, чем всё их войско… но от гибели людей и эльфов спасли лепреконы. Маленький народец долго отсиживался в своих предгорных лесах, однако в решающий момент всё же присоединился к битве на стороне света.

Тэйрант и Ильхт были убиты. Лишившись командиров, дроу бежали и укрылись под сводами гор. Их не преследовали: важнее было засеять выжженные поля, отстроить заново города, обратившиеся в пепелища, и справиться с иллюранди, которые не спешили отступать следом за своими хозяевами.

Триста лет дроу давали о себе знать лишь периодическими вылазками в предгорные города — на свои бывшие земли, где они крали всё, что можно было украсть, и убивали всех, кого можно было убить. Пять раз светлые собирали войско и отправлялись в горы, чтобы раз и навсегда покончить с порождениями тьмы, и пять раз возвращались ни с чем: в подгорных лабиринтах, усеянных смертоносными ловушками дроу, они были бессильны. В конце концов на тёмных махнули рукой, и люди и эльфы просто перестали селиться рядом с горами, а вглубь страны дроу соваться не осмеливались. Тэйрант и Ильхт превратились в персонажей страшных сказок, которыми на ночь пугают детей. Тэйрант Кровавый и Ильхт Злобный, так их прозвали. Повелитель дроу и его ручной колдун, едва не уничтожившие привычный мир.

Но восемнадцать лет назад дроу снова напомнили о себе.

Вначале явился их посланник. Иллюранди — им под силу проникнуть всюду, если только место не защищено весьма специфическими чарами. Посланец дроу вынырнул из теней прямо перед Повелителем людей; прежде чем стража успела среагировать, учтиво поклонился и сообщил, что тёмные хотят перечеркнуть старую вражду и заключить мир. Все трое светлых владык отнеслись к этому настороженно, но, посовещавшись, всё же согласились на встречу.

Тогда явились сами дроу. В условленный день они во главе со своим Повелителем прибыли на место переговоров, замок Матхниз на Долгом озере, что раскинулось на границе королевств людей и эльфов. Они расточали улыбки. Они говорили, что дети не в ответе за грехи отцов. Они казались полными раскаяния.

Казались.

А на пиру, который затеяли в честь воссоединения риджийских народов, устроили резню.

Владыки людей и лепреконов погибли. Повелитель эльфов, отец Дэна, чудом уцелел, но потерял жену. Невероятными усилиями он и его верные воины смогли одолеть и убить дроу, однако победа далась дорогой ценой, и с того дня отношения обострились до предела. Светлые поняли, что тёмные никогда не исчерпают своей ненависти к ним, и тогда Повелитель эльфов начал готовиться к войне. Новой войне, которая раз и навсегда завершила бы старую.

Один за другим светлые разведчики жертвовали собой, пытаясь вызнать расположение городов дроу и нарисовать карту подгорных лабиринтов. Дроу тоже не сидели на месте — их лазутчиков периодически ловили то в городах рядом с горами, а то и в самих столицах. Впрочем, особых неприятностей дроу не доставляли, а эльфы — народ неторопливый, ведь у них в запасе срок куда больше людского. Потому-то подготовка к войне и тянулась вот уже восемнадцать лет.

Когда Криста прибыла в Риджию, о тёмных немного подзабыли: при эльфийском дворе хватало своих интриг. Но когда с её помощью всех интриганов вывели на чистую воду — вспомнили снова.

— Ты поэтому отправилась к горам дроу? — хмуро поинтересовалась я, осознав, что помимо магических способностей меня забыли одарить ещё и редкостной удачей: только ею можно объяснить, что человек с интеллектом Кристы смог раскрыть хоть какую-то интригу. — Решила продолжить карьеру спасительницы эльфов, в одиночку разобравшись со всеми тёмными?

— Я же говорила! Я решила попробовать, как это — странствовать по стране и помогать людям. Остановилась в городке неподалеку от столицы. Там встретила девушку… её хотели насильно выдать замуж, и она попросила меня съездить в Тьядри, город рядом с горами. Передать письмо её возлюбленному. Я и поехала.

— А как тебя к самим горам занесло?

— У возлюбленного этой девушки была маленькая сестра, она заболела, и для лекарства нужны были кое-какие травы…

–…которые растут только в горах дроу, — закончила я. — А поскольку никто не торопился на тот свет, кроме тебя, съездить за ними оказалось некому.

Криста уныло кивнула.

Милосердие, как и любовь, — опасная штука. И вот всегда твердила Сашке, что нужно быть осторожнее с побочными квестами…

— Весёлые ребята эти дроу, — помолчав, подытожила я.

— У тебя уже есть план побега? — с надеждой спросила Криста.

Я покачала головой.

— Маловато информации. Так что после еды продолжим изучение риджийского. Но сначала мне нужно, чтобы ты достала из шкафа в гостиной одну книгу…

За минувшую ночь все четыре листа, исписанных накануне, неведомым образом очистились от чернил. Меня это насторожило, но и порадовало: отпала нужда просить у колдуна новые. «Исторические записки» Криста взяла без проблем, так что дальше изучение риджийского двинулось несколько в другом направлении. Я читала, тыкая пальцем в незнакомые слова, а Криста выписывала их на пергамент с переводом.

И да, моё вольное истолкование изречений иллюранди оказалось верным.

После чтения я заставила сокамерницу говорить со мной на риджийском, не только на бытовые, но и на литературные темы. Как оказалось, Криста поразительно мало читала, потребляя в основном так называемый «янг эдалт» вроде «Сумерек» и «Голодных игр», так что я решила пересказать ей «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Просто пересказать, довольно подробно; при желании можно было вытащить обе книги с ментальной полочки и поведать слово в слово, но на это ушло бы слишком много времени.

К слову, с любимыми Мари произведениями про попаданок Криста тоже знакома не была, — и мне стало ясно, почему сокамернице неизвестны законы жанра, правящие бал в том театре шаблонного абсурда, куда мы угодили.

Конечно, я предпочла бы одно из сочинений Камю или Гегеля. Только вот урок обратился бы мучением и для Кристы, и для меня: ей — из-за сложности восприятия, мне — из-за трудностей перевода. А вот эти романы, как я и думала, пришлись сокамернице по вкусу. Слушала она, затаив дыхание, а на сюжетные повороты реагировала с очаровательной непосредственностью.

Если в процессе пересказа я понимала, что не знаю перевода какого-то слова, оно тоже записывалось на пергамент. Работа предстояла титаническая — я запоминала убогую письменную транскрипцию кириллицей, но она зачастую не способна была передать всех тонкостей произношения. Большинство согласных, как и гласных, требовалось сглаживать и смягчать, но некоторые — нет: та же «р» выговаривалась вполне себе твёрдо. А со слуховой памятью у меня дела обстояли далеко не так хорошо, как со зрительной, — приходилось порой по нескольку раз повторять то или иное слово, прежде чем я выговаривала его правильно.

В конце концов Криста взмолилась о передышке, и мы всё же сыграли в шахматы. Сокамерница действительно играла отвратительно, в первой же партии попавшись в элементарную дебютную ловушку и проиграв на восьмом ходу. Другие две игры прошли не лучше, и, сдавшись, я позволила Кристе просто валяться на кровати, плача от тоски по своему принцу. М-да… кажется, ждать от её истории феминистических тенденций «спаси-себя-сама» не стоило.

Периодически сокамерница прерывалась; тогда меня удостаивали рассказами о том, как лихо она разоблачила заговорщиков при эльфийском дворе, и восторженными описаниями её прекрасного Дэна.

— Его все любят, все! — разглагольствовала Криста, промокая слёзы уголком подушки. — Он истинный принц, достойный наследник престола!

— Угу, — рассеянно согласилась я, изучая переведённые «Записки» и разбираясь в законах риджийского словообразования. Повезло, что риджийский ещё проще английского: падеж у существительных всегда один, даже притяжательного нет, а связь с другими словами достигается с помощью различных предлогов. У личных местоимений куча разных склонений, но их выучить несложно. Некоторые слова казались мне знакомыми, да и общий колорит напоминал языки из скандинавской группы… Даже жаль, что я никогда не задавалась целью стать полиглотом. Для моих нужд мне вполне хватало свободного владения английским, китайским и японским.

Неужели у риджийского действительно есть общие корни с каким-то из наших языков? Откуда?..

— Он и у отца своего любимчик! У Дэна есть младший брат, Фаник, он очень старается Дэну подражать, но слишком… мягкий, что ли? Мечом толком владеть не умеет, и вообще… Мне было так смешно, когда он решил за мной приударить, но и обижать не хотелось, ведь он милый…

…а, вот и любовный треугольник, который я угадала в первый день. Впрочем, два эльфийских принца — это скучно. По законам жанра скорее король дроу должен воспылать к Кристе запретной страстью, чтобы ей ещё пару книжек пришлось метаться, выбирая между милым заботливым светлым и опасным харизматичным тёмным.

Но у нас тут неправильная сказка, не забываем, — и я легче поверю в тайный роман между королём и колдуном, нежели в то, что этот король испытает к Кристе чувства теплее, чем к дворцовым крысам, если они тут есть.

–…и Повелитель не особо его любит, — сочувственно вздохнула Криста. — Зато Дэна обожает! — Это что же, у нас тут ещё и местные Боромир с Фарамиром имеются? Если кто-то и правда придумывал историю Кристы, умудрившись собрать столько клише, мне его жаль. — Он мне сказал как-то… да, Повелитель ко мне замечательно относится, и он одобряет, что я невеста Дэна! Пусть я простой человек, и не принцесса, и не из Риджии…

На этом я предпочла вернуться к обучению и отключить слух, пропуская дальнейшие излияния мимо ушей.

После ужина мы продолжили, и, ложась спать, я вспоминала содержание как очередных четырёх пергаментов, так и «Записок». Они представляли собой нечто вроде дневника, который в разное время вели разные люди. Сегодня я прочла записи, датированные шестисотыми годами второй эпохи Риджии; Криста сказала, что это было четыреста лет назад, ещё до войны. Как оказалось, тогда дроу жили не под горами, но всё равно предпочитали ночной образ жизни и поклонялись лунной богине Тунгх. Тёмная прохлада и сияние звёзд были им милее солнечного света. Эльфы же, как объяснила Криста, больше почитали бога Солира, воплощение солнца. Люди уважали веру коренных обитателей Риджии, но сами возносили молитвы Четверым — богам, олицетворявшим четыре стихии, — а о божествах лепреконов и иллюранди ничего известно доподлинно не было.

«Записки» вёл придворный маг дроу. Человек. Удивительно, но человеческие маги издавна прекрасно устраивались и среди эльфов, и среди дроу: магические возможности первых были весьма специфическими, в духе исцеления или управления растениями, а силы вторых ограничивались коварными колдовскими ловушками и особыми боевыми навыками. Только люди являлись магами в привычном смысле этого слова: черпали силы из природных стихий, могли изобретать боевые заклинания и создавать артефакты.

Неудивительно, что Тэйрант признал их право на существование.

Записки были призваны облегчить жизнь следующим придворным магам, которые в свою очередь обязались фиксировать своё пребывание у дроу в той же книге. Эпический труд в основном касался магических исследований, быта дроу и важных политических событий, например встречи Повелителей или торгового контракта с лепреконами. Чтиво было интересное, хотя к настоящему имело мало отношения; закончила я на моменте, как маг решил вернуться в земли людей, дабы коротать старость в обучении юных колдунов. Следующая запись велась уже другим почерком и, если верить Кристе, датировалась днём, с которого до Войны Пяти Народов оставалось пять лет. И правда, старый маг упоминал принца Тэйранта, наследника престола дроу: умного, обаятельного, красивого юношу, любознательного и не по годам сильного.

Грустно было знать, что после этот мальчуган развяжет войну…

Не удержавшись, я перелистнула несколько страниц, забежав вперёд.

И не удивилась, узнав, что имя нового придворного мага — Ильхт.

Следующий день прошёл почти так же, как и предыдущий. Сперва — беседа с Лодом, потом — изучение риджийского, чтение «Записок» и шахматы с самой собой.

Колдун сдержал обещание: Кристу действительно трогать не стали, а вот меня вызвали для следующего тет-а-тета. Поскольку с утра от моей простуды не осталось и следа, я мысленно приготовилась к неприятной процедуре с кристаллами… но Лод об этом даже не заикнулся. Всё ограничилось тем, что я на пальцах объясняла ему, что есть компьютер и интернет.

Получилось, по-моему, плохо, однако колдун всё равно остался доволен.

Наш разговор прервала его любовница. Вновь приветливо улыбнувшись мне (подумать только!), венценосная дроу бесцеремонным тычком под рёбра заставила Лода подняться с кресла, после чего оба удалились наверх. Тогда я вновь заняла свой наблюдательный пункт за шахматной доской, но до момента, когда у меня начало сводить желудок от голода, повторного появления голубков так и не дождалась.

Что ж, у нашего тюремщика есть слабость — и не воспользоваться ей при побеге будет грешно.

В спальне снова ждали тарелки, услужливо оставленные на столе, а после еды мы с Кристой вернулись к урокам риджийского. Пересказав сокамернице «Унесённых ветром» и пару романов Остин, я углубилась в чтение «Записок»… и тут, помимо кучи незнакомых слов, обнаружила кое-что интересное.

Ильхт из рода Миркрихэйр вёл записи не слишком часто. Складывалось ощущение, что у него есть более интересные занятия, и перерыв между заметками составлял порой по полгода. Но постоянно упоминался Тэйрант, юный принц дроу: он был ровесником Ильхта, прибывшего к дроу совсем мальчишкой, — обоим едва исполнилось семнадцать. А год спустя отец принца скончался, неудачно поохотившись на дракона, и в восемнадцать лет будущий Тэйрант Кровавый стал Повелителем дроу.

Чем дальше я читала, тем больше в записях сквозил дух будущего Ильхта Злобного. Ильхт восторгался красотой дроу, их привычками и обычаями. Он сетовал на то, что этот прекрасный народ не властвует над всей страной, а вынужден ютиться в предгорных землях. Он обвинял людей в том, что, давным-давно прибыв на чужую землю, они стали вырубать заповедные леса и теснить коренное население. Он понял, что люди — узурпаторы, навязавшие жителям Риджии свои правила и законы, а эльфы, дроу и лепреконы по доброте душевной позволили им это сделать.

Он потом убедил в том же пятьдесят шесть человеческих магов, и одна из них стала его женой.

Я так и не поняла, Тэйрант ли навязал ему свои взгляды, или до всего этого Ильхт додумался сам. Как бы там ни было, в семьсот пятьдесят первом году началась война, а записи стали появляться чаще.

И с этого момента от читаемого даже у меня волосы встали дыбом.

Просто и буднично Ильхт рассказывал о том, как сегодня дроу «очистили» очередной город. Сколько человек они с Тэйрантом убили во время той или иной бойни. Как «развлекались» с пленниками рядовые дроу — Ильхт не то чтобы одобрял такое поведение, но понимал, что надо давать солдатам развеяться.

А потом…

— Криста, как переводится слово «крага»? — не поднимая глаз, спросила я.

— Ошейник, — откликнулась девушка, скучающе вертевшая ручку в пальцах. — Записать?

— Да, будь добра.

Я продолжила продираться сквозь текст, уже догадываясь, о каких ошейниках собственного изобретения повествует Ильхт.

Поскольку Тэйрант и Ильхт не планировали уничтожать магов, они принялись искать иные методы борьбы с ними. Но магов проще убить, чем пленить. Чтобы они не доставляли неприятностей своим тюремщикам, нужно лишить их возможности колдовать, заблокировать их способности — и Ильхт нашёл способ. Он вывел невероятно сложную магическую формулу, сотворив те ошейники, что красовались на нас с Кристой; ошейники, не только блокировавшие магический дар, но и каравшие болью за попытку сопротивления. Непокорного пленника било нечто вроде электрического импульса, приводившего к параличу на несколько часов, после чего у большинства резко отпадало желание бунтовать. А при попытке снять ошейник в горло узника вонзались острые шипы: Ильхт с сожалением отмечал, что смерть недолгая, но достаточно мучительная, чтобы…

Не в силах читать дальше, я захлопнула книгу, — наконец осознав, о каком своём «предке» говорил Лод.

— Ты чего? — нахмурилась Криста, когда я встала из-за стола и прошла к постели.

— Хватит с меня на сегодня. Давай спать.

— Предыдущие дни до отключки сидела, — не унималась та. — И взгляд у тебя… Всё в порядке?

Всё же моя сокамерница куда более чуткая, чем могло показаться…

— В порядке, насколько это возможно, когда сидишь в плену у дроу. Но я устала. Надо давать себе отдых, иначе усвоение материала замедлится.

— Правильно, — закивала Криста, успокоившись. — А то ты и так на днях с больным горлом ходила. Перенапряжёшься, ещё разболеешься…

В другой момент меня, наверное, тронула бы забота в её голосе. Сейчас я просто легла, уставившись в потолок — и ощущая внутри лишь тревожную черноту.

…Лод не соврал. Он и вправду усовершенствовал ошейники. Управление пленниками стало куда более… мягким. И простым. Хочешь не хочешь, а всё равно сделаешь то, чего желает твой тюремщик — добровольно-принудительно. Да и попытка освободиться больше не приводила к моментальной гибели.

Только вот дела это особо не меняло.

Так мнимое милосердие колдуна и правда маска? Желание развлечься на свой лад? Может, и Ильхт был похож на своего потомка: приятным, улыбчивым снаружи, прятавшим гниль и чёрную сталь внутри?..

Криста устроилась рядом, блаженно зарывшись лицом в подушку, — и я сжала кулаки.

…бежать. Как можно скорее.

Потому что нельзя долго находиться рядом с тиграми, которые могут проголодаться в любой момент.

Примечания

16

Шахматная партия, разыгранная в Лондоне в 1851 году между Адольфом Андерсеном и Лионелем Кизерицким.