Мой покойный муж

Екатерина Бакулина, 2022

Меня выдали замуж двадцать три года назад, за человека, которого я даже не знала, будущего герцога Арраншира. Он не любил меня, я – его, но со временем мы смогли смириться с этим, привыкли. У каждого из нас давно своя жизнь.Но теперь моего мужа обвиняют в государственной измене, отправляют на плаху, а, значит, я тоже, как и наш сын, можем лишиться всего – титула, земли, друзей и денег. Нужно понять, как жить дальше.Теперь я останусь вдовой и… начнется новая жизнь.

Глава 1. О старых мужьях и молодых любовниках

— Тебе понравилось, моя розочка?

Нежные пальцы Патрика поглаживают мой бок. Нежно-нежно. Приятно, не могу не признать, Патрик знает, как доставить удовольствие женщине. Ноги только у него холодные. И когда он свои холодные пытается подсунуть под мои — погреться, меня аж передергивает. Но в остальном… вот как бочок мне поглаживает — просто чудесно.

— Ты просто жеребец, моя радость! — говорю я. — Это лучшая ночь в моей жизни!

Патрику нравится, когда его хвалят, аж распирает от гордости и удовольствия, светиться начинает. И стараться начинает, надо признать, втрое больше. Так что для меня похвалить его — сплошная польза.

Улыбается довольно… самодовольно, скорее, ну и пусть. Но глядит на меня с обожанием, и осторожненько, изящненько раскладывает мои локоны по подушке. Нравится ему. Ох, сколько сил приходится убивать, чтоб закрашивать в этих локонах седину и вовремя осветлять отросшие корни! Патрик седину не выносит. Молчит, конечно, но у него сразу губа брезгливо дергается. И тут уж… Как говорит Шибел: «Хочешь молодого любовника — терпи». Патрик на десять лет меня моложе. На одиннадцать. Но красавчик — просто невозможно! Пожалуй, самый красавчик из всех моих. Имею я право развлечься? Взрослая женщина, никому уже ничего не должна…

— Хочешь еще? — улыбается Патрик. — Или велеть им принести завтрак?

Я бы поспала, право слово! И спина болит после таких упражнений.

А Патрик уже второй рукой меня гладить полез. Жеребец! Чтоб его… Не зря я его соблазняла. И голубые глазки блестят так азартно. Он целует меня в шею… подбородок у него совсем не колется, Патрик вечером, перед тем как в постель лезть, брился и прихорашивался два часа, я аж ждать устала, думала, от скуки усну. Надо было и спать, а то сейчас с ним не поспишь…

А он уже…

— Леди Айлин! — вдруг крик дворецкого за дверью. Почти напуганный, но скорее возмущенный. — Миледи! Тут ваш муж!

И конский топот, возня, словно моего мужа кто-то пытается в спальню не пустить. Но не дворецкий точно, он бы не справился, и связываться бы не стал. Что там у него?

Какого черта? Мы ведь договорились.

А Патрика подбрасывает на кровати. Он в панике, почти в истерике. Попасть под горячую руку моему мужу в здравом уме не захотел бы никто.

С треском распахивается дверь. Этард на пороге. Здоровый как лось, взлохмаченный, красный, словно всю дорогу от Кетнаха он бежал.

Патрик уже истерично пытается влезть под кровать, спрятаться, но не успевает, только на коленки встает, голову под кровать почти засовывает, но задница его все равно видна.

— Ты! Как тебя? Глоссери! — рявкает Этард, пытаясь отдышаться. — Пошел вон отсюда!

Патрик подскакивает снова, отползает, затравленно оглядывается в поисках штанов, но они, если не изменяет память, валяются далеко у окна. Дико мечется, хватает одеяло, заворачивается. И это при том, что я без одеяла остаюсь совсем голая на кровати.

— Какого черта? — говорю я. — Нэт, что происходит?

Не спеша поднимаюсь, беру кружевной пеньюар, накидываю. Я свое не теряю. Да и остаться голой не очень боюсь, чего он не видел там… Подхожу к мужу ближе.

Он стоит, тяжело дышит, опираясь одной рукой о дверной косяк, навалившись. И правда бежал? Пот с него ручьем льет, лицо идет бордовыми пятнами, даже смотреть страшно, так, словно вот-вот удар хватит.

— Гони своего… сосунка… — почти через силу говорит он, дыхания не хватает. — Скоро здесь Гордан будет со своей сворой и… — сглатывает с усилием. — Короче, Айлин, твоя репутация должна сегодня быть кристально чиста. Гони пацана в задницу.

— Да как вы смеете! — пытается пискнуть Патрик, поняв, что убивать его не будут.

— Это мой дом! — рявкает Этард так, что стены трясутся. — Пошел вон!

Патрик что-то возмущенно бурчит под нос, но осторожно пятится, прикрывшись моим одеялом.

— Что-то случилось? — говорю я. Мне это не нравится.

С Этардом у нас давно друг к другу никаких претензий, никто не лезет в чужую жизнь, живем отдельно. Главное, совсем уж черту не переходить, в рамках приличий, и друг другу не мешать. Больше двадцати лет… сколько можно? Свой долг я давно исполнила, наследника родила, а больше не требуется.

— Меня обвиняют в государственной измене, я… — говорит Этард, переводит дыхание. — Сейчас, подожди, голова кружится.

Он опирается о стену второй рукой, руки трясутся, да и ноги тоже.

— Сядь, — говорю я.

— А, да… — соглашается он. И прямо так, в дверях, сползает на пол, садится, прислонившись к стене спиной. Почти со стоном.

— Ты бежал, что ли?

— Бежал, — соглашается он, ерошит волосы на макушке. — У меня лошадь сдохла… загнал… еще у Синего моста. Ну и… времени нет. Мне к вечеру в Кетнахе быть надо. Я думал, ты в Оване, а ты здесь… Ну и правильно, что так… — Вздыхает, смотрит на меня. — Слушай, к тебе скоро придут.

В Оване наш родовой замок, и крутить шашни с Патриком там не очень уместно, слишком на виду, поэтому тут.

Но все это не укладывается в голове. Я даже не понимаю, с чего начать укладывать…

Загнал лошадь, бежал… но это больше пяти миль! И в Кетнах опять?

Какая измена, черт возьми? Он всегда был предан Джону, как верный пес!

— Когда придут, мне сказать, что я тебя не видела? И не знаю, куда ты подался? Ты ведь бежишь от них?

— Нет, — он мотнул головой. — Я вернусь, они знают, что был. Скажи им, что ты ничего не знаешь и вообще со мной никаких дел. Хорошо? И Киту скажи…

Закрывает глаза, сидит неподвижно, прижавшись к стене затылком.

— У меня и правда с тобой никаких дел, тут даже врать не надо.

Я смотрю на него, пытаясь понять. Никаких. За последний год мы виделись дважды, и то мельком, на официальных приемах во дворце. Но Кит…

— Кит этого так не оставит.

Если Этарда обвинят в измене, то и Кит лишится всего, герцогом ему, скорее всего, не бывать… Черт. Этард, сукин сын! Да как он мог! Свинья! Ладно обо мне, но он не думает о сыне?

— Поговори с ним, Айлин! — Этард пытается подняться, но не дают ноги, не разгибаются. — Ты разумная женщина, все сделаешь правильно. Подпиши им все, и от тебя отстанут. Джон обещал мне не трогать вас с Китом, но только если вы сами откажетесь от меня. Прям откажетесь. Объясни Киту, что так будет лучше. Меня он не станет слушать, но ты постарайся! Он тебя слушает! Поговори с ним! Я хотел письмо написать, но лучше не надо. Езжай к нему сейчас, объясни, чтобы не лез. Пусть не лезет хотя бы, а там уж…

Выдохнул, с трудом поднялся, наконец, по стеночке. Нависая надо мной.

Здоров… я ему едва до плеча достаю, а за последние годы еще больше стал. Нет, с его образом жизни — если не на войне, то в чьей-то постели — особо пузо не отрастишь, но здоров как лось! Только седина на висках… от виска ползет тяжелая капля пота, оставляя грязную дорожку на щеке. Давно не бритая щетина во все стороны… Он проводит ладонью по лицу, еще больше размазывая… дорожной пыли на нем…

А Кит весь в отца.

Все это…

— Ты за этим бежал? — пытаюсь осознать я.

— Да, — он кивает, голос хриплый, совсем сел. — Айлин, ты езжай к нему сейчас, мне не успеть… да и не надо, чтобы я… Объясни ему, чтоб не лез. Сейчас, а то потом поздно! Не нужно ему меня защищать, это все правильно.

Он хмурится, раздуваются ноздри.

— Ты хотел предать Джона?

— Что? — Этард удивляется, смотрит на меня, потом кривится. — Да я с Майрет переспал.

— Что?! Да ты сдурел?!

С принцессой!

— Да, — Этард вздыхает. — Я сам дурак, сам влез, все понимал. Ты, главное, Киту объясни, что все правильно и за дело. Он за это отвечать точно не должен.

Не должен. Но куда от этого теперь деться? Если не жизнь, то вся карьера Кита полетит к чертям. И Джон теперь не захочет видеть его при дворе, а Кит… Как ему жить с этим?

— Да ты хоть понимаешь, что теперь будет?! — признаться, я и сама не понимаю, новость оглушила меня.

— Понимаю! — вдруг страшно рявкает Этард, хватает меня за плечи, рывком прижимает к стене. — Прекрати! Я все понимаю. Что сделано, того не воротишь. Главное понять, как поступить дальше.

Глаза прямо адским пламенем горят. Когда-то я его боялась. Еще бы не бояться, сейчас он — настоящее чудовище.

— А ты сбежишь…

— Да не сбегу я! — Он вздыхает, отпускает меня, даже отталкивается, делая шаг назад. — Я же сказал, мне нужно вернуться к вечеру. К ночи… Я очень постараюсь успеть. Думаю, пару часов мне Джон простит. Если вернусь, если все подпишу, то вас не тронут. Я уже подписал. Вы только не лезьте сами, а то Кит может… Он ведь горячий, как… Ты объясни ему, хорошо? — говорит тише и мягче, заглядывая мне в глаза. С усилием сглатывает. — Ладно, я, наверно, все сказал, что хотел. Мне пора.

Качнувшись, делает шаг к двери, ноги держат его плохо.

— Но если ты вернешься, тебя ведь… возьмут под арест?

Он фыркает невыносимо язвительно.

— Ты останешься вдовой, Айлин, — бросает через плечо, отвернувшись. — Замуж, что ль, выйди по-человечески… — вздыхает.

За измену казнят.

— Нэт! — теперь уже я хватаю его, разворачиваю к себе, пытаюсь развернуть, мне его не сдвинуть.

— Не надо, — просит он. — Ты присмотри за Китом. И потом, Айлин, не вздумай приходить ко мне… Прости, что все так…

Шумно втягивает носом воздух, отцепляет мои руки. Чуть тянется ко мне, наклоняется, даже кажется, сейчас он меня в лоб поцелует. Но нет. Просто отпускает. Отворачивается.

Я стою, смотрю, как он, шатаясь, уходит.

Все так безумно, что в ушах звенит.